Мусагит Хабибуллин
Атилла
III
Надо отдать ему должное, Бахрам-бек был храбрым воином. При Сармат-хане он не раз успешно воевал с готами и аланами. Это укрепило доверие Сармат-хана к сыну шахиншаха. Из военных походов Бахрам-бек никогда не возвращался с пустыми руками. С королём Германарихом, охранявшим римские пределы, он не раз встречался в бою лицом к лицу. Подарки, которые привозил Бахрам-бек, Сафура-бике принимала с удовольствием.
Супруги нередко уединялись в степи, пропадали там неделю, кормясь рыбой, выловленной в озёрах, и охотой на дичь. Потом Бахрам-бек обычно уходил в очередной поход. Сафура-бике знала, что он устраивал набеги на слабые племена и грабил их, но делала вид, что ни о чём не догадывается.
И сейчас, усмирив непокорных аланов, он собирал с них дань, когда стало известно, что неподалёку действует король Германарих, разгромивший когда-то Даут-хана из племени унуков. Людей Даут-хана он угнал в Ольвию и продал в рабство. Сарматские воины, давние враги работорговца, узнав об этом, пришли в ярость. Менбаши с езбашами стали просить бека отомстить Германариху за соседей-унуков. Зная, что Сафура-бике одобрит его, Бахрам-бек согласился. К тому же в случае удачи он мог поживиться богатой добычей. Сказано – сделано. Бахрам-бек отправил лазутчиков на дорогу, по которой должен был пройти Германарих, чтобы подыскали подходящее место для засады. Лазутчики вскоре вернулись. Они нашли прекрасное место, где дорога, идущая вдоль горных отрогов, пересекалась ущельем. Посередине ущелья родник, а с двух сторон густой лес. Ближе к ручью Бахрам разместил метких воинов с копьями, с двух сторон укрылись лучники. Сам он вместе с быстрыми всадниками спрятался в лесу. Готов ждали два дня. Терпение уже покидало бека, когда на третий день лазутчики наконец донесли: Германарих приближается с огромным обозом, в котором должно быть много добра, а также золота, вырученного от продажи людей Даут-хана в рабство. Бахрам сперва заколебался, зная, что сил у него не так уж и много, чтобы справиться с таким противником. Однако видя, как решительно настроены его военачальники, успокоился. Сарматские воины так же храбры в бою, как белые тюрки. Сколько раз ходил он с ними в походы и всегда одерживал победы. Ему и сегодня должно повезти, как бы много ни было у Германариха людей, потому что место для атаки найдено подходящее. Правда, у него только конные воины (сарматы, как и унуки, воюют верхом), но, когда надо, они оставляют лошадей на полянах и, укрывшись за деревьями или скалами, метко стреляют из лука. У короля Германариха же в основном пехота. Готы не умеют сражаться верхом, зато у них есть длинные копья, на которые они поднимают даже лошадей. Так что в первую очередь надо будет убрать этих опасных копьеносцев. Это сделают лучники. На стороне сарматов было ещё одно преимущество: Германарих не ждёт их. На это и рассчитывал Бахрам-бек. Готы – свирепые воины. Если кто-то из них терял в бою копьё или щит, должен был на виду у прочих ратников броситься на врага с голыми руками – пусть видят всё: смерть ему нипочём. У сарматов такого дикого обычая нет, но они тоже никогда не покидают поле боя. Во всяком случае Бахрам-бек такого не видел.
Он отомстит Германариху за Даут-хана, а заодно обрадует Сафуру, отец которой завещал ему проучить готского короля за вероломство. Сармат-хан несколько раз заключал с Германарихом мир, однако тот неизменно нарушал их договор.
Всё было готово к тому, чтобы взять готов в кольцо и отрезать им путь к бегству. Единственно, куда они могли бы податься, был лес, а там их ожидали лучники. Нет, на этот раз от них не уйдёт ни один готский воин и сам Германарих в том числе. Он возьмёт короля в плен и доставит к своей Сафуре-бике в клетке, как это делают сами готы.
