Надежда Верещагина
Разговор окончен
– Чёрный или зелёный?
– Лучше нормальный!
– Хорошо. Зелёного как раз нет, – докладывает из глубин шкафчика.
– И никогда не было, да?
Кивает не поворачиваясь. У меня вдруг теплеет на душе. Он продолжает возиться с чашками:
– Ты не договорила…
– А, ну вот… И все они пытаются заставить меня делать то, что я не хочу, и даже то, что мне вообще не нужно, и ведут себя так, будто я обязательно соглашусь! И да, вот парадокс: они очень, очень переживают из-за этих моих злых намерений! Переживают так, будто хоть что-то в их жизни имеет настоящую ценность. И у меня для них… в общем, плохие новости. Не только в этом смысле… А ещё и в том, что у меня вполне может быть до фигища всяких злых намерений! Потому что мы с ними не друзья. Логично же?
– Вполне. – Ставит чашки и садится за стол, глядя прямо на меня.
– Ну вот и… Не знаю, зачем я… Я слишком устала, извини… – Придвигаю к себе чай.
– Не страшно. Просто эти люди ненастоящие, – произносит очень тихо.
– Ха-ха, да, мне тоже иногда так кажется!
Звенящая тревога лезет со всех сторон: слишком долго я всеми силами вытесняла её подальше.
Костя одну за другой берёт со стола салфетки и складывает из них кораблики.
– Стоп, – говорю я на шестом.
Он на секунду замирает, а потом, комкая, сгребает всю эскадру, отправляет её в мусорку и спрашивает:
– Хочешь пройтись?
***
По едва утоптанной тропинке в свежем снегу мы пробираемся в соседний большой двор. Пара скамеек, фонари, турник и два старых гаража. И совсем уже тёмное небо над пятиэтажками. Прямоугольники света в окошках – жёлтые и красноватые.
– Вот хорошее место. – Костя останавливается, подкидывает снег носком ботинка, натягивает замшевые перчатки.
Разворошив сугроб, загребает из глубины и начинает лепить. Взвешивает ком на ладони. Добавляет ещё слой.
Переступаю по кругу на маленьком пятачке, разглядывая дома:
– Знаешь… я иногда иду по улице и смотрю на такие окна… В общем, воображаю, как там тепло… и… что меня там кто-нибудь ждёт. Кто-нибудь настоящий, конечно, а не…
У меня совсем плохо с головой, это точно. Как теперь перевести разговор на другую тему?
Подходит вплотную, наклоняется, молча вкладывает снежок мне в руку и демонстративно прячется за ближайшим деревом.
Бросаюсь туда, но он и не думает защищаться. А зря! Замахиваюсь, целюсь прямо в грудь. Снаряд расшибается в лепёшку, Костя отплёвывается и смеётся, наклоняясь за новой порцией снега.
– Что, серьёзно?! Да ты даже не представляешь, с кем связался! Сколько, блин… – запинаюсь, заметив кое-что странное, и заканчиваю уже отрешённо: – Сколько снежных крепостей разгромили вот эти самые руки…
Кто-то медленно прогуливается по дорожке вокруг двора… Дутая куртка, нелепая ушанка, оранжевый рюкзак. Этого человека здесь не было! Он не появлялся из подворотни, не проходил мимо нас. Меня бросает в дрожь.
Костя отряхивает руки, делает шаг вперёд и вглядывается в моё лицо:
– Это не бред.
– Что?
– О чём ты молчишь… Показать? – Жестом приглашает подойти ближе.
Не двигаюсь.
Он достаёт из внутреннего кармана гладкий золотистый предмет яйцевидной формы и, уставившись в поверхность этого девайса, нацеливает тупой конец на прохожего.
Пересиливаю себя и делаю несколько шагов вперёд.
Устройство выдаёт какой-то импульс – лёгкая вибрация. И вспышка – там, где только что стоял тот подозрительный парень.
Кивнув мне идти следом, Костя направляется к нему.
Становится совсем влажно. Лучше бы мы слепили снеговика…
Приблизившись к месту, наклоняюсь – и отшатываюсь: пешеход будто испарился – оставив только небольшой клубок розоватых нитей, наполовину утонувших в сугробе. Костя сканирует эту паклю тем же непонятным устройством, а потом – поджигает ещё одним «выстрелом» и комментирует:
– Вот почему у меня нет скелетов в шкафу.
Желание рассмеяться не даёт мне до конца потерять контроль над собой. Розовый клубок занимается огнём и догорает моментально, как вата.
Уставившись на мутное пятно на снегу, прокручиваю в голове вопросы, отметаю те из них, которые пока не так важны, и нахожу главный:
– И… как дальше жить?
– Убраться отсюда для начала. – Тянет меня в противоположную от дома сторону.
Еле поспеваю за ним вприпрыжку:
– Я не понимаю, Костя! Это как-то связано? Ты ведь знаешь, что происходило у меня дома? Ты, блин, из какой-то секретной службы, что ли?
– Здесь направо.
– Отвечай! – Бросаюсь ему под ноги и растопыриваю руки.
– Всё да. – Пытается убрать меня с дороги.
Но я упираюсь:
– Отлично! А теперь ты расскажешь мне, что происходит! Вот эти все, кто оказывались у меня дома, – как они это сделали?
– Я уже сказал. Они ненастоящие.
– А какие?!
– Да вот такие! Пойдём, пожалуйста, пока они не засекли нас. Сделаем петлю – этого хватит. Но быстро.
Миновав ещё четыре двора, переполненных собачниками на прогулке, и одно заваленное снегом спортивное поле с покосившимся баскетбольным кольцом, добираюсь до следующей мысли:
– Так, ну допустим, а что им надо?
