Надежда Мамаева
Главная проблема дракона
Глава 1
В новый мир нужно приходить как на работу: чтобы тебя ценили, уважали и боялись. С первым и вторым у меня, правда, не задалось. Зато сердечного трепета у единственного свидетеля имелось даже в избытке. Еще бы: ведь не младенец на свет явился, а покойница поднялась из гроба.
Этот неловкий момент случился как раз тогда, когда какой-то усатый тип склонился надо мной и с деловитым видом начал обшаривать руки и шею, явно что-то ища. А усопшая я возьми да и открой глаза. И не просто распахни их, а еще и заговори.
– Нашли что-нибудь интересное? – сипло поинтересовалась я, увидев перед собой одутловатое рябое лицо с полуоткрытым ртом. В нос ударило дурное дыхание замершего надо мной типа.
Он, услышав мой голос, вытаращился, замер, а потом тихо проблеял: «Ма-ма», – покачнулся и… потерял сознание. Видимо, от избытка чувств. У меня их, к слову, тоже оказалось немало. Правда, в основном не тонко-возвышенных, а банальных: голода, холода и саднящего горла.
Потому что я вдруг ощутила, как вокруг было стыло, жестко и темно, точно в склепе… Села в гробу, огляделась и поняла, что «точно» тут, похоже, лишнее. Беленые стены, небольшое оконце, расположенное выше человеческого роста. Через него была видна круглая луна. Ее свет лился сейчас через проем, превращая совсем уж непроглядный мрак в игру серых теней в углах.
Впрочем, я смогла все же различить каменные надгробия. Их было с десяток. У дальней стены стоял постамент из светлого то ли мрамора, то ли гранита. На нем возвышалась статуя девы в балахоне. Распущенные волосы, венок на голове, взгляд, воздетый к низкому сводчатому потолку, руки, сложенные на груди в молитвенном жесте, – все намекало на то, что покоиться тут, по правилам хорошего тона, положено с миром, а не воскресать посреди ночи.
Но я никогда не была поборницей этикета, так что критически глянула на саркофаг, в котором оказалась: плита того была сдвинута наполовину.
Да уж… Не нужно было быть гением, чтобы понять: меня похоронили! Заживо!
Что случилось? Я попала в аварию? Инсульт в двадцать с небольшим после селекторного совещания? Закоротило зарядку мобильного, и меня ударило током? Почему я здесь?
Попыталась вспомнить и… ничего! Словно я сама уже проснулась, а голова – еще нет. Мозги висли и не загружались, как тормозящий процессор.
А может, это оттого, что я начала осознавать: если бы не этот вор, то Дарья Стрельникова, очнувшись под плитой, могла бы…
Вот только почему я в склепе и саркофаге, а не в могиле и деревянном гробу? Это было бы… привычнее что ли. Хотя умерла я впервые, и предпочтения в вопросе погребений еще не успели сформироваться. Единственное, что стало ясно: у меня явно непереносимость к кремированию… Да такая, что от нее и помереть можно. С гарантией невоскрешения.
Да уж… Реши скорбящий отец не уложить дочурку сюда, а развеять прах по ветру, меня бы уже на этом свете не было. Хорошо, что папа был человеком практичным. И в делах собственной фирмы, и в семейных.
В любом случае я разберусь во всём, что случилось, только вот выберусь отсюда… Желательно не только живой, но и здоровой. Последнее было под вопросом, потому как холоднющий саркофаг ненавязчиво так намекал на насморк.
А я же лежала в нем в одном тоненьком саване. Жиденькая подушка и две простынки в качестве посмертного наследия не в счет.
Так что, я постаралась встать. Вот только тело, судя по всему, пока лежало, задеревенело и слушалось меня плохо. Даже мелькнула мысль, что, может, я и вправду стала каким-нибудь умертвием? Испугавшись, прижала дрожащий палец к яремной вене на шее и почувствовала учащенный пульс. Нет, все же живая…
С такими мыслями я и взяла ноги в руки. Вернее, ногу. Обхватила ее за голень ладонью и… Судорожно сглотнула. Пальцы были не мои! Слишком тонкие, музыкальные и без какого-либо намека на маникюр!
