Надежда Мамаева
Ведьма, мы-же-на-ты!
– Все. Уходи. Жить будет, – выдохнула я, пытаясь не грохнуться в банальный обморок от истощения.
– Спасибо-спасибо-спасибо, – вновь затараторила мать, хватая меня за руки, чтоб те поцеловать. Вот зря. Я все же не удержалась и… упала.
Хорошо хоть, еще головой об пол не приложилась: хватка у матери оказалась железной, и она смогла удержать меня в последний момент.
– Плохо вам, госпожа колдовка?
Я не стала говорить о магическом истощении и объяснять, что такое пустой резерв. Сказала, чтоб было понятно:
– Устала и голодная. Нужно поесть. Так что давай уноси ребенка. И впредь пусть в лесу осторожнее будет, к незнакомым растениям не подход…
Я не договорила: девочка на столе заворочалась, а потом, свернувшись точно котенок, сонно засопела. Без надсадного грудного кашля, жара и холодного пота.
Мать же понятливо подхватила дитя и была такова, а я, закрыв за ней дверь, привалилась к косяку и выдохнула. Поела грибочков, называется…
К слову, ужинать уже расхотелось, а вот спать… едва до кровати дошла и рухнула в нее, как в омут.
А на следующий день проснулась. И снова – от стука!
Открыла дверь и обнаружила у порога вчерашнюю гостью. Только на этот раз ее руки были заняты не ребенком, а корзиной. И лицо светилось счастьем. И была женщина не одна. Рядом с ней топтался мужик, обнимавший огромную тыкву. Под ее весом он пыхтел, кряхтел, и я боялась, как бы не развалился вовсе.
– Вот, госпожа колдовка, это вам за Анишку мою. Не побрезгуйте. Мы от всей души… – и с этими словами она протянула мне корзину.
В той оказалась снедь. Пироги, яйца, кринка молока, копченый окорок… Им я обрадовалась: в город идти не нужно за едой. А с тыквой – большущей, рыжей и бронебойной на ощупь – я понятия не имела, что делать. Закатила ее в трактир.
Но если я думала, что на этом все закончилось, то ошиблась. Это было только начало.
Горожане, разведав схему – сходить к ведьме, вылечить недуг магией, потом прийти в храм и замолить грехи у преподобного, – начали ей пользоваться! Благо не очень активно, с прыщами все же не бежали, побаивались… Лишь по крайней нужде.
А платили натурой, в основном снедью, но, бывало, и какую работу выполняли. Так у меня к зиме выросла поленница дров, стали чистыми пустая конюшня и дымоходы.
Но вот чего я никогда не просила, а мне каждый раз в благодарность несли, – это тыквы! Поверье у местных было, что это любимейшая ведьмина еда. Да и для моих темных непотребств она надобна. И ничего не могло убедить вудлендцев в обратном. Как по мне, им просто некому было сбагрить эти тыквы. И, пока не было меня, они передавали эту бахчовину друг другу по кругу. Подкидывали, как младенцев, на порог, предлагали любому пришлому… В общем, пытались всячески избавиться. Подозреваю, что в осеннюю пору одна тыква за месяц могла сменить до дюжины хозяев. И тут в Вудленде появилась несчастная черная ведьма…
К слову, приходили ко мне не только жители. Повадилась заглядывать и та самая лисица, которую я освободила из силков. Я ее порой подкармливала. А однажды посетовала, что она приходит только на подачки. Нет чтоб мышей половить, раз уж котом я не обзавелась. Лисица на это гордо фыркнула и ушла… чтобы появиться через день с пискухой в зубах. Так у меня завелась домашняя лиса. Хотя нет, полудомашняя…
С отцом же мы списывались раз в седмицу. Телепортационная шкатулка исправно доставляла его письма и отправляла мои. И оказалось, что с врагами у папы не все так просто. А это значило, что придется мне здесь зимовать…
И вот в один из дней, когда листья с деревьев уже почти облетели, а снег еще и не думал ложиться, в мою дверь в очередной раз постучали.
