Мэн Сиши
Тысячи осеней. Том 1
– А что же школа Зеркала Дхармы? – припомнил Шэнь Цяо. – Разве они нам не досаждали?
– Дело в том, что из всех трех ветвей много адептов только у школы Обоюдной Радости, так что на их стороне численный перевес. И Зеркало Дхармы, и Чистая Луна по сравнению с ними малочисленны, – продолжал Юй Шэнъянь. – К тому же ученики этих школ разошлись по всей Поднебесной. Каждый действует самостоятельно, и собираться вместе обычно нет нужды. Так, учитель, выйдя из затвора, уведомил об этом лишь меня, вот я и примчался на его зов. А что до тебя… – скрывая неловкость, он кашлянул. – Ты узнал об учителе лишь потому, что тебя ранили адепты Обоюдной Радости, и он распоряжался на твой счет. В общем и целом, пускай и нельзя утверждать, что все три ветви живут в мире и согласии, но постоянно мутит воду только школа Обоюдной Радости, и в этом они дошли до крайности.
Шэнь Цяо устало вздохнул и заметил:
– Как говорится, за каждой обидой стоит обидчик, за каждым долгом – должник, и спрашивают с виноватого. Шисюн объяснил, что во главе Обоюдной Радости стоит госпожа Юань Сюсю, так почему бы учителю не нанести визит к ней самой? А что до поручения… Пускай надобно убрать Янь Чживэня, но зачем трогать его семью? Они к цзянху отношения не имеют.
Юй Шэнъянь слушал сомнения своего ложного соученика, теребя кисточки у края кровати. Впрочем, вникать в противоречия, на которые указал Шэнь Цяо, он и не подумал, а вместо этого строго напомнил:
– Учитель приказывает – мы подчиняемся. К чему столько вопросов? Говорят же в народе: если срежешь траву, а корни не тронешь, она вырастет вновь. Надо ли ждать, когда дети Янь Чживэня подрастут и придут искать с нами ссоры? Не проще ли избавиться от всей семьи сразу? – с этими словами он встал и досказал следующее:
– Ладно, дело не к спеху, до седьмого числа время есть. А пока воспользуйся оставшимися днями и отдохни хорошенько. Как оправишься, распоряжусь, чтобы слуги сопроводили тебя на прогулке – вот и развеешься. Надо сказать, из всех столиц Поднебесной Ечэн ничем не уступает в роскоши Цзянькану, а по вольному духу и вовсе превосходит его. Здесь действительно есть на что посмотреть, и особенно хороши дома окутанных дымкой цветов…
Юй Шэнъянь говорил об увеселениях с воодушевлением, совсем позабыв, что его подопечный – слепец, и никакие красоты и радости этого города ему не доступны. Сам Юй Шэнъянь был по-настоящему одаренным юношей, и, хотя ему исполнилось чуть больше двадцати, он уже вращался в определенных кругах, преимущественно бывал среди людей образованных, с тонким вкусом к поэзии и другим искусствам, да и сам пользовался известностью в Южной Чэнь, где предусмотрительно ходил под другим именем. Будучи в приподнятом настроении, Юй Шэнъянь подумывал предложить Шэнь Цяо подобные увеселения, но вовремя понял, что тот их не оценит из-за слепоты и бессилия. Осекшись на полуслове и многозначительно ухмыльнувшись, Юй Шэнъянь поспешил добавить:
– Конечно, сейчас ты болен и растерян, позабыл прошлое, но в этом нет ничего страшного. Просто знай, что все адепты Чистой Луны – люди незаурядные и утонченные, притом привыкшие поступать как им вздумается. В дальнейшем тебе не раз выпадет возможность насладиться всем, чем только пожелаешь.
* * *
В поездках Янь Уши представлялся богатым купцом Се, и потому на его доме в Ечэне висела табличка «Усадьба Се». Остановившись там и поручив Шэнь Цяо заботам слуг, Юй Шэнъянь теперь целыми днями отсутствовал.