События развивались точно так, как и ожидал Бахрам-бек. Солнце только всходило, когда на повороте показались копьеносцы Германариха. Сарматские лучники, затаившиеся за деревьями, пропустили их вперёд. Ничего не подозревающие готы шли не спеша. За копьеносцами показался обоз. Его сопровождали лучники – пешие легионеры. Посередине в коляске на рессорах ехали сам король, его жена и дети. Готы спокойны, ведь они на территории Римской империи. Кто осмелится нарушить границы великого Рима!
Когда разрисованная коляска проехала мимо, лучники засыпали колонну стрелами. Копьеносцы были повержены. Воины, следовавшие за обозом, от неожиданности в панике побежали кто куда. Однако стрелы сарматов настигали их. Когда идущие впереди упали на дорогу, волы, тащившие обоз, остановились. Король Германарих, желая понять, что происходит, сошёл на землю. Держа в руке меч, он стал оглядываться по сторонам, но не увидел никого. Телохранители обступили его со всех сторон. Жена, дочка и сын Германариха бросились к нему, ища спасения. Среди возниц также поднялся переполох. Пришлось стрелять в тех, кто метался с перепугу больше других. Седой, сутуловатый Германарих стоял перед сотней убитых воинов, а враг всё не показывался. Тут из ущелья на белом коне выехал Бахрам-бек. Вслед за ним с луками наизготовку двинулись сотни стрелков. Налёт был столь стремительным, что человек на белом коне показался Германариху, не успевшему опомниться, божеством, сошедшим с небес. Он был очень стар и плохо видел. Он ещё раз окинул подслеповатыми глазами перебитых воинов, лежавших вокруг. Могущественный король готов, побывавший за долгую жизнь во многих военных переделках, всякий раз торжествуя победу, собравший под своей властью немало народов, продавший работорговцам несчётное множество людей, стоял потерянный, жалкий. Теперь он сам был пленником. Бахрам-бек стал приближаться к нему. Германарих никогда ранее не видел бека, зато помнил коня, на котором ездил Сармат-хан. Выходит, он в руках ханского бахадира. Ему было известно, что зятем Сармат-хана стал шахзада Бахрам, сын шахиншаха Ирана. Ещё при жизни хана этот шахзада мечтал стать главой племени. Как видно, своего добился, даже конь под ним ханский. Разобравшись, что к чему, король пришёл в себя и воткнул свой меч в землю. Это означало, что он признаёт себя пленником. Однако воины, стоявшие за его спиной, не были согласны с этим и окружили Германариха. Перестрелка возобновилась. Защитников короля становилось всё меньше. Бахрам-бек поднял саблю.
– Стойте, сарматы, остановитесь!
Готы снова взяли семью короля в кольцо. Тут женщина, растолкав воинов, внезапно бросилась бежать к лесу. Голубая лента в волосах её развевалась по ветру, из-под подола сверкали ноги. Лучник из окружения бека выстрелил. Стрела вонзилась беглянке в спину. Она остановилась и медленно упала на землю. Стрелок снова натянул тетиву и направил стрелу на телохранителей короля.
– Ты слишком торопишься, – остановил его Бахрам-бек. – Не надо было стрелять в женщину. Король и дети должны остаться живыми.
Телохранители прикрыли консула с детьми щитами и бросились на сарматов. Однако бой не был равным: готы полегли, не успев добежать до врага.
– Вставай, король, – сказал Бахрам-бек, подъехав к пленнику. – Ты ведь не мышь. Только мыши прячутся под листьями.
Германарих поднялся. Седые волосы его были растрёпаны. Детей он прижимал к себе.
– Не подходи близко, бахадир! – сказал он на чистейшем персидском языке. – Я два года был в плену у твоего отца. Ты ведь не станешь проливать кровь короля?
– Хорошо, только у меня есть условие.
– Какое условие, бахадир?
– Детей ты отдашь мне.
Германарих неожиданно выхватил из сапога кинжал.
– Они умрут вместе со мной!
Сарматы вскинули луки. Бахрам-бек снова поднял руку.
– Дети ни в чём не виноваты, король.
– Ещё один шаг, бахадир, ещё один шаг, и я собственной рукой порешу их.
– Я сохраню тебе жизнь, если передашь детей мне.
– Ты клянёшься, бахадир?
– Клянусь.
