Н. М. Фишер
Двое против всех
Пролог
В тот момент мне казалось, что я знаю о мире все. Чувствую его струящиеся живые потоки каждой клеточкой тела, вдыхаю все ароматы разом и возношусь к небесам, чтобы оттуда со всего размаха рухнуть в пропасть и не разбиться. Мне казалось, что я и есть весь мир. Каждый лучик света протекает сквозь меня, каждая капля дождя – мои слезы, каждый писк птицы – мой голос. Я любила мир, а мир любил меня.
Краткий миг блаженства стоил всего, что мне пришлось ощутить потом. И если сейчас меня спросят, отдала бы я это чувство за возможность жить, как прежде, без острой, практически не переносимой боли и яркого ослепительного счастья, я отвечу «нет».
Я не жалею. Ни секунды не жалею и не хочу вернуться к тому прежнему существованию, что я считала жизнью особенной девушки. Настолько особенной, что из года в год скрывала свой дар от людей и пряталась под личиной обыкновенной девчонки из соседнего двора. Он дал мне волю. Открыл дорогу к моим чувствам. И моей магии.
Он подарил мне меня, а потом оставил тонуть в волнах захлестывающей любви и магии.
Глава 1.
– Даш, подъем! До первой пары осталось полчаса! – Илья назойливо теребил меня за плечо, не давая досмотреть сон.
Я натянула подушку на голову и попыталась спрятаться от неуместных тирад по поводу моей лени и необразованности. Отличник. Что с него взять. Всегда таким был. К доске – он первый, остаться после уроков на дополнительный час математики – зовите Илью Фролова, кого же еще! Факультатив по истории – все то же лицо. И как только он до сих пор терпел меня, обыкновенную троечницу, резкую в общении и дерзкую с учителями.
Не будь я сиротой на попечительстве бабушки, которая благополучно проживала в пригороде и вряд ли помнила, что у нее есть внучка, меня бы выгнали из школы и уж точно не взяли бы в институт. Но у меня был Илюха, а у него – семья с нужными связями.
И все же это не давало ему права так бесцеремонно стаскивать с меня одеяло, когда первой парой стояла противная Экономика, где я бы все равно заснула.
– Ну, отметь меня, как будто я была! Пожалуйста, – прогнусавила я, чувствуя, как голые ноги покрываются мурашками. В битве с одеялом Илья все же победил.
– А что мне за это будет? – Раздался ехидный голос друга.
– Поцелую, поцелую, – кинула я в ответ и представила довольную Илюхину ухмылку.
Мы дружили всю жизнь. С момента, как я себя помню. А может, и дольше. Илья вечно шутил, что мы знаем друг друга не первую жизнь. Что ж, ему виднее. Это он умел путешествовать по другим мирам вместо того, чтобы во сне мирно перерабатывать психикой события прошедшего дня, как все нормальные люди. Я такими способностями не отличалась, хотя отличалась другими.
Он признался мне в любви год назад. Зеленоглазый, высокий, с черными волосами до плеч, Фролов будто светился изнутри, когда опустился передо мной на одно колено и вручил букет кроваво-алых роз с ароматом каких-то ягод. Я боялась самого страшного – предложения выйти замуж, как только мне исполнилось восемнадцать. Но друг детства оказался весьма благоразумным и предложил встречаться. С тех пор мы считались парой.
Как пара поступили в институт, как пара жили в бабушкиной квартире. Как пара готовили обеды и в обнимку смотрели фильмы под пледом. Как пара пытались любить друг друга. Как весьма странная пара проводили колдовские ритуалы.
Мы с детства были не такими как все, поэтому, наверное, и прибились друг к другу. Я смотрела на мир под иным углом – могла улавливать мельчайшие изменения в настроении и ощущениях людей, чувствовала ложь, острее слышала запахи и звуки и каждую мелочь переживала так, будто сейчас разорвусь на части.