Его подопечный привык обращаться с другими мягко и учтиво, что само по себе располагало к нему, но вдобавок из-за незаживших внутренних ран Шэнь Цяо выглядел чрезвычайно хрупким и болезненным, и слуги дома волей-неволей прониклись к нему сочувствием. Особенно его жалели молоденькие девушки, которых приставили прислуживать больному. Прошло всего-то несколько дней, а они уже совсем сдружились с гостем и наперебой старались развлечь его, рассказывая о пейзажах столицы Ци, местных нравах и обычаях, а также обо всем, что случается в окрестностях усадьбы Се.
Немного оправившись и устав сидеть без дела, в один день Шэн Цяо решил попросить вывести его на прогулку. И пусть глаза его не видели роскоши и великолепия Ечэна, но каждый уголок столицы рассказывал о ее богатствах.
В ту пору Ечэн и в самом деле был таков, каким его описывал Юй Шэнъянь: на улицах белый нефрит, на крышах – глазурь. Правящий род Гао вышел из сяньбийцев, перенявших многое у ханьцев. Но и в кладке городских стен, и в одеждах, и в украшениях проскальзывало сяньбийское прошлое жителей. По сравнению с изысканностью и утонченностью юга здесь во всем царил вольный дух и подчеркнутая мужественность. Тут даже поговаривали: возьми вино на постоялом дворе Ечэна и то же самое в Цзянькане, и у нас окажется крепче.
Богатые одежды, танцующие на ветру ленты, пышные прически красавиц, превосходные кони и прекрасные повозки – всей этой роскоши Шэн Цяо не видел, но ясно чувствовал в теплом аромате процветающего города.
После короткой прогулки служанка, придерживая Шэнь Цяо под руку, завела его в лекарственную лавку и усадила отдохнуть в боковом зале, а сама отправилась с рецептом к прилавку.
Лекарство предназначалось Шэнь Цяо, впрочем, к тому времени он и сам почти что стал «горшком с лекарствами»: каждый день ему следовало выпивать по меньшей мере одну большую миску целебного отвара.
И хотя «учитель» Янь Уши нисколько не жалел своего «ученика» и не собирался помогать восстанавливать боевые навыки, но и на произвол судьбы не бросал. Видимо, распоряжаясь насчет лекарей и снадобий, он не желал наблюдать, как Шэнь Цяо влачит полумертвое существование. В рецепте, с которым ушла служанка, был состав отвара, что главным образом приводил в порядок обмен ци, ток крови и восстанавливал поврежденные меридианы, а также укреплял сломанные прежде кости и согревал начало Ян в теле больного.
В нынешнем состоянии у Шэнь Цяо полностью отсутствовало внутреннее дыхание, к тому же он совершенно лишился воспоминаний о прошлом, и рассчитывать на то, что больной восстановит боевые навыки, пока не приходилось. Благо что Шэнь Цяо весьма скоро научился заново ходить и теперь передвигался довольно свободно и уверенно. В этом была заслуга последних нескольких месяцев тщательного лечения.
Напросившись сходить вместе со служанкой за лекарством, Шэнь Цяо думал лишь о том, как бы хоть немного прогуляться и размяться. Он и не догадывался, что, несмотря на болезнь и слепоту, одним своим видом привлекает внимание посетителей лавки.
У Шэнь Цяо от природы были прекрасные черты лица и безупречная осанка. Пускай он немного осунулся из-за болезни, но красоту облика это нисколько не портило. Одетый в паофу цвета бамбуковой зелени, с тугим пучком на затылке, заколотым простой деревянной шпилькой, а не гуанью, Шэнь Цяо, как и положено даосу, тихо и неподвижно сидел на указанном месте, молчаливо слушал беседу служанки с хозяином лавки, и лишь уголки его губ чуть приподнимались в легкой улыбке.
Судя по всему, Янь Уши и не думал беспокоиться, что кто-нибудь узнает Шэнь Цяо. Более того, он прямо разрешил своему «ученику» выходить в люди, а Юй Шэнъяню не давал наказа представлять подопечного иным именем или менять тому облик. Впрочем, в предосторожностях не было нужды. Еще во времена, когда Шэнь Цяо был учеником, и после, когда он встал во главе Сюаньду, этот даос весьма редко спускался с горы в цзянху, поэтому мало кто знал его в лицо. Поговаривали даже, что в прежние времена далеко не каждый ученик Сюаньду признал бы в нем настоятеля-чжанцзяо. В цзянху хорошо знали других адептов этой прославленной школы, однако никого из этих людей не выдвинули на пост главы, и в итоге настоятелем стал никому не известный Шэнь Цяо. О причинах такого выбора знал разве что вознесшийся Ци Фэнгэ.
