Настасья Карпинская
Пустая карта
Пролог
– Так будет всегда? – я обернулась, встречая его хмурый взгляд, – ты такую жизнь мне предлагал, ждать тебя среди ночи от очередной любовницы?
– Даяна – просто друг, я тебе уже говорил.
– Друг, – усмехнулась, качая головой, – а ей повезло с тобой, я тоже хочу друга, который бы по первому зову прибегал и потр*хивал меня. Удобно. Хорошо устроилась. Аж завидно.
– Не передергивай. Ей нужна была помощь. Мне, что в стороне постоять надо было? – это ощущение его внутреннего неприятия моих слов взбесило еще больше и сделало больней.
– Да блин! Ты говорил, что у нее мужик есть, так пусть этот мужик и заботится о ней. Или это ты тоже мне на уши навешал?
– Оль, может, ты перестанешь себя накручивать, давай сядем, и я спокойно тебе расскажу, что случилось на самом деле, а ты там уже решишь, верить мне или нет.
– Нет, – отрицательно веду головой, с горечью понимая, что снова налажала, на одни и те же грабли бл*дь. Дура, – сказок я в своей жизни однажды наслушалась, спасибо. Мне хватает того, что я вижу, Усманов.
– Да твою ж мать Оль, Рус с Даянкой поссорились, там что-то такое произошло, что она едва таблеток не наглоталась. Что именно я не понял, она не в том состоянии была, чтобы внятно объяснить.
– Ага, а ты плащ супермена надел и полетел. У тебя не синдром спасателя случаем?
– Да, как хочешь это называй, суть не в этом.
– Суть в том, что у меня тоже есть свой триггер, на измену мужиков – не перевариваю п*здеж, – произношу, смотря, как клубиться злость в его зеленых глазах, мы замолкаем, смотря друг на друга, он ищет доводы и оправдание, а я… я больше не ищу ничего, лишь тону в тонне едкого разочарования, снова. Прохожу мимо него и подхватив свою сумку, направляюсь к двери, я слышу, как он цедит сквозь зубы ругательство, но не останавливает меня, не старается задержать. – Вещи завтра заберу, – бросаю, выходя из квартиры и закрывая за собой дверь. Лифт, удар по кнопке, не поднимая головы, чтобы не смотреть в расположенное тут зеркало, мне хватает ощущения боли, я не хочу видеть еще и ее отражение в своих глазах.
И жили они недолго и не счастливо и умерли в разные дни. Сказок не бывает, а реальность та еще сука.
Глава 1
– Это что? Телефонный номер твоего риелтора? – Франц вскинул брови, когда я на его вопрос о цене моей новой квартиры, просто черкнул цифры на листке и протянул ему.
– Цена, – произношу, откинувшись на спинку кресла и отпивая с чашки крепкий кофе. Прекрасно отдавая себе отчет, что сумма заоблачная даже для оборотов Стаса, имеющего довольно большую сеть магазинов спортивного питания и фитнес-центр. Она и для меня была заоблачная, именно поэтому я вытянул средства из оборота фирмы, что делать было нельзя, особенно в таком объеме.
– Ты *банулся? – он отбросил в сторону клочок бумаги и посмотрел на меня взглядом, отражающим явное сомнение в моих умственных способностях.
– Если брать во внимание мое бедное детство, то это просто психологическая компенсация, – улыбнулся, отставляя в сторону чашку. В действительности я четыре года облизывался на квартиры в этом комплексе, и вот на пороге сорокалетия, меня понесло, и я рискнул. Жизнь дана на то, что бы ею наслаждаться, а не только впахивать без выходных и праздников.
– Моя версия более реальней.
– Стас, мне бухгалтер нужен, чтобы прям огонь, чтоб дважды два ровнялось этой сумме.
– А вот раньше перед покупкой этой дорогой халупы ты не мог позвонить и сказать: «Стасян займи бабок»?
– У тебя семья, а там сумма не двадцатка до зарплаты, мне совесть не позволит так сделать.
– Зато под статью попасть твоя совесть тебе позволит, дебил.
