Ната Лис
Добрый мен
– Ой, прости…
– Да ничего… Поможешь снять тулуп?
Звучит как чистая провокация, и я бы подумала бы именно так, если всего полчаса назад не видела его крови.
Так, дыши, Диана…
Я не боюсь вида крови, но вдруг там действительно что-то страшное.
– Давай… Так… аккуратно…
«Нет, чтобы отойти от стенки», – фырчу про себя, – «Стоит словно к ней прилип».
Мне приходится буквально прислониться к мужчине, чтобы освободить его руку из рукава.
В нос проникает отнюдь не аромат древесного парфюма, отголоски которого еле уловимо тонко присутствуют, но превалирующим является запах горячего тела, овечьей шерсти, бинтов и металлический запах крови. Это на столько дикое сочетание, что я теряюсь. Оно не отталкивает меня. Напротив, мне хочется прижаться к Владимиру. Да что там, повиснуть на нём, обвив руками крепкую шею.
Сумасшедшая…
– М-м-м… – выдыхает он.
Видимо, я всё-таки надавила на больное место.
– Прости… Я рану задела, да? – растерянно спрашиваю я.
– Всё нормально, Ди, – криво улыбается мужчина. – Я даже готов потерпеть, если ты прижмешься ко мне сильнее.
– Ну тебя!
Краска заливает щёки.
Какой позор!
– Диан, можно тебя ещё кое о чём попросить? – слышу его голос над макушкой, словно под водой нахожусь.
– О чём? – отмираю.
– Помоги сменить повязку, пожалуйста. Надеюсь, ты не боишься вида крови, – просит он.
Мотаю отрицательно головой.
– Хм… твоё «нет» значит, что ты не боишься или то, что не станешь мне помогать? – ухмыляется Владимир.
– Я не боюсь крови, – говорю твёрдо, скинув с себя оцепенение. Задираю подбородок выше, чтобы посмотреть ему в глаза. – Где можно помыть руки?
– Проходи, пожалуйста, вперёд. В ванной как раз есть всё необходимое, – говорит он, кивнув вглубь коридора.
– Я не знаю куда. Веди…
Едва дёрнув могучими плечами, Владимир разворачивается и отправляется вперёд, а я замирающим сердцем иду за ним следом.
Боже, какая у него широкая спина!
Великан щёлкает выключателем и открывает дверь в достаточно просторную ванную. Стены и пол в ней выложены чёрной плиткой. Натяжной чёрный глянцевый потолок, с врезанными в него светодиодными светильниками. Вместо привычного эмалированного «корыта» со смесителем установлена душевая кабинка с хромированными деталями. Раковина и стиральная машина также чёрные. Ощущение такое, что мы находимся в космосе.
Он достаёт из шкафчика целый пакет с медикаментами и кладет его в раковину, а сам садится на край душевой кабинки.
– Если чего-то будет не хватать, то принесу аптечку, – говорит Владимир.
– Хорошо, – тихо отвечаю я, роясь в содержимом пакета. – Так, ножницы есть, бинты есть… Перекись водорода? Угу… Вижу… Пластырь для стягивания глубоких ран… есть.
– Всё на месте? – спрашивает он, оказавшись за моей спиной.
Когда он успел встать? Я даже не заметила.
Едва коснувшись ладонями моей талии, Владимир кладёт их на раковину по обе стороны от меня. А я завороженно наблюдаю за колышущимися от его горячего дыхания фиолетовыми волосками на своём виске, когда он заглядывает через плечо.
Киваю и разворачиваюсь.
– Садиться? – спрашивает он, опережая событие.
– Садись, – киваю я. – Хотя… нет. Постой. Ты высокий и мне будет неудобно снимать старые бинты.
– Я вижу, ты не первый раз это делаешь. Я прав?
– С чего ты так решил? – выгибаю бровь, и улыбнувшись уголком губ, беру в руку ножницы.
Догадливый какой…
– Ты слишком безжалостно режешь на мне бинты, – ухмыляется он.
– Ты прав. У меня есть фельдшерское образование.
– Хм… а почему не пошла учиться дальше?
– Зачем? – равнодушно спрашиваю я. – Я выбрала для себя более творческий путь.
– И какой же, если не секрет? – прищуривается мужчина.