Жён у Германариха было много. Он никогда не брал их с собой. В этот раз король отправился за данью к князю венедов Божу. Дочь Божа с детьми поехала с ним, желая побывать в родных краях и повидать близких. Германарих был суров с жёнами, однако просьбе венедки уступил. К детям своим Германарих относился не лучше. Известно, что он избил и выгнал из города собственного сына Гунитара. Его не волновало, что стало с несчастным, потому что сыновей и внуков у него было множество. Если бы его спросили, сколько у него жён, он не смог бы ответить. Они волновали его слишком мало. Даже с юными жёнами Германарих был груб и нетерпим. Сердце старого короля не знало жалости. Услышав, что получит свободу, он подтолкнул детей к беку.
– Мы ещё встретимся, бахадир! – сказал старик и, опершись на двоих легкораненых телохранителей, пошёл к коляске.
К удивлению Бахрам-бека, никто из детей не побежал за отцом. Они покорно стояли и смотрели вслед удаляющейся коляске. Стрелок Бахрам-бека вставил стрелу в тетиву и посмотрел на хозяина. Ему не понравилась угроза короля. Но Бахрам-бек сказал:
– Оставь. Пусть уезжает.
– Мой бек, разреши всё же догнать злодея и отправить в ад.
– Ты прав, мой мерген, в аду ему самое место. Но я отпустил его на свободу и дал слово. Я, зять Сармат-хана, глава племени. Это опозорило бы память моего тестя. У меня к тебе, мерген, такое дело: достойно похорони жену короля, которую ты убил.
– Я не хотел убивать. Я и сам не заметил, как выстрелил.
– Но ведь выстрелил, – сказал Бахрам-бек и поехал прочь.
Были и пленные. Бахрам-бек оглядел легионеров и вдруг на глазах изумлённых сарматов отпустил всех на волю.
Детей он поручил жрецу Шахрай-атакаю.
Непобедимый король Германарих на этот раз бежал с позором, бросив на поле боя своих павших воинов и даже не взглянув в сторону жены. Убитых готов земле предали сарматы. В путь они тронулись лишь через три дня, прихватив обозы.
IV
О месте расположения Бахрам-бека Конбаш-атакаю удалось выяснить лишь через три дня и три ночи, которые он провёл в пути, меняя лошадей. Его сопровождали два телохранителя. Хотя он и не был трусом, всё же осторожность в степи никогда не мешала. Они приближались к реке Эрак, где обитали дикие венеды. Известно, что пленников они уводят в лес и там приносят в жертву своему деревянному идолу. Король Германарих сумел обуздать это буйное племя, однако оно по-прежнему продолжало поклоняться своему божеству и не упускало случая показать, что подчиняться никому не желает. Германарих переловил и продал в рабство немало венедов, а всё же меньше этих дикарей не становилось, даже наоборот, казалось, число их лишь увеличивалось.
Через неделю в верховьях Эрака Конбаш-атакай заметил стан и поспешил туда. Пересекли ручей, из зарослей тальника выехали на поляну и увидели сарматов. Радости путников не было границ, но их тут же окликнули стражники.
– Стойте! Вы к кому? Кто такие? – спросил один из них, похоже, унбаш.
– Я Конбаш, атакай унуков. Меня Даян-атакай к Бахрам-беку послал.
Услышав имя Даян-атакая, стражники переглянулись и пропустили их.
– Интересно, что за радостную весть доставил атакай от прекрасной нашей бике, – заметил унбаш, – уж не родила ли она?
– Родила, унбаш, ты прав, родила мальчика, – ответил старик, обернувшись в седле.
– Эко диво! Бахрам-бек везёт ей ещё одного сына, атакай. Ай, стой, стой! – спохватился унбаш, – я же в карауле, это я должен доложить беку новость. Говори правду, с чем прибыл? Коль плохая весть – голова с плеч, а если хорошая – обласкан будешь. Бек наш, атакай, теперь богач, каких на свете нет. Всё добро Германариха загрёб! Только, атакай, предупреждаю, об унуках беку ни слова. Не любит он унуков, и Мангук-хана в том числе.
– Ладно, унбаш, сделаю, как ты велишь.
