Н. М. Крамаренко
Дорога домой
Адмирал Базиль Номбрилли
У кабинета Адмирала был один недостаток. Вернее, не у кабинета, а у всего здания. Когда-то давным-давно оно было одним из самых высоких в городе, но Виль-де-Ноэль разросся, и от прекрасного вида на Лес остался маленький кусочек в просвете между тяжеловесным кубом Центрального банка и торговым комплексом. Адмирал даже всерьёз размышлял над тем, чтобы перенести штаб-квартиру куда-нибудь в другое место, но это было бы слишком затратно: строительство нового здания с соблюдением всех требований безопасности – такой удар по бюджету, что надо придумать более убедительное обоснование, чем вид из окна.
Адмирал обернулся, посмотрел на адъютанта. Озейн был всё такой же – идеально выглаженный, идеально выбритый, пахнущих дорогим одеколоном… Но что-то изменилось в мальчике. За последние дни он словно повзрослел, его собранность перестала быть наполовину игрой. Это хорошо и правильно, но и грустно немного. Если Адмирал прав, многим мальчишкам скоро предстоит повзрослеть.
– Озейн, докладывай.
– Да, мон адмирал. Всё прошло согласно плану. Вернее, почти всё. Но груз доставлен.
– Озейн!
– Да, мон Адмирал. Подробности… На первом выходе Игрок вступил в бой, как и предполагалось, «Алада» ушла в гипер.
– Тогда к чему это «почти»?
В первый момент, узнав, что груз на корабле Сонел, Адмирал испытал странную смесь злости и паники. Если он прав и эта девчонка может вычислять противника, то если они её потеряют… Но это была мгновенная и глупая эмоция. Один человек, даже очень талантливый, ничего не изменит. А спецы-псионики уверили Адмирала, что раз это принципиально возможно, они научатся выявлять чужаков. Им хотя бы одного живого, чтобы понять, что искать… При желании в ситуации можно найти даже определённый плюс: пусть теперь по поводу этой Сонел, непонятного дикого псионика, у Марсианского Крыса голова болит.
– На втором выходе «Аладу» уже ждали. Им постарались перекрыть вектор разгона, но… Марсиане… Мон Адмирал, я до сих пор в шоке от того, что там творилось. Корабль, который перекрывал вектор, был слишком большим, у них остались только излучатели, в общем…
– Марсиане пошли на таран.
– Да. Это безумие, мон Адмирал!
Всё-таки ещё мальчишка. И не поймёт, сколько ни объясняй. Хотя и сам Адмирал понимал марсиан только рассудком. На уровне эмоций, или души, если такой оборот использовать, принять нечто подобное было тяжело.
– Они живы, пока их помнят. А помнить их будут не только на Марсе, – Адмирал подошёл к бару, плеснул себе коньяка и залпом выпил. Дорогое «Золото долины» упало в желудок безвкусным комком.
Адмирал снова шагнул к окну. Жаль, Леса не видно.
– Посылка? Курьера провели нормально?
– Курьер прошёл незамеченным. Вся свара была вокруг кораблей Братства. На старт «почтовика» с ведомственной площадки никто внимания не обратил.
– Хорошо. – Адмирал не оборачивался. Ему не хотелось, чтобы Озейн видел его лицо, пока он не соберётся.
Этот прорыв… Он значит куда больше, чем предполагали его участники. Всё сплелось в тугой клубок. Груз, который везли тиранцы на «Аладе»? Важно, конечно. Но исключительно для Марса, и то скорее в психологическом плане. А вот посылка с материалами «Ведьмы» и крот, который теперь полностью вне подозрений… Это важно для всего Торгового Союза. Теперь неизвестные хозяева «крота» уверены, что он работает не под контролем. А это значит, что счёт хоть немного, но выровнялся. Если можно так сказать в отношении противника, о котором ничего не знаешь.
– Озейн, всех, кто принимал участие в бое и имеет гражданство Теллура, отметить… скажем, медалью «За мирный Космос». Погибшим… В случае похорон на Марсе отправить делегацию для отдания почестей. Если есть распоряжения о захоронении, обеспечить транспортировку и похороны со всеми необходимыми требованиями. Думаю, тут мы с Марсом найдём общий язык.
