Н. А. Савин
Последние Северы
Возможное изображение Юлии Месы
В том же письме, «Гелиогабал», то есть, Меса, не скупился на обещания не только воинам, но и сенату и народу (он возвестил о том, что всегда и во всем будет стремиться поступать подобно Марку Аврелию и Августу, последний из которых принял власть также в юном возрасте). Именно это обещание было идеальным для сената, хотя патриции и понимали, что оно вряд ли будет выполнено. Со времён Септимия роль аристократии всё больше переходила к чиновничеству, и тенденция эта была устойчивой.
Кроме письма, Меса отправила сенату памятные записи Макрина и письма последнего к префекту города Марию Максиму с дурными отзывами о сенаторах, надеясь с помощью этих документов вызвать еще большую ненависть сенаторов к Макрину и Марию Максиму и добиться большего расположения к себе.
Между прочим, это письмо Меса поручила отвезти в Рим бывшему центуриону легиона IV Scyphica Клавдию Элию Поллиону, отличившемуся захватом цезаря Диадумениана и срочно получившему за это ранг консуляра. Она явно рассчитывала на этого человека. Как и на префекта легиона II Parthica Публия Валерия Евтихиана Комазона, который стал префектом претория и получил консульские отличия (Ornamenta consularia). Комазон был человеком самого низкого происхождения. В молодости он выступал в Риме в качестве пантомима (Геродиан V. 7. 6; АЖА. Гелиогабал 12. 1), но потом, вероятно, выбрал военную карьеру и начал службу простым солдатом. Возможно, он даже не был римским гражданином, ведь во Фракии, где он служил, не было римских частей. В 193 году за какой-то существенный проступок он был отправлен легатом Фракии на триеры. Однако, тут подоспел переворот Септимия Севера, для которого легат Фракии был врагом. Соответственно, Комазон, как пострадавший от последнего, оказался в числе сторонников Севера. Он сделал блестящую карьеру, получил всаднический титул, и к 218 году был уже префектом легиона II Parthica, а теперь вот стал префектом претория (АЕ 1955,51) и позднее даже консулом 220 года (АЕ 1950, 238) и трижды префектом Рима (Дион. LXXIX, 4,1–2). См. подробнее о его карьере: Kettenhofen Е. Die syrischen Augustae in der historischen Uberlieferung: ein Beitrag zum Problem der Orientalisierung. Bonn, 1979. S. 29 ff.
Дион Кассий характеризует Комазона как лицедея и шута, полностью оправдывавшего своё прозвище «Гуляка». Это явное преувеличение. Комазон был весьма умён и работоспособен, но для Диона он был выскочкой и ни в коем случае не ровней.
Сам же легион II Parthica за предательство Макрина был награжден пышным титулом Antoniniana Pia Fidelis Felix Aeterna.
Поллион стремительно помчался в Рим. Скорее всего, он плыл на быстроходном военном корабле из Антиохии до Брундизия или даже до Остии. В любом случае, он прибыл в Рим уже в середине июня и передал письма в сенат. Возможно, он сам и зачитал их. Именно Поллион должен был проследить за нормальным переходом власти в Риме. Для этого у него были часть преторианцев и часть легиона II Parthica. Гелиогабал (точнее Меса) прислал этим воинам письма с призывом о признании и просьбой поддержать Поллиона. Как отреагировали в Италии на столь ошеломительные известия? Лампридий утверждает, что «все классы были полны энтузиазма». И наоборот, Геродиан говорит, что царило «всеобщее уныние». На самом деле реакция сенаторов была неоднозначной. Без сомнения, большинство, подобно Кассию Диону, держали свои взгляды при себе и со всем соглашались. Большинство сенаторов не любили Макрина, но они ненавидели и Каракаллу. А ведь Гелиогабал был представлен как сын Каракаллы. Кассий Дион говорит, что они были охвачены страхом. У многих были на то веские причины. Реакция народа неизвестна, но судя по всеобщей любви к Каракалле, она должна была быть одобрительной.
