– Эй, ребята!
БУМ-БУМ.
– Ребя-а-та!
БУМ.
Я выполз из сна, как зомби из гроба: руки вытянуты, во рту полно слюны, глаза красные.
– Штозашорт?
– НАРО-ОД!
БУМ-БУМ.
От ударов в дверь у меня началось отчаянное сердцебиение: видимо, моему организму трудно раскачаться, ведь он рассчитывал еще долго пребывать в покое… Я глянул на будильник на ночном столике.
Ничего себе! Три часа ночи?!
– Народ!! Да откройте же, будьте вы неладны, черт побери!
«Знаешь, а мне это все надоело», – расслышал я воркотню Скёля. Мой мозг послал сигнал тревоги, тело, еще спящее, получило заряд адреналина раньше, чем я понял почему.
Скёль злится? Он сейчас что-то натворит… Я убедился в этом, когда он в виде раскаленного шара прорвался в комнату сквозь дверь, оставив на ней неприятную обгорелую метку.
«ВСТАТЬ!» – заорал он, утроив уровень звука.
Я стукнулся о стенку головой и стал растирать ушибленное место.
– Ты спятил, что ли? – взвился я. – Что это…
– Что ты творишь? – подключился Жоэль. – Э-э-э… у Эйр все в порядке?
Он паникует из-за появления Скёля; я паникую, глядя на дверь и думая, во что нам обойдется ее ремонт во внеурочное время.
– У Эйр все хорошо, – заявила она сама из-за двери. – Вы откроете раньше, чем я разбужу весь коридор?
Колен – ему до двери ближе всех – выскользнул из-под своей перины, чтобы впустить нашу подружку. В смятой футболке, с всклокоченными волосами, еще не продрав глаза после сна, он приветствует волчицу, застывшую на пороге.
– Я знал, что ты передумаешь, – бормочет он с чарующей улыбкой.
– Отстань, – рявкает она, оттолкнув его.
Он хихикнул, зевнул и, кажется, смутился.
– Да что же стряслось, Эйр? – спросил Жоэль, спрыгнув с кровати.
Я прекратил попытки размять шишку, которая выскочила у меня на голове, и взялся за замшевую салфетку, чтобы протереть очки.
Кальцифер, угадав мое намерение, приклеился к культе моей отсутствующей руки и принял форму маленького зажима, в который я вложил дужку очков.
– У Ханоко проблема.
Я застыл: проблема у Ханоко – значит, проблема у Прюн.
Мы не стали тратить время на расспросы и выбежали следом за Эйр в коридор; наши босые ноги звонко шлепали по ледяным плиткам пола. Перебирая мысленно сотни возможных сценариев, я ощутил во рту вкус желчи. Ханоко взорвала стену. Она подожгла кровать огрицы. Она выпустила из комнаты весь кислород. Она…
Я сразу успокоился, завидев впереди громадный силуэт Прюн; она стояла в ярко-желтой пижаме, прислонившись к стене коридора напротив своей комнаты.
– Как ты? – спросил я, подойдя к ней.
Она скривилась, но буркнула что-то успокаивающее.
– Проблема не у Прюн, – раздраженно вмешалась Эйр.
– А у кого же?
Волчица и Прюн с изумительной синхронностью указали пальцем на распахнутую дверь комнаты огрицы. Там была Ханоко. Волосы растрепаны, пижама колышется, как лепестки анемоны. В таком виде инугами парила в воздухе.
– Что это за ерунда?! – возмутился Жоэль.
– Чего ты ко мне пристал? – парировала Эйр. – Знай я хоть что-то, разве я пошла бы за вами?
– Она такую штуку уже проделывала? – спросил я у Прюн.
Огрица оглядела свою комнату, прижав большие руки к животу и плотно сдвинув колени – так, будто там поселился дьявол; подбородок у нее дрожал.
– Прюн?