Я распахнула ее, готовясь озвучить обратный маршрут незваному гостю, если он не помирает. А если и помирает, то надо еще посмотреть от чего и как: может, проще добить.
Но, когда увидела на пороге высокого, плечистого воина, стало понятно: еще большой вопрос, кто из нас кого добьет.
– Вы ко мне? – уточнила я, приподняв бровь.
– Похоже, что к тебе, ведьма, – процедил пришлый блондин.
– К вам, – поправила я, намекая, что не потерплю неуважения и панибратства.
По четко очерченным мужским губам скользнула кривая усмешка, и пепельный отчеканил:
– Мы-же-на-ты.
– Не припоминаю вашего лица, – ответила, упрямо держа дистанцию. – Я вас, случаем, не проклинала?
– Нет. Хуже. Ты вышла за меня замуж! – не выдержав, прорычал пепельный.
Глава 3
– Когда? – оторопело спросила я.
– Это мне тебя нужно спросить: когда? – процедил незнакомец, глядя на меня чуть прищуренными от злости глазами цвета отчаянно-синего льда и стали.
Я глянула на пришлого внимательнее. У него были по-хорошему грубоватые черты лица: прямой, с небольшой горбинкой нос, высокие скулы, упрямый подбородок, хотя менестрели обычно величают такой волевым. Светлые, будто первый снег, волосы, собранные в хвост. Брови по сравнению с шевелюрой были куда темнее, выдавая в незнакомце породу: обычно подобное сочетание встречалось у аристократов. Вот только сиятельные редко сами выходят на поле брани. А этот снежный явно сражался, и не раз: вон застарелый след – точно тонкий волос – протянулся у основания шеи. Да и правая бровь рассечена явно клинком. Небольшой шрам почти не заметен, но чтобы от ведьмы что-то укрылось…
Да к тому же сильное, поджарое тело – явно результат ежедневных тренировок с мечом. Но самым впечатляющим в незваном госте была даже не внешность, а уверенность, которую излучал этот тип. Она расходилась от него волнами, и перед ней отступали, кажется, даже горы. Так что и мне спасовать тоже было не зазорно.
– Прошу прощения… – начиная понимать, что вышла ошибочка, выдохнула я, сглотнув, – я думала, что вдова! Мне это гарантировали…
– Кто тебе такое мог гарантировать?
– Отец, – выдохнула я. – Он заверил, что ты уже не жилец…
«И до сегодняшнего дня я думала, что папа в вопросах смерти отлично разбирается…» – мысленно добавила я.
– Он ошибся, – сказал, как сплюнул, воскресший муженек и добавил: – Так что верни брачную клятву по-хорошему…
– Я ее не брала даже! – тут же выпалила я, сама же лихорадочно прикидывая: а есть ли резон вновь становиться девицей Истрис?
Судя по последнему письму отца, это было вообще невыгодно. Он скидывал с себя поисковые заклинания, как бродячий пес – блох, уходя от преследователей и устраняя врагов. Я же не была уверена, что смогу так же. Да и дергать папу не хотелось…
– Мне один мудрый человек как-то сказал: если ведьма говорит, что не брала, значит, не отдаст. А я ему еще не поверил тогда, – пророкотал супружничек и уточнил: – Значит, по-хорошему не хочешь?
Вместо ответа я неопределенно фыркнула.
Нежданный, незваный, невесть зачем воскресший и заявившийся муженек заскрежетал зубами с явными ведьмовредительскими намерениями. Но в атаку не пошел. Стоял и испепелял меня взглядом.
