Муля Каракуля
Скуф и спорт
Лифт громыхнул и снова открыл двери. «Не успел», – обреченно подумал Михаил.
Он, конечно, слышал, как от подъездной двери жизнерадостный голос соседа Юрика требовал придержать лифт. Но после истории с походом за грибами (см. рассказ «Грибы») видеть Юрика не хотелось. Михаил до сих пор вздрагивал, если небо заслоняла какая-нибудь излишне густая крона или на детской площадке за ногу цеплялся случайный корешок.
Десяток грибов, которые Михаил тогда принёс домой, несколько дней невостребованно провели в том же ведре, с которым он ходил в лес, почернели и были торжественно вынесены на помойку супругой с её любимым выражением «А я говорила». Нет, вслух она ничего не сказала, но эту фразу за годы семейной жизни Михаил научился читать непосредственно с лица.
– Не слышал что ли? Кричу же, придержи двери, – потный Юрик протиснулся в лифт, прижимая к груди большую спортивную сумку.
Михаил демонстративно промолчал, нажимая на кнопку Юрикиного этажа.
– Обижаешься ещё, – догадался Юрик. – Зря! Ну вот зря. Я и сам, между прочим, от этих несчастных грибов пострадал. Во всём тот тип виноват, который нам место указал. Он же ещё точку геолокации нам скинул. Откуда только взял. Веришь, сам с ним не разговариваю.
Отвернувшись от соседа, Михаил молча изучал стену лифта.
– Мишань, ну ты долго будешь дуться? Может, мировую по маленькой?
– Слушай, Юр, с тобой из мировых разве что кризис можно организовать. Или ещё какой катаклизм. Ты сам что, не видишь – мы с тобой что ни запилим, на выходе всегда катастрофа получается? Думаю, если бы мы пошли сейчас по маленькой выпить, обратно б не вернулись. Или вернулись бы, но не скоро. Или скоро, но не целиком. Я тебе серьёзно говорю, мне жить хочется долго и, по возможности, счастливо. Поэтому давай без этой вот всей неформальщины. Ты мне сосед и я тебе сосед. Ты мне «доброе утро», я тебе «хорошего вечера». Я даже тебе топать разрешаю над моей головой. Ровно до двадцати двух ноль-ноль. Вот такой я отличный сосед. Но больше ничего, никаких историй, никаких идей. Подвинься, я выхожу, мой этаж.
– Я с тобой, Мишань, раз такой серьёзный разговор, – с сумкой наперевес Юрик, пыхтя, выбрался из лифта на лестничную площадку. – Ну какая там катастрофа, Мих, с грибами этими, откуда драма? Подумаешь, погуляли денёк на свежем воздухе и всё. У нас не тайга, медведей нету. А жить и я хочу долго, к спорту вот потянулся, – Юрик легонько постучал по большой спортивной сумке. – Езжу по субботам с ночёвкой на базу отдыха, в баскетбол играем. Фитнес там, упражнения всякие. Хотел тебя тоже приобщить, но ты трубки не берёшь. Там, знаешь, кайф какой, простор, воздух. Поактивничаем и в баньку. Потом посиделки за самоваром, водочка холодная под шашлычок. И народ хороший подобрался, мужички весёлые, девчонки симпотные.
– Что за девчонки ещё? – сурово прервал рассказ женский голос. Михаил так Юрика заслушался, даже рот открыл, что не заметил, как в дверях его квартиры, грозно сдвинув брови под бигудями, возникла родная Михаилова супруга Мария.
– Девчонки, говорю, у нас с Мишей такие симпотные, повезло нам, – нашёлся мгновенно Юрик. – Что ты, Машка, что Танька моя – и умницы, и красавицы, – он ловко сдвинул под мышку свою гигантскую сумку, пододвигаясь к Марии в попытке её приобнять.
Мария спряталась подальше за дверь, оставив снаружи только голову с бигудёй на чёлке и одно плечо.
– У нас то с Мишей девчонки хоть куда, – Юрик повернулся к Михаилу, – а вот у вас с моей Танькой мужички то не очень.
На этой фразе Маша тоже посмотрела на Михаила, оставшегося стоять посреди лестничной площадки. От неожиданности Михаил выпрямился и попытался подобать живот, туго обтянутый старой толстовкой. Положение осложнялось двумя факторами.
Во-первых, толстовка в последнее время стала маловата, но избавиться от неё Михаилу не позволяли природные бережливость и оптимизм. Было жаль хорошую вещь, и он всё ещё надеялся на восстановление былой спортивной формы.
А во-вторых, всего час назад Михаил плотно пообедал домашними пельменями, заботливо налепленными любимой супругой. Теперь при попытке втянуть живот пельмени издавали невнятное ворчание, как старый сторожевой пёс, заслышавший запоздалого прохожего.
– Я не согласен, – сказал Михаил, отпуская живот на волю.
– Надеюсь, не с тем, что мы с Таней умницы и красавицы? – подозрительно спросила жена.
– Тут претензий нет, – поспешно согласился Михаил. Не хватало ещё на ровном месте нарваться на семейный скандал. – Но ведь и мы у вас о-го-го, добры молодцы! – он гордо выпятил грудь, складывая впереди руки в замок, чтобы живот не так выделялся.
Судя по недоверчивому взгляду жены, манёвр не удался. Тут ещё Юрик масла в огонь подливает:
– Может и о-го-го, только насчёт молодца не факт, не факт. Как сказала бы современная молодежь, был добрый молодец, стал унылый скуф. Скуфно живёшь, Мишань, – он довольно заржал над своим каламбуром. Самому Юрику годы веса не прибавляли. Татьянина стряпня сгорала в топке его неуемного темперамента.
Вот свин, обиделся про себя Михаил. Он был мужчиной продвинутым, не мамонт какой-нибудь, и про скуфа читал. Правда представлял его толстым масляным дядькой, ничего общего с ним, Михаилом, не имеющим.
И тут Мишина жена совершила непоправимое, такое предательство, что можно сказать, чуть семью не разрушила. Хоть и уверяла потом, что ничего такого в виду не имела, кашлянула просто неожиданно или чихнула, но факт был налицо. В наступившей тишине Мария вполне отчётливо хихикнула. Усиленный подъездной акустикой смешок прокатился по лестницам, отскочил от глянцевых стен и замер эхом на верхних этажах.
