Мне удалось проскользнуть незамеченной в больничный туалет, умыться и почистить зубы. В регистратуре сказали, в каком корпусе лежат с черепно-мозговыми травмами, оставалось найти только этаж и палату Дилана.
Проходя через сквер, я заметила его, сидящего на скамье. Непривычно было видеть Дилана в сером спортивном костюме, с накинутым капюшоном, тем не менее, я сразу узнала его. Некоторое время я стояла в оцепенении, боясь подойти, но всё же решилась. Он как будто почувствовал моё присутствие и оглянулся. Не говоря ни слова, я опустилась у его ног и обхватила их.
– Диана. Где же ты была всё это время? – спросил он, голос его звучал взволнованно.
Я ревела и ничего не могла выговорить. Он поднял меня и усадил рядом. Только теперь мне удалось разглядеть его более внимательно: голова была перебинтована, шея зафиксирована, рядом стояла трость.
– Посмотри на меня: Диана, всё наладится, перестань.
Истерика ещё больше захватила меня, Дилан ждал, пока я успокоюсь.
– Я сказал отцу, что это я превратился, а ты испугалась и убежала в лес.
– Никто бы не поверил этому, я же тогда позвонила ему, он всё знает, – сиплым голосом ответила я.
– Иначе тебя у меня не станет.
– Мать сдала меня. Везде идёт слежка.
– Ты не ответила, где ты была всё это время?
– Я была в аду. Дилан, их всех надо уничтожить, иначе они уничтожат нас! Ты даже не представляешь… – очередной всхлип вырвался у меня из глотки, и я сделала паузу. – На моих глазах толпа охотников убила молодую женщину-волка, которую поймали в лесу. Она просила меня убить её, но я не успела, меня оттащили и заставили смотреть, как она кричит от боли, пока её забивают насмерть…
– Ты была в охотничьей деревне?
– Да, я жила там. Ты очень многого не знаешь… Впервые я попала туда, когда мать сделала мне укол.
Дилан схватился за голову и долго молчал.
– Мне нужна была информация о том, как уничтожить проход в Верхний Волчок, – оправдывалась я.
Молчание…
– Нужно взорвать Волчью гору…
– Почему ты не сказала мне обо всём ещё тогда? – едва сдерживаясь, спросил Дилан.
– Думала, как лучше поступить. Мне надо было попасть туда ещё раз, чтобы оценить, насколько они опасны для нас и что замышляют.
– Ты понимаешь, что тебя там могли просто убить, как ту женщину?
– Нет, не могли, я была там, как своя. Мне удалось втереться им в доверие, – лукавила я. – Но это ещё не всё. Когда они её убивали, я превратилась. Меня поймали и увезли из деревни, я очнулась в тюремной камере, в наручниках. Они пытались меня убить, думали, что в большом мире я не превращусь, – Дилан по-прежнему не поднимал на меня головы и молчал. – Я убила и сожгла всех, кроме главного, он ушёл до того, как я порвала наручники.
Он внимательно посмотрел на меня, как бы пытаясь преодолеть несоответствие между моей внешностью и тем, что он узнал.
– Диана, пообещай мне, что ты больше никогда не будешь соваться туда и убивать людей.
– Не могу. Природа создала меня для этого, когда отношения между охотниками и нами стали напряженными. Я такая, потому что есть война.
– Это не твоя война! – повысил голос он.
– Ты когда-нибудь убивал людей?
– Нет, ни разу.
– Дилан, я не знаю, как теперь жить с этим… или без этого. На самом деле, когда крови становится слишком много, она перестаёт пугать тебя, ты начинаешь ловить кайф. Это как в трешевых комедиях, где люди рубят друг друга без разбору. Я помню каждую секунду, каждое своё движение, помню, как они кричали, как пытались добраться до ящика, где лежал ключ от двери…
– Хватит, я не хочу этого слышать!
Зазвонил его мобильный.
– Да. Привет, отец… Да, я доделал и отправил проект американцам сегодня ночью, утром они прислали подтверждение, – ответил Дилан усталым голосом. – Придётся лететь тебе… Нет, я не могу, меня выпишут только через две недели… Нет, я против того, чтобы ты отправил Петра, если ты отказываешься, то у меня есть человек, который знает проект… Под мою ответственность… Отец, мне нужно, чтобы Диана свободно могла вернуться домой и никто не угрожал ей, – голос в трубке сменил тон, на руке, которой Дилан держал трубку, вздулись вены. – Это моё личное дело. Ты сделаешь то, о чём я прошу тебя?.. Ясно, – он отключил разговор и снова посмотрел на меня. – Некоторое время ты поживёшь на съёмной квартире.