– Да, мон Адмирал. Разрешите идти?
– Иди, Ойзен.
Теперь оставалось самое сложное. Ждать ответа от Гейнца.
Тим Найдёнов
Я уже говорил, что болтаться в регенераторе – то ещё удовольствие? Вот говорю. Вообще-то, если бы не наши ложементы… Тут ведь в чем опасность? Когда вас сдавливает перегрузками, вы больше всего напоминаете шарик с водой, в котором наделали дырочек. И тут очень важно, что у вас за кресла, какие системы подключены к вам и так далее. Будь у нас стандартные ложементы, нам бы карачун настал. Были бы армейские, я бы просто отрубился. А у нас прямо на пилотские кресла заведена система жизнеобеспечения, и медсистема связана с кибермозгом корабля. По сути, с определённого момента мы находимся на искусственном питании и жизнеобеспечении. Медкомм знает, что мы делаем, и принимает меры. Например, кровь замещает на более густую жидкость, которая с перегрузками превращается в гель, по сути, не давая сосудам лопаться. Сосуды в глазах и во рту фигня, кровь из носа и глаз для боевых пилотов и канониров дело обычное, как и из-под ногтей, а вот сосуды мозга… Мозг защищается не только таким вот «желе», но и отдельными силовыми полями. Но естественно, в крайних ситуациях работать он не может, и вас просто отключают. Иначе не сохранить мозг. Так что… А теперь представьте процесс включения, и для полноты картины добавьте миллионы наноботов, которые шарятся в вашем теле, штопая и восстанавливая сосуды и микро и не очень травмы. Тоже удовольствие ниже среднего, мягко говоря.
Инге приходила, сидела рядом, но убегала быстро: дел полно, кораблик-то наш не дуршлаг, конечно, но близко. Потом Том зашёл, руку на колбу положил, провёл по ней. Я кивнул.
«Лечись, Командир».
«Присмотри за ней».
«Скучает».
«Я тоже»…
Короче, выбрался я на волю перед самым выходом из гипера. И конечно же моя ненаглядная на меня накинулась: сначала с поцелуями, а потом – с руганью. Она такая забавная, когда сердится: кулачки сжимает, глаза горят, на щеках румянец, взъерошенная, как воробей. Вот тут весь её темперамент виден становится.
– Ты! Ты опять! – и на каждое слово меня пальцем в грудь тыкает – Loco! Mierda! Мы же успевали! Зачем?! – и дальше что-то такое по-испански, что перевод, наверное, лучше и не знать.
У меня ответ простой: сгрести это чудо в охапку и поцеловать. И лучше – не один раз. Она обычно поначалу вырывается, шипит, как змеюка, а потом отвечает – ну и тут, считайте, инцидент исчерпан. А в этот раз она всерьёз выворачивалась, а потом, наоборот, вцепилась и шепчет:
– Том сказал… Марсиане не сдаются… А ты… Ты ведь тоже марсианин… Ты… – и уже не ругается, а носом хлюпает.
– У меня ты капитан. Меня не призывали. Так что… – я улыбнулся, поцеловал Инге в макушку. А что говорить-то? Что я сам себе приказ отдал: она должна выжить? Можно сказать, конечно: «должна груз доставить», но она же не дура, всё сразу поймёт. Так что лучше промолчать.
Интересно, как Том с её истерикой справился? А она точно была, или я свою ненаглядную не знаю. Надо будет порасспрашивать его потом. Только так, чтобы Инге не слышала.
Постояли мы, обнявшись, потом Инге убежала еду мне готовить, а я пошёл проверять, что у нас осталось. Не так уж и много, если не сказать грубее. Но кое-что из излучателей Том с Инге восстановили. Если что, огрызнуться сможем. Разок, не более.
– Внимание. Выход в норму через четыре часа, – сообщила «Алада».