Как бы то ни было, сенаторы признали Гелиогабала императором и сыном Каракаллы. В середине июня 218 года Гелиогабала провозгласили консулом. При этом вторым консулом остался, не воспринимаемый сенатом, а значит безопасный, бывший префект претория Марк Оклатиний Адвент, находившийся в Риме, куда его направил ещё Макрин. Таким образом, один консул теперь находился в Антиохии, а другой – в Риме, хотя, реально там «рулил» человек Месы Поллион.
Чтобы заручиться поддержкой широких кругов населения, сенат обожествил покойных Каракаллу, пользовавшегося большой популярностью, и Юлию Домну, а Юлия Меса и Юлия Соэмия получили высший титул «августа», как когда-то Домна. Имя же Макрина было вычеркнуто Сенатом из всех документов и предано проклятию (поэтому императорские артефакты Гелиогабала свидетельствуют, что документально он наследовал власть напрямую от Каракаллы, а никакого Макрина как бы и не было).
Ещё до 13 июля 218 года Сенат назвал 14-летнего подростка Гелиогабала «отцом отечества» (pater patriae). 14 июля он был принят в коллегии всех римских священнослужителей, включая коллегию понтификов, где получил высшую должность «Великого понтифика» (pontifex maximus) [Дион Кассий. Римская история 79, 1, 8]. Таким образом, Гелиогабал стал верховным жрецом Римской империи. Раньше это была довольно дежурная должность, но не теперь. Скоро Рим это почувствует.
В общем, Поллион вполне успешно справился с задачей установления новой власти в Риме, после чего вновь срочно понадобился Месе. Считается, что ещё по пути в Италию Поллиону было поручено разобраться с неприятностями в Вифинии. Мы не знаем природы этих беспорядков. Наместник провинции Цецилий Аристон, вроде бы, был лоялен Гелиогабалу. Об этом можно сделать вывод, исходя из того, что примерно в это же время беглый император Макрин боялся Аристона, поэтому не поехал в столицу провинции Никомедию, а пытался инкогнито переправиться в Европу. Возможно, он ошибался и Аристон вовсе не был сторонником Гелиогабала. Но, как бы то ни было, никакого мятежа в Вифинии сразу после захвата власти Гелиогабалом не было. Поллион просто не успел бы принять участие в его подавлении, поскольку сломя голову мчался в Рим. Значит, восстание произошло чуть позже. Вероятно, это было в августе 218 года. Может быть, беспорядки начались после захвата Макрина, которого вифинцы не хотели выдавать Гелиогабалу. Уж очень странно всё сложилось в Вифинии: арест Макрина и восстание, а потом зимовка там императора с армией. В общем, восстание в Вифинии было поручено подавить именно Поллиону. Кассий Дион говорит, что Поллион быстро покорил Вифинию. Какими силами? Он, конечно, мог собрать какие-то ауксилии в окрестных провинциях, включая саму Вифинию, где дислоцировалась Фракийская когорта, но мы попробуем выдвинуть ещё одно предположение. Дело в том, что сразу после Вифинии, Клавдий Элий Поллион был назначен легатом пропретором провинции Верхняя Германия. Это подтверждает надпись CIL XIII, 6807 из Могонциака. Между тем, нам известно, что в это самое время вексилляция войск Верхней Германии (как, впрочем, и Нижней) начала своё возвращение на родину из Каппадокии. Принято считать, что она выступила в Европу одновременно с императорским двором осенью 218 года. Однако, точно это неизвестно и нигде не указано. Не могло ли быть так, что Германская вексилляция вышла раньше, чтобы подавить восстание в Вифинии? Вполне могло. В этом случае, вексилляция и должна была подавить эти волнения, а возглавил её Поллион, которого сначала поставили препозитом Германской вексилляции, а потом легатом Верхней Германии. Дион утверждает, что Германская вексилляция зимовала в Вифинии. Значит, и Поллион был там. Клавдий Элий Поллион вновь доказал свою преданность и талант. Приходится признать, что этот человек оказался удачным выбором Месы. А ведь Верхняя Германия была важной провинцией с двумя легионами вдоль верхнего Рейна и массой ауксилий. Эти войска уже выдвигали и ставили своих императоров. Поэтому Рим всегда держал на Рейне самых надёжных людей. Кстати, след Поллиона обрывается как раз в Могонциаке. После года головокружительного успеха (центурион – захватчик Диадумениана – сенатор в ранге проконсула – представитель новой власти в сенате и Италии – наместник Вифинии – наместник Верхней Германии) мы больше ничего не слышим о Поллионе. Надпись в Могонциаке не стерта, значит Поллион не пострадал OTdamnatio memoriae. Возможно, после Германии он оказался не у дел и наслаждался спокойной жизнью на пенсии, живя на миллион сестерциев, которые достались ему вместе со статусом сенатора. Но мы ещё пару раз встретимся с Поллионом.
