Натали Лавру
Девушка-мечта
– Зачем ты вообще взялась помогать сестре с этим… – Ян не стал заканчивать предложение, и без слов было ясно, что он думает об Антоне.
– Да Тонька залетела, руки на себя наложить грозилась, говорила, что, либо с ним, либо в гроб.
– Дура! – вырвалось у Яна, но он тут же опомнился. – Извини…
– Да нет, мы обе дуры, – пожала плечами Параша. Вдруг она громко всхлипнула и завыла. Истерика накатила с такой силой, что сдерживать её было бессмысленно.
Яну пришлось снова притормозить на обочине. Он привлёк Парашу к себе и обнял.
– Давай, я не буду ничего тебе обещать, ладно? Мы просто вернёмся домой и впредь будем делиться друг с другом важными вещами.
– Угу… – кивнула она.
– Вот и хорошо. А сейчас нам нужно успокоиться, перекусить и выспаться. Через сорок километров будет мотель, там и переночуем.
– Я ещё не всё тебе рассказала… – гнусавым из-за заложенного носа голосом сказала Параша. – В общаге меня чуть не изнасиловали. Вскрыли замок на двери, накинули пакет на голову и…
– Так почему ты не заявила?! – ошеломлённо воскликнул Ян.
– Сам-то как думаешь? Да после этого инцидента меня бы не то что на службу – вообще никуда работать не взяли бы! Тем более, один из нападавших – генеральский сынок, его по-любому бы отмазали.
– Как ты… Что они тебе сделали?
– Ну, дали под дых да порвали одежду. Одному я расквасила нос пяткой, второму дала по яйцам. Вот и пришлось уволиться одним днём, без отработки.
– Ну ты же понимаешь, что зло должно быть наказуемо? – не унимался Ян.
– Да, только не в ущерб себе.
– Ты планируешь снова вернуться к работе?
– Да не знаю я… – снова пустила слезу она.
– Ну-ну, всё наладится, – погладил её по голове Ян.
– Угу… – снова отозвалась она и прыснула со смеху.
– Что смешного?
– Да баба эта жирная вспомнилась.
– Какая баба? – не понял Ян.
– Ну, монашка, схима, которая меня выгнала.
– Кстати, хотел спросить, чего вы там не поделили?
– Да мне, короче, во время месячных запретили ходить в храм. Я им: так у нас же не средневековье, я прокладку надела; а они мне: мол, чти закон господень, трудница.
Ян рассмеялся.
– Вот и я не поняла, что за х*ета. Я, блин, выучила аж две молитвы! Об них, между прочим, можно язык сломать!
– В общем, религия не для тебя, – резюмировал парень.
– Это ещё что! Любые удовольствия у них презираются. Хавчик – варёная картоха с хлебом, завтрак – каша на воде без сахара. Пи*дец, как будто добровольные изгнанники в ад! Да лучше бы, вон, волонтёрами подрабатывали, чем креститься да кланяться круглые сутки.
– Так кого ты там обматерила, что при упоминании о тебе люди чуть ли не в обморок падают?
– Ну, я тут как-то ночью решила прогуляться по монастырю. Темнота, мистика и всё такое. Ещё жрать хотелось так, что желудок в узел завернулся. Я и свернула в трапезную, а оттуда… В общем, наша главная святоша там грех на душу принимала, хавала за себя и за того парня, да ещё и постанывала. То-то я думала: как можно было так распухнуть на хлебе с отрубями и картохе?
– И она тебя заметила?
– Я сама заметилась! – гордо задрала нос Параша. – Захожу такая и говорю: «Оппачки! Ночной дожор!» Монашка эта рукавом колбаску такая прикрывает, типа мне поблазнилось. А запах на всю кухню. Как это так: ей можно, а мне нельзя, получается? Ну, я не растерялась, слямзила пару бутеров, компотом запила и пошла к себе. Утром, на службе, в красках рассказала людям о несправедливости монашеской жизни. Кстати, ты знаешь, почему попов называют попами?
– Нет, – ответил Ян.