– Да ладно, не больно-то задирайся, атакай, – сказал тот, уловив насмешку. – Мы тут тоже не лыком шиты, сарматами зовут нас.
– Да я ведь тоже сармат, унбаш.
– Ну коли сармат, ступай своей дорогой, старик. И новость свою доложишь сам. Только знай, сарматы врать не любят. У нас и деды, и бабки такими были. Я не слепой, старик, вижу, что слева и справа от тебя два унука. Слыхал я, атакай, что унуки всех своих баб китайцам оставили. Так ли это?
– Так, унбаш, так. Только ты уж не держи меня больше.
– А эти, охранники твои, что же, девушек себе выпрашивать прибыли?
– Как ты догадлив, унбаш. Так и есть, да только не к тебе, а к беку.
– А всё же Шимбай-хан ваш славный был воин. Мы с ним как-то короля Германариха вместе лупили. И теперь ему от нас здорово досталось! Вот только бек наш не стал брать его в плен, отпустил, великодушие своё выказал.
– Ты тоже будь великодушен, унбаш, отпусти нас.
– Да я и не держу тебя, старик, удачи тебе. Бек счастлив, два ребёнка у него теперь.
– Что за дети?
– У Германариха отнял. Бек детей получил, а король за это – свободу.
– Не горюй, унбаш, говорят, жён у Германариха – хоть пруд пруди. Небось, не осиротеет.
– Прости, старик, что задержал тебя.
– Вот наглец! – проговорил Конбаш-атакай, отъехав. – То ли не в своём уме унбаш этот, то ли уж и в самом деле никого не боится?
– В семье не без урода, атакай, – отозвался один из телохранителей, направляя коня к шатру Бахрам-бека.
Возле шатра звенел, прыгая по камням, ручей. Голубой шатёр был виден издалека. Не доезжая до него, Конбаш-атакай спешился, а охранники взяли его коня под уздцы. Старик опустился на колено и обратился к Тангрэ: «Помоги мне, Всемогущий!» и лишь потом зашагал дальше. Из шатра показался Бахрам-бек. На нём была рубаха жёлтого шёлка. Увидев старика, он пошёл навстречу. Конбаш-атакай припал перед ним на одно колено.
– Здоров ли ты, великий бек сарматов Бахрам?
– Встань, встань, атакай, не подобает тебе. Проходи в шатёр. – Говоря так, бек посадил старика на подушку. – Если бы Сармат-хан был жив, атакай, он встретил бы тебя точно так же. У нас, персов, так говорят: любовь нельзя приковать цепями, лишь уважением да почестями она жива.
– А у нас говорят: стрела, выпущенная храбрецом, пусть летит прямо на врага, а стрела врага пусть поразит его самого, доблестный бек Бахрам. Думаю, отец твой шахиншах Едигер мудро поступил, заключив с Сармат-ханом мирный договор и отправив тебя сюда, храбрый бек.
– И отец, и я, атакай, оказались в выигрыше. Я счастлив, женился на дочери Сармат-хана Сафуре.
Слуга подал старику чашу с кумысом. Конбаш-атакай потянулся за ней, привстав, и не отрываясь, выпил до дна.
– Но бике, храбрый бек, оказалась бездетной.
– Я, атакай, подарил ей сына. Теперь везу ещё одного. Всё будет хорошо, атакай.
В шатёр сзади вошёл жрец Шахрай и молча сел в сторонке на обрубок дерева. На нём был чёрный чекмень с откинутым на спину башлыком. При виде его Конбаш-атакай приподнялся, приложив руку к груди.
– Садись, садись, атакай. Шахрай-атакай – мой духовный отец, – сказал Бахрам-бек, не глядя на вошедшего. – Огнепоклонников я уважаю и от вашего Тангрэ отказываться не собираюсь. Под небом всем места хватает, у всякого народа своё божество, вот только людям на земле почему-то тесно. Меня это очень сердит, атакай. Каждый народ своего бога хвалит, возносит до небес, только в нём видит смысл жизни. А кое-кто, всё позабыв, бежит прочь к чужим. Вождь аланов, которых я завоевал, с горсткой своих людей сбежал в Византию, к императору нанялся. Удирал от меня, как от чумы, угнаться невозможно было. А если бы я поймал его, в огонь швырнул бы.