– Не беси. Лучше помоги. Я редко тебя о чем-то прошу.
– Ты вообще никогда не о чем никого не просишь, – процедил раздраженно Стас, нервно покручивая пальцами телефон, – слушай, а может, Нику Волкову попросить посмотреть, у нее же контора бухгалтерская? Вдруг, что посоветует.
– Нет, даже в качестве консультации не обращусь. Мне потом Волков в случае чего голову откусит и не подавится. И будет прав.
– Ну, я тебе помочь не могу, у меня таких умельцев нет, но я поспрашиваю.
– Буду признателен.
– Последствия если не найдешь?
– Самые печальные. Моя засланная птичка из налоговой напела, что у них еще в прошлый раз возникли ко мне вопросы, а если я сейчас подам реальные цифры, то вопросов станет очень много.
– Ага, а взъ*бывать они мастера, только повод дай.
– Вот и я о том же.
– На новоселье-то пригласишь?
– Еще ремонт идет, как только так сразу.
– Ловлю на слове, ладно поеду я, если найду кого, наберу, – пожав руку, Франц удалился уже по пути из кабинета, отвечая на телефонный звонок.
Рабочий день прошел в жестком ритме, три встречи, совещание с управляющими магазинов и ворох бумаг к вечеру, который желательно было разобрать уже к началу следующего дня. На часах было около десяти, когда на пороге появилась Даяна, как обычно, почти неслышно. Удивительная способность беззвучно приближаться.
– Можно? – произносит она, тихим голосом, прислонившись к дверному откосу.
– Конечно.
Она подходит ближе, и я вижу покрасневшие и уставшие глаза, в которых грусть, тоска и душевные метания. Протягиваю руку, жестом прося подойти, но она делает шаг и, взяв мою ладонь, прислоняет ее к своему лицу, прижимаясь к ней щекой, поднимаюсь и привлекаю ее к себе, обнимая и целуя в макушку.
– Пятнадцать минут, Слав, и я уйду, – утыкается лбом мне в грудь, – мне просто надо немного выдохнуть.
– Спешишь?
– Не хочу отвлекать тебя от работы.
– Я уже домой собирался. Ты на машине?
– Такси.
– Отвезти тебя?
– Да.
Отстраняюсь на пару минут, чтобы выключить ноут и убрать бумаги в сейф.
Мы выходим с Даяной из бизнес-центра, и ее немного ведет, она едва заметно запинается на ровном месте. Прижимаю ее к себе, поддерживая, направляя к уже заведенной машине. Она снова вымотана, снова работала на износ. В первый месяц нашего знакомства я думал, что это желание заработать как можно больше, но это не была потребность в деньгах, она просто прячется от одиночества в работе и иногда переходит черту, выдавая стахановские темпы, а после валясь с ног в прямом смысле слова.
– Алекс вчера звонил, – она вытаскивает тонкую сигарету и приоткрывает окно, закуривая. Салон тут же обволакивает тонкий аромат вишни.
– Снова с просьбой поиграть в любящую жену на очередном приеме?
– С согласием на развод, – усмехнулась, бросая на меня взгляд.
– Растет мужик, прям на глазах. Подпишешь?
– Конечно. Сначала было желание его промурыжить, разделом имущества пригрозить или рассказать его женщине, что он все это время был женат, но решила, что «баба с воза – кобыле легче», так что завтра съезжу, все подпишу, и шел он к черту.
– Из-за этого накрыло?
– Нет, этот факт порадовал, так что даже шампанское вчера открыла. Сегодня родители звонили, – она осеклась, делая глубокую затяжку и медленно выдыхая дым, – мне тридцать лет, почему я до сих пор чувствую себя неуверенной маленькой девочкой, когда слышу их голоса? Почему я не могу никогда сказать им «нет»? Слабая безвольная овца.
– Ты сильная Дая, и ты это знаешь.
– Я позволила им сломать мою жизнь.
– Тебе было всего восемнадцать, – произношу, наблюдая, как она, затушив одну сигарету, сразу тянется за второй.
