– За тремя лесами темными, за тремя реками глубокими, за тремя горами высокими! – прощебетала, вспорхнула и улетела.
Младший, тот, что глупее всех был, как говорится: «шапку в охапку» и бегом к братьям побежал. А как прибежал и рассказывает им о той веселой стороне, о которой птаха ему напела.
– Хватит нам в скуке жить! – уговаривал он братьев:
– Ай да, к веселой жизни в дорогу!
Завистливый, как услышал о пирогах вкусных к празднику, так быстрее всех стал в дорогу собираться.
Жадный тоже прельстился и пирогами, и хозяйством крепким в тех местах. Злыдню и самому скука надоела. Но, главное, очень его обеспокоило, что уж очень весело люди там живут, надо бы посмотреть. Решил и он тоже стал собираться.
Трусливому оставаться одному показалось опасным! И поэтому так, разом, и собрались братья в путь.
Миновали они и первый, и второй темные леса, вот и третий начинается; все дальше в глубь уходят они. Ночь наступает. Стали они на ночлег располагаться.
Первым младший заснул под телегой. И жадный заснул, и дети его, и жена заснули. Злой долго не засыпал: всё ворочался, с женой поругивался перед сном, но и он вскоре заснул. Завистливому дольше всех не спалось: всё ему казалось, что у братьев колеса как-то по- особенному скрипят, то, что кочки на дороге ему круче попадаются. Все переживал. Но и его сон одолел. А трусоватому от страха всю ночь страхи разные мерещились. И по утру решили братья: быть трусоватому всем охраной и защитой. Всё одно, ведь, не он спит по ночам. Разное случалось, пока брели они по лесным чащобам; и волков ночами отгонял он, и с медведем сразился, и даже разбойников распугал однажды. Отменным смельчаком стал.
Но и третий лес они миновали. Вышли, а перед ними река течет, а широка-то! А глубока-то! Стали лодки для переправы строить, день строят, другой строят. Но плохо работа идет, как-то само собой песню затянули и ладно, и все вместе, и тогда пошла у них работа. Любо-дорого на их лодки посмотреть. Только вот беда: сколько с собой увезешь? Измаялся второй брат-жадина! Да и понятно, трудное это дело: жадному со своим добром нажитым расставаться. Но всё-таки оставил он сундуки на берегу, только детишек с женой в лодку усадил, и поплыли они на другой берег, вместе с другими.
Так переплыли они и вторую, и третью реку. Выросла перед ними гора высокая. Долго ли, коротко ли – время шло, пока обходили они ту гору, пока шли – песни пели. Вышли ко второй горе, а она и выше и круче первой, устали, дети плачут.Третий брат, тот, что раньше злющим был, детей успокаивает, сказки позатейливее, посмешнее придумывает, стали все вокруг смеяться, и путь показался им веселее.
Так обошли они и третью гору с шутками, сказками и песнями. А как обошли, увидели они – правду та пташка младшему их брату напела.
Стоит ясень крепкий, высокий, а под ним парни с девушками хоровод водят, песни поют. Увидели они гостей и стали их в дома звать отдохнуть, подкрепиться с дороги. И тут братья и их домочадцы убедились в правдивости тех пташкиных трелей. Ведь здешний добрый и веселый народ пирогами вкусными, сдобными угощал их. Стали люди, как водится с незнакомцами, расспрашивать их:
– Кто они такие, откуда и за чем пришли?
И братцы, не таясь, стали отвечать, что, де мол, родом они из унылой Невесёлицы. А называются те места так, что, песен там не поют, по праздникам не пляшут, словом не весело живут.
– Как так? Песен не петь и жить в тоске? Зачем же так? – изумлялись жители деревни Веселухи.
И тут же вспомнили братцы, о тех песнях, что сами собой складывались в пути и стали они петь, и грустные, и веселые. Красиво у них получилось. Братья запевали, а жены и детишки подпевают.
– Ишь шутники! А еще говорят, что песен не поют! А как же в праздники без шуток, без плясок? – дивится народ из деревни Веселуха.
Заиграли музыканты, стали парни девушек приглашать. Весело стало. Как удержаться, когда ноги сами в пляс идут. И забыли братцы, что – умеют ли, не умеют они плясать. И сами и не заметили, как в хороводе оказались. А уж жен их упрашивать и приглашать не пришлось! Рады-радешеньки, что наконец-то пришлось молодые свои годики девичьи вспомнить.
Когда стали опять за столы усаживаться, люди и спрашивают у братцев:
– А как у вас в Невесёлице насчет пирогов к празднику? Но тут братья и ответить они не успели, как жены скорее за работу принялись: тесто месить, начинку готовить. Славные пироги получились, вкусные, пышные – сколь не хвали, а не перехвалишь.
Охнули, братцы – никогда такими они жен своих не видали: и плясали, как девицы беззаботные, и хозяюшки отменные. Много разговоров было в тот вечер: «а у нас», «а у вас». Устроились братцы на ночлег. Да только не спится им всё-то перешептываются:
– Хорошо тут живётся, конечно. Всё как та птаха напела: и веселья вдоволь. Да и наши места не хуже будут.
– И то верно, братец! – отвечает, тот, что завистлив всегда был:
– Посмотрел я сегодня вокруг, и первый раз в жизни, кажется, не нашел чему позавидовать: песни поём не хуже, жены наши – хозяйки отменные, детишки наши резвые. Дома? Дома крепкие стоят.
– Пора нам обратно, братья. Может быть зря мы сюда пришли? – вздохнул тот братец, что раньше трусоватым был
– Ан нет, не зря! – ответил ему младший, тот, что и привел всех сюда за собой. Приглянулась мне здесь девица. Поутру, как проснемся, сватами моими в дом к её родителям пойдете. Замуж её за меня отдать просить будете. Только ахнули братья, поняв, что братец-то их – в пути поумнел. Да, видно теперь, что и в правду не зря сюда шли.