– Твой отец ненавидит меня.
– Нам предстоит ещё многое исправить. Пойдём, побудешь в моей палате, пока я на приёме врача.
Он слегка опирался на трость, сказал, что головокружения ещё не прекратились. Одна его рука лежала на моём плече, шли мы довольно медленно.
– Я просила мать позвонить тебе, узнать, как ты.
– Я позвонил ей первый, когда пришёл в себя, сказал, что лежу здесь, думал, ты появишься гораздо раньше.
– Не получилось…
Медсестра на КПП приняла меня за сестру Дилана, потом извинилась, узнав, что я его жена. Пришлось показывать паспорт и договариваться, чтобы меня пропустили к нему в палату в неприёмные часы.
Это была платная палата, рассчитанная на три койкоместа, но Дилан лежал в ней один, там даже был душ, стол, микроволновка, мини-холодильник и электрический чайник. Настоящий хостел, только в больнице.
Он лёг отдохнуть на пару минут, я села рядом. Мне хотелось сказать ему что-то ласковое, приятное, лечь рядом, но страх останавливал меня.
– Диана, где твои кольца? – спросил он.
– Я положила их в карман твоего пиджака, чтоб не потерять, – снова накатило волнение.
Пожалуй, это был как раз тот момент, когда надо сказать нечто важное. Я прислонила его ладонь к своей щеке и, наконец, решилась:
– Дилан, прости меня… Больше всего я ненавижу себя за то, что от моих поступков страдаешь ты. Прости.
– Да брось ты, это был несчастный случай.
– Иногда мне кажется, что чем дальше я от тебя, тем лучше.
– Сколько уже на твоём счету?
Вопрос прозвучал спонтанно. Я не сразу поняла, что именно Дилан имел в виду. Он не стал повторяться, но по его взгляду я догадалась.
– Семнадцать, – неуверенно ответила я.
– На один меньше, чем тебе лет.
Он прикусил губу и отвернулся.
В дверь постучали.
– Дилан Владимирович, вас уже ждут.
– Да, иду, – и обратился ко мне. – Дождись меня. В тумбочке есть фрукты, поешь.
Время замедлилось. Я приняла душ, позавтракали и села обрабатывать раны на ступнях: ходить было больно, порванные мозоли снова загноились, пришлось перевязать бинтами. В зеркале над тумбочкой я увидела отражение маленькой девочки с глазами убийцы. Черты лица начали меняться, или мне это просто показалось…
– На твоём лице всё написано, – сказало мне отражение и криво улыбнулось. – Сколько людей ещё будет убито? Во что ты превратишься после всего этого и как будешь жить? Впрочем… они этого заслужили, и я бы убила их ещё и ещё раз. Теперь ты – это я, привыкай, – и отражение игриво подмигнуло мне.
Я знала, что самое тяжёлое начнётся, когда голова станет переосмысливать случившееся и мучиться вопросом: а что если..?
Но ничего не могло быть «если», потому что любой другой вариант был бы ещё хуже и означал бы конец моей истории. Мои мысли двинулись дальше: что делать теперь? Можно ли раскрыть всё, что я знаю, лидерам клана? Вдруг Филин – это волк, член клана? Замкнутый круг какой-то… против кого мы тогда воюем? У кого узнать?
Прошёл час, а Дилан всё ещё не вернулся. Я задремала на его койке, но внезапно зазвонил мобильник, оставленный на тумбочке. Я убавила громкость, не стала отвечать. Это был Седой. Интересно, мог ли он знать что-либо, способное прояснить картину в моей голове? Унёсшись в лабиринты собственного сознания, я снова задремала до возвращения Дилана.
– Я смотрю, тебе тоже надо показаться врачу, – посмотрел он на мои ноги.
– Ерунда. Что тебе сказали?
– Рентген показал, что через неделю кости черепа срастутся окончательно и мне снимут фиксатор шеи. Всё нормально, я в порядке.
Я улыбнулась и села.
– Звонил твой отец.
– Перезвоню ему потом, – только он это сказал, как его телефон зазвонил снова, пришлось ответить. – Да, – голос в трубке был более спокойным, чем с утра, но требовал поговорить со мной. Поначалу Дилан отказывался передать мне трубку, потом выдохнул и сдался.
У меня появился шанс получить новые сведения о человеке по прозвищу Филин, я даже обрадовалась, что Седому понадобилось поговорить со мной.