– Это не оправдывает ни меня, ни их, – я останавливаю машину, и она тянется за брошенной на заднее сиденье сумочкой.
– Не торопись, я поднимусь.
– Останешься? – в этом вопросе все: надежда, боль и просьба, и я утвердительно веду головой, беря ее кисть, и прижимаюсь губами к нежной, тонкой коже. Дая докуривает, и мы выходим, направляясь к подъезду. Она живет в сталинской многоэтажке в самом центре города, и ее экстравагантное жилье полностью отражает ее неординарную натуру. При потолках более четырех метров интерьер был минималистичен, а ее увлечение антиквариатом, с помощью которого она расставляла акценты, удивительным способом сочетая его с современной мебелью и вещами, делало квартиру очень теплой и уютной, и такой же необычной, как ее хозяйка.
Поворот ключа, щелчок выключателя и я знаю, что будет дальше: душ, разогретый ужин, оставленный ее заботливой домработницей, пара бокалов красного вина и разговоры открытые, откровенные, болезненные. И сон. Просто сон двух уставших людей, людей, ищущих тепло в объятиях друг друга, схожих в своем одиночестве.
– Тебе рыбу или мясо? – произносит Дая, скинув с ног туфли, собирая у зеркала свои белокурые волосы в хвост, пока я убираю наши вещи в шкаф.
– Мясо.
– Вино?
– На твой вкус.
– Ты же знаешь, что это будет красное, а ты любишь, что покрепче ром или виски.
– Я переживу, – она улыбается и, подойдя ближе, касается губами моих губ.
– За это я тебя и обожаю Усманов, с тобой всегда можно договориться.
Глава 2
Выйдя из душа, я наблюдаю, как Дая расставляет на столе тарелки с разогретым ужином и приборы. Красивая, миниатюрная, с шикарным вкусом ко всему, без излишеств. Мы сходились с ней во многом, порой понимали друг друга с полуслова, с одного кивка головы. И я не раз себя спрашивал: «почему мы не заходим с ней дальше? Что останавливает?».
Она достает вино, а я сажусь за стол.
– Дая.
– А? – она протирает бутылку и подносит ее к столу со штопором, чтобы я открыл.
– Выходи за меня, – в голубых глазах удивление, а губы растягиваются в мягкой улыбке.
– У тебя сегодня тоже хреновый день? – она тоже садится за стол и ловко разделывает приборами рыбное филе, наблюдая, как я наполняю наши бокалы.
– Я серьезно сейчас.
– Давай подождем с этим, вот если ты не женишься через пять лет, и твое предложение еще будет в силе, то я соглашусь.
– Почему через пять лет?
– Потому что у тебя еще есть шанс встретить ту единственную.
– Может, через пять лет у меня уже стоять не будет, – улыбка снова играет на ее губах, и она, не сводя с меня взгляда, делает глоток из бокала.
– Я это переживу.
– Почему ты подала это лишь с одной стороны? У тебя тоже есть шанс построить отношения, вероятнее всего, это ты выскочишь замуж, а я останусь не у дел, заставляете вы меня во френдзоне сидеть, Даяна Павловна.
– Кому я нужна бракованная? – и улыбка стирается, превращаясь в горькую усмешку, исказившую губы.
– Зачем ты так.
– Это правда, и ты это знаешь. Я не могу иметь детей, совсем не могу, даже шанса нет. И я не хочу потом наблюдать, как мой мужчина засматривается на детей на детской площадке, понимая, что я не могу ему их подарить. Или каждый раз переживать, что он может уйти к той, которая сможет ему родить.
– Дети – это не главное.
– Может, и не главное, но это имеет большое значение.
– Есть детдома, суррогатные мамы
– Ты бы подписался на ребенка с детдома?
– Меня воспитывала тетя, поэтому я не вижу в этом ничего странного.
– Слав, воспитывать своего племянника и воспитывать абсолютно чужого ребенка, это разные вещи, и не все на это согласны.
– Суррогатные матери?
– Я не уверена, что выдержу это, смотреть, как твой ребенок растет в другой женщине и не имея возможности самой прочувствовать это, чувствовать его шевеления, ощущать в себе новую жизнь. Я с ума сойду от чувства жалости к себе. Тогда уже лучше с детдома.