А что до схватки между Шэнь Цяо и Кунье, следует отметить, что она проходила на пике Полушага, чья вершина с трудом вмещала двух человек, поэтому за мастерами боевых искусств наблюдали с пика Сожалений, что высится напротив. Однако расстояние между ними весьма велико, отчего наблюдатели вряд ли могли хорошенько разглядеть и запомнить лицо Шэнь Цяо. Вдобавок затяжная болезнь все-таки переменила его, и выглядел он много хуже, чем в расцвете сил.
Но все эти соображения роились лишь в голове Юй Шэнъяня. Также, зная характер учителя, про себя он решил, что для Янь Уши спасенный даос – не более чем игрушка, минолетная прихоть. И что праведника стоит вылечить и выучить сугубо забавы ради, чтобы посмеяться над его судьбой. – Господин, лекарство готово. Пойдемте? – наконец позвала Шэнь Цяо служанка.
Тот кивнул, и она поддержала его под руку, помогая подняться, после чего повела больного к выходу. Но только они добрались до порога, как кто-то их окликнул, и в том голосе читалось искреннее удивление:
– Осмелюсь спросить, как ваше имя? Облик и манеры господина утонченны и полны изящества, однако я никогда вас прежде не видела.
Служанка остановилась, и Шэнь Цяо понял, что некая госпожа обращается к нему.
– Имя вашего покорного слуги Шэнь Цяо, – любезно отозвался он.
– Значит, вы господин Шэнь, – продолжила госпожа, и ее тонкий голосок был звонок, мелодичен и боек. – Скажите, господин Шэнь, вы, случаем, не житель столицы? Или, быть может, происходите из знатного рода?
Воспользовавшись заминкой, служанка украдкой шепнула Шэнь Цяо, кто перед ним:
– Эта барышня из семьи управляющего Ханя, ее зовут Хань Эин.
Следует уточнить, что «управляющий Хань» вовсе не служил управляющим в какой-нибудь богатой семье. Это был циский чиновник высокого ранга, известный также как шичжун Хань Фэн, и слава о нем гремела по всей стране. Сыновья его женились на дочерях императора, и вместе с Му Типо и Гао Анагуном он входил в число «Трех циских вельмож». Этот человек имел большое влияние на императорский двор, и его дочь Хань Эин, разумеется, привыкла получать все, чего бы ни пожелала.
Вспомнив, кто такой «управляющий Хань», Шэнь Цяо с улыбкой ответил:
– Уже давно я наслышан о деве Хань, но увы, из-за болезни глаз пока что не в силах наблюдать ее изящество. Надеюсь, она извинит меня. Когда болезнь моя пройдет, я обязательно нанесу ей визит и засвидетельствую свое почтение.
Хань Эин тоже заметила, что взгляд его тускл, и с огорчением подумала, как жаль, что такой молодой и красивый господин оказался слепцом. Любопытство ее сразу поутихло, и она ответила.
– Что ж, да будет так. Тогда выздоравливайте. Сяо Лянь, ступай к приказчику, пусть завернет этому господину женьшеня за мой счет.
– Премного благодарен деве Хань, – все так же любезно ответил Шэнь Цяо. – Однако будет невежливо не ответить на ее доброту. У ничтожного Шэня есть скромный подарок для девы Хань, и я смиренно прошу принять его.
Это предложение чуть заинтересовало Хань Эин.
– О? И что же это?
– А-Мяо, – позвал служанку Шэнь Цяо, – будь добра, принеси из повозки коробку.
Служанка повиновалась и бросилась выполнять поручение.
Пускай глаза Шэнь Цяо ничего не видели, но говорил он как образованный человек, держался скромно и легко располагал к себе других. Даже такая своевольная и капризная барышня, как Хань Эин, способная где угодно остановить приглянувшегося мужчину, чтобы поболтать и построить ему глазки, не могла не смягчиться в присутствии этого человека.