– Храбрый бек, уважаемый шахзада, думаю, тебе надо бы как-то иначе радовать свою прекрасную бике.
– Она не обидится на меня, атакай, ведь я на неё не обижаюсь и никогда не унижу её. Мне доложили, атакай, что Сафура-бике с ханом унуков Мангуком сейчас в степи. Это значит, что бике вспомнила свою юность. Сарматы спокойно смотрят на такой грех, атакай, а у нас, в Персии, за подобные дела женщину ждало бы суровое наказание. У вас не ломают женщине крылья. Да и стоит ли? К чему осложнять жизнь? Она и без того полна трудностей и опасностей. Не сегодня-завтра нас начнут теснить римляне. А китайцы, слышно, уже наложили лапу на некоторые племена белых тюрков. Очередь дойдёт не только до сарматов, но и до унуков, которые считаются сильным племенем. Такая судьба не минует никого.
– Я понял, куда ты клонишь. Мы, объединившись с сарматами, пойдём на поклон к отцу твоему Едигеру. Так, шахзада, храбрый бек Бахрам?
– Отец теперь ссорится с жрецами-огнепоклонниками. Те народ баламутят. Думаю, ему не до нас, атакай.
Шахрай, сидевший до сих пор молча, покашлял, явно собираясь вступить в разговор, но Бахрам-бек снова оставил его без внимания.
– А ты совершенно прав, храбрый Бахрам-бек. Когда родная земля в опасности, не стоит ссориться из-за женщин и бряцать по такому поводу оружием, – сказал Конбаш-атакай, так же пропуская покашливания Шахрая мимо ушей.
– Верно, атакай, мы теперь должны быть вместе, протянуть друг другу руки.
– Вот, вот! С этим-то я и явился к тебе, храбрый бек Бахрам. Мангук-хан прибыл к сарматам не только за девушками, он с тобой говорить хотел.
В шатёр неожиданно вошли, держась за руки, дети Германариха. Жрец Шахрай посадил их по обе стороны от себя. После этого бек наконец кивнул Шахраю, разрешая говорить. Но тот не успел и рта раскрыть, как в шатёр стремительно вошёл перс, одетый, как и Шахрай, во всё чёрное. Не задерживаясь на пороге, он прошёл к беку и упал перед ним на колени. Шахзада молча носком сапога указал ему место в стороне. Не успел тот переместиться, как в палате появился ещё один человек – гонец Сафуры-бике. Он прошёл к беку и опустился на одно колено.
– Ну, и что за радость собирается сообщить мне гонец прекрасной моей бике? – поинтересовался Бахрам-бек с усмешкой.
– Бахрам-бек, я не смею сказать, только дочь Сармат-хана, прекрасная бике…
– Так что же стряслось с дочкой Сармат-хана, прекрасной бике? – спросил Бахрам-бек, вставая.
– С ней ничего не случилось, бике жива и здорова, вот только…
– Что только? Уж не утонула ли прекрасная бике?
– Нет, не утонула, мой бек. Прекрасная бике, дочь хана Сармата, ушла вместе с Мангук-ханом за Итиль…
Бахрам-бек резко сел на место и, опершись локтями о колена, обхватил голову руками. Все молча наблюдали за ним. Но вот бек встал, обвёл всех, кто был в шатре, глазами и остановил взгляд на белокурой девочке короля Германариха. Та простодушно улыбнулась ему. Улыбка ребёнка успокоила бека, и он снова сел.
– Ну а ты с чем пожаловал от отца, какую неприятность принёс мне? – спросил он перса, стоявшего, согнув спину, на коленях.
– Я к тебе, Бахрам-шахзада, с хорошей вестью: отец зовёт тебя домой.
– Домой?! Когда?
– Как можно скорее, шахзада. Отец твой попал в трудное положение, – персидский гонец покосился на Шахрая.
– Сначала я поеду к Сафуре-бике, – проговорил Бахрам-бек, ни к кому не обращаясь. – Отвезу ей сына, вот этого Баланбира. А там подумаем, что делать. Ты слышишь меня, атакай?