Она, кажется, вспомнила о моем присутствии. Ей пришлось как бы прокрутить несколько кадров фильма в обратную сторону.
– Нет… нет, – пролепетала она. – Это впервые.
Это ненормально.
Без преувеличения ненормально. Полночников, умеющих летать, полным-полно. Но только не в человеческом обличье и уж точно не в мире Полдня.
«Мои огневые средства помогли начать атаку на противника», – прокудахтал Скёль. Метафора отнюдь не бессмысленная, если учесть, что Ханоко пребывает в трансе, и вспомнить, что она одержима демоном. Однако никаких демонических явлений вроде зловонных луж под нею мы не наблюдаем, лицо не искажено, кожа не стала ужасающей серой пленкой, других физических признаков тоже нет. В общем, перед нами все та же девочка, с которой я встречаюсь каждое утро на заре, в пижамке со смешным рисунком. Я мельком отметил, что ногти на ногах у нее покрашены. Ее лицо испещрено квадратиками противоугревого пластыря, их я уверенно распознаю, ибо сам часто применял при обострениях этой беды.
Она выглядит… нормально. Насколько нормально может выглядеть девочка, висящая в воздухе, как будто подвешенная за нитки к потолку. И все же ее что-то обволакивает, какая-то погрузившая комнату в полумрак аура, которую я даже немного различаю, скосив глаза. И эта штука ненормальна, она еле слышно поскрипывает, и от этого мурашки бегут по коже.
По затылку моему стекают капли пота, дыхание становится прерывистым.
Ужасно.
Меня сейчас настигнет хорошенькая паническая атака. Я пытаюсь успокоиться. Глубоко дышу и отираю испарину пустым рукавом. От этого увечья одна выгода: рукав больше носового платка.
– А разве мы не знали, что Ханоко одержима? – напоминаю я уверенным тоном, отнюдь не соответствующим моему внутреннему состоянию.
– По-моему, ей плохо, – замечает Жоэль.
– Ты прав… – вздыхает Эйр.
Посмотрев на Ханоко, я понимаю, что взволновало Жоэля. Пальцы девочки скрючены, как будто она цепляется за невидимую доску. Ее трясет от напряжения, она вот-вот сорвется. Лицо не выражает ничего, кроме страдания. Брови сведены, зубы стучат, этак она что-нибудь себе сломает…
– Ее нельзя так оставлять, – вырвалось у меня.
– Спасибо, капитан Очевидность, – огрызнулся Колен, запустив руку в свою шевелюру. – Какое счастье, что ты…
– Это что за кавардак?
Сонная реплика Ноэми, вышедшей из соседней комнаты, застала нас врасплох. Она искоса глянула на Колена; тот словил подачу.
– Что вы все тут делаете? – Вампирка сразу завелась. – Довольно глупостей, и без того уже мы терпим чихание Симеона каждое утро и не соби… собирае… со… да?
Колен, полуодетый, подошел и навис над ней, небрежно опершись рукой о косяк ее двери. Уже несколько недель Ноэми упорно вьется вокруг сирена: она от него явно балдеет. Видя его так близко, почти что книжного героя, почти что бойфренда, она чуть не сомлела.
– Хочешь, я посвящу тебя в подробности? – предложил он негромко. Ноэми ответила утвердительно, он положил ей руку на плечо и, развернув на пол-оборота, легонько втолкнул в комнату. Прежде чем к ней присоединиться, он с улыбкой победителя показал нам большой палец. Мне почудилось, что я поощряю какую-то нечистую игру.
– Пригляди за ним, – велела Эйр Скёлю.
Огонек хохотнул, вытянулся в тонкую нить и проскользнул в замочную скважину.
– Вот оно как? – возмутился я, сообразив, что означает увиденное. – Он мог войти к нам, не обжигая двери?
Я метнул в Эйр укоризненный взгляд, но она только глаза округлила:
– Это тебе кажется сейчас самым важным, да?
Я покраснел.