Всё лето 218 года Гелиогабал оставался в Антиохии, очевидно, опасаясь уходить с симпатизирующего ему Востока до более серьёзного укрепления власти. Следует учесть, что тогда ещё жив был Макрин, который находился в бегах. Существовала вероятность того, что ему удастся попасть в Европу и организовать сопротивление сирийскому клану западных войск. Бывший императорский двор Макрина находился в Антиохии и его тоже надо было «вычистить» под нового императора. А ведь ещё надо было расставить своих людей на Востоке. Всем этим Юлия Меса от имени внука и занялась. Двор, наместники, военачальники и чиновничество на Востоке были основательно «почищены». Кое-кто лишился жизни. Были казнены даже некоторые всадники императорского двора, ближайшие соратники Макрина. Среди них Дион называет префекта претория Юлиана Нестора. Скорее всего, был казнён и второй префект претория Ульпий Юлиан. Оба были соучастниками убийства Каракаллы, участниками гражданской войны и на пощаду им не стоило рассчитывать. Были казнены преторианские трибуны Немезиан и Аполлинарис, убийцы Каракаллы. Был казнён также легат Келесирии Гай Фабий Агриппин, участник заговора против Каракаллы.
Вероятно, тогда же был смещён и казнён легат Аравии Пик Цериан (если его имя правильно написано в тексте – скорее Пика Цезиан), возможно, за то, что не объявил вовремя о поддержке Гелиогабала, и его обязанности стал исполнять молодой прокуратор провинции Гай Фурий Сабин Аквила Тимесифей. Здесь мы впервые встречаемся с этим видным государственным деятелем Рима III века. Судя по имени, Тимесифей, возможно, был анатолийцем по происхождению и принадлежал к сословию всадников. Он родился в 190 году и прошёл всадническую карьеру. Начал Аквила префектом когорты I Gallica Civium Romanorum equitata (210–212 гг.), стоявшей в Тарраконской Испании. Следующей должностью Тимесифея стала должность прокуратора провинции Аравия (215–222 гг.). В дополнение к этой должности он также дважды (218 и 222 гг.) исполнял обязанности ее легата. В этом качестве он командовал III Киренаикским легионом. Вот как раз в описываемый нами момент Тимесифей и исполнял обязанности легата в первый раз, то есть, был президом. Нельзя сказать, что Тимесифей был человеком Месы или Гелиогабала. Очень скоро он вернулся к должности прокуратора и дальше при Гелиогабале не продвинулся. Скорее всего, тогда его повысили за неимением лучшего, временно. Уже к концу года легатом Аравии был назначен сенатор Флавий Юлиан. А дальнейшую историю Тимесифея мы рассмотрим ниже.
Префект Египта Юлий Базилиан, уже назначенный Макрином префектом претория, узнав о поражении своего императора, бежал на корабле в Италию, но был предан римским другом, к которому обратился за помощью, схвачен в Брундизии и привезён в Никомедию, где казнён осенью этого года. Новым префектом Египта Меса назначила некоего судью Каллистиана (218–219 гг.). Он доработал руководителем Египта до конца этого года, когда ему на смену был назначен обычный префект Геминий Хрест (219–222 гг.), который, однако, прибыл в Египет только к августу 219 года. Хрест поднялся в 222 году до ранга префекта претория, но что-то пошло не так и он был казнён Ульпианом, сменившим его на посту.
