Вероника Кларк не была святой, но каждое воскресенье ровно в 9 утра надевала кружевной воротничок и шла в церковь. Не из-за веры – скорее, из упрямства. Ее отец, Мартин, читал проповеди с кафедры, мать Моника пела в хоре, старший брат Сэмюэл, студент-юрист, цитировал Библию за завтраком, а восьмилетняя Синди верила, что ангелы спят у нее под кроватью. Вероника же приходила туда, чтобы доказать себе: она не потерялась в этом хоре идеальных голосов.
23:00. После вечеринки в честь школьного бала воздух пахнул опавшими листьями и подростковой свободой. Вероника, слегка захмелев от пары бокалов сладкого пунша, шла домой короткой дорогой – через парк, где фонари мигали, будто подмигивая темноте. На скамейке у дороги сидел человек. Седые виски, очки в тонкой оправе, черная ряса, сливающаяся с ночью. Он судорожно хватал ртом воздух, словто рыба, выброшенная на берег.
– Отец, вам помочь? – голос Вероники дрогнул. Ее учили: «Блаженны милостивые».
– Ингалятор… в машине, – прохрипел он, указывая на старый бежевый Volvo.
Она поддержала его под локоть. Ряса пахла ладаном и чем-то резким – лекарством? Антисептиком? Дверь автомобиля скрипнула, как вход в склеп.
– Спасибо, дитя мое, – голос священника внезапно стал гладким, как лезвие.
Прежде чем она успела обернуться, ладонь с тряпкой, пропитанной хлороформом, вжалась ей в лицо. Хриплый шепот прозвучал в ухо, словно из-под земли:
– Засыпай… Во имя Отца, Сына…
Тьма накрыла ее, тяжелая и беззвучная.
Стив Браун ненавидел тишину. В ней всегда звучал ее смех – Розалин, 17 лет, кудри цвета осенней листвы. Ее тело нашли в заброшенной часовне, с стихом из Екклесиаста на груди: «Всё имеет свой час… время умирать». Пресса окрестила убийцу «Пастырем». Десять лет спустя Стив всё так же видел эти заголовки во сне.
Теперь он стоял перед новым телом. Девочка. Школьная форма. На ладони – записка: «Блаженны нищие духом…».
– Он вернулся, – прошептал напарник, капитан Эдгар.
Стив сжал записку. «Пастырь» не ошибался. Но на этот раз он ошибется.
Стив Браун вошел в морг, где воздух пропитан формалином и чужой болью. На столе лежала девочка. Не Вероника Кларк – та все еще числилась пропавшей. Эта жертва была новым посланием. Шестнадцать лет, светлые волосы, заплетенные в косу, на шее – следы грубой веревки. Как и Розалин. Как и другие.
– Его почерк, – сказала патологоанатом Лиза Гаррет, снимая перчатки. – Но есть нюанс.
Она указала на ладонь жертвы. Кожа была аккуратно надрезана, а под ней – крошечный свиток пергамента с текстом: «Ибо возмездие за грех – смерть» (Римлянам 6:23).
– Пергамент? – Стив поднес находку к свету. – Раньше он оставлял записки из газет.
– Или это не он, – процедил Эдгар, изучая камеру наблюдения на мониторе. – Или «Пастырь» решил… обновить имидж.
Стив отвернулся. На стене морга пятно от кофе напоминало силуэт ангела. Или демона.
Тем временем Вероника очнулась в комнате без окон. Стены цвета запекшейся крови, на полу – разбитые свечи. В углу – икона Богородицы, глаза которой кто-то выколол. Ее руки были прикованы к железной кровати, а на груди лежала открытая Библия. Страница отмечена кровавым ногтем: «Не бойся ничего, что тебе надлежит претерпеть» (Откровение 2:10).
Шаги за дверью. Вероника зажмурилась, притворяясь спящей.
– Ты не молишься? – голос звучал мягко, почти отечески. – Странно. Твоя семья так усердно кланялась алтарю.
Она открыла глаза. Перед ней стоял «священник», но теперь без рясы – в простой рубашке и жилетке. В руке – нож с резной рукоятью в форме креста.
– Кто вы? – прошептала она.
– Судья, – он провел лезвием по странице Библии, оставляя царапину. – А ты – грешница. Твой отец проповедует смирение, но гордыня в его глазах горит ярче свечи. Ты же… ты просто бежала от него.
– Вы сумасшедший, – выдохнула Вероника.
Он рассмеялся, и звук этот напомнил ей скрип церковных дверей.
– Нет. Я – искупление.
В участке Стив разложил фотографии жертв. Все девушки 16-18 лет. Все из религиозных семей. Все исчезали после церковных мероприятий. Как Вероника.
– Новое тело найдено в подвале старой школы, – сказал Эдгар. – Там раньше была воскресная церковь.
Стив взял ключ-карту с места преступления. На ней – логотип нефтяной компании «Священный Источник».
– Проверь связь этой компании с церковью Вероники, – бросил он, уже набирая номер отца девушки, Мартина Кларка.
Голос в трубке дрожал:
– Она жива?
– Мы делаем всё возможное, – автоматически ответил Стив, глядя на фото Розалин. Всё возможное. Он ненавидел эту фразу.
В подвале «Пастырь» включил проектор. На стене замелькали кадры: Вероника на исповеди, ее брат Сэмюэл в баре с чужими девушками, мать Моника, прячущая бутылку виски в шкафу.
– Видишь? – он наклонился к Веронике. – Ваша вера – театр. А я… я ставлю спектакли правды.
– Зачем вам это? – она дергала наручники, кровь сочилась по запястьям.
– Потому что Бог молчит, – он выключил проектор. – А я – нет.