Нет. Конечно же нет. И все-таки…
– Нужно помочь ей спуститься, – проворчал я. – Ханоко!
– О том, чтобы я к ней прикоснулся, и речи быть не может, – сказал Жоэль. – И предупреждаю: если кто-то из вас вздумает это сделать, то только через мой труп.
– У меня не было такого намерения, – уверила его Эйр.
– Может, мне попробовать? – предложила Прюн. – На меня ведь магия не действует.
– Однако в таком-то состоянии она может натворить бед и без всякой магии, – возразил я.
Прюн опустила голову, но продолжала теребить свои пальцы.
– Мне не нравится, что ей плохо. Я думаю, что должна рискнуть и попробовать.
Она подошла к входу в свою комнату и с доброй улыбкой отстранила Жоэля, который попытался препятствовать. От прикосновения ее пальца к груди лича тот проехался на метр с лишним по плиткам пола.
Огрица шагнула к той темной массе, из-за которой Ханоко превратилась в трясущуюся марионетку, парализованную страхом.
Прюн, моя Прюн, в ярко-желтой пижаме… Тонкие, безнадежно прямые волосы рассыпались по спине. Тапочки ей малы, пятки торчат. Она слишком добра для этого мира. Всегда сутулится, боясь занять слишком много места и кому-то помешать. И скованность движений ее левого плеча напоминает о том, как она подставилась под обсидиановую стрелу, чтобы спасти всех нас. Чтобы спасти меня…
Прюн. Нет. Нет!
– Постой! – выкрикнул я, когда ей осталось пройти не больше метра.
Она остановилась и обернулась.
– У меня есть идея, позволь мне проверить ее, пожалуйста!
Она очень серьезно посмотрела на меня и сделала два шага назад.
– Где твое банное полотенце?
Озадаченная, она указала пальцем на дверь, и я, собрав все свое мужество, вошел в комнату и сдернул с крючка громадное махровое полотнище. Господи, я мог бы из него соорудить палатку!
Кое-как обмотав его вокруг своей единственной руки, я помчался в умывальную комнату, по пути растормошив Кальцифера, который снова заснул в кармане как ни в чем не бывало.
В этот ночной час здесь пусто, и я не мог не отметить ряд отличий данного санузла от того, куда ходят мальчики. Писсуаров нет, зато много кабинок с унитазами. Посередине помещения – расположенные кругом раковины, но они для моих целей маловаты. А душевые? Мне нужны ду…
Ах! Нашел!
За перегородкой, облицованной небесно-голубыми плитками, я обнаружил их, круглые, как луковицы, и выстроенные в ряд, разделенные пластиковыми занавесками сомнительной чистоты.
– Что ты затеял, Симеон?
Голос Эйр заставил меня вздрогнуть, но я обрадовался ее появлению.
– Помоги мне, – велел я, направляясь к первой душевой.
– Ты хоть понимаешь, что тебе тут не место? – спросила она.
– Естественно.
– А если бы сюда вошла другая девочка?
Я застыл на мгновение. Черт, об этом я и не подумал…
– Ладно, говори, что за план у тебя? – Эйр вывела меня из ступора.
Я встряхнулся и бросил полотенце на пол, потом открутил полностью кран, попутно облившись струей ледяной воды. Эйр вцепилась в меня, как будто решила, что я намерен разбить голову о стену. Оставив ее догадываться, я стал ногой подталкивать полотенце, чтобы оно хорошенько пропиталось водой.
– Ты хочешь утяжелить Ханоко, – сообразила наконец волчица.
– Именно так.
– Очень умно, – похвалила она.
– Знаю, – ответил я ей с кривой усмешкой.
Судя по тому, как она шумно дышит через нос, ей досадно, что эта идея не пришла первой в ее голову. Мы с Эйр приятели. Думаю, можно даже сказать, что мы дружим. Но у нас все непросто. Потому что всю нашу жизнь нам внушали, будто наши народы представляют смертельную опасность друг для друга. К тому же мы оба метим на первое место в классе, а по возможности и первое на курсе.