Заняли места. Это выход не такой, как два предыдущих, тут никаких резких манёвров, я прямо чувствую, как бережно Инге выводит нас на торможение. Врагов здесь не будет: мы у самой системы, ну, по космическим меркам, конечно. Тут нас бить никто не станет. На атомы распылить, со станций дальнего обнаружения – это запросто, но бить – нет.
– Выход. Приступаю к стабилизации. Внимание, повреждения корабля не соответствуют поставленным задачам. Все системы переключены на поддержание функционирования корабля и работы СЖО.
Как только стабилизировались, вижу «клоунов». Три или четыре. Нет, сразу пять. Идут вровень с нами. Не атакуют, прикрывают. Попробуй кто, сунься, сразу огребёт. Вот никогда не думал, что с такой радостью буду смотреть на МДЧ, чёрные, с красными кляксами, напоминающие дракона в прыжке. Как только затормозились, нас окружает рой, штук пятьдесят «москитов» и рейдер. Который немедленно выходит на связь.
– «Алада», приём. «Алада», в канале Стриж. «Алада»…
– Стриж, «Алада» на связи, – отвечает Инге. Спокойно отвечает и уверенно, не так, как растерялась тогда, с Игроком.
– «Алада», все живы? Идти можете?
– Живы. Идти можем, драться – нет.
– Драться не надо, теперь это наша работа. Примите данные курса и режима движения. В случае неполадок или невозможности движения заданным курсом или порядком дайте знать, вышлем транспорт.
– Принято, – Инге посмотрела на экран, на приборы, подтвердила. – Идти заданным курсом можем, маршевые системы в норме.
– Хорошо. Спокойной плазмы, «Алада». Очень ждали вас.
– Принято.
Это был странный и спокойный полёт. Мы сдвинули кресла, убрав подлокотники. Инге прижалась ко мне головой, мурлычет что-то себе под нос. Не, ребята, драться я пас. Да и кто на нас нападёт?..
И тут я расслышал, что там моя ненаглядная напевает:
– Бак пробит, хвост горит, но машина летит, на честном слове и на одном крыле…[3]
Бак пробит… Меня как током ударило.
– Что? – вскинулась Инге. Кажется, я едва не отшатнулся.
– Песня. Откуда ты её знаешь?
– Не знаю, – она тоже вроде как растерялась. – От папашки слышала… кажется. А он откуда, не знаю. А что? Вспомнил, что-то?
– Знакомая песня. Попробую вспомнить. Мотив точно помню.
– Угу, – Инге снова утыкается в меня. Я чувствую, что ей хорошо и спокойно, и мне тоже. Что до меня, то я просто среди своих. Тут ведь главное не столько то, что мы в безопасности, сколько то, что на любого рядом положиться можно, как на самого себя. От этого такое особое умиротворение наступает, ощущение надёжности, что ли. Инге затихла, но я чувствую, что она тоже улыбается тихонько.
– Внимание! Цели, движутся пересекающим курсом!
Ну вот, такую идиллию испортили. Смотрю, кто там. М-да… Терра. И тут же в динамиках стальной голос робота:
– Внимание. Дай дорогу. Не приближаться. Огонь без предупреждения. Не приближаться. Огонь без предупреждения…
Инге выпрямилась, подобралась, но я её снова к себе притянул. Ничего не случится. Терряне молодцы, понимают, когда можно в позу встать, а когда не стоит. Так что разошлись красиво. Правда, один просемафорил позиционкой: «Психи». Я перевёл, Инге фыркнула.
Я включил связь с «Денебом», лидером нашего сопровождения.
– Стриж, Тим-Том на связи. Проведёте через Мемориал?
Ну да, Стрижа я знаю. Это позывной Женьки Вебера. Марс планета большая, а вот людей там немного, и такие, как Евгений, известны любому коммандос, а уж тем, кто любит устрицы, и подавно.
– Тим-Том? Рад слышать. Проведу, конечно. Через оба причём.
– Спасибо.
– С меня причитается. Я с тобой за прошлый раз не рассчитался, а уж теперь… Так что как освободишься, заглядывай, Ксанка свои лепёшки фирменные сделает.
– Замётано. Но я не один.
– Не вопрос.
– Мемориал? – спрашивает Инге. – Тот самый, про который ты рассказывал?