Родителей я не помнила, а бабушка в шутку называла меня припадочной. Когда рядом рыдал ребенок, который не мог объяснить родителям, что случилось, я подбегала к ним в слезах и рассказывала, как сильно у малыша болит живот.
С такими особенностями мне было непросто в школе. Меня не любили, не принимали, сторонились, и я избрала самый простой путь – путь изгоя. Последняя парта, посредственная учеба, отсутствие друзей. Был только Илюха – мы нашли друг друга еще в детском саду. Он тоже был другим. И тоже – изгоем. Вот только он выбрал иной путь – стал лучшим. Что бы он ни делал, получалось идеально. Спорт, учеба, даже ритуалы, которые мы придумывали сами. Я просто чувствовала, что нужно делать. Он – прописывал план и требовал его четкого исполнения.
И все же мы были вместе. Двое против всех. Так было всегда.
Илья расплылся в довольной улыбке. Сейчас, когда нам обоим стукнуло по восемнадцать, я наконец рассмотрела, что он красив. Раньше он был просто мой Илюха, лучший друг, помощник, защитник, практически брат. Но его предложение встречаться и скорый переезд ко мне заставили посмотреть на парня совсем другими глазами.
Я по-прежнему не чувствовала любви, выжигающей дыру в солнечном сплетении, или страсти, заставляющей тело завязываться в узел и изгибаться подобно змее. Я знала эти чувства – улавливала в других людях, ощущала через книги, но сделать их своими мне так и не удалось. Я смирилась и решила, что уверенность в человеке и близость душ, пожалуй, куда важнее безумия страсти и бурления крови. Рыдала над фильмами, в которых любимым приходилось расстаться, потому что так нужно. Считала, что они просто дураки, неспособные на решения, но все равно рыдала. Хотела бы я пройти через такое в жизни? Ни за что. Мне вполне хватало судьбы сироты и изгоя общества. Ну какая еще любовь с ее помешательством?
– Я согласна встать только ради кофе!
– Уже ждет на кухне. Разве не чувствуешь?
Конечно же, я чувствовала. Но уже давно научилась блокировать вкусы, запахи и ощущения. Если открыться миру слишком сильно, можно обнаружить, что соседка за стеной с горечью смотрит на нелюбимого мужа и воображает себе совсем другого мужчину из дома напротив. А сосед сверху раздражается на детей, а потом корит себя за несдержанность, отчего еще больше раздражается. Я не могла выносить этот непрерывный поток, и потому иногда было проще не ощущать ничего из окружающего мира, чем погружаться в хаос чужих разочарований и скорби.
Голые ноги опустились на идеально гладкий паркет, словно его отполировали ногами сотни людей до меня. Не знаю, что творилось здесь прежде, но бабушка рассказывала, что въехала в эту квартиру молодой, и с тех пор ничего здесь не изменилось.
Я поднялась на цыпочки и неумело чмокнула Илюху в губы. Он зажмурился, как довольный кот, пригревшийся на солнышке. Разве что не замурчал. Обнял меня крепче и притянул к себе, плотно прижимаясь стройным юным телом к моей заледеневшей коже. Замер. В глубине моего тела на секунду что-то шевельнулось, отзываясь на настойчивую руку, сжавшую бедро, но тут же замерло. Я вздохнула и шутливо куснула друга за щеку. Он хихикнул и повел меня в кухню.
Аромат кофе проник сквозь все выставленные мной барьеры, и я покорилась, открываясь навстречу горьковатому терпкому запаху, заполнявшему каждый миллиметр кухни. Ничего приятнее с утра не выдумать. Кажется, это я сказала вслух. Потому что Илья хмыкнул и заявил, что знает кое-что приятнее, но времени слишком мало. Я шутливо пригрозила ему пальцем, в три глотка осушила чашку и отправилась одеваться.