Лихорадочно начала ощупывать тело, искать себя. И… не нашла! Ни пресса, над которым работала в спортзале, ни короткой дерзкой стрижки, ни пирсинга в левом ухе… Вместо этого имелись тонкая талия, длинные светлые локоны и, судя по всему, большие неприятности.
– Так, Дашка, решаем проблемы по мере их поступления, – произнесла я вслух, чтобы хоть как-то приободрить саму себя.
Зря. Голос, прозвучавший в тишине склепа, был явно не предназначен для воодушевляющих речей, постановки задач и вообще руководства. С таким только подаяния и просить. Тьфу! Как меня так угораздило…
Зато злость добавила сил, чтобы восстать… Хотя, скорее, вывалиться из гроба. И едва я оказалась на полу, как увидела валявшийся на камнях ломик. Им, похоже, и отжимали надгробие. А рядом с инструментом, собственно, и самого отжимателя. И надгробия, и ценностей у покойников, почивших в склепе.
Судя по тому, как неспешно, едва заметно поднималась грудная клетка у рябого, он был жив. Только в обмороке. В нем же пребывали и все мои приличные слова по поводу того, как здесь холодно. В саркофаге, оказалось, еще ничего, не так мерзло…
Взгляд упал на вора. Тот был всяко богаче меня в плане одежды и обуви. Их-то я и решила позаимствовать. А что – кто первый очнулся, того и сапоги!
Так что стянула их с грабителя. А заодно и плащ. Стало теплее. Но, увы, ясности в происходящем не добавило. А вот совестно стало: все же лежавший на полу мужик мог из-за меня подхватить воспаление легких.
Прикинула: весил он вроде не так и много, можно и закинуть в гроб…
Вот только что для меня прежней было «не так и много», для новой оказалось «ого-го сколько». Но упорство-то было старым! Так что я, пыхтя, затолкала типа в каменный ящик, чтоб не застудился, прикрыла простынкой, и тут веки рябого дрогнули, нос-гуля с шумом втянул воздух, и мой спящий некрасавец начал пробуждаться.
Я же на всякий случай схватила с пола ломик. С ним было не так страшно. К тому же других крепких аргументов и железных доводов для предстоящей беседы у меня не было. А поговорить было очень надо…
Вот только очнувшийся вор оказался не слишком разговорчивым. Он предпочитал орать. В основном – благим матом. А еще пытаться удрать от меня из гроба. Вот только рябой от страха запутался в простыне, ударился сначала ногами о наполовину сдвинутую крышку гроба, потом затылком о стенку у изголовья и… вновь отбыл в обморок.
– Да ты издеваешься… – ошарашенно выдохнула я, глядя на то, что вор вторично самоуспокоился, и решила, пока грабитель в отключке, его еще и связать. Чтоб не нанес себе в очередной раз тяжких телесных, плохо совместимых с продуктивным допросом, повреждений.
В ход пошла все та же злополучная простынка, которую я порвала на лоскуты, связала их и зафиксировала получившейся веревкой руки и ноги рябого.
А тот все не приходил в сознание. Пришлось коротать время, осматривая склеп. Прочитала выбитые на надгробиях слова. Сделала сразу три открытия. Во-первых, начертание букв здесь было совершенно иным. Во-вторых, я понимала, что местными литерами написано. В-третьих, фамилия Костас, что встречалась чаще всего, ни о чем мне не говорила.
Куда больше я почерпнула из холщовой сумы, на которую наткнулась у самой двери. Торба лежала у гранитных ступеней лестницы, в тени, и я, пока об нее не запнулась, и не заметила.
Внутри оказались ножи, набор каких-то крючков, судя по всему, отмычек. Бутыльки с какими-то жидкостями и бутерброд. Вернее, его подобие: ломоть от ковриги хлеба и кусок вяленого мяса. Все это – завернуто во что-то похожее на старую газету.