А мне, с одной стороны, было любопытно и даже весело наблюдать, как тот, кто привык побеждать и брать саму Смерть за жабры, попал в этакий переплет. С другой – испытывала ехидное удовлетворение: это обычно девицы стараются всеми силами избежать постылого брака с каким-нибудь злодеем. На все готовы. Даже вон учиться в академии сбегают! А теперь пусть этот Дэйрис – в памяти наконец всплыла моя новая фамилия – отдувается разом за весь мужской род. Прочувствует печенкой, каково это, когда насильно выданная замуж девица – ты сам!
Правда, с третьей стороны, мне при таком раскладе мог быстренько наступить конец. С поминальными веночками. Ведь ничего не мешало новоявленному супружнику прибить женушку. От этой мысли в душе поселилась легкая тревога… Примерно уровня апокалипсиса.
И в ожидании его в груди что-то екнуло. А может, это из-за того, что мой внезапный муж был таким… впечатляющим. Своей мощью. Какой-то скупой мужской красотой. А главное – выдержкой. А моя ведьминская суть так и зудела проверить, насколько прочное самообладание у этого снежного…
Но я стояла на пороге и виду не подавала. Я кремень! Я скала! Я опора… начавшему вдруг бледнеть и заваливаться муженьку.
– Эй! – выдохнула я, когда тело супруга качнулось вперед, прямо на меня. – Ты чего?
Следовало бы поступить как истинная темная, когда на нее сваливаются неприятности, да еще такие большие, – отойти в сторонку. Вот только демонова привычка помогать, которую я приобрела за последнее время, не позволила это сделать. Я подставила плечо и… сама чуть не свалилась!
Снежный же мой вопрос проигнорировал по той простой причине, что был без сознания. Вот уж не думала, что столь удобный способ уходить от ответа в обморок популярен не только у юных аристократок.
Хотя у сиятельных дев перед супружником было одно большое преимущество. Весовое. Хоть муженек и был без доспеха, лишь с мечом, мне казалось, что я тащу гранитную плиту. Волоком. И это я еще призвала магию!
Даже обернулась проверить, не остается ли за нами борозда размером с замковый ров. Но нет. Половицы были целы.
– Вот говорили мне, что замужняя жизнь тяжела, но я не думала, что настолько, – пропыхтела я, сваливая мужское тело на лавку.
А затем взглянула на супружника магическим зрением. С чего ему так поплохело?
Увидела, как на животе расползается черное пятно. В центре оно пульсировало, как родник, толчками выплевывая из тела жизненную силу. А той и так немного-то осталось… Если ничего не сделать, то я снова стану вдовой Дэйрис. На этот раз с гарантией. Вот только не могла я так… Смотреть, как у меня на руках умирает человек. Хотя и знала, что проблем от живого муженька будет больше, чем от мертвого… Потому со словами:
– Да чтоб ты сдох от полноты жизненных сил! – принялась его спасать.
И первым делом стянула с супруга плащ, потом ножны. Пока освобождала раненого от верхней одежды, ненароком стянула и кожаный ремешок, державший пепельные волосы, и те разметались по плечам.
С рубашкой же деликатничать не стала – разрезала ножом. Но, увы, лицезреть мужской торс с накачанным прессом мне не удалось. Этому мешала одна ма-а-аленькая деталь – большая такая повязка. Шла она от левого плеча и заканчивалась где-то ниже завязок штанов.
Ну вот, хотела ведьма поглазеть на разврат, а тут только распущенность… И ладно бы нравственная. Так нет. Шва! Который решил разойтись, как супруги при расторжении брака.
Последний, к слову, я смогла лицезреть после того, как разрезала бинты, стягивавшие тело блондина. Залатали моего муженька добротно. А главное – плотно так, убористо… Любой вышивальщице на зависть. Только вот одна из ран открылась и сочилась кровью. Если смотреть обычным зрением, то и не сильно-то ее много вытекло.
Но при использовании магии картина была пострашнее… Только разбираться, почему так, времени не было.
– Сгинь, ведьма! – меж тем, приходя в сознание, прорычал сидевший на скамье и прислоненный спиной к стене супруг.