– Ну что, беглянка, всю жизнь собираешься прятаться?
– С тем, что я узнала, долго не живут, – я поняла, что с этим человеком надо разговаривать смело и отвечать ему то, чего он не ожидал услышать.
– И что же такого страшного ты видела?
– Я вам не доверяю. Что вы хотите от меня?
– Чтобы ты не рождалась. Мне нужна вся информация, которой ты владеешь.
– Нет, так не пойдёт. Кое-что я могу вам сообщить, но не по телефону. Сегодня в семь вечера в сквере около больницы. Взамен мне нужна информация от вас.
– Будь одна, – Седой положил трубку.
– Я пойду с тобой, – сразу отреагировал Дилан, который слышал наш разговор.
– Думаю, лучше мне быть одной. Не волнуйся, я справляюсь.
– Ты плохо знаешь моего отца.
– И меня, как выяснилось… – вздохнула я. В мою голову прокрались подозрения, что Седой откуда-то узнал, где именно я пряталась, и ему не терпелось получить подробности. – Дилан, я боюсь совсем не его. Сейчас я расскажу тебе всё, что знаю. Что бы ни случилось, помни: все мои действия как будто бы предсказаны где-то выше, я нужна для того, чтобы наш род выжил. Я это знаю, просто знаю.
– Я тебя слушаю.
Мой рассказ начался с той ночи, когда я вынуждена была бежать из дома у озера. Подробнее я остановилась на легендах о Филине, который вполне мог оказаться даже отцом Дилана (но Дилан резко опроверг это предположение и добавил, что никогда не слышал о человеке с таким прозвищем). Дальше я рассказала, что после убийства мной дюжины охотников в деревне начнётся усиленная травля волков. Нужно срочно обезвредить людей.
Чем больше он узнавал, тем менее понятной ему казалась реальность. Нельзя было никому доверять, а искать врага следовало в первую очередь среди своих. Да, я поставила жизнедеятельность клана под угрозу, слишком много людей узнало о существовании полуволков, в частности меня. И я начала осознавать, что после того как война кончится, меня могут ликвидировать. Даже мама не готова была рисковать благополучием клана ради моей свободы, и Дилан всё это тоже понимал.
Я задумалась над тем, сколько мне осталось жить, удастся ли мне стать врачом, будут ли у меня дети, останется ли со мной Дилан? Мне было всего восемнадцать, а иногда казалось, что тридцать восемь. Ноги и руки в ранах, вид потрёпанный и, пожалуй, Седой был прав: я беглянка.
Глядя на мужа, я не могла избавиться от чувства вины: то ли бежать от него как можно дальше, то ли сотворить чудо и всё исправить…
– О чем ты думаешь, Диана? – прервал мои размышления Дилан.
– О том, что теперь делать. На перепутье я могу сделать что угодно, но не знаю, какой вариант событий позволит сохранить нас вместе.
Он обнял меня и промолчал.
После обеда он вызвал такси, и мы поехали смотреть съёмную квартиру для меня. В первом же месте мы оформили договор. Нормально. Можно жить. Есть кое-какая мебель: диван, стол, кухонный гарнитур, холодильник. Я была согласна и на худшее, лишь бы не создавать больше проблем. Дилан внёс оплату за целый месяц, заставил меня взять у него деньги на первое время. Многое могло измениться за эти дни, но я решила не думать о плохом.
На его лице не было видно абсолютно никаких эмоций, видимо, так глубоко он ушёл в себя. Всю обратную дорогу мы молчали. Оказавшись в палате, он лёг в постель, снова пожаловался на головокружение, но отказался позвать медсестру. Около шести часов вечера он уснул, я тихонько вышла, на автомате забрав свои вещи.
В сквере все скамейки были залиты солнцем, уже вечерним и не обжигающим. В это лето я так мало радовалась солнцу, мало обращала внимание на такие простые естественные вещи…
У меня не было с собой ни часов, ни мобильного, но чем ближе становилась встреча с Седым, тем сильнее меня трясло. Наконец, я увидела знакомую чёрную машину, из неё долго никто не выходил (возможно, Седой думал, что мы поговорим внутри, однако я-то знала: переговоры лучше вести на нейтральной территории), потом он всё-таки появился. Статный, высокий, он шёл не быстро, но всем видом показывал, что одним взглядом способен уничтожить меня.
– Без вступлений, – бросил мне он.
– Кем вам является Филин?