– Как ты и сказала, поддерживать контакт…
– Чтобы, что ли… как в кино… питаться энергией?
– Скорее упиваться… Но это так… версия. – На ходу обламывает свесившуюся за низкий заборчик веточку ближайшего куста и, повертев её, отбрасывает в сторону.
– А что у него внутри за нитки-то были? Провода какие-то?
– Нет. Не объясню. Там очень сложная физика… А я врач. В прошлом.
– Хирург, что ли?
– Эндокринолог. Почему хирург?
– Потому что, блин, ты не можешь не занимать чем-то свои руки! – И убегаю вперёд, чтобы не видеть его реакции.
– Таня! Стой! Не надо сейчас…
Притормозив, я вдруг начинаю приходить, определённо, в себя:
– Слушай… а давай ещё кого-нибудь… замочим!
Принимает мрачный вид. Ой, ну вот что теперь – морали будет мне читать?..
– Исчерпал лимит на неделю. – Печально улыбается, но я замечаю мелькнувший в его глазах огонёк.
– Неплохо для человека, который давал клятву – Гиппократа или какая там у вас теперь? – оживляюсь окончательно.
Он закусывает губу и отворачивается.
***
Я вообще не включаю ноутбук. Удалила все соцсети в телефоне. Почти не выхожу из дома. Целыми днями ускользаю от мысли, что люди вокруг поддельные. И неизвестно, насколько все. Главное, не вступать в диалог, пока не разберёшься. Так сказал Костя. Он объяснил, что я слишком слабо поддерживала нужные им связи. А потом ещё и переехала. И вот ко мне и полезли все вот эти существа, состоящие из розовых проводов, чтобы наладить отношения. Сбой у них там произошёл от степени моей наглости.
Костя установил мне какой-то шпионский мессенджер и периодически пишет туда: «Всё в порядке?» Или: «Все кассиры в нашей „Ленте“ настоящие, если что».
Я отвечаю: «Всё нормально, мне надо просто прийти в себя». Или: «Хорошо, буду знать».
Интересный мужчина, да ещё и понимает. Как минимум себя… Это слишком сильно, чтобы погрузиться в такое без паузы. Особенно когда что угодно может оказаться фальшивым, а устройство, которое всех сжигает, находится у него, а не у меня…
И мне всё равно не верится до конца… Кажется, я просто выговорилась – и галлюцинации прекратились. И надо уже писать что-нибудь для фитнеса или про вкладки для лифчиков…
Проходит неделя. Решаю, что пора всё-таки выяснить, кто из моих клиентов настоящий, и продолжить работу. Иначе действительно сойду с ума. Собираюсь связаться с Костей – но он вдруг приходит сам. Пишет: «Открой, пожалуйста» – и настойчиво жмёт на кнопку звонка. Заворачиваюсь в плед и распахиваю дверь.
– Привет. Мою квартиру затопило, – сообщает он без энтузиазма.
Понимающий мужчина, ага… Захлёбываюсь раздражением:
– Ну ни фига себе предлоги пошли! Мы на последнем этаже! И снег пока ещё не тает, а дождь, как вижу, не идёт!
– Хочешь – сама посмотри, – пожимает плечами. – Только… пожалуйста, оденься. Нам придётся уйти.
Набираю воздуха в грудь, чтобы возмутиться. Но напарываюсь на его взгляд – напряжённый и озабоченный. Выдыхаю. Оглядываюсь:
– Я должна что-то взять с собой, наверное… Мы пускаемся в бега?
– Нет. Это ненадолго.
Одеваюсь за три минуты. Костя ждёт снаружи. По-прежнему стоит как заговорённый за порогом. А я почти сорвалась на него…
На площадке приоткрывает свою квартиру, предусмотрительно удерживая меня за плечо. Вытягиваю шею, вглядываюсь: с потолка течёт. Только не вода. С потолка течёт сам потолок. Там была штукатурка… или гипрок… во всяком случае, он был твёрдым, не натяжным… в прошлый раз. А сейчас… красиво даже. Из нескольких точек в одной лишь прихожей потолок тянется длинными вязкими нитями, как карамель. Только белыми и плотными. Как зефир. И какими-то ещё слоистыми… Как… Просто у меня ещё позавчера кончились все конфеты в этом затворничестве…
В коридоре что-то шевелится и шуршит.
– Ой! Твой пылесос, он же остался там!
Костя захлопывает дверь и наваливается на неё спиной:
– Таня! Он не живой!
В самом деле, да что со мной происходит…
– Да… конечно… Что-то я давно уже стала… привязываться к неодушевлённым объектам… Может, таблетки от этого какие-то есть? Ты же эндокринолог…
– Есть. Но с побочными эффектами. – Хлопает себя по карманам, нащупывает ключ и щёлкает замком. – От них тебе придётся начать бриться. Всё. Уходим.
***
Я потерялась на Петроградке, вот что. Потому что вряд ли найду этот двор на карте. Не мистика: просто он неприметный, а я в своих мыслях не отследила, откуда мы сюда завернули.
Скамейка, песочница в снегу, две липы, низенькая дверь в кафе – или скорее столовую в духе старых времён: клетчатые клеёнки, солонки с перечницами. И музыкальное сопровождение под стать:
И стоит шаг пройти, заносит время след,
Обратного пути у жизни просто нет.
Внутри нам машет рукой поджарый и весь как будто пружинящий мужик с причёской в виде соломенного снопа. Непрерывно совершая странные, исполненные жутковатой грации движения, он выгружает на стол миску с борщом и тарелку с котлетами и пюре.
– Ага! Привет! Пирожки с рисом сегодня! М?!
Костя поворачивается ко мне, я трясу головой:
