Нана Рай
Морской коктейль из любви
В этом мире устаёшь от всего. Даже от счастья. Н. тоже устал. Особенно, когда понял, что я беременна.
Я беременна. Но он не собирается уходить из семьи. Там у него жена и сын. Жена, которая любит и прощает его прегрешения. Н. знает, что я никогда не буду прощать.
Аня пролистала ежедневник до конца, но больше на страницах не появлялись ни мама, ни Н. Холодные, безучастные рецепты заполнили страницы, и на них никогда уже не проливались мамины слёзы.
День третий
Сон напал из-за угла и лишил возможности сопротивляться. Аня так и уснула в обнимку с записной книжкой в ожидании мамы на ее кровати. Кажется, позже Аню кто-то укрыл. Кто-то родной и любимый, и ей стало спокойно. Она снова провалилась в сон, так и не отыскав в себе силы вызвать маму на словесную дуэль.
Проснулась на рассвете, когда солнце залило светом всю спальню. Аня пошевелилась под плюшевым пледом и разжала закоченевшие руки. Всю ночь обнимала ежедневник. Странно, что мама его не забрала.
Кстати, мама? Аня приподнялась на локтях. Кровать рядом была пуста, но подушка смята. Значит, мама приходила и спала рядом.
Не успела Аня задуматься, куда мама снова исчезла, как Елизавета Андреевна вошла в спальню с подносом в руках. На нем стояли кружки с дымящимся жасминовым чаем и тарелка со свежеиспечёнными блинами, по которым растекалось блестящее сливочное масло. В розетках горкой были наложены сметана и клубничное варенье.
– Маша угостила вареньем за то, что я помогла ей с шитьем, – мама села на кровать и поставила поднос, – и я решила сделать этот день сладким.
Аня с аппетитом вдохнула аромат и сама не заметила, как съела целых три блина щедро политых домашней сметаной и вареньем.
– Это попытка меня задобрить? – она вытерла руки салфеткой и удобнее устроилась на кровати с чаем. Кивнула на ежедневник.
– Нет. Скорее попытка отсрочить неизбежное, – усмехнулась мама.
А глаза у них одинаково чёрные. Возможно, в возрасте Аня тоже располнеет и будет такой же мягкой и тёплой, как мама. А почему бы нет? Тогда они станут копией друг друга.
– Ольга Сергеевна предупреждала, чтобы я не шла по твоим стопам, – Аня снова раскрыла книгу рецептов, среди которых таились строки любви. – Теперь я понимаю, что она имела в виду. Связь с женатым мужчиной.
Мама шумно вздохнула:
– Старая перечница везде сунет свой нос. Помню, когда Николай бросил меня, она каждый раз при встрече умудрялась учить меня уму-разуму. А сама пять раз разводилась. Тоже мне пример для подражания, – в ворчании мамы не было ни печали, ни сожаления. Чистая констатация факта.
– Она знала о ваших отношениях? – так дико говорить о маминой личной жизни, не связанной с отцом.
– Да весь город знал, – фыркнула мама. – В том числе и его жена. Нас застукала Зинка в раздевалке магазина. Главная сплетница города, – она растянулась на кровати и сложила руки на животе. – После этого Коля решил, что семья важнее.
– Но ведь ты была беременна, – прошептала Аня. Чай уже остыл и потерял вкус домашнего уюта. – Он знал?
– Конечно, знал. Я ему это в раздевалке и втолковывала. Коля чуял, что натворил дел и всячески избегал меня. Пришлось пойти на крайние меры и поймать его без штанов, – мама хохотнула. – Вот только Зинка – подозрительная натура. До сих пор нос воротит, как мимо иду.
– Тебе все ещё больно?
Аня спросила, потому что это логично. Маме должно быть больно. Разве нет? Хотя она не выглядела трагично печальной.
– Конечно, нет. Всё сложилось к лучшему. Твой папа исцелил меня. Я жалею лишь об одном…
– О чем?