Был смещён и отстранён от командования легат Сирии-Финикии Марий Секунд. Легион III Gallica подчинялся ему и Эмеса тоже находилась в его провинции, но мы не слышим ничего о реакции Мария на восстание. Это был человек Макрина, который относился к нему с большим уважением. Об этом свидетельствует тот факт, что юрисдикция Мария Секунда распространялась даже на некоторые районы Египта. Неясно, были ли Секунду предоставлены административные полномочия в отношении части Египта или особая сфера ответственности, например, военные поставки. Как бы то ни было, это было отклонение от общепринятой процедуры, поскольку ранее Египтом никогда не управлял сенатор. Похоже, что Марий Секунд не поддержал Гелиогабала своевременно, за что и поплатился.
Правительство Месы ещё убрало с поста легата Каппадокии Марка Мунация Суллу Цериалиса. Хотя он был человеком Каракаллы, оставлять его на посту, где он командовал двумя легионами, Меса не рискнула. На его место был поставлен Марк Ульпий Офеллий Теодор (218–221 гг.), о котором известно, что он был императорским секретарём Каракаллы и всадником в 212–213 гг. За свою работу он получил повышение и стал сенатором. Судя по имени, он был из греческой семьи, получившей римское гражданство при Траяне. Вероятно, он был местным и хорошо знакомым Месе. Назначение этого «нового человека» – выходца с Востока, может быть подтверждением того, что правительству Гелиогабала отчаянно не хватало сторонников с высоким статусом и оно было вынуждено полагаться на местных жителей, не имеющих сенаторского происхождения.
Видимо, был сменён неизвестный нам легат-пропретор Сирии-Палестины, место которого занял Гай Юлий Тарий Тициан (218–222 гг.). Этот сенатор стал известен сравнительно недавно по нескольким надписям из Кесарии, Гиппона и Такины. Из них мы узнали, что Тициан, примерно, в 205–206 годах или чуть позже был проконсулом Ликии-Памфилии. Значит, консулом-суффектом он побывал ещё раньше. Тарий был, скорее всего, родом из Фригии, откуда в его время известна знатная женщина Юлия Тария Стратоника, возможно, его сестра. Она с мужем участвовала в организации Секулярных игр 204 года. Интересно, что в одной из надписей (СИР II Nr. 1231), палестинский легион X Fretensis, который подчинялся Тициану, носит почётное наименование Antoniniana, а это означает, что легион поддержал восстание Гелиогабала в мае 218 года, за что и получил отличие. Его легатом тогда был Марк Флавий Квирина С… Что до Тициана, то он является единственным известным наместником провинции, которому поставили аж две статуи. Это произошло как раз в Сирии-Палестине. Похоже, что Меса очень уважала этого человека и была в нём уверена.
Нам ничего не известно насчёт наместников и войск Месопотамии, но там были скорее озабочены возрастанием персидской угрозы, а не политическими перипетиями в империи.
Итак, семеро казнённых, несколько человек сняты с поста. Ничего необычного после насильственной смены режима. Ничего такого, что обязательно вызвало бы широкое негодование среди правящего класса. Все жертвы либо были близки с Макрином, либо перешли на его сторону с достаточной готовностью. Ставки в имперской политике всегда были высоки.