Была бы я послушной кроткой женой, непременно так бы и поступила: отскочила, мышкой юркнула за дверь и затихла.
Ибо больно уж у пепельного вышел посыл угрожающим. Но я была ведьмой. И мало того, дочерью своего отца, а того куда только не посылали. Чаще всего в пекло к демонам! А он оттуда всегда возвращался, загоревший, отдохнувший, еще и с кошелем золота. Так что…
– Чтобы я ушла, мне надо не «сгинь» говорить, а минимум «сдохни»! – просветила я болезного муженька, призывая силу.
– Полагаю, что при этом по правилам хорошего тона нужно еще держать наведенный на тебя арбалет? – прошипел сквозь стиснутые зубы пепельный.
– Смекаешь… – довольно хмыкнула я, начав накладывать заклинание для остановки крови…
Вот только оно, всегда выходившее у меня идеально, отчего-то дало осечку – рана и не думала затягиваться, наоборот, разрасталась. Да чтоб тебя!
Пепельный же закатил глаза и тяжело дышал открытым ртом, в то время как мужские руки схватились за край широкой лавки и побелели от напряжения. Да уж… судя по всему, сейчас муженьку до блаженства было так же далеко, как мне до сана настоятеля монастыря. Мужского.
Я упрямо закусила губу, вливая в супружника силы. Ощущения были, что пытаюсь наполнить пропасть.
– Какого темного ты творишь? – выгибаясь под током моей магии, выдохнул раненый. – Убирайся!
– Угу. Метелку взяла и побежала наводить порядок, – фыркнула я и закусила губу: резерв стремительно пустел.
Руки начали уже подрагивать, а ноги подкашиваться, но я упрямо продолжала нелегкое дело спасения мужа. Хотя проще его было добить, чем исцелить… Почему же магия-то не берет этого пепельного?
По всему выходило, что чары тут были бесполезны. А что, если…
Я вспомнила о настойке кровохлебки и атаривора. Дрянь была забористая. На раз унимала и кровь, и любое желание жить. Боль при использовании зелья была просто чудовищной.
Зато в ней не было ни капли магии, лишь травы и алхимические реагенты.
– Если от этого лечения сейчас не умрешь, то будешь жить долго, счастливо и желательно подальше от меня, – известила я пепельного, возвращаясь к нему с бутылем в руках.
Супруг глянул на меня затуманенным от боли взглядом. Я же, ощутив себя в роли того самого зла, которое либо убивает, либо делает сильнее, циничнее и мрачнее, зубами вонзилась в плотно сидевшую пробку. А через мгновение выплюнула ее куда-то в сторону.
Теперь нужно было залить зельем рану… Правда, перед этим зафиксировать пациента, ибо лекарская молва гласила, что правильно связанный больной в чарах обезболивания не нуждается. А без них, увы, брыкается…
В нашем же случае одними пинками навряд ли бы обошлось, а на заклинания у меня уже не было сил. Ни физических, ни магических, ни моральных. А вот масса тела имелась. И ее-то я использовала, практически сев на колени к пепельному. Щедро плеснула зелье на рану. И тут же схватила мужские руки, чтобы они не потянулись к животу, пытаясь убрать эликсир и тем разодрать рубец еще сильнее…
Так что мужские бедра оказались зажаты меж моих коленей, а я очутилась лицом к блондину, тело которого начало выгибаться в агонии…
Приготовилась уже было к отчаянному сопротивлению пепельного и что вот-вот он попытается меня с себя скинуть, но… нет! Мужик держался. Корчился от боли, но даже не орал. Лишь шипел сквозь стиснутые зубы, как опытная, не единожды бывавшая на костре ведьма – всем инквизиторам назло!