– Никем! Я пришёл сюда за информацией, а не глупыми вопросами! Что у тебя есть по делу?
– Пока не ответите, я не буду продолжать. Он раньше был членом клана? Почему он теперь против нас?
– А! Соплячка! – выругался Владимир Александрович, но на вопрос всё же ответил. – Это брат твоего отца, он был таким же червивым яблоком, как ты, как твой отец! Его тоже не удалось усмирить уколом. Он убил родителей, вырезал целую деревню людей, украл деньги и сбежал. Потом его поймали и убили. Тебя ждёт то же самое.
– Это он создал деревню охотников, сейчас там быстрыми темпами ведётся стройка.
– Он давно мёртв. С чего ты взяла, что это именно он?
– Я жила в этой деревне две недели, информация достоверная.
– Где находится эта деревня?
– Вход в деревню находится около горы под названием Волчья, нужно всего лишь шагнуть в обрыв.
– Это чушь собачья!
– Нет, не чушь, это правда, можете проверить. Филин создал целую колонию. Число охотников растёт с каждым днём. Также Филин держит в тюрьме людей, за которых ему заплатили, и использует рабский труд в деревне. Я видела этих рабов, их водят в кандалах, как в средние века. Охотники похищают молодых волков из деревни и казнят или запинывают их до смерти, им неважно, женщина это или мужчина. Я только знаю, что группа охотников постоянно находится в лесу и что их прибывает. Говорят, вход открыл колдун, но его убили, чтобы он не смог закрыть его. Под горой зарыт какой-то камень. Чтоб закрыть вход, нужно взорвать гору.
– Что ещё?
– В деревню привели молодую волчицу, публично казнили её. Я не совладала с собой и превратилась. Чтобы спастись, мне пришлось убить двенадцать человек. После этого охотники нападут на волчью деревню, надо срочно что-то предпринять, я должна поговорить с лидером клана, вы можете устроить мне это?
– Нет, – отрезал старик.
– Тогда сами сообщите, повторяю: это срочно.
– Это всё?
– Нет, но остальное позже. К вам приходили насчёт меня? Что вы рассказали им?
– Приходили. Сказал, что не знаю, где ты, об остальном с ними говорил твой муж.
– Спасибо. Мне нужно снова проникнуть в Верхний Волчок, нельзя позволить им, чтобы убили кого-то ещё.
Он молча встал и ушёл.
«Чем обратится запущенный мной механизм?» – терялась в предположениях я.
В палату к Дилану меня не пустили, позвонить ему я тоже не могла (мобильник, как и кольца, остался в загородном доме). Пришлось ехать на съёмную квартиру и провести ночь в тишине и одиночестве. Я старалась себя чем-нибудь занять: постирала хозяйственным мылом кое-что из одежды, полежала в ванне, напилась горячей воды (т.к. чая не было), а ночью смотрела на звёздное небо с балкона, хотела увидеть комету.
Утром я решила ехать в больницу не на такси, а на автобусе. Пока искала остановку, наткнулась на столовую, не удержалась и взяла в ней завтрак.
Дилан принимал душ, когда я вошла в палату. Он немного испугался, увидев меня.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила я и попыталась изобразить улыбку на лице.
– Нормально.
– Вчера меня не пустили к тебе.
– Да, я понял.
– Ты какой-то подавленный, что-то случилось?
– Нет. Ты была права: я и правда плохо тебя знаю.
– Я научилась контролировать себя, ты больше не пострадаешь, обещаю.
– Не в этом дело.
– Да, мне снова придётся уйти, если ты об этом.
– Нет, Диана! Здесь справятся без тебя.
Я покачала головой, уверенная в собственной правоте.
– В этот раз мне потребуется помощь. Я рассказала твоему отцу, что убила дюжину охотников. Они будут мстить и попытаются найти меня. Нужно предотвратить их нападение на Верхний Волчок, – я упёрлась взглядом в потолок. – Такое чувство, что я всё время говорю одно и то же, но меня никто не слышит…
– Это слишком невероятно, чтобы оказаться правдой, и слишком мало, чтобы оказаться истиной.
– Это правда! – взорвалась я. – Как, по-твоему, нам стоит поступить? Сидеть на месте и смотреть, как всех нас убивают по одному?
– Диана, успокойся. Уже приняты меры. Отец позаботился об этом, он звонил с утра. Более того, сегодня сюда придёт человек, которому ты должна будешь рассказать всё, что знаешь, – он заметил, что я напряглась. – Это один из лидеров клана. Возможно, он в силах помочь нам.