После одиннадцатого класса Илюха решил, что нам нужно постигать азы лингвистики. И если математика вместе с остальными точными науками у меня хромали по полной программе, то языки просто изредка спотыкались. Я не учила их, но чувствовала. Отдавалась своей сути, прислушивалась к людям, и слова вылетали сами. Хоть что-то полезное было в моем даре, кроме изматывающих ощущений других людей и головных болей после.
Илья страшно раздражался, когда ему приходилось опаздывать из-за меня. А я придурочно хихикала, чем раздражала моего парня еще сильнее. Он вообще считал, что я слишком много смеюсь, называл несерьезной. Потом извинялся, признавал, что не прав. Но стоило мне пошутить и истошно рассмеяться, как он снова возвращался к своему мнению. И все же нам было хорошо вместе. Мы понимали друг друга почти без слов, иногда словно читали мысли. Если это не настоящая истинная любовь, то что.
Мы влетели в аудиторию на пять минут позже начала пары. Преподаватель посмотрел на нас с укоризной – еще бы наглые первокурсники опаздывают на второй неделе сентября. Да уж, с такой подругой Фролову не заработать себе приличную репутацию. Если с его длинными волосами и темной одеждой можно было смириться, то мои фиолетовые волосы, заплетенные в десятки немыслимых косичек, бесили абсолютно всех. Сегодня преподу повезло – я смотала на голове огромный пучок и не напоминала Медузу Горгону, с которой меня периодически сравнивали. Кроме немого укора, мы ничего не схлопотали и пробрались за парту в третьем ряду.
В институте мы с Ильей пришли к компромиссу – третья парта, никаких первых и последних. Кстати, в универе дела пошли гораздо лучше, чем в школе. «Фриков», как нас иногда называли, здесь было гораздо больше. И мы мирно сосуществовали с однокурсниками.
– Я придумал кое-что на вечер, – шепнул мне на ухо Илья и вдруг покраснел.
– Обряд? – небрежно спросила я, даже не догадываясь, к чему он клонит.
– И он тоже, – хмыкнул мой парень и звонко опустил руку на мое бердо под партой. Звук хлопка пронесся по аудитории, и соседи заулыбались, догадавшись, что произошло.
Я не привыкла ожидать от Илюхи чего-то необычного, когда дело касалось отношений. Особенно интимных. Но будучи совершенно неискушенной в вопросах любви и имеющей представление о том, что же вообще нужно делать, только из романов, я принимала внимание парня с долей самолюбования. Меня любят, и хорошо. А как – не имеет значения. Во всяком случае, так мне казалось тогда.
Вечера я ждала с упоением. Скучные четыре пары заставили меня зевать уже на второй. К пяти вечера я прокляла Илью, что тот вообще вытащил меня из дома. Могла бы нежиться в кроватке вместо двух экономик, а потом спокойно отсидеть английский и немецкий. В итоге я пришла домой, голодная и злая, на пару часов завалилась в кровать и забылась сном. Голова спросонья гудела, а сил оставалось только на то, чтобы слабо отбиваться от Ильи, который тряс меня за плечо. Пожалуй, пора начинать нормально питаться и не зачитываться дурацкими романами о любви до пяти утра.
Илья снова пытался меня будить. В этот раз гораздо оригинальнее, чем утром. В своей голове я плыла на ветхой лодке среди бушующих волн океана. Со всех сторон захлестывал дождь, а над головой клубились гигантские черные тучи, готовые в любую секунду поразить меня молнией. Уши закладывало от раскатов грома, а тело дрожало от прилипшего мокрого платья. И я была не я. И мир какой-то ненормальный. В общем, классические странности снов. Кажется, что-то подобное я недавно встречала в очередном фэнтези-романе.
Илюха просто материализовался посреди воды. Подплыл к лодке и, легко подтянувшись, перемахнул через борт. Очень в его стиле.
– Просыпаться будем? – сходу спросил он, не дав мне понять, что происходит.