– Что не смогла родить ему детей.
Аня задумчиво жевала губы. Последняя фраза совсем не ложилась в общую историю. А где ребёнок от Коли? Аня разве не дочь своего отца?
Озарение заставило похолодеть, из груди вырвался сдавленный стон.
– Нет, нет, – мама резко села и прижалась к Ане. – Генетика совсем неважна. Отец считал тебя родной дочерью, солнышко, и всегда благодарил за это Бога, – сбивчиво шептала она. – У него было не всё в порядке со здоровьем, поэтому он не мог иметь биологических детей. И он знал это, когда женился на мне, беременной тобой.
– Мне это сложно осознать, – сдавленно призналась Аня.
– Я понимаю. Но ты ведь не злишься, что не узнала об этом раньше?
Аня пожала плечами и крепче обняла маму:
– Лет в восемнадцать от этой новости у меня бы точно взорвалась голова.
Это невозможно понять. Человек, который вырастил тебя, и ты всю жизнь звала его отцом, на самом деле тебе не отец. Звучит, как бред сумасшедшего. Это и есть бред. Папа всегда останется папой.
– Значит, он женился на тебе, зная о твоей беременности? – Аня переменила тему, чтобы не сойти с ума.
– Да, такой стеснительный и такой благородный, – произнесла мама. В её голосе цвела нежность. – Потом сознался, что давно любил меня. Но сначала боялся подойти, потому что я казалась слишком юной для него. А когда мне исполнилось восемнадцать, он всё время находил причины, что ещё не время.
– Однако не смог оставить тебя в беде, – слёзы кололи веки.
– Мы потом смеялись, что он так и не подошёл бы ко мне, если бы не Николай, – мама отстранилась и поправила посуду на подносе, намереваясь унести. – Твой отец был из тех мужчин, в которых влюбляешься постепенно, но навсегда.
Она попыталась встать, но Аня порывисто схватила её за плечо:
– Мама я, конечно, всё понимаю, но почему ты вмешалась в мои отношения с Матвеем?
Вчерашняя обида горьким налётом осела на языке, сковывая и мешая высказаться.
Мама грузно упала обратно на кровать и тяжело уставилась на Аню:
– Ты и с ним успела пообщаться?
Аня смогла лишь кивнуть, крепче стискивая пальцы на плече матери.
– Тебе не кажется, что на сегодня хватит правды?
– Добивай.
Где-то в глубине сердца она уже знала правду, но из уст мамы это всё равно прозвучало убийственно больно.
– Николай – отец Матвея, дорогая. Вы единокровные брат и сестра.
Молчание, жгучее и тяжёлое повисло в воздухе, пока мама поднимала поднос и уходила из комнаты. Аня сидела на кровати и безучастно смотрела в окно. Утро набирало силу, пели птицы, море ласкало берег.
Неизвестно, сколько прошло времени, но когда мама вернулась, она быстро переоделась в хлопковый сарафан и присела рядом с Аней. Ласково погладила её руку:
– Слишком много?
– Очень.
Уложить всё, что Аня узнала в голове, было сложно.
– Ну вот… А тебе ведь уже тридцать лет, и ты знаешь, что такое боль от предательства. Я не могла вывалить на тебя свою жизнь в семнадцать. Та наивная девочка, верящая в любовь с первого взгляда, не выдержала бы. А ты выдержишь.
Аня перевела взгляд на маму, искренне надеясь, что она права.
– Матвей сказал, что в тот день, когда… – она сглотнула, – когда ты придумала про меня всё… это, – сложно подобрать нужные слова, – его отец выволок тебя на улицу, и вы о чём-то долго говорили. Или ругались…
Глубокие морщины залегли между бровями на лице мамы.
