Прямо от арки, мимо детской площадки шла, пересекая весь двор, обрамленная оградкой дорожка. Мы прошли по ней, я сел на корточки спиной к площадке. За оградкой, с другой стороны, была узкая полоска земли.
Рядом друг с другом там росли четыре тополя, отчего вся трава была покрыта его семенами ― такими длинными мохнатыми хвостами. В самом центре, над ними выглядывал одуванчик, ещё детски-жёлтый.
– Вот почему я хотел побывать здесь весной. ― сказал я скорее себе, ― Это ― кладбище гусениц.
Она чуть наклонилась, рассматривая землю.
– Так мило. ― протянула она, ― Но это же не гусеницы.
Из-за дерева выпорхнула бабочка и села на одуванчик.
– Еще какие гусеницы. Вон и бабочка, только родилась.
– Ну что ты издеваешься? ― она присела рядом со мной и подняла одно из семечек, ― Это же семена тополя. И бабочки не рождаются из мертвых гусениц.
– Разве? ― я взял семечко и покрутил в руке, ― А я всегда думал, так выглядит шкурка гусеницы.
Она покосилась на меня, приподняв одну бровь.
– Шкурка? Гусеницы? ― отчеканила она, ― Ты как часто пил пиво вместо школы?
Пожав плечами, я бросил семечко и продолжил, подняв другое.
– Мы постоянно пытались понять, откуда гусеницы берутся, устраивали слежку, строили теории, почему именно здесь.
– Какие например?
– Например, что здесь муравьи приносят дары своим богам. Не удивляйся, ― махнул я рукой, ― тогда была популярна тема Древней Греции. Все обожали Геркулеса и Перси Джексона. Но была у нас любимая версия. Мы представляли, что здесь проходил вечный бой гусениц, а после их смерти, бабочки, души погибших солдат, разлетались, зазывая новых на битву.
– Но тогда вы видели бы сражение. ― бросила она, глянув на наручные часы.
– А мы и видели.
Мальчики бегали по всей округе, видимо, играли в догонялки. Я минуту следил за ними, удерживаясь от смехотворного порыва присоединиться. Тут, один из них рванул в нашу сторону. Подбежав совсем близко, он махнул через оградку, спугнув бабочку, и пересек кладбище гусениц, оказавшись на противоположной от меня и своего преследователя стороне. Второй мальчишка перепрыгнул тоже, но первый крикнул ему:
– Так нечестно! Во’да не может бегать по пушистой поляне!
Оба не обращали на нашу пару ни малейшего внимания.
– Но нас только двое, так тоже нечестно! ― ответил второй, но всё же остановился, ― Если ты в домике ― то все в домике. Значит, можно! ― закончил он и рванул к не успевшему опомниться другу.
Теплый ветерок шумел листьями. Я поднял голову, наблюдая за кружением бабочки среди переливающегося в такт кронам дождя света.
– Как он сказал, ― услышал я голос Лизы, ― пушистая поляна? Так по-детски звучит. Чего только разбегались?