– Да.
Не знаю, в чём дело, но мне почему-то очень важно, чтобы Инге их увидела. Мемориалы. Но ждать долго пришлось. Нам до границ системы, а потом до Марса в общей сложности дней шесть лёта. Ну и понятно, что сидеть в обнимку всю дорогу – непозволительная роскошь. Так что большую часть времени мы занимались кораблём. Я худо-бедно восстановил поля и на пару с Томом оживили несколько установок. И дело не в том, что мы чего-то опасались, нет, в Солнечной безопасно. Просто это правило такое: пока есть время, восстанавливаешь боеспособность. Привычка, знаете ли. Да и не хотелось перед ребятами совсем лохом уж выглядеть. Хотя после наших выкрутасов кем-кем, а лохами нас вряд ли кто посчитает.
Кое-кто может подумать, что в этом полёте основная работа была за мной. Счаз! Не зря Стриж так уважительно с Инге говорил. Понимаете… Вот представьте: вы стоите на краю огромной расщелины. Ну, скажем, с километр. На другую сторону перекинут мост шириной сантиметров двадцать. Будь он на земле, вы и тогда пробежать по такой дорожке с первого раза не сможете. А на высоте, где ветер, и где под вами пропасть? А надо бежать сломя голову, и нельзя остановиться, перевести дух, а вас ещё порывами ветра треплет, дождь идёт, иногда град. Масса покоя «Алады» почти восемнадцать тысяч тонн, и несётся она с безумной скоростью. Каждое попадание требует компенсации, постоянных поправок и коррекции. Отчасти это делает автоматика, но только отчасти. Поэтому после такого рывка, даже в первый раз, Инге была выжата как лимон. Добавьте к этому дикое напряжение и безумные перегрузки, и тогда поймёте истинную степень её участия в этом полёте. Я вам ещё скажу, при прорыве от пилота требуется больше, чем во время обычного боя. Прорыв ведётся… Ну не знаю, по наитию, что ли. Там нет времени думать, там надо чувствовать ногами эту дорожку, как подошва сцепляется с поверхностью, где надо пригнуться, а где наоборот поддаться ветру.
Так что я поначалу Инге работать не давал. Пусть отдыхает. Это мы с Томом привычные, а она первый раз в жизни в такое ввязалась. Правда, надолго её не хватило. Отдыхать, в смысле. Ну а когда мы вошли в систему, наш капитан вообще на мостик перебралась, хотя нас по большей части автоматика вела.
Стриж предупредил, что к Мемориалу подходим, и мы с Томом к Инге присоединились. Том, конечно, мог из любой точки «Алады» посмотреть, но ему нравилось составлять нам компанию. «Я изучаю поведение и эмоции человеков»… Приколист. Прекрасно знает, как правильно, но упорно слова корёжит.
– «Алада», обратите внимание, – вызвал нас Стриж. – Оберон, спутник планеты Уран. В своё время тут располагалась наша база Оберон-Один. Именно она начала обстрел армады мантисов, когда они вторглись в Солнечную Систему. Это был первый и самый сокрушительный удар в начале вторжения. Дальше мы отступали. База смогла уничтожить почти двадцать процентов флота. В основном – тяжёлые транспортные корабли и орудийные платформы. База расположена в одном из кратеров. Сейчас она подаст ритуальный сигнал, и мы ответим.
Оберон просто глазами найти было бы сложно, он маленький и тёмный, но его навигационная система подсвечивала. А вот вспышки лазерного семафора на поверхности прочитывались легко. «Готов умереть» – перевёл я Инге. И добавил, скорее про себя «Всегда!». И повторил громче:
– Сейчас Драконы ответят «Всегда».
Рой синхронно вспыхнул ответными огнями.
– Ти-им! Ты в порядке? – Инге с тревогой заглядывает мне в лицо. А как ей ответить? Что-то странное происходит. Не вокруг. Со мной.
– Да. Нет. Кажется.
Сосредоточиться трудно. Надо вспомнить. Надо вспомнить что-то очень важное. Что-то, связанное с этим кратером. С Обероном. С…
– Что?! – голос Инге спугнул образ, который уже складывался в голове. Может, и к лучшему.