Я не умела управлять снами. И только развитое чутье позволило мне понять, что Илья – не часть моего воображения. Парень действительно нагло вторгся в мое подсознательное. Я попыталась сделать над собой усилие и ответить какой-нибудь колкостью. Но стоило подключить мозг, как магия сна рассыпалась, и я открыла глаза на своей кровати посреди небольшой однушки.
Лет сто пятьдесят назад наш дом был доходным. В таких местах снимали квартиры всякие пропащие люди, вроде нас с Ильей. Позже его перестроили под огромные коммуналки, а потом поделили на отдельные квартирки. В одной из таких и обитали мы с парнем. Бабушка всегда говорила, что квартира моя, и при первой же возможности сбежала на дачу – поближе к соснам и камням – ее стихии.
Я любила свою квартиру. Нежно-бежевые стены, старинные канделябры и лепнина на высоченных потолках. Огромная двуспальная кровать, накрытая мягким леопардовым пледом, и балкон, выходящий на пешеходный бульвар, где никогда не смолкали музыканты. Уютная кухня, наполненная ароматом кофе, и свет, проникавший сквозь никогда не зашторенные окна.
– Сколько раз я просила так не делать! – Я лениво перевернулась на другой бок и пнула Илью ногой. – Я ненавижу, когда ты влезаешь в мои сны.
– Иначе ты бы не проснулась.
– Так я тем более не хочу просыпаться. Голова раскалывается. Верни меня обратно в море.
– Ты просто проголодалась. Пошли, сейчас все наладится.
Парень потянул меня за руку, и я слабо застонала. Меньше всего на свете мне хотелось вставать. И почему он не может оставить меня в покое? Решил, что свиданию быть сегодня, значит, ничто его не остановит. Ни больная девушка, ни атомная война. Настоящий отличник. Как будто нет в году остальных трехсот шестидесяти четырех дней.
Спорить с ним было бесполезно. Иногда я до последнего стояла на своем и упиралась изо всех сил. Когда не хотела ссориться, просто делала по-своему, словно не замечая комментариев парня. Сейчас же мне было немного любопытно, куда он так упорно меня тащит, и что за сюрприз приготовил. Я скорчила недовольную мину, но все же отправилась умываться и приводить себя в порядок. Свидание как-никак.
Вечера все еще были светлыми, а вот погода теплом не баловала. Я кое-как стянула фиолетовые косички с перьями резинкой и залезла в любимую толстовку цвета детской неожиданности, как называл ее Илья. Но, боюсь, о детях, как и об их неожиданностях он не знал ровным счетом ничего. Я же была одета в любимый хаки.
Илюха встретил меня в дверях, разряженный во все черное, включая плащ и волосы. Даже глаза слегка подвел. Ну чистый гот! В руках он держал обычную плетеную корзинку, в каких бабушки продают помидоры. Из нее торчали эти самые помидоры, а еще кусок запеченного мяса в фольге, багет, бутылка вина с бокалами и несколько свечей. Когда желудок предательски взревел, я поняла, насколько проголодалась.
– Пикник! – торжественно объявил парень, отвечая на мой вопросительный взгляд.
– На обочине? – уточнила я.
Илюха только хмыкнул. Да, отличник, а классику не знает. К тому же, где еще устраивать пикники в нашем городе, сплошь устланном гранитом и мрамором? Обочина да набережная – вот и весь выбор.
Но мои предположения разбились о реальность – парень отправился наверх. Когда мы достигли шестого этажа, Фролов заговорщицки зыркнул на дверь чердака и достал ключ. Я чуть не завизжала от счастья.
Несколько лет назад очередная управляющая компания взбунтовалась, что по крышам лазят всякие маргиналы и сменила замок на чердаке. Я сотню раз пыталась его взломать или подобрать ключ, но тщетно. И тут такой подарок судьбы. Или Илюхи.
Я не удержалась, подлетела к парню и чмокнула его в щеку. Вот это свидание – так свидание!
Глава 2.