Осенью был также казнён сенатор Силий Мессала. Возможно, здесь подразумевается консул-суффект 193 года Марк Силий Мессала, о котором нам практически ничего не известно. Неизвестно также, где он находился, скорее всего, управлял какой-то провинцией неподалёку от Сирии. Мессала писал письма в сенат, в которых старательно докладывал о событиях в Сирии. Видимо, там было много такого, о чём Меса хотела бы умолчать. Может быть и об истинном поведении Гелиогабала. Это вызвало её недовольство, и она от имени Гелиогабала вызвала сенатора в Сирию под фальшивым предлогом нового назначения. Однако, по приезде он был казнён, а сенат утвердил этот приговор лишь в следующем году. Похоже, что в Риме даже не знали о казни сенатора. Гелиогабал в хамской форме сообщил об этом, и о казни Помпония Басса, только в письме из Наисса в следующем году. Там он назвал их дознавателями его образа жизни и хулителями происходящих во дворце событий. «Я не предоставил вам доказательства их заговора, – писал он, – ибо зачитывать эти свидетельства не имеет смысла, когда преступники уже мертвы» [Дион Кассий. Римская история 80, 5]. Он вовсе не оправдывался перед сенатом, а нагло ставил своё решение о казни сенаторов выше мнения верховного органа. Почему Гелиогабал соединил в одном письме Мессалу и Басса? Не исключено, что Мессалу казнили не сразу, а уже в Мёзии в 219 году вместе с Бассом.
Примерный маршрут Гелиогабала по Малой Азии
По словам Геродиана, Меса очень торопилась в Рим, однако дела задерживали двор Гелиогабала в Антиохии всё лето. Правда, жила императорская семья во вполне комфортных условиях. Императорский дворец в городе был построен во времена Селевкидов и с тех пор часто был временным домом для разных императоров и их семей. В течение II и начала III веков Траян, Луций Вер и Каракалла переносили в город весь свой двор. Это же было и при Макрине. Город сильно пострадал во время землетрясения 115 года и многое в нём пришлось восстанавливать. Император Траян во время землетрясения был вынужден укрываться на стадионе, располагавшемся на острове возле дворца. Будучи резиденцией императоров, город постепенно украшался необходимыми зданиями и инфраструктурой, отражающими имперскую власть. К 218 году он лишь недавно восстановил свой официальный статус мегаполиса, вероятно, благодаря Каракалле, после того как Септимий Север понизил его статус за поддержку Нигера. В пяти милях к югу от Антиохии лежала Дафна, известная своими горячими источниками и водопадами, защищенная от палящего солнца высокими дубами, кипарисами и лаврами. Богатые и состоятельные люди построили в этом районе множество вилл, превратив его в курортную зону. Вряд ли можно сомневаться, что юный Гелиогабал приезжал купаться или даже оставался в этом тихом пригороде, вдали от городской жары в поздние летние месяцы. Гелиогабал чувствовал себя как дома в культурной смеси города, в котором проживало около 500000 человек греческого, римского, сирийского и еврейского происхождения. В конце концов, он был полусирийцем и последние годы жил именно в Сирии, не был особенно романизирован и оставался упорно преданным своей роли главного жреца Элагабала. Тут есть ещё один момент. По мнению Сайдботтома, задержка с выездом в Рим могла, в том числе, объясняться тщательной подготовкой Гелиогабала к перевозу в Италию чёрного камня своего бога, а также массы его служителей, жрецов, жриц, материалов и утвари. Наверняка, так оно и было. Мы только добавим, что Гелиогабал должен был взять с собой именно своих сектантов, а истинных жрецов и служителей оставить. Это должно было вызвать проблемы, которые потребовали времени для решения.