– Эта связь, – воспоминания ускользнули, оставив какую-то тревожную незавершённость. До сих пор не могу понять, хочу я вспомнить или нет. С одной стороны, надо знать, кто ты и откуда. С другой… Я не знаю, что вспомню, и хочу ли узнать то, что узнаю.
– Раньше её называли семафорная связь. Перехватить можно только в оптическом диапазоне, – надеюсь, что голос звучит нормально, но, похоже, зря. В глазах Инге испуг:
– Что с тобой такое?
– А? Связь… Старая система связи, не пойму, откуда я её помню.
А я её знаю – или просто в курсе, как звучит обмен с Мемориалом? Нет, я именно что знаю: перевёл же я для Инге «любезности» террян. Но я её никогда специально не учил…
– Всё можно объяснить просто, – неожиданно заговорил Том. – Марсиане её знают, значит, во время пребывания на Марсе, ты, Командир, мог видеть таблицы обозначений и запомнить их. После регенератора информация всплыла на поверхность. По моим данным, такое бывает.
– Наверное, ты прав, дружище. Наверное, ты прав.
Очень хочется верить, что всё так просто.
Мимо следующего Мемориала мы проходим через несколько часов. Второй Мемориал – это сектор первого крупномасштабного сражения Зари. Именно в нём погибли практически все Первые. Те, кто остался после первого боя с мантисами в начале Сумерек. Тогда они встретили флот в районе Юпитера и держали, сколько могли, чтобы на Терре успели эвакуировать крупные города…
Но здесь повторяют другой бой. Я наблюдаю, как юркие МДЧ старого образца крутятся вокруг больших кораблей мантисов. Иногда вспыхивают маршевые или коррекционные движки, видны пуски ракет. Конечно, всё это имитация. Там никого нет, автоматика прокручивает схватку раз за разом. Не всегда, конечно, но нам повезло. Вон кто-то пошёл на таран…
Инге застыла, смотрит, не отрываясь, глаза нехорошо блестят. Кажется, я понял, почему она пугается, когда я в воспоминания свои неуловимые проваливаться начинаю. Но я-то ладно, а её чем так накрыло? Хотя понятно, чем. Она о людях, которые здесь погибли, думает. Но смотреть на неё страшно. Я обнимаю Инге и притягиваю к себе. Она вздрагивает, утыкается в меня, замирает. А я смотрю поверх её пушистой макушки на обзорные экраны.
– Именно с этого боя началась космическая битва за освобождение Солнечной Системы, – Стриж, не видя, что с нами творится, продолжает рассказывать. – Одновременно с ней на Терре Объединённые Силы Сопротивления подняли восстание, которое готовилось на продолжении всех Сумерек.
– Стриж, что с нашими ребятами? – Инге вывернулась из моих рук.
– Игорь жив, значит и Игрок скорее всего тоже. Пока ничего точнее сказать не могу. Команда эвакуации уже там. Как прилетим, станет понятно. Пока, предположительно, потери Марса и Братства пятьдесят процентов.
– Пусть души их станут лоа и хранят нас! – выдыхает Инге.
– Память Вечна, – отозвался Стриж. Похоже, слова Инге ему понравились. – Мы соберём всех и похороним на Марсе. Экипажи Братства будут захоронены там, где они распорядились. Или у нас, у Олимпа, если от них не было распоряжений.
– Это правильно. Все должны возвращаться домой.
Не знаю почему, но эти слова меня до печёнок пробрали.
Дальше мы летели без приключений, если не считать одного… да даже не знаю, как назвать. Мы уже маневрировать потихоньку начинали, ускорение сбрасывать, и тут на нас вылезли два красавца – крейсера Терры. Что они там надумали, я не знаю, но попытались нам вектор перекрыть. И ручаюсь, того, что они услышали, эти ребятки не ожидали:
– Ход не снижать! Сторожевой «Европа», требую дать проход. В случае неподчинения законным требованиям от лица Совета Координаторов Марса я буду вынужден объявить Терре войну. Повторяю, освободите траекторию!