– Дая… – мне хочется ее поддержать, сделать эту тему для нее менее болезненной.
– Давай не будем об этом сегодня.
– Хорошо.
Остаток ужина разговариваем о работе, и я вижу, как ей становится легче. Пока она принимает душ, я убираю посуду в посудомойку, а после, допив вино, мы скрываемся в полумраке спальни, белые простыни на ее большой кровати с коваными спинками, выглядят маняще и контрастно в сочетании с черным полом, старый французский фильм через проектор на стене и ее голова на моем плече. Человеческое тепло, которого так не хватает нам двоим. Сегодня не будет секса, он будет утром, а сейчас лишь полумрак, тонкий аромат ее геля для душа и отдых от работы, от одиночества, от мира.
– Ты когда свою старую колымагу поменяешь? – кивнул в сторону ее черной ауди, когда утром мы вышли на улицу, и ожидали, пока прогреются машины.
– Ей всего пять лет, и я не хочу ее менять.
– Машину надо менять каждые три года, иначе она у тебя из серваков перестанет выезжать. Тебе тачку подарить?
– Подари. Наконец-то перестану всем доказывать, что я сама машину купила, смогу честно сказать насосала, – смеясь, отбросил сигарету в урну и привлек к себе Даю, целуя коротко в губы.
– У тебя, когда день рождения?
– В сентябре.
– До сентября на этой поезди, а там разберемся.
– Если тебя не посадят, – она улыбается, но в тоне уже нет прежней игривости, – что за терки с налоговой?
– Откуда информация?
– У нас бухгалтера из одной конторы.
– Понятно.
– Алла не вытягивает?
– Она вчистую может считать, а мне надо, чтобы дважды два пять вышло, а точнее, дважды два семьсот восемьдесят шесть миллионов двести шестьдесят тысяч.
– Это стоимость той квартиры в новом квартале? – брови Даяны вскинулись вверх, – и чем тебе старый фонд не нравится?
– Мне нравится эта.
– У меня таких талантливых нет, но я постараюсь расспросить парочку знакомых.
– Не волнуйся, я найду выход.
– А если нет, то я останусь без новой тачки Усманов, – при этом, Даяна деланно взмахивает ресницами, что вызывает мой хохот, это совсем не ее амплуа, и она об этом прекрасно знает, – так что я теперь тоже переживаю.
– Теперь знаю, чем тебя можно купить, тачкой. А брюлики подойдут? Так, на будущее, чтобы знать.
– Слав, ты же знаешь, что не в машине дело, – произнесла уже совершенно серьезно, поправляя ворот моей рубашки. Если бы она хотела, она могла бы три новых люксовых тачки купить и не испытать при этом никаких затруднений, мы оба это понимаем.
– Знаю, и спасибо за это, – сжав ее прохладные пальцы, поднес их к своим губам, касаясь, поцелуем.
***
– Алексеева Ольга Владимировна. На выход, – слова, которые я ждала долгие два года, шаг за шагом по казарменным коридорам в неверии, что уже через четверть часа я выйду за ворота колонии, – вещи на досмотр, – расстегиваю небольшую сумку, ставя ее на оббитый нержавейкой стол. – Документы. Распишись. – Я забираю протянутые бумаги с паспортом и ставлю свою подпись, в каких-то табелях. – Вещи твои, – мне протягивают небольшой пакет, в котором лежит золотой браслет, два тонких кольца и небольшие, золотые серьги, – это то, что было на мне в момент поступления в колонию, колонию общего режима номер пять. Украшения из драгоценных металлов в таких местах под запретом, носить разрешалось только бижутерию, поэтому их сразу изъяли. За эти года я и забыла, что они вообще у меня были. Молча, забираю пакет, засовывая его в сумку. – На выход, – резко раздается от конвоира и мы, минуя пост, выходим на улицу. Через двор к первым воротам, предъявление документов на КПП и быстрым шагом ко вторым воротам. Ноги, обутые в резиновые сапоги, месят весеннюю грязь, которая налипает на обувь тяжелыми комьями, но я иду, не обращая на это внимание, лязг железных засовов, и дверь, наконец, распахивается.