Этого достаточно, чтобы между нами то и дело возникали трения. Но в конечном счете я твердо уверен, что она без оглядки придет мне на помощь, когда понадобится. Она даже согласилась провести несколько дней на Рождество у меня дома со всей компанией. Эйр, можно сказать, не играя словами, сунула свою волчью голову в пасть тигрицы. Поначалу моей матушке было неприятно ее присутствие, но дальше визит протекал на диво успешно, если не считать регулярных попыток Скёля развязать третью мировую войну.
– Хорошо, – откликнулась Эйр.
Пришлось снова сунуться под струю, чтобы выключить воду; потом я поднял полотенце. Точнее, нагнулся, чтобы поднять. Потому что при попытке разогнуться едва не растянулся на мокром полу. Безобразие! Эта штука стала тяжелой, как мертвый осел!
– Дай-ка я это сделаю, – предложила Эйр, мягко отстранив меня.
От немедленно вспыхнувшей ярости я покраснел, и она это, конечно, заметила.
– К твоей руке это не имеет никакого отношения, – сердито фыркнула она. – Просто у тебя мускулов не больше, чем в переваренных макаронах.
Супер. Значит, проблема не в моем увечье, а в моей «превосходной» физической подготовке.
Она подхватила полотенце, словно воздушный шарик, и решительным шагом направилась в комнату, где нас дожидались Прюн и Жоэль, оба в состоянии безудержной паники, и Колен, взглянувший на нас с подозрением.
– Что это вы притащили? – заволновался сирен. – Вы думаете, она устроит пожар?
– Нет, – сухо ответила Эйр. – А что ты сделал с Ноэми?
Колен пожал плечами.
– Не беспокойся, я не завлек ее в подземелье, чтобы там забыть навсегда. Она спит, все будет хорошо.
Я с усилием заставил себя промолчать, как и Эйр, судя по тому, что она стиснула зубы, когда Скёль водрузился на ее плечо.
– Берись за полотенце, – приказала она Прюн. – Протяни его по другую сторону от Ханоко.
Огрица беспрекословно подчинилась.
– По моему сигналу набросишь полотенце сверху на нее, – предупредила волчица.
Прюн снова кивнула. Я весь дрожу; холод, стресс и дурные предчувствия будоражат мою нервную систему почище праздничного фейерверка.
– Один… два… три!
Прюн вскинула свою великанскую руку, накинула мокрую ткань на голову демоницы и поспешно отступила.
В первое мгновение ничего не произошло. Разве что Ханоко, теперь вся укрытая тяжелым полотенцем, опустилась на несколько сантиметров ниже.
Затем появляется дымок. Сперва тоненькая ниточка. Потом целое облачко пара.
– Ч-ч-черт, – застонал Жоэль. – Она и в самом деле спалит школу!!
Я слежу, не веря своим глазам, за тем, как белое облако расползается, как все предметы пропадают в нем один за другим. Потом грянул большой «бум».
Потрясенные, мы молча созерцали это преддверие ада, пока не послышался тоненький голосок:
– Мама?
– Ханоко? – позвал я.
Мой призыв заглох в густом тумане. Мне чудилось, будто мир растворяется, как мои легкие, стиснутые сырым воздухом, заполнившим комнату. Пар обволакивает нас: Прюн, Эйр, Колена, Жоэля и меня, – плотно запаковывает, как леденцы в пластиковую пленку, набивает, как сосиски в оболочку, и мы не задумываясь беремся за руки.
Сквозь мутную вату сначала не доносится ни звука, я слышу только глухое мучительное биение своего сердца. Потом из волокнистых клубов тумана, из глубин комнаты приходит глубокий вздох. За ним – скрежет, от которого у меня сводит челюсти, как будто кто-то скребет ногтями по черному стеклу. Пальцы Эйр впиваются в мою ладонь, но эта боль меня радует: она доказывает, что я еще жив, что не перешел из преддверия вглубь ада.