Мы как раз на мостике были, так Инге на меня глаза вылупила:
– Ничего себе! Суровые они.
– Ага, отморозки. Но классные, они тебе понравятся.
Надеюсь. Очень надеюсь, что Инге у нас понравится. На Теллуре, конечно, классно, но Марс…
– Они мне уже нравятся.
Она прижимается и целует меня. У-у-х, хорошо!..
– Эй, Алада, вы в канале вообще-то! – ржёт Стриж. – Хорошо хоть, не в общем.
– «Европа» «Денебу». Следуйте намеченным курсом, препятствий не чиню.
– Спасибо, «Европа». Все возвращаются домой.
– Ваших сильно потрепали? Помощь нужна?
– Если организуете встречу, скажем спасибо.
– Примем и доставим, не волнуйся. Мягкой посадки, Стриж.
Ну, правильно, потрясли кулаками, показали всем, какие грозные, можно и нормально поговорить. Уверен, Женька капитана «Европы» лично знает. Может и пил с ним как-нибудь, или на Терре, или дома.
– А что это они? – Инге с подозрением следит за построенной «Аладой» траекторией расхождения.
– Не знаю, – и правда, поведение какое-то нетипичное. Хотя Марс и Терра периодически друг перед другом мускулами играют, но это скорее дань традиции, чем реальная необходимость. Если так, то ребятки не самый подходящий момент выбрали. И если не так?
– Стриж, чего они хотели?
– Вас досмотреть.
– Ни… фига себе!
Это да, это наглость на грани фола. Хорошо, терряне оказались вменяемыми и всё правильно поняли. Но – с чего бы? Видно, реально у нас груз тот ещё. Ничего, думаю, на Марсе всё узнаем. А он уже скоро.
Инге Сонел
Марс я видела. В смысле, в гало и на снимках. Но в натуре это совсем иначе выглядит. Одни спутники чего стоят! Их там аж четыре. Один естественный, Фобос называется. Их было два когда-то давным-давно, но второй, Деймос, мантисы уничтожили. Он вроде как-то в планетарной обороне был задействован, или что-то вроде того. Сейчас в честь него один из искусственных спутников назвали. А вот они тут огромные, просто жуть! Даже орбитальные хабы на Теллуре раза в полтора меньше. Этакие монстры, и видно, что они как будто из разных элементов собраны. Или даже не элементов, а…
– Это… когда-то были корабли?
– Да. В основе каждого – корабли-колонисты. Вернее, транспортники. Они разгружались и состыковывались, эта возможность была изначально в конструкцию заложена. Конечно, спутники уже много раз модернизировались и переделывались, – этот Стриж, похоже, готов про Марс часами рассказывать. – Деймос – это чисто военная база, на нём проходят подготовку пилоты и экипажи кораблей. База Олимпик – орбитальный завод. База режимная, как и Деймос. Ну и база Дракон, это хаб. Там же центр подготовки гражданского флота, он сдаётся Терре, медицинский центр и ещё много всего. Но главная их функция в другом. У Марса слабое магнитное поле, в начале колонизации его вообще, считайте, не было, так, что-то остаточное. Из-за этого и радиация на поверхности была высокой. Плюс солнечным ветром сдувало атмосферу. Конечно, не всю. Солнечный ветер ионизирует верхние слои атмосферы и создаёт зону ионизации, которая его же тормозит. Но этого недостаточно. Потому спутники, во-первых, создают магнитный щит, повышая плотность атмосферы, а во-вторых, «раскачивают» ядро планеты, чтобы восстановить в нём конвенционные токи и запустить естественное планетарное динамо.