Последнюю я отложила, уделив все свое внимание еде – дал о себе знать голод. Но едва начала жевать, как почувствовала резкую боль и…
Меня вывернуло. Первая мысль, которая пришла после того, как отдышалась: не нужно было брать чужого, а вторая… Второй не случилось. Меня накрыла волна воспоминаний. Я, или не совсем я, сижу в столовой зале, прихлебываю чай с маленькими пирожными, рядом под ногами тявкает левретка, я что-то отвечаю уже немолодой собеседнице, что сидит в чепце с воланом напротив меня, а потом резко темнеет в глазах, чашка выпадает из рук, и я теряю сознание. Последнее, что слышу перед тем, как отключиться, – это властный холодный мужской надтреснутый голос, спросивший: «Хайрис умерла?». А дальше – ничего. И лишь странный привкус на губах…
По последним я машинально провела рукой. Хотя сейчас на них точно яда уже не осталось. В том, что это был именно он, отчего-то сомнений не было. А вот в череде нахлынувших воспоминаний – еще как. И это имя – Хайрис. Вернее, фамилия. Неужели…
Догадка поразила молнией. Я судорожно сглотнула и невидяще посмотрела на надгробия. На одном из них, рядом со мной, был газетный лист.
Я судорожно схватила его, развернула. «Имперский новостной лист» – гласил заголовок. А ниже оказалось движущееся изображение и какая-то статья. Я подошла к окну, где света было больше, и вчиталась в строки об объявлении помолвки его высочества Ричарда и княжны дивного леса.
Судорожно сглотнула и неверяще перевела взгляд на портрет наследника. Четко очерченные скулы, волевой подбородок, решительный разлет бровей и прямой взгляд того, кто всегда добивался своего – будь это лицо на билбордах, оно отлично бы продавало дорогие авто. Да и любую мечту современного человека втюхало бы кому хочешь!
Пепельный блондин взирал на читателей имперского вестника с долей снисходительного величия. Да уж… Этот тип был уверен в себе и в каждом своем жесте настолько, что еще немного – и это бы начало подбешивать. Но нет. Граница оказалась не пересечена, а потому образ его широкоплечего высочества вызывал лишь восхищение.
Именно так и должен был выглядеть дракон, главный герой романа. Моего, между прочим, романа, который я втайне от родных писала уже второй месяц как, и хотела поскорее закончить. А вот чего я не чаяла – так это того, что вместо эпилога будет эпитафия. А я сама окажусь в роли главной героини. Ведь, судя по всем признакам, я в ее тело и угодила… Только как?
Напрягла память, пытаясь выяснить этот животрепещущий момент. И… ничего! Провал. Из головы напрочь вышибло все, что касалось прошлого вечера. Зато то, что к нему, похоже, привело, в сознании отложилось отлично.
А началось все с книг… Они были моей отдушиной, тайной слабостью. Тайной, потому как явных у дочери Ярослава Стрельникова быть не могло. И точка! Отец держал бизнес твердой рукой, подчиненных – в страхе, конкурентов – за их Фаберже. В общем, был настоящим зверем на работе.
Да и дома он был суровым. Возможно, будь мама жива, папа был бы мягче. Ведь ее он не просто любил, а боготворил. О нас же, трех дочерях, заботился. Еще переживал, чтобы мы выросли успешными, сильными, независимыми, теми, кто может справиться с любыми трудностями. А для этого нужно иметь опыт в их преодолении. Вот отец нам последний усиленно и обеспечивал. Закалял, как говорится, и телом, и духом. С самого детства. Упала – вставай. Нет сил – продолжай. Положили на татами на лопатки – сучи ножками до последнего.
И старшая – Адка – сучила. Да так, что стала юниоркой. Это был ее способ добиться внимания вечно занятого отца. А Ленка в четырнадцать лет победила на крупном вокальном конкурсе. Папа ею тоже гордился. Я хотела, чтобы и на меня обратили внимание. Только вечно занятой господин Стрельников не всегда успевал следить за бизнесом, какая уж тут младшая дочь…
Поэтому я, желая побыть рядом, начала помогать: сначала – отвечала на письма, в выпускных классах – и вовсе взяла на себя большую часть обязанностей секретаря. Приходила в офис сразу после школы.