– Николай был импульсивным человеком. Кажется, он был в шоке, что я заявилась к нему домой спустя столько лет. А потом в шоке, что девочка Аня, с которой встречался его сын, моя дочь. Он никогда особо тобой не интересовался. Похоронить ошибки в прошлом – это он умел лучше всех, – мама покачала головой и потёрла ладони, словно стало холодно. – Но когда выяснилось, что ты и Матвей… Он уверился, что Бог наказывает его. И думаю, это заставило Николая поддерживать в сыне мысль о твоей измене и удерживать от желания с тобой связаться.
– Значит, это правда…
– Что именно?
– Что за ошибки родителей расплачиваются дети, – скривилась Аня.
– Не говори глупости. Ты ещё встретишь своё счастье. А про Матвея должна была узнать, и сейчас мне показалось самое время, – мама решительно встала. – Ты и думать забыла об Эмиле.
– Да уж по сравнению с твоими секретами, он просто мошка! – Аня выдохнула, но стук сердца продолжал сбиваться с темпа. – Подожди, – она вскинула на маму взгляд, – ты поэтому отправила меня к Матвею?
– Ну да. Хотела подготовить тебя и рассказать правду, – мама прижала ладони к покрасневшим щекам. – Но вышло всё сумбурно. Не знаю что, но что-то пошло не так.
На ум пришёл Олег и его гитара. Он точно не входил в мамины планы.
– Ма-а-ам, – жалобно протянула Аня, – в тебе умерла великая шахматистка.
Глаза матери весело заблестели:
– Поверь, к моим годам ты дашь фору не только мне, но и Ольге Сергеевне.
И они захохотали вперемежку со слезами, которые вдруг вырвались из-под контроля, то взахлёб, то затихая. Когда-нибудь Аня привыкнет к тому, что узнала сегодня. Когда-нибудь, но не сегодня.
Когда мама ушла, Аня провалилась в тревожный сон, так что трель выдернула её в реальность. Чертыхаясь и путаясь в вафельном халате, Аня спустилась и открыла дверь, даже не удосужившись посмотреть в глазок. И закаменела. Перед ней стоял Матвей.
– Можно?
Со вчерашнего дня его словно потрепали собаки. Весь измятый, всклокоченный, глаза красные, будто перца в них насыпали.
Аня молча посторонилась. Напротив неё висело зеркало, в котором отражалась под стать Матвею девушка. Растрёпанная после сна, с опухшим лицом, словно всю ночь пила воду. Но Аня только пожала плечами и даже не сделала попытки пригладить волосы.
– Проходи на кухню, я заварю чай.
В дни, когда мама работала в кондитерской, на кухне было непривычно пусто. Аня щёлкнула выключатель чайника и вытащила из шкафчика кружки. На блюдце налила клубничное варенье, а сама искоса поглядывала на Матвея. Он неуверенно ёрзал на стуле, не зная, то ли сложить руки, как школьник, то ли спрятать под столом.
– С Нюшей всё хорошо? – первая спросила Аня, когда поняла, что он не начнёт говорить.
Она поставила посуду на стол и села напротив, в ожидании пока закипит чайник.
Матвей не сразу среагировал. Некоторое время пялился на красные клубничины в растёкшемся варенье. А Аня воспользовалась его заминкой, чтобы попытаться осознать: Матвей – её брат.
– С Нюшей? – очнулся он. – Да, да… Пока всё хорошо. Её положили на сохранение в больницу.
– Тогда в чём дело?
– Оказалось, не я один переживаю за ребёнка, – хрипло засмеялся Матвей. – В больнице я столкнулся с неким Вазгеном, который снова воспылал любовью к Нюше.
– Снова? Она изменила тебе с армянином?!
Матвей ухватился руками за голову и кивнул. Аня шумно выдохнула одновременно со вскипевшим чайником, и чтобы хоть как-то занять себя, стала разливать кипяток. Наверное, точно так же бурлила кровь в жилах Матвея. А Аня ещё размышляла сказать ему правду насчёт них или подождать? Ответ был очевиден.