– Ну, что, Алексеева, до встречи, – улыбаясь, произносит конвоир.
– Нет уж, прощайте.
– От сумы до тюрьмы, – раздается вслед, и он, смеясь, закрывает за мной дверь.
Глава 3
Вытащив из сумки пачку сигарет, чиркнула спичкой, подкуривая и сделав затяжку, двинулась по обочине проселочной дороге в сторону виднеющегося вдалеке поселка городского типа. Сапоги месили грязь, а погода неумолимо напоминала о прошлом.
На календаре 19***год, мне семь. Я жую битум на стройплощадке неподалеку от дома, бегаю постоянно с разбитыми коленками, вечерами смотрю спокойной ночи, малыши, а по праздникам езжу с мамой и папой в детский мир. Деревья еще большие, мир бескрайний и дружелюбный и все еще впереди. Именно так мне и казалось. А потом ушел отец.
Просто собрал в потертый чемодан свои вещи и не обращая внимания на мать, застывшую у стены в коридоре, как изваяние, ронявшую молчаливые слезы и держащую на руках трехмесячную Алинку. Поцеловал меня в макушку и ушел. И мой мир разрушился, точнее, будет сказать, что просто мои розовые очки, присущие всем детям, в одно мгновение разбились, оголяя и открывая неприкрытое зло этого мира, его грязь, боль и беспощадность. Тогда тоже была такая же весенняя слякоть и грязь, я вышла гулять, резиновые сапоги тонули в грязной жиже, издавая чавкающие звуки, я бродила по детской площадке у дома, несмотря на моросящий дождь, не желала идти домой, где была орущая Алинка и тихо плачущая мать.
Это случилось двадцать три года назад, отец так и не вернулся, а я до сих пор помню те резиновые зеленые сапоги, облепленные весенней грязью с крапинками от дождевых капель.
Улицы ПГТ* тоже не особо отличались чистотой, но тут хотя бы был асфальт и идти стало легче.
– Эй, ребятня, – окликнула пацанов лет восьми, гоняющих мяч у одного из частных домов, – где у вас тут вокзал?
– До конца улицы и налево, там станция.
– Спасибо, – отфутболила подкатившийся ко мне мяч обратно мальчонке и, улыбнувшись, подмигнула.
Войдя в одноэтажное кирпичное здание, облезшее снаружи и не видавшее ремонта со времен развала советского союза внутри. Я направилась к окнам с надписью «касса». Словно в машину времени попала: мраморные полы, крашенные эмалью не в один слой, подоконники уже от времени пожелтевшие, потрескавшиеся, и местами облупившиеся. Открывавшие в этих «срезах» целую историю. Беленые потолки со старыми люстрами и желтыми подтеками из-за прохудившейся крыши, деревянные полуразвалившиеся кресла в зале ожидания и часы большие, круглые с белым циферблатом, черными цифрами и бледно-зеленым корпусом, казалось, намертво замурованные в стену.
– Билет до Н-ска, сколько стоит? – обратилась в окно, заставляя грузную женщину лет сорока пяти, оторваться от своего вязания.
– Ускоренный, обычный?
– Разница в стоимости большая? И какой ближайший? – денег в кармане кот наплакал, выданный ЕДП плюс компенсация на билет до Н-ска и заработанные копейки за последние отработанные дни*, итого и двух тысяч нет. Но я готова была отдать их все, лишь бы как можно быстрее увидеть мать и сестру.
– Ускоренный – четыреста рублей, обычный – двести двадцать. Ближайшая посадка в двенадцать тридцать восемь, экспресс.
– Давайте ближайший, – протянула документы в окошко.
– Сколько билетов?
– Один.
Убрав билет в сумку, двинулась единственному киоску в этом здании, на вывеске которого было написано от руки фломастером «Горячий кофе».
– Девушка, кофе можно?
– Вам черный или три в одном?