Вот честно? Не читала бы я про Марс до этого, не поняла бы, о чём речь. А Стриж дальше гнал, и я прям слышала, как он рад тому, что говорит. С таким восторгом рассказывал, что я тоже улыбаться начала:
– На Марсе стало значительно теплее, примерно на пять градусов, а пятьдесят лет назад, может, чуть больше, произошло извержение вулкана! Вернее, выброс газа, по сути, но он длился целых семь минут, представляете! Семь минут шло извержение! Наверное, вам это может показаться диким, но этот день назван Днём Жизни. Это как первый вдох. Марс больше не просто глыба камня в космосе, это живая планета со своей биосферой. Да-да! У нас есть своя биосфера. Последние триста лет мы ищем в поясе астероидов ледяные образования и возим их на Марс. Вода, углекислый газ… За счёт их таяния повышается плотность атмосферы, дальше включаются бактерии, образующие кислород… Простите, я могу вечно говорить о Марсе, – и Стриж совсем другим тоном сообщил: – Мы выходим на посадочную орбиту. Если хотите, можем подогнать транспорт.
– Нет. Корабль в норме. Если садиться по лучу, проблем вообще нет, – сказала и тут же пожалела. Но уже поздно реверс врубать. Ладно, я не дитё малое, сядем. Как-нибудь.
– Отлично. Тогда полного штиля вам. Передаю вас Олимпу-Три.
– Полного штиля? – слово «штиль» я только на Теллуре узнала. Это когда на море волн нет. А здесь-то оно при чём? Но Стриж сразу объяснил:
– Да. У нас бури бывают. Они и раньше были неслабыми, а теперь… Их стало меньше, но уж если пошла волна, то тушите свет.
– Понятно. Спасибо, Стриж, до связи.
«Тушите свет»? А это что значит, интересно? Наверное, эта… идиома какая-то. Надо будет потом у Тима спросить. Но потом.
Посадка в незнакомом порту всегда требует внимания, даже если на посадочный стол лучом ведут. Или здесь шахты? А сейчас вообще… Как раз как в той песенке, «на честном слове и на одном крыле…». Вправду интересно, откуда я её знаю? Вроде никогда не вспоминала раньше. Ладно. Не об этом сейчас надо думать.
– «Алада», вызывает Олимп-Три.
– Олимп-Три, слышу вас.
– Даю посадочный луч. Сброс скорости на первой трети, дальше мы вас подхватим и посадим. Мягкой посадки, «Алада». Погода отличная.
Ну да, подхватим и посадим… Но начало посадки никто вместо меня не проведёт. Очень не хотелось опозориться. Вот кто меня за язык тянул говорить, что корабль в норме! Я в прямом смысле слова взмокла, пока в створ вошла. «Алада» реагировала с опозданием, шла нестабильно, нас трясло и болтало… Всё-таки одно дело – полёт по условно-прямой траектории, когда вся коррекция идёт на пару-тройку градусов по любой оси, и совсем другое – манёвры на входе в атмосферу. Да уж, судя по всему, Марс – это не ласковый Теллур, где даже в верхних слоях – тишь да благодать. Можно подумать, я не рейдер, а челнок орбитальный сажаю, так нас болтало.
– Тормозные на минимум. Створ зафиксирован. Погрешность отсутствует.
Я уж и не думала с первого раза это от диспетчера услышать. Казалось, так криво иду, что придётся или подниматься – и на второй заход, или передавать управление наземному контролю. И то, и другое – то ещё позорище. Но вроде всё получилось.
– Тяга на ноль. Входим в створ.
Нас снова тряхнуло – сработал силовой захват. Всё. Теперь от меня уже ничего не зависело. «Алада» мягко заскользила вниз по лучу – а мне стало страшно.
Я ведь хотела на Марс! Чтобы попытаться узнать, что Тима с ним связывает, и вообще на планету интересно посмотреть, но я как-то по-другому сюда прилететь думала. А сейчас, как нарочно, всякие жуткие истории про КБМ в голову полезли. Причём ведь ничего конкретного про них не рассказывают, так… Что там сплошные звери работают, убить любого могут, «нет человека – нет проблемы» и всё такое. И умом понимаю ведь, что это чушь, скорее всего, я и с функционерами МУКБОПа общалась, и с Адмиралтейством… Нормальные там люди работают! А всё равно – жутко.
– Касание.
Всё. Марс. И что теперь с нами будет?
– «Алада», с прибытием. Ждите, сейчас мы вас в шахту спустим.