Город разбредался по домам после рабочего дня. Поток людей выплескивался из метро на свет и рассасывался в переплетении улиц и переулков. Четкая структура острова, где каждый квартал обязательно был квадратным, всегда успокаивала меня. И только с крыши можно было вдоволь насладиться этим строгим покоем. Поэтому я так скучала по высоте.
Сейчас я сидела на вентиляционной башенке, болтала ногами и с удовольствием жевала здоровенный бутерброд. Пахло рекой, совсем близко впадавшей в слабосоленый залив, промозглой осенней сыростью и красным вином. Пожалуй, этот день можно запомнить, как один из лучших и спокойных. Когда на душе и сердце было тихо.
Вино расслабило напряженные нервы, а сытная еда успокоила гудящую голову. Все барьеры рухнули, и я позволила чужим чувствам и эмоциям проникнуть внутрь. Внизу школьница ругалась с мамой из-за оценок, и я знала, что девчонку не любит учитель, а потом придирается. Вот только мама не верила. Как это, должно быть, тяжело – доказывать близкому человеку, что ты не виноват, а получать в ответ стену. Такому барьеру, как у этой белокурой женщины, могла бы позавидовать даже я.
А потом я ощутила чье-то разбитое сердце. Совсем недалеко. Возможно, прямо под крышей дома. Женщина, совсем уже не юная, но еще далекая от преклонного возраста, тихонько выла в подушку, чтобы сын не слышал. Она сдерживалась, не давая воли слезам. А на деле в ее душе ураган боли сметал все хорошее, что оставалось в ее жизни. Я вздохнула, пытаясь прогнать щемящее чувство. Нет, ни за что не буду любить. Каждый раз все эти истории заканчиваются именно так. И только с Илюхой мне всегда будет спокойно.
Словно уловив настрой, парень поманил меня вниз. Мы устроились на металлической обшивке крыши. Илья приобнял меня за плечи и зажег свечи, прилепив их к покатому металлу расплавленным воском. Я положила голову ему на плечо и уставилась вдаль. Туда, где линия горизонта смешивала широкую реку с противоположным берегом, усыпанным золочеными куполами.
– Проведем ритуал? – тихонько спросил Илья, словно боялся меня потревожить.
– Почему бы и нет.
Для меня магия была частью нормального мира, моего собственного мира, отличного от жизни обычных людей. Те чувства, что протекали через меня, те мысли, что указывали мне путь, и были мной. Для Ильи, с его удивительными способностями забираться в чужие сны, путешествовать по одному ему известным мирам и создавать новые места, там, за гранью физической реальности, магия состояла из действий. Свечи, специальные слова, которые он тщательно рифмовал, транс. Без всего этого он мог бы с легкостью обойтись. Но ритуалы давали ему ощущение собственного величия.
Я закрыла глаза, слушая убаюкивающий шум ветра и отдаваясь мирному шепоту моего парня. Сегодняшний его ритуал заключался в том, чтобы перенести меня в один из его излюбленных укромных уголков где-то на грани воображения и подсознания. Там я всегда оказывалась полностью обнаженной и почему-то чувствовала себя неловко. Бродить дома перед Ильей в одних трусах давно вошло у меня в привычку. И если сначала я смущалась под его взглядом, то потом перестала замечать эту реакцию.
Но оставаться с Ильей наедине, беззащитной и нагой, в мире, который он сам создал в тончайших материях, о которых я и не задумывалась, было страшно. Иногда Илюха пугал меня и наяву. Путешествуя по снам, он временами забывал о реальности. При всей своей пунктуальности мог проспать сутки, а то и двое. И ничто не могло его разбудить. Я сидела рядом и поила его. В такие моменты я страшно жалела, что у меня не было дара самой проникать в его сны. Когда парень приходил в себя, то просто отмахивался. У него всегда находились там важные дела, новые знакомства и битвы. Иногда мне казалось, что он просто сочиняет, но настоящие синяки говорили об обратном. Он даже поговаривал, что там с ним заигрывала девушка и предлагала остаться навсегда, но Фролов был непреклонен и всегда возвращался ко мне.