– Ханоко? – повторил я шепотом.
Туман застыл неподвижно. Шорох слева заставил нас вздрогнуть. Потом справа. И когда из тумана вдруг высунулась рука, мы все пятеро хором заорали.
– Где… где я? – спросила инугами, подойдя к нам.
– В нашей комнате, – ответила Прюн.
Не знаю, как ей удается говорить так спокойно, а я-то никак не восстановлю дыхание после приступа паники. Но у меня нет времени анализировать собственные ощущения, потому что в коридор начали выходить ученики, разбуженные нашими воплями. По-моему, им не стоит знать, что Ханоко только что висела под потолком своей комнаты…
– Идемте отсюда, – распорядился я, заталкивая компанию в комнату.
– Вау-вау-вау! – заныл Жоэль. – Я не хочу сидеть с ней вместе!
Я не отреагировал и захлопнул дверь за собой. Прюн сразу распахнула окно, чтобы проветрить комнату; в считаные секунды таинственная аура исчезла, и я мог теперь увидеть, как девочки приспособились к совместному проживанию.
В уголке у Прюн стоят две сдвинутые кровати, образуя ложе как раз по ее нестандартному размеру. Над ним огрица приколола кнопками к стене целую галерею фотографий, в основном – нашей группы, и я не удержался от улыбки, увидев снимки, сделанные у меня дома.
На этом панно радостных образов есть и рисунки, но от некоторых меня бросило в дрожь: на них был изображен большой паук. Это ее брат, он из рода полночных вдов. Это один из самых редких видов Полночи, самых разумных и смертельно опасных. У него был заскок: он хотел во что бы то ни стало избавить сестру от статуса огрицы и, «дабы исцелить ее», надумал извлечь из меня тауму. Потерпев неудачу, братец скрылся. Вот уже пять месяцев Прюн не получала от него известий, и это весьма эгоистически меня удовлетворяет. Я хочу сказать… из-за него я потерял руку и стал калекой. Но Прюн, похоже, по нему скучает. Поэтому мне следовало бы, наверное, относиться к нему поспокойнее.
На стороне Ханоко царит беспорядок, и всякие вязанные крючком покрывальца, в которых я сразу признаю работу Прюн, не камуфлируют общего разора. Это удручающий хаос: повсюду разбросаны книги и скомканная одежда, на постели куча плюшевых игрушек, образующих квазиорганическую, чуть ли не шевелящуюся массу, достойную японских комиксов о монстрах.
– Что вы делаете в моей комнате? – резко спросила инугами.
Я рефлекторно попятился, помня, что враждебный настрой инугами может повлиять на длительность моей жизни. Но тут же заметил, что руки у нее дрожат, а глаза странно блестят, вполне по-человечески; этот блеск совсем не похож на те жгучие багровые отсветы, что порою мелькали из-под ее век.
– Скорее это тебе нужно было бы нам рассказать, что тут творится, – отпарировала Эйр.
Мы все чисто инстинктивно сгрудились у кровати Прюн, как можно дальше от одержимой.
– Я вся мокрая, – сообщила она.
– Нам пришлось стащить тебя вниз при помощи намоченного водой полотенца, – пояснил я.
– Ох…
Момент молчания. Ханоко осматривает комнату.
– Ага, вот откуда пар, – пробормотала она. – А мне было показалось, что я возвратилась…
Она не договорила и принялась аккуратно отряхиваться.
– Спасибо, – соизволила вымолвить она с едва заметным наклоном головы. – Теперь вы можете вернуться в свои комнаты, все под контролем.
– «Все под контролем»? – иронически переспросил я.
Мой тон удивил меня самого, и даже Кальцифер проснулся в кармане. Я почувствовал, что он волнуется, и успокаивающе прикрыл рукой маленький теплый шарик рядом с моим сердцем.