Когда служанка вернулась с бамбуковой коробочкой в руках, Шэнь Цяо и Хань Эин как раз заканчивали краткую беседу и раскланивались. Под конец Хань Эин осведомилась о месте проживания Шэнь Цяо, пообещав как-нибудь заглянуть к нему с визитом, после чего вышла из лавки, вскочила в седло, попрощалась и была такова.
По возвращении в усадьбу Се эту историю услышал Юй Шэнъянь и от удивления аж пришелкнул языком.
– Ну у тебя и дар! Всего разок вышел из дома, а уже свел знакомство с Хань Эин. Да будет тебе известно, что эта девушка – племянница по учению Чжао Чиин из школы Лазоревых Облаков, что на горе Тайшань. Ее собственные боевые навыки посредственны, но благодаря любящему отцу она безнаказанно бесчинствует в столице.
– Мне она показалась неплохой, – со смехом ответил Шэнь Цяо. – Уж не знаю, где она бесчинствует.
Юй Шэнъянь тоже засмеялся.
– Притом она красавица. Жаль только, что характер невыносим. Кроме тебя во всем Ечэне не найдется никого, кто бы заявил, что она показалась ему неплохой!
Шэнь Цяо в ответ улыбнулся на это замечание, но ничего не сказал.
* * *
С того незначительного происшествия минуло три дня, и Юй Шэнъянь решил, что пора действовать. Как раз в ту пору в столице и за городскими стенами царила радостная суматоха, ведь совсем недавно наступил Новый год, а впереди еще был Праздник фонарей.
Янь Чживэнь занимал должность незначительную, и школа Обоюдной Радости, скорее всего, его ко двору, дабы иметь там лишние глаза и уши. Боевыми искусствами Янь Чживэнь владел далеко не блестяще, никаких мер предосторожности не принимал, и оттого Юй Шэнъянь решил, что уж ему-то убить такого человека так же просто, как и осушить чарку воды.
Но, следуя распоряжению Янь Уши, он все-таки взял с собой Шэнь Цяо, велел тому ждать у ворот, а сам запрыгнул на крышу и беззвучно пробрался к кабинету чиновника. Согласно тем сведениям, что Юй Шэнъянь добыл, готовясь к делу, Янь Чживэнь, пускай и был мастером средней руки, но отличался известной хитростью, благодаря чему и занял какоеникакое место в школе Обоюдной Радости. И как раз поэтому лучшей жертвы, дабы «запугать тигра», и не найдешь: чиновник довольно заметный, но должное сопротивление не окажет.
До самого конца Юй Шэнъянь пребывал в уверенности, что это поручение не требует особых стараний и сил, но, оказавшись в кабинете, вдруг Янь Чживэня не обнаружил и тут же заподозрил, что здесь что-то не так. Все слуги усадьбы трудились на своих местах, стража обходила двор дозором, но ни в кабинете, ни в спальне не нашлось даже следа присутствия Янь Чживэня. Как сквозь землю провалился не только сам чиновник, но и его жена, наложницы и дети.
В полном соответствии с боевым искусством, принятым в школе Чистой Луны (и оно, надо сказать, отличалось известным коварством и непредсказуемостью), Юй Шэнъянь передвигался по усадьбе скрытно, словно тень. В конце концов он добрался до внутреннего двора, поймал какого-то сонного слугу и надавил тому на «точку немоты». Несчастный даже не успел толком посопротивляться, как его стали допрашивать:
– Где Янь Чживэнь?
От такого бесцеремонного обращения слуга мигом проснулся, широко распахнул глаза и увидел перед собой прелестного юношу, который в два счета скрутил его и теперь держал так крепко, что не вырваться. Слуга страшно перепугался, пробовал было закричать, но, сколько бы ни разевал рот, а не мог вымолвить ни слова.
Глядя на его трепыхания, Юй Шэнъянь усмехнулся и потребовал:
– Говори, куда подевался Янь Чживэнь с семьей! Сейчас я отпущу тебя, и если все расскажешь, то не стану тебя убивать. Но если вздумаешь меня обмануть и позовешь на помощь, дело все равно кончится плохо: я вырежу в этом доме всех до единого! Ты меня понял?