Только осенью, после захвата и гибели Макрина, Гелиогабал со всем двором и европейскими войсками, направился к Босфору. «Армия Вторжения» Каракаллы, которая теперь была армией Гелиогабала, наконец-то, начала отходить из Восточных провинций, после четырёх лет пребывания там. Двор и армия шли по дороге через Киликию. Мы знаем это из того факта, что город Аназарб получил от нового императора титул «первого, самого большого и красивого» города Киликии. Кроме того, город получил право организации особых игр «Антониний». Маршрут Гелиогабала показан на карте. Она, конечно, примерная. Считается, что при проезде Гелиогабала, в каждом городе вводился культ Элагабала. Как и само шествие Гелиогабала, гражданский культ не был организован в одночасье. Необходимо было построить храмы или, по крайней мере, переосвятить, сделать изображения, назначить священников, учредить фестивали и выделить на всё это финансирование. Если мы сопоставим те города в Малой Азии, где позже был установлен культ Элагабала, с тем местом, где император осматривал труп Макрина (Архелаида), и заполним пробелы в атласе Баррингтона, это даст нам правдоподобный маршрут, проходящий через Антиохию – Александрию-на – Иссе – Иераполис/Кастабла – Аназарб – Таре – Фаустинополь – Тиана – Архелаида – Анкира – Юлиополь – Никомедия [Harry Sidebottom: The Mad Emperor. Heliogabalus and the Decadence of Rome. Oneworld, London 2022. S. 154].
Прибытие императорской свиты было благоприятным моментом для любого города. Можно было установить контакты и устойчивую линию связи с самим императором, а также с его приближенными. Можно было просить об одолжении. Это могли быть титулы – Колония, Метрополия, Первый, Величайший, Самый Красивый, Смотритель Храма – всё это было полезно в непрекращающейся борьбе за статус между соседними городами, или эти титулы могли принести больше материальных выгод: право быть центром судебных разбирательств (что увеличивало доходы, поскольку приносило городу тяжущихся и других лиц), или расширить городской совет (советники платили взносы), или, что лучше всего, свобода от налогообложения. С другой стороны, появление императора влекло за собой расходы и потенциальные беды. Всех этих придворных, чиновников, слуг и солдат нужно было разместить и снабдить провизией, а наиболее важных из них – развлечь. Расквартированные войска всегда доставляли неприятности: они занимались грабежом и насилием. И, в случае недовольства, вместо наград император мог назначить наказания: потерю статуса и штрафы для города, изгнание или смерть для отдельных лиц. В самом худшем случае он мог бы натравить солдат на граждан и начать резню, как Каракалла в Александрии. Таким образом, прибытие императора всегда было временем крайней напряженности для города [Harry Sidebottom: The Mad Emperor. Heliogabalus and the Decadence of Rome. Oneworld, London 2022. 5.155].
К зиме войска и двор Гелиогабала собрались в Никомедии. И вот там юный Гелиогабал, по словам Геродиана, сразу же начал демонстрировать римлянам и грекам свой новый религиозный пыл и привычки. Вполне очевидно, что эмесенские ритуалы на Востоке были давно знакомы и не вызвали бы такого возмущения. Значит, там было нечто иное. В общем, Гелиогабал, вместо занятий государственными делами, начал справлять свой культ Элагабала, чёрный камень которого он взял с собой из Эмесы. Он с упоением плясал в его храме под звуки флейты и тимпанов. Одевался он в пышные восточные наряды из китайского шёлка, увешивая себя драгоценностями. Римскую и греческую одежду он откровенно презирал и явно демонстрировал это окружающим. [Геродиан. История V, 5–6].
Лампридий утверждает, что Гелиогабал уже там, во время зимовки в Никомедии, занимался всяким грязным развратом, отдаваясь мужчинам и ведя себя по-свински [АЖА. Антонин Гелиогабал V, 1]. Мы понимаем, что Лампридий – предвзятый источник и может преувеличивать, однако, его текст вполне укладывается в нашу версию извращения Гелиогабалом культа своего бога. Лампридий ведь потому и возмущается, что в официальном культе Элагабала ничего подобного не было.