– Ты не понимаешь по-французски?
Руки Ханоко больше не дрожат.
– Ты только что висела в воздухе, – напомнил я ей.
– Это выглядело очень впечатляюще, – подтвердил Колен.
– И было видно, что тебе плохо, – добавила Эйр.
– Не считая того, что ты сначала заплакала, а потом взлетела, – сообщила Прюн.
Мы все повернулись к ней, удивленные этим открытием.
– Это неважно, – сказала Ханоко и уселась на свою кровать. – Говорю вам, теперь все в порядке, идите спать, пока я не рассердилась по-настоящему.
Лгать бесполезно: ни я, ни мои друзья не были склонны спорить с инугами. Она хочет, чтобы мы пошли спать? Прекрасно, чем дальше мы от нее удалимся, чем плотнее укроемся одеялами для защиты, тем лучше будем себя чувствовать. Эйр, Колен, Жоэль и я – мы подбираемся к двери бочком, как неуклюжие крабы. Я взял Прюн за руку, предложил пойти с нами, и второй раз просить не понадобилось.
– Она останется со мной, – потребовала Ханоко.
– Нет, – ответила огрица. – Ты меня напугала, я пойду к Эйр.
– Ты останешься со мной.
– Зачем?
Ханоко молчит. Она сидит выпрямившись, как восклицательный знак, волосы ее спутаны, пижама влажная. Ей повезло, по сути: я-то промок насквозь, как рыба в воде, и зубы мои стучат, как маракасы[9].
– Мы уходим, – буркнул я и потянул Прюн за собой.
– Пожалуйста, не надо, – попросила Ханоко. – Нужно… чтобы я… Прюн должна остаться со мной.
– Зачем?
Мой тон не допускает возражений, и я вижу, что Ханоко колеблется.
– Она одна может его унять.
– Кого «его»? – наивно спросил Жоэль.
Мы с Эйр разом повернулись к личу, чтобы понять: он дурак или притворяется?
– Моего демона.
Жоэль позеленел еще немножко, значит, не притворялся.
– А почему его нужно усмирять? – поинтересовалась Эйр.
Право, вот прекрасный вопрос! Ханоко глубоко вздыхает и опускает голову. Всего на несколько сантиметров, но выглядит это так, словно весь земной шар вдруг упал ей на плечи.
– То, что я скажу, не должно выйти за эти стены, понятно?
– Клянусь, я буду нем как рыба, – не от большого ума счел возможным пошутить Колен.
Ханоко метнула в него взгляд, настолько заряженный гневом, что сирен отшатнулся, видимо боясь, как бы она его не испепелила на месте.
– Очень умно… У меня мало времени. Пока он не проснется и не натворит бед со всеми вами.
На этот раз никто не спросил, о чем речь. Ее демон уснул. Вот почему исчезла та устрашающая аура, которая обычно окружает ее и деформирует реальность.
– Он спит? – спросила Эйр.
– У него есть имя? – брякнул я под напором неудержимого любопытства.
– Да. И да. – Но имя она не назвала.
– Ты теперь можешь нам объяснить, что происходит?
Ханоко зажмурилась так сильно, что веки скрылись в болезненных складках. Потом вздохнула и ошеломила нас сенсационной новостью:
– Он пытается освободиться.
Мне вдруг стало нечем дышать.
– Освободиться? – переспросила Эйр.
– Именно так.
– Пять минут назад, пробуя освободиться, он подбросил тебя в воздух, как тряпичную куклу, а теперь решил маленько вздремнуть? – постарался уточнить Колен.
– Эти попытки его утомляют, – буркнула Ханоко. – Сейчас он выдохся, но это ненадолго.
– А что будет, если он сумеет вырваться? – спросил я.
Ханоко посмотрела на меня и ответила без всякого выражения:
– Просто настанет конец света.