Придя в ужас, слуга закивал часто-часто.
Убедившись, что тот сопротивляться и кричать не будет, Юй Шэнъянь чуть ослабил хватку и убрал палец с «точки немоты».
Слуга торопливо доложил:
– Два дня назад хозяйка уехала с молодым господином. Наш хозяин отправил их в усадьбу при горячих источниках, чтобы, так сказать, пожили там.
Юй Шэнъянь холодно усмехнулся:
– Допустим, женщин с детьми уже нет, но Янь Чживэнь никак не мог уехать вместе с ними. Завтра он обязан явиться ко двору, а потому сегодня же вернется в свою усадьбу. Когда это случится?
Слуга от испуга начал заикаться:
– Хо… хозяин уехал… а н-нам н-ничего не сказал. М-мы и сами… н-не знаем…
Слушать его блеяния у Юй Шэнъяня не было ни сил, ни времени, поэтому он, замахнувшись, одним ударом ладони оглушил слугу и отправился на поиски управляющего усадьбой. Поймав этого человека, Юй Шэнъянь снова учинил допрос, однако он не дал никаких сведений.
Юноша вовсе не был глуп и к тому времени уже догадался, что кто-то предупредил Янь Чживэня о готовящемся на него покушении. Вот только о поручении Янь Уши не знал никто, кроме самого Юй Шэнъяня да Шэнь Цяо. Слуги и управляющий усадьбой Се не слышали их беседы. Разумеется, готовясь к убийству, Юй Шэнъянь не кричал о своих намерениях на каждом углу, стало быть, остается только…
Его охватила холодная ярость и неудержимая жажда крови. От подступивших чувств Юй Шэнъянь едва не раздавил управляющему гортань, но вовремя рассудил, что убивать какого-то слугу смысла нет, особенно когда он упустил всю семью Янь Чживэня. Вдруг он, как говорится, «вспугнет змею»? Привлечет внимание школы Обоюдной Радости и сделается предметом насмешек?
Решив, что управляющего лучше оставить в живых, Юй Шэнъянь ударом ладони оглушил и этого человека, после чего, кипя от злости, ринулся назад, дабы отыскать Шэнь Цяо.
Даос нашелся в ближайшем переулке, где его и оставили.
– Это ты известил Янь Чживэня? – накинулся на него Юй Шэнъянь.
Шэнь Цяо не стал отпираться. Ничуть не колеблясь, он кивнул и сказал:
– Все верно, я.
В то мгновение Юй Шэнъянь всей душой возненавидел подопечного: неизменно беззаботная улыбка сошла с его лица, а ледяной взгляд был полон нескрываемой злобы.
– Но зачем? – не выдержав, спросил он.
Шэнь Цяо спокойно ответил:
– Нет сомнений, что между школами Чистой Луны и Обоюдной Радости навсегда разверзлась пропасть, и не мне противиться воле учителя, раз он пожелал убить Янь Чживэня, адепта недругов. Но в чем виноваты жена и ребенок этого человека? Хорошо, надобно убить Янь Чживэня, но к чему трогать его домашних?
Юй Шэнъянь холодно заметил:
– Убивать или не убивать – не твоего ума дело. Хотелось бы знать другое: сейчас ты так слаб, что даже, как говорится, курицу связать не сможешь. Притом совершенно слеп: если выйдешь за ворота, ни за что не отличишь, где север, а где юг, и сразу потеряешься. Так как ты известил Янь Чживэня?
– Однажды ты сказал мне, что Янь Чживэнь – человек хитрый и подозрительный: чуть что не так – и он тут же начнет беспокоиться, – напомнил Шэнь Цяо. – И тебе также известно, что в состав моих отваров входит дудник. Я сумел сберечь соцветие-другое, чтобы при случае послать их в усадьбу господина Яня. Мне улыбнулась удача: неожиданно в дверях лекарственной лавки меня окликнула барышня Хань Эин, и я под предлогом ответного подарка отдал ей коробочку, заготовленную для Янь Чживэня, притом попросив, чтобы она передала ему этот подарок. Барышня посчитала, что мы с Янь Чживэнем знакомы, и не стала задавать вопросов. По-видимому, получив от меня лекарственную траву, Янь Чживэнь почуял неладное и заблаговременно уехал со всеми домашними.