– Черный с сахаром, а пирожки есть?
– С картошкой, капустой, беляши, сосиска в тесте, самса.
– С капустой один, пожалуйста.
Никогда еще обычная еда не казалась мне настолько вкусной, то ли дело в том, что кофе я за эти два года почти не видела, то ли, то, что ела я не в казарме со всеми, а на свободе.
Людей становилось все больше, и в какой-то момент даже в глазах зарябило от количества красок в одежде, привыкла к серой безликой робе и такой же серой форме надзора. Когда объявили подходившую электричку, все двинулись на перрон и я, перекинув сумку через плечо, двинулась за всеми.
Четыре с половиной часа в мыслях о доме, о маме и в своем чувстве вины перед ней. Я вышла на перрон в своем городе, силясь вспомнить, на какой автобус мне нужно сесть, и, одновременно поражаясь тому, как информация, которую я знала с детства, стерлась из моей памяти за эти два года.
– Оля! Ольга Алексеева, – я повернула голову, с трудом узнавая в стоящей рядом женщине Светку.
– Света,– и ком подкатил к горлу, мы дружили с ней со школьной скамьи, дружили так, что нас считали сестрами, два года назад она плакала, успокаивая мою мать в зале суда, когда огласили приговор, разрывая мою душу в клочья. Светка тут же бросилась ко мне с объятьями, стискивая меня в руках.
– Как же я соскучилась…– и отстранившись. – Ты как? Все? – вопросы без вопроса, только тоска и надежда в голосе.
– Сегодня освободилась.
– По УДО*?
– Да.
– Почему не позвонила? Не написала? Я бы встретила.
– Стала бы я тебя напрягать.
– Ой, дура. Я бы прямо к воротам за тобой приехала, если бы знала, – и отвернувшись, крикнула, взмахнув рукой. – Анька, я тут. – И белокурая девочка-подросток в смешной дутой куртке, поспешила к нам. – Племянницу встречаю, родители ее опять по командировкам мотаются, а я за няньку.
– Свет, какой автобус идет отсюда до нас? Вспомнить никак не могу.
– Какой к черту автобус, сейчас отвезу. Анют, ну, давай быстрей.
***
– Слав, – промурлыкала Юля, пройдясь ноготками по моей груди, – отвезешь меня обратно до работы.
– Забыла что-то? – я лениво потянулся на белых простынях, после секса хотелось курить, но выходить на открытый балкон отеля под холодные порывы ветра не было никакого желания.
– Нет, меня Сеня обещал забрать просто, я ему и так соврала, что задержусь.
У Юли был большой плюс – она была замужем, причем глубоко и надолго, с собакой, сыном и дачей по выходным. Поэтому наши отношения она не афишировала и не форсировала в какую-либо сторону, что устраивало и меня, и ее.
– Хорошо, собирайся, – привлек ее к себе, коротко поцеловав. – И не забудь о том, о чем я тебя просил.
– Я постараюсь узнать больше, но ты ведь понимаешь, что я не на той должности нахожусь, чтобы быть настолько в курсе, – когда она сидела в администрации города, было гораздо выгодней, но руководство сменилось, и она была вынуждена уйти. Теперь же Юля работала в налоговой, но на такой маленькой должности, что толку от нее почти не было.
– Юль, у тебя есть уши и мозги, так воспользуйся ими. Ты же знаешь, что я отблагодарю.
– Конечно, знаю, – она улыбнулась и потянулась к сумке за косметичкой, блеснув золотым браслетом, который я подарил ей в прошлом месяце.
*ПГТ – посёлок городского типа
**ЕДП – единовременное денежное пособие (в РФ это 800-850 рублей) выдаётся заключённому при освобождении из мест лишения свободы, а также выдаётся билет или денежная компенсация на его приобретение, если освобождаемого никто не встречает и ему нужно будет самостоятельно добираться до дома. В кассе бухгалтерии помимо ЕДП выдают и остальные причитающиеся осужденному деньги, например, если что-либо осталось на лицевом счёте, на который зачислялась заплата в колонии.
***УДО – условно-досрочное освобождение.