Илья мысленно перенес меня к лесному домику. Ветхая конструкция с поскрипывающими дверными петлями прижалась бревенчатым боком к огромному валуну и поросла мхом, став почти незаметной. Высоченные корабельные сосны уносились верхушками ввысь, почти закрывая солнце. Холодный просоленный воздух с залива едва просачивался сквозь лес и смешивался с хвойным ароматом. Я вдохнула полной грудью, стоя босыми ногами на упругом ковре сосновых иголок. Илья, полностью одетый, ждал у входа. Жестом он пригласил меня внутрь.
Протиснувшись мимо моего парня и снова смутившись от собственной наготы, я вошла в дом и ойкнула. Огромная кровать с кроваво-алым покрывалом и узорчатым металлическим изголовьем была усыпана лепестками белых роз. Произойди эта ситуация в действительности, Илье пришлось бы выгрузить сюда целый фургон несчастных цветов. Лепестки были повсюду: на полу, на кровати. Украшали потолочные балки и узкие полки, уставленные свечами. Даже непрерывно падали сверху, словно снег с нежным едва уловимым сладким ароматом. Да уж, такое можно только вообразить, реальность оказалась бы слишком прозаична.
Шестым чувством я поняла, что Илюха скинул плащ, и тот, зашелестев, приземлился в сугроб из лепестков. Вслед за плащом отправилась рубашка, а затем и брюки. Я не оборачивалась. Холодные руки легли на мои плечи, и я задрожала. Всеми силами старалась распахнуть сознание и устремить его во все стороны, чтобы уловить хоть чье-то отдаленное желание. В реальности я нередко прибегала к этой уловке. Мне было стыдно перед Илюхой, что собственная страсть так и не желала просыпаться, а чужая иногда доводила до исступления. И мне становилось страшно: неужели люди действительно могут так желать друг друга? Бешеное единение душ и сплетение тел. Что же происходит с ними, когда такой союз распадается? Сколько смертей им приходится переносить каждую секунду?
От этих мыслей мне делалось легче. Пропадал стыд перед Ильей, пропадало желание ощущать самой так же пронзительно, как могли другие. Нет, такого я просто не выдержу. И тогда я шла навстречу своей не совсем настоящей любви, наслаждаясь, что не умру от разбитого сердца.
Но в мире Ильи чужих чувств не было. Мне оставалось только повиноваться и заставлять себя ощущать любовь, вспоминая, как это делают другие. Тонкие длинные пальцы невесомо бродили по телу. Холод с кончиков его пальцев словно стремился проникнуть внутрь меня через кожу, превращая мою не слишком чувственную натуру в настоящую Снежную королеву.
Оказалось, я ненавижу, когда меня трогают холодными руками. Никогда прежде этого не замечала. Но поделиться наблюдением сейчас означало испортить романтику. А для Ильи это было важно, и я молчала. Голой спиной чувствовала, как его ледяные руки скользят вдоль позвоночника, перебираются на живот и ложатся на грудь. Я резко выдохнула, и Илюха принял это за жест позволения. У меня же просто перехватило дыхание от холода. Впрочем, какая разница. Минутой позже, минутой раньше.
Я оказалась на кровати, прижатая не слишком тяжелым телом к шелковому покрывалу. Нежный материал холодил еще больше. А лепестки роз пахли неестественно сильно. Я принимала неумелые, слегка зажатые поцелуи, всеми силами стараясь отвечать на них. «Да люби же ты его, черт возьми!» – вопил мой внутренний голос. Но действительность оставалась неизменной. Никогда в жизни больше не соглашусь на такие ритуалы. Только реальность. Только места, где есть другие люди с их чувствами.