Юй Шэнъянь в бешенстве расхохотался.
– Я поистине недооценил тебя! Вот уж не думал, что ты на такое способен!
Отсмеявшись, он схватил Шэнь Цяо за горло и угрожающе сжал, после чего добавил:
– По твоей вине поручение учителя осталось невыполненным! Ты хоть представляешь, каковы будут последствия?!
Шэнь Цяо не мог дать достойный отпор. Больной задыхался, грудь его часто вздымалась, лицо побелело как полотно. С большим трудом Шэнь Цяо пробормотал:
– Я ведь… не из Чистой Луны… так?
От этого вопроса Юй Шэнъянь так опешил, что волей-неволей выпустил наглеца – Шэнь Цяо тут же согнулся и зашелся кашлем. Ему пришлось опереться на стену, чтобы не упасть.
– Как ты понял? – только и вымолвил Юй Шэнъянь.
– Почувствовал, – коротко ответил Шэнь Цяо.
Откашлявшись, он пояснил:
– Пускай я утратил всякую память, но не способность мыслить и рассуждать. Что учитель, что ты, шисюн, относились ко мне совсем не так, как обычно относятся к ученикам и братьям. Прислуга в усадьбе всегда держалась настороженно, как будто опасаясь выдать какую-то тайну. После ранений у меня не осталось боевых навыков, стало быть, для школы боевых искусств я бесполезен, живу как нахлебник, но учитель все равно отправил меня с тобой. Но важнее другое: разве, получив столь тяжкие раны, я не показал себя никудышным учеником? Не опозорил учителя и школу Чистой Луны? Однако никто и словом не обмолвился об этом несчастье, что не согласуется со здравым смыслом.
Юй Шэнъянь не нашелся с ответом, а Шэнь Цяо настойчиво продолжал:
– На самом деле способ, которым я воспользовался, не очень-то хитроумен. Таким разве что одурачишь служанок в усадьбе Се. Если бы ты не глядел на Янь Чживэня свысока и заранее приставил кого-нибудь присматривать за ним, он при всем желании не сумел бы сбежать.
– Верно, – немного погодя, откликнулся Юй Шэнъянь. – Зная, что Янь Чживэнь – человек незначительный, я не воспринял его всерьез, и твой замысел удался. Но ты ведь понимаешь, что тебе грозит? Что бывает, если ослушаться нашего учителя? Ты спас нескольких незнакомцев, но те и не догадываются, что уцелели лишь благодаря тебе. Допустим, они узнают, и что с того? Едва ли ты дождешься награды. Неужели считаешь, что твой поступок стоил того?
Шэнь Цяо на это покачал головой и стал возражать:
– Стоило или нет – каждый определяет в своем сердце, взвешивает на внутренних весах. Как говорится, за каждой обидой стоит обидчик, за каждым долгом – должник, и спрашивают с виноватого. Втягивать невинных – ничуть не похвально. К тому же бывает так, что можешь спасти кого-нибудь – а проходишь мимо, в силах совершить доброе дело – а уклоняешься, отчего потом всю жизнь совесть гложет. Совершенно неважно, узнают про тебя другие или нет, отблагодарят ли после – это уже их дело.
Юй Шэнъянь никогда прежде не встречал Шэнь Цяо и не знал его до того, как он сорвался с горной вершины. Очнувшись после забытья, этот даос был так плох, что девять из десяти дней проводил в постели, и его тяжкие раны говорили лишь о непомерной глупости. И хотя Юй Шэнъянь никогда не злословил на его счет, но в глубине души презирал этого слабого и больного человека, который, на первый взгляд, отличался лишь невообразимо прекрасным лицом. Что тут сказать? Глава прославленной праведной школы, так высоко взлетел и так низко пал, ответив на вызов, что оказался ему непосилен! Но теперь, вглядываясь в Шэнь Цяо, опирающегося на стену, Юй Шэнъянь видел его вовсе не глупцом. Лицо даоса оставалось спокойным, как будто он совершенно ничего не боится, и, хотя Юй Шэнъянь был адептом неправедного пути, юноша смутно угадывал в этом праведнике дух великих мастеров прошлого.