А кровь меж тем начала потихоньку останавливаться. Вот ее пульсация стала меньше. Словно кто-то там, внутри порванной вены, поставил плотину. А после стала образовываться корочка первичного тромба…
Странно… Почему тогда магия не сработала? Я замерла, перебирая в голове варианты, совершенно не обратив внимания на то, что наши с муженьком лица оказались на одном уровне. Да так близко, что растрепавшиеся во время лечения светлые волосы и мои мокрые от пота каштановые пряди перепутались. И сейчас напоминали снег, припорошивший опавшую листву.
Когда я заметила это, то замерла и… На меня вдруг обрушилась вся реальность этого мига – с пылью, кружившейся в солнечном свете, что лился из окна, с воем ветра на улице, с витавшим в воздухе ядреным духом лечебной настойки. К последнему примешивались запахи запекшейся крови и нежилой таверны. Но помимо них нос уловил ноты шалфея и морозного кедра.
А еще я почувствовала, как моей шеи касается горячее мужское дыхание. Услышала, как гулко сглотнул пепельный, а его взгляд коснулся моих скул, потом щеки, губ…
Мы замерли. Пепельный шумно втянул воздух, словно пытаясь взять себя в руки. Да и мне было бы неплохо это сделать. А еще слезть с мужских колен, но… вместо этого я смотрела на сидевшего передо мной мужчину. Да, именно мужчину, не парня. Потому как моему внезапному супругу на вид было около тридцати – уже не стройный юноша, а успевший заматереть воин. Опытный. Сильный. Боец. И духом, и телом. На последнем, к слову, отметин было немало. Они лучше любого досье тайной канцелярии рассказывали о прошлом блондина.
– Так на чем мы остановились? – хриплый мужской голос вырвал меня из раздумий.
– Перед тем как ты пал к моим ногам? – вопросом на вопрос ответила я, ощутив, как саднит пересохшее враз горло.
– Перед тем как ты начала свои пытки, ведьма, – возразил пепельный.
– Это было спасение, а не пытки… – фыркнула я.
– Да я чуть не сдох, пока ты меня спасала, – не остался в долгу муженек. И только я вознамерилась ответить, что в следующий раз обязательно отойду в сторонку и подожду, пока этот белобрысый не истечет кровью, как тот добавил: – Спасибо…
Я аж вздохом поперхнулась. И вот как на него после этого гордо обидеться? Чтоб уйти, как истинная ведьма, с гордо поднятой головой. Хотя про «уйти» – это я погорячилась. Ибо для начала надо было слезть с пепельного…
А на нем я, к слову, сидела качественно и ни разу не деликатно. Потому как задача у меня была не соблазнить, а зафиксировать. И как итог был полный разврат: юбка задралась так, что обнажила не только голени, но и бедра! И даже панталоны в ромашку! Эти-то цветочки пепельный сейчас и разглядывал. Заинтересованно так.
Вот ведь! Совсем недавно едва не умирал, а сейчас, посмотрите на него, на ботанику потянуло. Цветочками любуется! Распутник. Я уже хотела вскочить и одернуть юбку, как вдруг заметила рядом с едва затянувшейся раной кое-что. И мне стало резко не до морали. Да вообще мало до чего. Потому как я заметила черную нить. Та была магической, тоньше волоса, и уходила в тело пепельного…
– Что это у тебя за гадость? – протянула я.
– Характер, – саркастично отозвался муженек.
Но я на подколку внимания не обратила, а склонилась над разошедшимся швом и осторожно дотронулась силовым щупом до нити. Та дернулась и попыталась уйти в мужское тело, как рыба на глубину.
Поймала проклятие – а это было именно оно – за самый хвост. Зато теперь стало понятно, почему магия этого светлого на всю голову не брала…
– Где ты умудрился подцепить смертельное чернословие высшего порядка? – поинтересовалась я светским тоном, меж тем завязывая узелок из кончика нити так, чтобы зафиксировать ту на поверхности тела.
– Наверное, там же, где и тебя, – на том свете, – отозвался раненый.
– И как же ты оттуда вернулся? – поинтересовалась я, проигнорировав едкое замечание в мой адрес.