Отметим, что Гелиогабал стал, пожалуй, самым скандальным из римских императоров, причём настолько, что раньше всегда безоговорочно служил примером наихудшего из возможных правителей (хуже Калигулы, Нерона и Коммода), а сегодня в историческом сообществе стала явно преобладать тенденция к его обелению и оправданию, сопровождающаяся неистовой критикой античных источников, якобы лживо и предвзято отнесшихся к этому человеку. Однако, похоже, что римляне знали, о чём говорили. По ходу рассказа о правлении Гелиогабала мы попробуем разобраться в его сущности, характере и поведении. Как пишет Гарри Сайдботтом, наряду с сексом, смертью и декадансом, история Гелиогабала является идеальной призмой, через которую можно рассматривать другие вопросы, имевшие центральное значение для императорского Рима. Каковы были пределы политической власти? Насколько далеко правитель должен вмешиваться в жизнь своих подданных? Что на самом деле должен был делать император? Что представляет собой религиозный экстремизм? Когда достойное восхищения благочестие превратилось в суеверие и опасный фанатизм? Как создавалась этническая принадлежность? Ненавидели ли Гелиогабала за то, что он был сирийцем? Были ли римляне расистами? Эти вопросы мы и рассмотрим.
Мы уже писали, что психологический и мировоззренческий перелом в юном Гелиогабале произошёл ещё в Эмесе за те, примерно, 9-10 месяцев, что он там жил и служил в храме Элагабала. Как и что там происходило, гадать бесполезно, но, мальчик сирийского происхождения, воспитанный как римлянин в самом Риме и его провинциях, всё-таки ощутил себя сирийцем и верховным слугой Элагабала, призванным превратить своего бога в высшее божество всей Римской империи. Все оставшиеся годы своей жизни Гелиогабал истово пытался выполнить свою миссию слуги Элагабала, не обращая никакого внимания на отношение к этому населения империи и, особенно, самих римлян.
В общем-то, империя явно нуждалась в какой-то новой религии, которая смогла бы объединить всё разноплемённое население государства. Старая римская вера была политеичной. У римлян были свои боги, но они обычно не возражали и против принятия новых божеств. Для этого надо было «заключить с новым божеством договор», в котором оно принимало на себя обязательство защищать римский народ. Римляне же организовывали культ нового божества. Так происходила ротация богов. Некоторые старые боги поблекли и были забыты. Их место заняли новые, более популярные и активные. Часто пришельцев приравнивали к уже известным божествам.
Так, в 433 году до н. э. Риму был представлен Аполлон. Император Август гордился особыми отношениями с Аполлоном и построил ему храм на Палатине.
В 204 году до н. э., во время войны с Ганнибалом, римский сенат позвал мать богов Кибелу из Азии. Для размещения нового божества на Палатине был построен храм. Ее культовым образом был необработанный камень, упавший с небес. Кибела пришла со свитой женоподобных жрецов, часто самоистязавшихся, которые носили экзотические одежды и поклонялись ей восточной музыкой, дикими криками и экстатическими танцами. Похоже на Элагабала.
За столетие до Гелиогабала поклонение персидскому богу солнца Митре, Deus Sol Invictus Mithras, жрецы которого носили ярко выраженные восточные костюмы, распространилось по всей Римской империи, включая сам Рим.
Эти божества, а также другие, такие как Исида или Юпитер Долихен, являлись предшественниками Элагабала. Но там были принципиальные различия. Аполлон был не восточным, а греческим богом. Персидские ритуалы Митры ограничивались посвященными людьми и не были публичными. Культ Кибелы строго контролировался римским государством. Горожане поклонялись ей традиционными способами, с жертвоприношениями и играми, за которыми наблюдал старший судья. Экзотические элементы – вся эта инопланетная музыка, прыжки и пение в диковинных костюмах, не говоря уже о кастрации, – были оставлены иностранному духовенству, вступать в которое римлянам было запрещено законом [Harry Sidebottom: The Mad Emperor. Heliogabalus and the Decadence of Rome. Oneworld, London 2022. S. 230].
Так что же было плохого в том, что император ввел своего бога Элагабала в Рим? Да, как раз то, что это был не Элагабал, а то, что сумасшедший юнец-император посчитал Элагабалом. Поэтому выбор оказался негодным. Настоящего Элагабала римляне бы приняли. Как мы увидим, даже сенаторы честно пытались принять нового бога и отстаивали долгие церемонии в его честь. Вряд ли он стал бы сильно популярен, поскольку был национальным богом небольшой части Сирии, но всё могло пройти безболезненно. Да только это был не тот бог.