Отогнав это впечатление, Юй Шэнъянь презрительно усмехнулся:
– Ты о себе-то не можешь позаботиться, что тебе до чужой жизни и смерти? И раз так праведен, пора бы припомнить, кто облагодетельствовал тебя, когда ты сорвался с горы в пропасть и лишился всех своих умений! Это мы спасли тебя! А прошли бы мимо – и валяться бы тебе, бездыханному и непогребенному, где-нибудь в глуши. Так вот как ты отплатил за нашу доброту!
Шэнь Цяо тяжко вздохнул:
– Долг за спасение жизни надлежит возвращать, но эти два дела между собой не связаны.
Чуть нахмурившись, Юй Шэнъянь принялся размышлять, как быть дальше. С самого начала он думал, что поручение ему дали простое, и уж никак не ожидал, что приставленный к нему слепец, начисто лишенный какой-либо памяти, вдруг начнет чинить козни и предупредит Янь Чживэня прямо под его, Юй Шэнъяня, носом! Теперь если о неудаче прознает учитель, он, несомненно, решит, что его ученик совершенно никчемен, раз не справился с легчайшим заданием. В то же время Шэнь Цяо находился на особом положении, и так просто убить его было нельзя, поэтому Юй Шэнъяню ничего не оставалось, кроме как вернуть этого праведника учителю, чтобы тот решил его судьбу.
Похоже, Шэнь Цяо догадался, что у него на душе, и постарался утешить своего ложного соученика:
– Не волнуйся, я все расскажу главе школы, ты не пострадаешь.
– Лучше бы о себе беспокоился! – раздраженно отмахнулся Юй Шэнъянь.
На это Шэнь Цяо лишь скромно улыбнулся и вдруг завел разговор о другом:
– Юй-шисюн, осмелюсь спросить: если я не состою в школе Чистой Луны, то хотя бы мое имя настоящее?
Раздумывая, надо ли сказать правду, тот некоторое время молчал, но потом коротко подтвердил:
– Настоящее.
– Тогда кем я был до ранений? Если ли у меня близкие?
– Вот вернемся – и сам все спросишь у нашего учителя, – уклонился от ответа Юй Шэнъянь.
* * *
Однако по возвращении выяснилось, что с Янь Уши они не встретятся. Вскоре после того как ученики отправились в Ечэн, глава тоже отбыл по своим делам. Слугам он сказал, что уехал в Северную Чжоу.
– Учитель просил что-нибудь передать? – стал допытываться у управляющего Юй Шэнъянь.
– Хозяин велел вам вернуться на пик Полушага и продолжать совершенствоваться, – угодливо ответил тот. – Что же касается господина Шэня, хозяин сказал, что, если ваше поручение будет исполнено и все пройдет гладко, тот может остаться в усадьбе восстанавливать свои силы. Но если господин Шэнь что-то натворил в Ечэне и доставил вам хлопот, ему тут же следует уйти, не взяв с собой ни единой безделицы.
Юй Шэнъяня этот наказ слегка удивил.
– Учитель действительно так сказал?
Управляющий горько усмехнулся.
– Разве такой маленький человек, как я, посмеет что-то выдумывать?
Весь путь обратно Юй Шэнъянь беспокоился, как бы объяснить учителю случившееся, но в конце концов ничего из его соображений не потребовалось – все разрешилось так просто!
Поразмыслив немного, Юй Шэнъянь позвал Шэнь Цяо и передал ему слова Янь Уши. Тот отнесся к наказу совершенно спокойно:
– Вот, значит, как. Я и правда доставил тебе немало хлопот и неприятностей, и по моей вине ты не исполнил поручение главы. То, что ваш учитель распорядился таким образом, уже можно считать проявлением великодушия.