Мы лежали на боку. Илья обнимал меня сзади и носом зарывался в волосы. Я тупо смотрела в одну точку и думала только о том, что пора завершать иллюзию. Я хочу домой. В реальность. Его пустые сны меня слишком тяготили. По щекам катились беззвучные слезы. Я не всхлипывала, не дрожала – старалась никак себя не выдать. Но Фролов все же заметил.
– Ты чего? – Он навис надо мной в искреннем недоумении. – Что случилось? Тебе больно? Плохо?
– Нет. – Я покачала головой и прижалась лбом к его плечу. – Это от любви.
Я очнулась в собственной кровати, заботливо укутанная в одеяло. Самое настоящее, не иллюзорное. За окном уже совсем стемнело, и город размеренно гудел болтовней туристов, которых к осени стало заметно меньше. Я с удовольствием пустила в голову чужие мысли. После выматывающих Илюхиных снов, где я была словно в вакууме, мне нестерпимо хотелось ощутить себя частью мира.
Ильи дома не оказалось, и я выдохнула с облегчением. Сколько бы мы ни жили вместе, а разговаривать и смотреть ему в глаза после таких вот моментов единения, мне было особенно сложно. Казалось бы, просто сон, игра воображения. Но было в этом что-то гораздо более интимное, чем в обыкновенных отношениях. И это пугало. Я словно бывала внутри моего парня. От одной мысли становилось мерзко и странно.
Когда я выходила из дома без цели, то всегда отправлялась в одно и то же место – на набережную. Река, центр моей Вселенной, и главная водная артерия города собирала всех: туристов, пьяные компании, сумасшедших бегунов, влюбленных и праздно шатающихся, как я. Но среди всего великолепия гранитных километров, о которые с пеной разбивались речные волны, я предпочитала одно место.
Гранитная набережная широкими, избитыми годами, ступенями спускалась прямо к серым волнам. Древние сфинксы, гораздо более древние, чем сам город, привезенные когда-то из Египта, защищали подход к воде. Водруженные на мраморные постаменты, они не были в восторге от того, что люди превратили их в достопримечательность и теперь фотографируются в обнимку с величественными символами мудрости и могущества.
Я не могла улавливать мысли каменных изваяний, если они вообще у них были, но почему-то мне казалось, что сфинксы меня принимали и пускали к воде, а всем другим проход закрывали. Может, потому это место на многолюдной набережной всегда казалось мне уединенным.
Но сегодня вторая ступенька от воды, ровно по центру между изваяниями, оказалась занята. Мужчина в обыкновенной черной толстовке сидел на моем месте и небрежно кидал в реку монетки. И как они его пропустили? Мои магические стражи.
Невольно я отметила широкую мускулистую спину, просвечивающую рельефом даже через плотную ткань, и собранные в толстый конский хвост светлые, почти белые волосы. Оставить парня в покое, а самой удалиться восвояси я не посмела. Теперь не могу вообразить, почему. Возможно, Вселенной виднее.
Я подобралась как можно тише и села рядом. Мужчина даже не повернул голову в мою сторону. Он мерно кидал в реку монеты, погруженный в собственные мысли. Когда в его крупной ладони осталась последняя монетка, я ожидала, что он встанет и уйдет. Так же безмолвно, как сидел.
Эта картина меня даже забавляла. Мало ли в мире городских сумасшедших, которые бросают деньги на ветер или в воду.
Но вместо предреченного мной исхода мужчина повернул голову, и перед взором все поплыло. Закружилось в странном танце бликов и теней. Причиной тому были всего лишь глаза незнакомца. Пронзительно-синие, как мировой океан, таящий в себе миллионы лет истории. Как небо в ясный день, когда неожиданно набегает ураган и сносит все на своем пути. Как букет васильков, туго стянутых бечевкой. Как бездонные озера, утопая в которых, не хочется спасаться. Безгранично лучистые, словно само солнце плескалось в их глубине.
– Увидимся! – с ухмылкой бросил мужчина, резко поднялся и через мгновение растворился в толпе.
А я замерла без движения. Опустошенная, завороженная, выжатая до капли.