– Слышу, слышу, шахзада, – сказал Шахрай, которому так и не удалось сказать ни слова. – Не волнуйся, шахзада, прекрасная бике встретит тебя у себя дома.
– Если Всевышнему будет угодно, так оно и будет. А теперь уходите, уходите все. Хочу остаться один. Завтра с раннего утра – в дорогу!..
V
К отцу Бахрам-бек не поехал. Он вернулся в стан сарматов. Увидев белокурого мальчика, Сафура-бике пришла в восторг. Перед ней стоял малыш, точно такой, о каком она мечтала. Ребёнок сразу же показался ей таким родным, таким милым!..
– Это сын твой, Сафура-бике, – сказал Бахрам-бек, улыбаясь. Он видел, что угодил жене, и глаза его светились радостью. Бике потянулась к ребёнку. Хотела взять на руки, но мальчик побежал к такой же, как он сам, белокурой девочке-подростку, которая тихо стояла в сторонке. Бике не дала ему уйти, схватила за руку. Не обращая внимания на вопли ребёнка, понесла его к себе. Остановившись, спросила мужа:
– Как зовут ребёнка?
– Король Германарих сказал, что зовут его Баланбир.
– Он что же, сын Германариха?
– Да, бике, от жены-венедки. Мать погибла. Я забрал у него детей, а самого отпустил.
Сафура-бике удивлённо посмотрела на мужа, но расспрашивать не стала. Белокурую девочку, очень похожую на малыша, Бахрам-бек повёл к себе. Сафура-бике никогда не ревновала мужа, он был ей безразличен, но теперь ей стало обидно, что бек не предложил девочку ей, как делал раньше. Он отнял у неё хорошенькую игрушку, по праву принадлежавшую ей.
– Имя мальчика вовсе не Баланбир, – сердито сказала она, – для меня он будет Баламбиром!
– Ладно, бике, будь по-твоему, – согласился Бахрам-бек и скрылся в своей юрте.
Баламбира своего Сафура-бике решила воспитывать только сама. А к сыну Бахрам-бека от персиянки она так и не смогла привязаться. Вроде бы тоже ребёнок, а душа к нему не лежала. Любимца своего она не позволяла старухе забирать к себе и всюду водила мальчика с собой, никогда не расставалась с ним. Ребёнок тоже привязался к ней и стал называть мамой.
Первого мальчика назвали Бахрамом. Бике спросила как-то мужа:
– Почему ты дал ему своё имя?
– Так он же сын мой, – невозмутимо пояснил Бахрам-бек.
– Верно, твой, но ведь я как-никак мать ему, пусть даже мачеха. Не мешало бы меня спросить.
– Извини, но это была просьба моего отца. Он всё равно – твой сын. Их у тебя два.
– Нет, Бахрам-бек, один у меня сын – Баламбир, – ответила Сафура-бике.
Бахрам-бек не стал возражать, только рукой махнул: время придёт, и всё будет, как он решит, потому что шахиншахом, по законам персов, может стать только тот, кто рождён от шаха. А Баламбир – это всего лишь найдёныш, подобранный на дороге. Так думал Бахрам-бек и усмехался в усы, глядя, как вьётся Сафура-бике над своим «сыночком». Она заметила его усмешку и, взяв Баламбира на руки, сказала сердито:
– Противный всё же ты человек, Бахрам, противный! – и поджала губы.
Не думала Сафура-бике, что слова её заденут Бахрама за живое. На щеках бека заиграли желваки, но он сдержался. Что скажешь необузданной женщине?! Он повернулся и ушёл к себе.
В юрте бек подошёл к белокурой девочке, встал перед ней на колени и, повесив голову на грудь, заплакал. Он плакал молча, как умеют плакать мужчины. Девочка обвила его голову руками, положила к себе на колени. И странное дело, её сочувствие успокоило его. Девочка тихонько провела рукой по его волосам. Много повидал Бахрам-бек за свою жизнь – видел, как рушились горы, как падали с коней поражённые стрелами мужчины. Казалось бы, сердце должно ожесточиться, окаменеть от всего этого, но стоило ребёнку прикоснуться к нему, как произошло чудо. Первое, что пришло ему в голову, была мысль: «Нет, я не одинок!» И это придало ему силы.