Юй Шэнъянь за время своего ученичества неплохо изучил Янь Уши, поэтому мог без сомнений сказать, что к великодушию его поступок не имеет никакого отношения. Скорее всего, учитель преследует какие-то свои цели. Тем более что Поднебесная сейчас пребывает в раздробленности, всюду царит неразбериха, разбой, и с каждым может случиться все что угодно. К примеру, если вдруг слепца Шэнь Цяо схватят работорговцы, то, когда это вскроется и мир узнает, во что превратился настоятель-чжанцзяо горы Сюаньду, от доброго имени его школы не останется и воспоминаний. Как им тогда вновь упрочить свое положение в цзянху?
Сам Юй Шэнъянь не отличался, как его учитель, такой беспринципностью и завидным упрямством, но противиться воле Янь Уши не рискнул, поэтому сказал Шэнь Цяо:
– В таком случае уходи завтра. На северо-востоке находится Ечэн, на юго-западе – государство Чэнь. Если захочешь попасть в Цзянькан, ступай на юго-запад, но дорога туда дальняя. В Ечэне ты уже бывал, и пускай этот город процветает, но в нем часто случаются беспорядки, а на всем пути туда полно бродяг и скитальцев, бегущих от голода. Если ищешь спокойной жизни, ступай в Южную Чэнь.
Шэнь Цяо на эти наставления кивнул и, сложив руки в знак признательности, низко поклонился.
– Благодарю тебя за совет, брат Юй. И попрошу еще об одном одолжении: надеюсь, брат Юй сможет поведать мне, кто я такой и каково мое прошлое, чтобы мне было куда направиться?
– Раз насчет тебя уже все решено, думаю, не будет вреда, если открою тебе правду, – равнодушно согласился Юй Шэнъянь. – Ты был настоятелем-чжанцзяо Пурпурного дворца горы Сюаньду, но вышел на поединок с Кунье, первым среди тюркских мастеров, во время боя сорвался с горы, и наш учитель тебя спас. Однако я бы посоветовал тебе не спешить с возвращением на Сюаньду: с самого поединка и по сегодняшний день никто и никогда не искал тебя. По крайней мере, я об этом не слышал.
– Гора Сюаньду… – нахмурившись, с недоумением пробормотал Шэнь Цяо.
Юй Шэнъянь, наблюдая его растерянность, недобро усмехнулся:
– Хотя нашу школу Чистой Луны и считают неправедной, но мы, пусть люди маленькие, безмятежны и спокойны. Захотим убить – убьем и не станем прикрываться красивыми словами – не то что некоторые праведники, у которых на устах мед, а за пазухой нож. Но слушать меня или нет – дело твое. Если по наивности угодишь в беду, да в такую, что можно и жизни лишиться, потом не говори, что я тебя не предупреждал!
Шэнь Цяо ничего не сказал ему в ответ.
А на следующее утро слуги усадьбы рано подняли его с постели и учтиво попросили покинуть дом. Кроме бамбуковой трости Шэнь Цяо не имел ровным счетом ничего: ни медяка, ни куска сухой лепешки. Очевидно, Юй Шэнъянь просто отправил его на все четыре стороны.
Выбора у Шэнь Цяо не осталось, и он отправился в путь. Его согревало ласковое утреннее солнышко, в воздухе витали весенние ароматы, и на душе Шэнь Цяо не было ни малейшего волнения или тягости.
Встав под яркие лучи, он вдруг прищурился и выставил руку, заслоняя глаза. Похоже, к нему постепенно возвращалась способность различать свет и тьму. И пускай перед Шэнь Цяо еще сгущались серые сумерки, и, если он долго смотрел на свет, его глаза нещадно болели, но это было куда лучше, чем, разомкнув веки, видеть кромешную тьму.
Обернувшись, Шэнь Цяо постарался вглядеться в усадьбу за своей спиной. Разумеется, глава Чистой Луны с самого начала не питал к нему добрых намерений, но нельзя не признать, что он, его ученики и слуги приютили раненого, приглашали врача, давали лекарства, и это благодеяние никак нельзя забыть.
Поэтому, отдаляясь от усадьбы, для себя Шэнь Цяо решил: если когданибудь доведется встретить Янь Уши, он обязательно поблагодарит его.