Культ, привезённый Гелиогабалом, не пытался принять и примирить все религии, растворив их в Олимпийской, поскольку никого и ни с кем не примирял, а только подчинял с перспективой последующего уничтожения. Моральные принципы римской религии были куда выше, нежели у веры Гелиогабала. Его культ был культом отбросов общества и не выражал ничьих интересов, кроме интересов маргиналов. Принятие такой веры не поднимало, а опускало римское общество, что, несомненно, привело бы его к быстрой гибели. А ведь римляне вовсе не были расистами и охотно перенимали разнообразные религиозные новшества. Всего через 100 лет они вполне себе мирно приняли христианство, имевшее корни в ещё большем захолустье, чем Эмеса и в обществе, к которому римляне относились весьма критически. К тому же, христианство напрочь отвергало все старые религии, как поклонение демонам, что серьёзно возмущало их адептов. Но зато христианство объединяло людей на куда более высоких моральных принципах и мораль его была выше римской. Поэтому население империи приняло христианство, как-то примирившись с запретом старых верований, а веру Гелиогабала не приняло, и попытка провалилась. Сыграла в этом роль и сама личность Гелиогабала, никак не подходившая для объединения народа. В качестве императора, он был не лучше, чем в качестве религиозного реформатора.
Тогда, в Никомедии, Меса прекрасно понимала, что Гелиогабал подрывает свой авторитет подобным поведением, а это было очень опасно. Из того, что мы знаем о Месе, можно представить, что она уже тогда должна была понять неуданность выбора Гелиогабала императором, однако пока она ничего не могла с этим поделать. Заменить Гелиогабала пока было некем, а саму её как правительницу империи никто бы не принял. Приходилось рулить из-за спины внука. Оставалось ждать и пытаться как-то смягчить его поведение. Она пыталась уговорить его вести себя как римлянин и император, однако Гелиогабал был безнадёжен. Он был откровенным фанатиком и поступал ровно наоборот. Назло сенату, чтобы позлить и унизить его, да и вообще римлян, он приказал сделать свой огромный портрет во весь рост, в священническом облачении внутри своего храма с идолом Элагабала, которому он совершал жертвоприношение. Эту картину он отправил в Рим с приказом выставить его в самой середине курии, на самом высоком месте, над головой статуи Победы/Виктории, которой, сходясь в сенат, каждый сенатор воскурял ладан и совершал возлияние вином. Он приказал, чтобы все римские должностные лица при совершении каких-либо общественных жертвоприношений прежде других богов, которых они призывают, священнодействуя, называли нового бога Элагабала.
Существовал ли в действительности такой портрет, неизвестно, Дион Кассий не упоминаете нём. Если портрет действительно повесили над Викторией, то сенаторы были поставлены в двусмысленную позицию – совершение подношений богине Виктории выглядело и как подношения Гелиогабалу с его богом, что явно унижало сенаторов-римлян.
Видимо, ошибки руководства, личные обиды, неверие в прочность новой власти и сектантское поведение Гелиогабала, слухи о котором быстро распространялись, сразу вызвали реакцию. Дион указывает, что уже при передвижении по Малой Азии, Гелиогабал встречал открытое неудовольствие народа. Вряд ли оно могло быть вызвано какими-то политическими причинами, до которых простому народу не было дела. Скорее всего, жители Востока сразу поняли искажение веры, практикуемое Гелиогабалом, и выступали против этого. Восстание в Вифинии было ещё раньше. Он тогда отнёсся к проявлениям протеста достаточно спокойно и никого не казнил, видимо, надеясь, что его новую веру примут. Но терпение отнюдь не было главной добродетелью Гелиогабала и скоро закончилось. Обозлили его мятежи в Сирии и Азии зимой 218–219 года. Характерно, что восстали именно те легионы, которые привели Гелиогабала к власти и на поддержку которых он явно рассчитывал.