– Грубая работа, – говорю я, проводя пальцами по его левому плечу с изображением парашюта и надписью «НИКТО КРОМЕ НАС».
– И как это понимать? – хмыкает Владимир.
– Я тату-мастер, – гордо отвечаю я.
– А-а-а, – выдыхает, – Это у меня с армейки ещё… Прапор тот ещё тату-мастер был, – посмеивается он.
– А это откуда? – задумчиво провожу линию вдоль зажившего шва на правой руке, идущего от кисти до самого локтя.
Мужчина чуть заметно вздрагивает, когда я всё-таки касаюсь подушечками пальцев участка кожи на его запястье.
– Хорошо, что не оторвало, – хмыкает он. – Отделался лёгким испугом и почти ничего не чувствующим мизинцем, – крутит он перед собой раскрытую ладонь. Пустяки…
– Ты воевал? – тихо спрашиваю я, а у самой сердце кровью обливается. Мой брат погиб на войне.
– Я служил в спецназе… Давай не будем сейчас об этом… Ладно? – выдыхает он, сживая в кулак поврежденную правую руку. – Лучше скажи, что там? – кивает на свою рану, когда я, размочив перекисью присохший к ней бинт, снимаю повязку.
И я только сейчас замечаю огромную гематому на его левом боку и…
– Шов немного разошёлся. Кровь остановилась. А рану я сейчас стяну пластырем.
– Ты моя спасительница, – улыбается Владимир.
Кажется, его действительно порадовала новость, что не придётся ничего снова зашивать.
– Присядь, пожалуйста, – прошу я, чтобы перекинуть бинт через его плечо и сделать еще несколько витков вокруг торса.
– Да, моя фиолетоволосая нимфа! – улыбается Владимир.
– Не поняла… Что за сарказм, м? Тебя не устраивает цвет моих волос?
– Нет, что ты? – ухмыляется здоровяк. – Мне очень нравится. Он такой… такой необычный.
– То-то же! – победоносно выдаю я. – Теперь готово… Ай!
Мужчина обхватывает мою талию руками и приживает к себе.
– Спасибо! – выдыхает он в мои губы перед тем, как накрыть их своими.
От его поцелуя кружится голова. Чувствую себя пушинкой в его руках, когда он подхватывает меня, несёт, а затем усаживает на что-то твёрдое.
Распахиваю глаза.
Стиральная машинка.
– Что ты… – только и всего успеваю сказать я перед тем, как мои мысли разлетаются перепуганными птицами.
Мозг говорит: «Пока!», отпуская тело в свободное плавание, когда его большие ладони начинают терзать мои соски под тонким вязаным джемпером, когда сжимают ягодицы до сладкой боли, когда в мою промежность упирается отнюдь не ствол крупнокалиберного оружия. Его алчные губы исследуют изгиб моей шеи, а зубы царапают нежную кожу и даже слегка прикусывают.
Осознание, что всё происходящее неправильно, что так быть не должно, выстреливает в мозг запоздалой пулей.
Я разрываю поцелуй и мотаю головой:
– Нет, Вов, не надо… – выдаю тихо, будто сама не верю в то, что говорю.
Мужчина целует меня снова и снова. Он не слышит или просто не хочет слышать меня. Его руки на миг застывшие, вновь оживают. Они поглаживают, мнут, подталкивают так близко к краю, что я вот-вот сорвусь в эту бездну и растворюсь в ощущениях, наплевав на остатки гордости.
– Шарапов, остановись! – на этот раз более громко и уверенно говорю я. – Стой! Отпусти меня!
Сосед отпускает, отступает на шаг и смотрит на меня в упор, тяжело дыша.
– Уходи! – хрипит он. – Живо!
Я на миг замираю, пораженная таким резким ответом, но быстро взяв себя в руки, заставляю свою размякшую тушку стечь на пол.
– Прости! – голос мой шелестит будто опавшая листва на ветру.
Я выбегаю из ванной, даже не посмотрев на него. Боюсь. Не знаю, его или себя. Или того, что, увидев его мощную сгорбленную фигуру, а именно таким он мне сейчас представляется, не смогу уйти.
Пока обуваюсь, краем глаза замечаю Зевса, который поднявшись со своей лежанки провожает меня взглядом и словно говорит: «Уже уходишь?»
– Пока, Зевс, спасибо тебе! – говорю сдавленным от слёз голосом.