– Принято, – отвечаю, а у самой в голове вертится: из шахты просто так не вырвешься, они что, это нарочно? Да и куда нам вырываться, «Алада» еле живая, нам не уйти, если что… Мне даже системы отключать не хотелось, но пока нас под поверхность опускали, стандартную процедуру провела. А вот интересно, здесь посадочные шахты такие же, как дома? В смысле, на Нове-17? Там-то – просто шахта и выходы в коридоры. На Теллуре и на Тиране посадочные столы открытые, корабли оттуда просто на платформах спускают и отгоняют, если надо, а здесь как?
Ага, «такие же шахты», как же! Я рот открыла, когда увидела. Да тут зал подземный раза в три, если не в четыре, больше трюма «Зари». Прям интересно стало выйти и посмотреть, тут ведь точно без конструкционных полей не обошлось… Но и боязно.
– Ну что? С чемоданами на выход? – Тим довольный такой, а мне даже от кресла отлипать страшно. – Ты чего?
Ну и как объяснить, чего я боюсь? Глупо ведь, глупо… Но это же Тим, а я уже решила, что от него никаких секретов у меня не будет.
– А нас тут… не того?
Тим сначала не понял, а потом заулыбался:
– Глупенькая! – он меня обнял, к себе прижал и в макушку поцеловал. Тим всегда так делает, когда хочет показать, что всё в порядке. – Это же Марс, тут так не бывает.
– Да? Точно-точно? Ну ладно, – я встала и, кажется, чуть к потолку не взлетела. – Эта какая же здесь сила тяжести?
– Ускорение свободного падения на Марсе составляет 3,711 метра в секунду за секунду. Это в 2,642683912691997 раз меньше стандартной. Упрощая до точности, которые могут воспринять человеки…
– Спасибо, Том. Я поняла.
Ага, только к этому надо приспособиться, а это непросто. Те же «чемоданы», конечно, оказались лёгкими, вот только менее неповоротливыми и громоздкими они не стали. Так что мы их на тележку в итоге погрузили и как раз в шлюз закатывали, когда по связи услышали:
– «Алада». Давление в норме. Дезинфекция закончена. Добро пожаловать на Марс!
Я открыла шлюз, мы вышли, и оказалось, что трюм… зал, куда нас поставили, ещё больше, чем на экранах казалось. Он был светлый, чистый, и – вот уж это точно неожиданность! – одна из стен вся в зелени. В живой. Там даже цветы какие-то были. Мне захотелось подойти и рассмотреть, но нехорошо как-то получилось бы. Нас ведь целая толпа встречала. Техники – этих ни с кем не спутаешь, они везде одинаковые – уже на «Аладу» накинулись. В сторонке трое, на нас смотрят внимательно так, на нарукавных нашивках – какие-то палки с крылышками и змеями. Не знаю, что за символ, но судя по стандартным сумкам в руках, медики. И человек пять непонятных, в смысле – никаких знаков, шевронов и всего такого. Только фамилии на куртках, на нагрудных карманах. У всех, кроме одного. Народ весь загорелый, светловолосый, только один из технарей брюнет, да тот из «непонятных», что без нашивок – темноволосый, с седыми висками. Но он вообще странный. Так посмотреть, такого же роста, как остальные, но если ни с кем не сравнивать, кажется маленьким и каким-то… сморщенным, что ли. Тощий, лицо узкое, глаза внимательные. Я никак не могла понять, кого он мне напоминает, а потом сообразила. Крысу. Не мясную, толстую и ленивую, а декоративную. Они забавные, умные и любопытные. Вот в этом типе что-то такое и было… крысиное. Оказалось, кстати, что на Марсе крыски декоративные – любимые домашние зверьки. А ещё эти… щеглы и канарейки. И попугайчики маленькие. Это уже птицы, а не звери, они яркие, красивые, а некоторые ещё и поют здорово. Но это я уже потом узнала.
В общем, те четверо непонятно кого сразу у нас груз забрали и увезли, а этот самый, на крысу похожий, к нам шагнул:
– Рад приветствовать вас на Марсе, товарищи. Меня зовут Пётр Иванович Гейнц.