– Ты же понимаешь, что после его визита ты можешь больше никогда не увидеть меня?
– Бред, – ответил он, но прозвучало это очень уж неуверенно. – Не этого ли ты хотела?
– Да… – я задумалась. – Прости, мне просто надо собраться с мыслями.
На этот раз у меня не было с собой никаких вещей, кроме маленькой сумочки с документами и деньгами. Оставалось ждать вечера. Еда в рот не лезла, от страха начало подташнивать. В этот раз было чего бояться.
В дверях появился преклонных лет мужчина, совершенно не внушающий страха, дряхлый на вид, но было в нём нечто заставляющее обратить к нему всё своё внимание.
Мы тут же встали.
– Здравствуйте. Меня зовут Дилан, а это Диана, моя жена, – поприветствовал его Дилан и предложил стул.
– Здравствуйте, – сказал тот утробным голосом и сел.
Он был один. На вид ему было лет семьдесят пять, если не больше.
– Я должен внимательно выслушать вас, девушка. Всё, что вы знаете.
– Представьтесь, пожалуйста. Я вижу вас впервые, и раз после нашего разговора вы захотите убить меня, то я хочу знать ваше имя.
Дилан с осуждением посмотрел на меня, я и сама начала понимать, что несу чепуху.
– Виталий Викторович Цыганов, член правления клана. И я не занимаюсь убийством людей, в отличие от вас. Меня предупредили, что вы импульсивная особа.
– Извините.
– Я вас слушаю.
И я третий раз рассказала всё, на этот раз пришлось расписать случившееся в прямом смысле по часам. Когда я закончила, в палате повисло молчание.
Подозрительные пустота и равнодушие воцарились в моём сознании, как будто я только что вылила на престарелого верховного всё своё содержимое без остатка. Дилан замер в ожидании реакции Виталия Викторовича, мне же вовсе казалось, что я нахожусь в каком-то ватном сне.
Дилан потребовал присутствовать в поездке. Старик окинул его взглядом и ответил, что в таком состоянии это опасная затея, но Дилан настоял. Я сверлила мужа взглядом, но молчала. Когда старик ушёл, в моих глазах и без слов читался вопрос.
– Ты плохо выглядишь, тебе лучше не ехать завтра с нами.
– Мы едем вместе, и не спорь, пожалуйста. Останешься на ночь здесь, – он взял пакет, лежавший на тумбочке. – У меня есть дела, я скоро вернусь.
– Я не хочу, чтоб тебе стало хуже!
Он закрыл за собой дверь. Я догадалась, что он пошёл к врачу. Спустя час мои догадки подтвердились: он договаривался о досрочном закрытии больничного, подписывал бумаги о том, что с завтрашнего утра полностью берёт на себя ответственность за собственное здоровье.
Стемнело. Нужно было лечь спать раньше, чтобы встать в пять утра, но как-то не спалось. Ни мне, ни Дилану. Я прислушалась к его дыханию.
– Не можешь уснуть? – шепотом спросила я.
– Да, – так же шепотом ответил он.
– Дилан, я не знаю, как теперь жить после случившегося… никак не получается привести мысли в порядок…
– Ты привыкнешь.
– Зачем тебе завтра ехать с нами?
– Ты ему веришь?
– Нет.
– Тогда к чему вопрос? – более грубо ответил он.
– Я не вижу выхода из этого тупика. Какое может быть счастье после всего этого?
– Со временем ты по-другому посмотришь на это, а теперь попытайся заснуть, – сказал он, словно уже не раз оказывался в подобной ситуации. – Доброй ночи.
– Доброй ночи.
Эмоции и осознание реальности происходящего потихоньку начали возвращаться ко мне. При мысли о поездке в места, где я испытала весь тот ужас, меня пробирал озноб. Кажется, я уснула уже перед рассветом, всего на несколько минут.
Дилан вскочил по будильнику и начал собираться. Мне тоже было велено вставать. Тошнило, но одновременно сводило желудок от голода. Кажется, я уже начала привыкать к такому состоянию. Мы приняли душ, почистили зубы, Дилан ушёл снимать повязку с головы и фиксатор с шеи. Когда он вернулся, о его самочувствии можно было догадаться только по трости, которую он держал в руке. Раз он взял её с собой, значит, его всё ещё беспокоили головокружения.
Сборы не заняли много времени. Столовая ещё не открылась, и завтракать было нечем. В ларьке мы взяли по шоколадному батончику, чтоб заглушить голод. Нас уже ждала машина.