– Вернули… Одному магу нужно было узнать пределы силы нового регенерационного заклинания, и для этого требовались… подопытные.
– Судя по тому, что ты жив, опыт удался? – заметила я.
– Да, – мрачно ответил пепельный и добавил: – Если один из двух сотен – это однозначно удача. Кроме меня, это заклинание не смог перенести ни один… Все сгорели в энергии магической жилы.
– Жилы? – переспросила я, нахмурившись.
– Да, та выходила наружу как раз в подвале лекарского корпуса. Умирающих спустили туда и…
Супруг сглотнул, прервав сам себя, и я за него закончила:
– …присоединили к жиле, чтобы та питала заклинание. Но природная сила – слишком сырая, неконтролируемая. Поэтому, полагаю, она сожгла плетение, а за ним и тела… добровольцев? – я постаралась подобрать тактичный синоним к «подопытным».
– Да. То, что я не сдох, назвали статистической погрешностью и чудом, – холодно закончил пепельный.
– Это было не чудо, а смертельное проклятие, – возразила я. – Оно-то и спасло тебе жизнь, вобрав в себя излишки силы дикой магической жилы…
После этих слов раненый упрямо сжал губы, ничего не сказав. И по этому его молчанию стало все понятно. И я не удержалась от вопроса:
– Многих потерял?
– Выжила одна треть из нашей сотни…
Со мной такое случалось нечасто – когда я не знала, что сказать. Утешать я не умела, сочувствовала – не лучше… Потому невольно вырвалось:
– Никто из нас не вечен. И когда-нибудь ты встретишься с теми, кого потерял, там, за гранью. Но пока есть возможность жить – живи. И так ярко, чтобы демоны тебе завидовали!
– Звучит как девиз, – усмехнулся пепельный.
– Вообще-то это тост, – поправила я. – Его в канун Новогодия всегда произносила моя прабабка за семейным ужином.
– И как она жила? Ярко? – полюбопытствовал раненый.
– Почему жила? – приподняла я брови. – Живет до сих пор.
– И в чем же секрет ее долголетия? – полюбопытствовал пепельный.
– Овсянка и прадед, – охотно ответила я и пояснила: – Овсянка – для крепкого сердца, а прадед – для всего остального.
Прозвучало это так двусмысленно, что я как-то разом вспомнила, на чем я сижу, а главное – в каком виде…
Так. Засиделась я что-то…
Медленно, чтоб не потревожить рану, начала вставать и…
– Ай! – вырвалось непроизвольно.
Все оттого, что мои каштановые волосы умудрились перепутаться со светлыми, а я, в свою очередь, напрочь об этом забыть. Так что пришлось потратить время, распутывая колтун, стоя при этом в позе вопросительной руны.
Наконец я выпрямилась, одернула юбку, чувствуя, как в груди под заинтересованным и немного насмешливым взглядом пепельного рождается доселе неведомое чувство – смущение. Чтобы задавить его в зародыше, напустив на себя деловой тон, произнесла:
– Тебя надо зашить еще раз и перевязать, а потом вытащить проклятие. Иначе рана снова разойдется. Так что я сейчас схожу за лекарской котомкой и вернусь…
С этими словами я развернулась на пятках и уже сделала шаг к лестнице, как мне в спину прилетело:
– Рангер…
– Что? – Я невольно остановилась и обернулась.
– Меня зовут Рангер, можно просто Ран, – повторил пепельный и приподнял бровь. С намеком так приподнял.
Пришлось вынужденно ответить.
– Веризия… Изи Дэйрис, – представилась я по привычке уже новой фамилией.
– То, что Дэйрис, я в курсе, – усмехнулся этот невозможный пепельный. Вот ведь язва!
Хотела ответить что-нибудь ехидное, чтобы оставить последнее слово за собой, но решила: я девушка экономная, поэтому не стоит транжирить словарный запас на всяких доходяг. Так что лишь гордо вскинула голову и направилась к лестнице.