Отца это устраивало: я знала всю подноготную его бизнеса, мне не нужно было объяснять нюансов, и когда встал вопрос о поступлении в вуз, то отец только усмехнулся:
– Даш, менеджмент? Зачем тебе тратить столько лет, сидя на лекциях и учась теории, которая давно отстала от реалий, если ты уже отличный практик? Мне не нужен диплом, чтобы через пару лет назначить тебя своим замом. К тому же сейчас очень нужна твоя помощь…
Папа был убедителен. А еще его бизнес как раз масштабировался, выходил на мировой рынок…
В общем, я решила, что поступлю на следующий год. Только немного помогу отцу, семье, а потом… Но нет ничего более вечного, чем временное. Так что к двадцати трем я знала все об управлении, но почти ничего – о студенческой жизни.
Для всех сотрудников я являлась Дарьей Стервовной: несгибаемой, как медный прут, с железным характером, со стальными нервами… Одним словом, была человеком, который точно не пройдет рамку металлоискателя так, чтобы та не заорала. Эта репутация была моей маской, броней, под которой жила я настоящая. И себя такую я скрывала ото всех. И от отца, который считал художественные книги напрасной тратой такого ценного ресурса, как время, – в первую очередь.
Книги были моей маленькой радостью. Ну, почти всегда радостью.
– Как второй том? – ошарашенно выдохнула я, убеждаясь: обратная сторона любви к чтению вовсе не ненависть. Нет. Это возмущение! История, которая так понравилась, оборвалась на самом интересном моменте!
Почему нельзя вместить всю историю в одну книгу, пусть и очень большую?! И какая же это мука – ждать продолжения… А на него пока не было и намека.
Воображение так и рисовало варианты развития сюжета, не отпускало героев. Я ужом вертелась в кровати, пытаясь задремать, напоминала себе, что завтра важный день и стоит поспать – все тщетно. Наконец психанула, решила, что, раз автор не написал продолжение, я возьму дело в свои руки! Включила компьютер и села в кресло.
Чувствовала я себя при этом пилотом. Даже на миг захотелось пристегнуться: было полное ощущение, что я лечу. Правда, не вся, а только крышей… Но зато на какой скорости!
То, что чердачок у меня зашиферил, было очевидно: перед глазами уже стояли целые сцены, в ушах звучали диалоги… оставалось только заснуть.
Очнулась я только в шесть утра. Голова гудела, глаза слипались, а перед глазами были ровные строчки текста. Только вот почему-то совершенно не того, какой я планировала. Это были совершенно другие герои!
Он – наследник трона, дракон, красавец, учившийся на последнем курсе чародейского права, и помолвлен со знатной эльфийкой, которую видел только на портретике. Она – из обедневшего дворянского рода, сбежала из дома опекуна и поступила в академию магии. Первый взгляд, искра, пламя, поцелуй в беседке…
В голове уже была полная картина, где эти двое у алтаря, в то время как в файле – всего лишь в начале первой главы, когда взгляд Одри встретился со сталью глаз принца Ричарда, стоявшего в тренировочном круге академии.
Кончики пальцев зудели от желания продолжить историю, но… День. Офис. Монитор. Созвоны…
Так что писала роман ночами и довела-таки героев. Правда, не до алтаря, а до плахи, на которой и казнили главную злодейку. Но в планах было и пылкое объяснение в любви. И именно этих глав так ждали читатели…
Да, я не смогла удержаться. Взяла себе псевдоним и начала выкладывать написанные главы под ним в сети. И,удивительное дело, история Одри и Ричарда нашла отклик. Все ждали свадьбы…
При мыслях о последней в мозгу словно что-то закоротило. Я начала вспоминать прошлый вечер. Вот я, как обычно, села за ноутбук, начала описывать казнь и тут увидела, что аккумулятор почти на нуле. Полезла за зарядкой. У той белый пластиковый кабель слегка надломился. Давно нужно было купить новую, но все не доходили руки. А вот ток через оголенный провод дошел сразу. И я испытала озарение. Да такое, что искры разом и из глаз, и из провода. А за ним – замыкание проводки, сознания и обрыв жизни…
Только если это посмертие по моему личному сценарию, почему я не в академии с принцем, а в склепе с преступником?
Вспомнив о последнем, я глянула на гробницу, в которой ворюга начал подавать признаки жизни.