– Потому что православную религию на Руси прививали, устраивая показные казни: топили, жгли, привязывали за руки и за ноги к лошадям… Поп – это прах отцов предавший. А нам втирают, что якобы «пастырь овец православных». То есть люди верят, что они все овцы! Короче, эта религия – тупизм невь*бенный. Я и поделилась знаниями с прихожанами. Народ впечатлился, но меня быстро попросили оттуда.
– Мне сказали, что такого сквернословия они в жизни не слыхивали.
– Ну а какими ещё словами говорить о всей этой шушере, которая строит золотые, бл*дь, храмы в честь того, кого нет?! Самый-то пи*дец в том, что эти вот священнослужители, партиархи и схимы жирные сами не верят в религию. Это как работать актёром в реалити-шоу. Выучил сценарий в виде молитв, натянул на харю благообразную мину – и вперёд! Зато за стенами храма… Ты видел, в каких халупах живут люди? Да у них сквозь трещины в стенах руку можно просунуть! Бл*дь… Не жизнь, а сплошной бред.
– Понятно. Венчания тебе предлагать не буду. И детей крестить тоже, – как бы сам себе сказал Ян.
Параша не ответила, только зевнула и прикрыла глаза.
Уже в постели, после лёгкого перекуса и горячего душа, она спросила:
– Что, и приставать не будешь?
– Спи давай! – скомандовал Ян и натянул одеяло на Парашин нос.
Эта ночь стала самой счастливой за последние месяцы.
***
Параша, вернувшись в квартиру Яна, внезапно ощутила себя слабой женщиной. Такое бывает: сначала ты «свой парень» в компании, машешь кулаками и ругаешься, как сапожник, а потом вдруг понимаешь, что кто-то просто взял на себя часть твоего груза. И теперь ты можешь лететь, а не ползти.
Ян не пустил возлюбленную одну в общежитие. Он вообще говорил, что не обязательно туда идти, но Параскева настояла: телефон в тумбочке остался, кое-какие личные вещи…
Пожитков с момента её переезда в общежитие заметно поубавилось. Кое-что она сгоряча выбросила, остальное испортилось само или его помогли испортить. Оказалось, что возвращению домой подлежат только пара ежедневников, ноутбук и телефон. Подушку, которая слишком много знала о Парашиных слезах, пришлось выкинуть.
Стоило зарядить и включить мобильник, как позвонила заплаканная сестра и сказала, что Антон и Алевтина Сергеевна, свекровь, требуют, чтобы Тоня оформила половину квартиры на мужа, иначе их семейное корыто развалится.
– Полквартиры на дармовщину захотел? Су-у-ука! – прорычала в трубку Параша. – А ты что ответила?
– Я… Я не знаю… – простонала сестра.
– Ну, ты же понимаешь, зачем всё это делается?
– Думаешь, он меня бросит?
– А иначе зачем ему полквартиры?
– Блин… – пропищала Тоня. – Кажется, я его больше не люблю… Ведь, когда люди любят друг друга, они счастливы, да?
– Да.
– Прости меня, я такая дура… Теперь вот дочка без отца будет расти.
– Лучше без отца, чем без дома. Считай, что свою долю я отписала твоему ребёнку, и других совладельцев не потерплю!
– Да поняла я, поняла… – вздохнула сестра.
На следующий день Тоня сообщила, что выгнала мужа и подала заявление на развод. Параша же не стала умалчивать и призналась, что, наоборот, помирилась с Яном и скоро выйдет за него замуж. В конце концов, что стыдного в счастье?
***
Свадьбу перенесли на апрель. Отмечали в узком кругу, и на этот раз обошлось без трагедий и драк.
На празднике присутствовали только родственники и коллеги. Тоня с месячной дочкой Ариной тоже пришла и искренне радовалась за сестру.
Параша так и не вернулась на службу, она нашла своё призвание в частном сыске, правда, ненадолго: вскоре пришлось уйти в декретный отпуск. Сейчас в их семье подрастают две девочки-близняшки, так что в доме всегда шумно и весело.
Ян, в очередной раз доставая из кейса игрушки вместо документов, шутит, что Параскева растрои́лась. Вот так: было одно шаловливое счастье, и вдруг стало целых три.
В этом мире много несправедливости и лжи, и всё же нужно бороться за свою любовь, потому что она, как любое искусство, требует стараний.