– У-у-у-уф! – замычал связанный и дернулся.
Я же обошла саркофаг, крепко держа ломик и прижимая тот к груди, как невеста – букет. Глянула на активно покоившегося «женишка», который извивался, пытаясь освободиться от импровизированной веревки, и вкрадчиво поинтересовалась:
– Побеседуем?
На это предложение грабитель затрясся как осиновый лист и побледнел. На висках выступил холодный пот. Я, глядя на это, поджала губы: вот только хочешь поговорить по душам с человеком, как дух из этого самого типа норовит удрать! И откуда такой пугливый вор взялся? Из объявления, что ли? Никакой профподготовки! Пришлось даже правила поведения этому трусу объяснять:
– Значит так, сейчас я выну кляп, а ты не дрожишь от страха, не заикаешься, не теряешь сознания, а четко отвечаешь на вопросы. Если понятно – кивни.
Тип, усиленно изображая согласие, забился затылком о жиденькую подушечку, которая почти не гасила ударов. Так что по склепу разнеслось приглушенное «Бум-бум-бум».
Я приняла это за хороший знак и аккуратно выдернула кляп…
– Спасите от упырицы! Мертвячина очнулась!!! – тут же взревел, как оглашенный, грабитель.
– Не надо так вопить, – предупредила я, перехватывая ломик. – У меня со слухом все хорошо. А вот с нервами – не очень. Могу и пристукнуть…
Не знаю, что успокоило ворюгу: мой вкрадчивый голос, вид знакового инструмента в девичьих руках, мерный свет луны, лившийся из оконца под потолком, или в целом кладбищенская тишина вокруг, но орать связанный перестал. Лишь вытаращился на меня и, стуча зубами, вежливо так произнес:
– Мож-ж-жешь надругаться надо мной, мертвая дева, только не ж-ж-жри. А если все же будешь жрать, то левую руку – она мн-н-не не так нужна…
Да уж, Дашка, таких предложений руки тебе еще не поступало…
– А сердце с кольцом будут? – деловито уточнила я.
– С-с-сердце – чье? – поинтересовался грабитель, и взгляд его стал куда осмысленнее, словно он поверил: с этой мертвой можно и договориться. – Собачье подойдет? А колечко у меня с собой есть – как раз сегодня только у одного покойничка стян… Одолжил.
Я выразительно посмотрела на этого песьего сына.
Ворюга сник, но не настолько, чтобы не продолжить торговлю:
– Ну так как? Я все вмиг добуду, только развяжи, госпо…
– Какая я тебе госпожа? – поинтересовалась я, желая уточнить свое новое имя.
– Простите, леди! Леди!!!
– А поточнее? Какая именно леди? – С этими словами я вскинула бровь и вздернула ломик. Или наоборот? Признаться, я боялась не меньше, чем грабитель, лежавший в гробу, только виду не подавала.
– Одриана Хайрис, – с готовностью отозвался ворюга. – Вас только сегодня днем похоронили. С почестями так, скорбя. Духовник шел впереди процессии, осеняя всех знаком вышних богов. За ним – ваше тело на носилках тащили, а рядом плакальщицы шли, а за ними – сам лорд Костас. По всем правилам. И венок пышный на надгробие положили… Богато хоронили!
– И ты, значит, решил приобщиться к этому богатству? – уточнила я у расхитителя гробниц.
Тот гулко сглотнул и попытался, несмотря на свое связанно-горизонтальное положение, прогнуться. Если не физически, то лингвистически.
– Прекрасная леди Одриана, – начал он свои гимнастические упражнения, – не корысти ради, а исключительно дабы прокормить жену и детишек… – заблеял вор, и по его интонации стало понятно: сейчас будет душещипательный рассказ, вся цель которого – вышибить слезу из глаз и деньгу из кошеля. Ну а в нашем случае – хотя бы развязать и отпустить. Вот только мне было не до чужого прошлого (кстати, наверняка придуманного на скорую руку!), мне бы свою предысторию узнать. В смысле Одри. А то как-то, когда я писала книгу, не задумывалась о том, что же было до поступления героини в академию. Кажется, взяла за основу классику академического жанра – побег из дома от навязанного жениха…