– Здравствуйте.
– Доброе утро, – ответил Виталий Викторович. – Я попрошу юную девушку отметить крестиками примерное местонахождение портала и заброшенной тюрьмы.
«Юная девушка», надо же. Для старика, конечно, так оно и было, но сама к себе я вряд ли смогла бы применить это определение, скорее, «юная убийца», изощрённо извращённая личность. Хруст шейных позвонков жертв, вкус их крови и предсмертные крики стали чем-то вроде наркотика для меня. Я боялась себе признаться в этом, но в глубине души ждала нового удобного случая распустить руки. Загвоздка была только в том, что в моём окружении нет людей, которые смогли бы это понять. Дилан был слишком правильным, мои выходки для него – это сплошное мучение, новый страх, что клан примет решение убить меня.
«Я могу быть примерной тихой девочкой, прилежно учиться, но рано или поздно моё второе „я“ вырвется наружу и снова перевернёт нашу жизнь с ног на голову», – осознавала я.
Нам предстояла долгая дорога. Я нашла на карте Нижний Волчок и отметила Волчью гору, Терешки, но не помнила, как называется охотничья деревня, где я купила у старика солярку. Никто ничего не знал о заброшенной тюрьме в тех краях, интернет тоже не выдал результатов. Решили ехать вслепую.
Меня беспокоил вопрос: как пробраться к Волчьей горе незамеченными? На узкой дороге мы рисковали встретить охрану, а идти пешком через лес – долго и тоже опасно.
Пока ехали до Нижнего Волчка, Виталий Викторович разговаривал со своим водителем, не обращая на нас с Диланом никакого внимания, как будто нас не было в машине. Только на подъезде к посёлку, когда мы остановились перекусить в кафе, он спросил, какие у меня отношения с матерью (вопрос был явно с подвохом, ведь это мать, а не Седой, сдала меня). Я ответила, что он и без меня должен быть в курсе. Он издал короткий смешок и увлечённо занялся едой.
В кафе мне встретилась бывшая одноклассница Лера, работавшая там официанткой. Мы были рады видеть друг друга, я вышла из-за стола, чтобы пару минут поболтать, как живём, где учимся. Она загадочно улыбнулась, узнав, что молодой человек, сидевший рядом со мной, – это мой муж. Разумеется, ни о каких своих проблемах я не стала рассказывать. Если посмотреть на меня со стороны, я отлично устроилась, и всё у меня на зависть благополучно. Я вполне искренне улыбалась Лере, а ещё тому, что Дилан то и дело кидал в нашу сторону свой наблюдательный взгляд.
Короткой встречи хватило, чтобы во мне снова проснулось чувство ностальгии по прошлой жизни. Лера рассказала кое-что о наших общих одноклассниках: кто-то стал отцом, кого-то исключили из военного училища, а кто-то ушёл в армию (недавно была встреча, которую я пропустила по определённым причинам). Мы договорились как-нибудь списаться и подгадать удобное время, чтобы увидеться.
Лера призналась, что очень рада за меня (ей наверняка было известно о моём браке, который я сама когда-то назвала фиктивным), сказала, что тоже хочет перебраться в город, и отметила, как я похорошела (что вряд ли, после моих-то «приключений»).
Я смотрела на неё, как на невинную беззаботную пташку. Не сказать, что я пожелала бы поменяться с ней местами, однако я понимала, что не разделяю её восхищения моей жизнью. Уже давно не бывало дня, когда я не ощущала бы на душе тяжесть собственной демонической натуры. Как ни крути, а надолго забыть об этом не удаётся, а порой просто безумно хочется знать, что в твоей жизни всё чисто и прозрачно, как в аквариуме. В конце концов, мир полон всяких вещей.
«Возможно, придет время, и я обрету счастье, примирюсь с собой, и все остальные примирятся со мной», – надеялась я.
В кафе пришли новые посетители, и мы быстро распрощались. Я, наскоро и не ощущая вкуса, съела свой обед. Мы двинулись дальше. Старик и его водитель надели солнечные очки.
По моей наводке они узнали, где находится ежесекундно открытый вход в Верхний Волчок. Автомобиль остановился в тридцати метрах от обрыва. Дорога была усыпана следами колёс крупной техники, но по пути нам не встретилось ни души.
После получасового ожидания водитель заметил позади машины человека, идущего в сторону обрыва. Когда он приблизился к нам, я узнала в нём Захара. Он двигался к нам своей неуклюжей походкой, водитель окликнул его:
– Эй, парень, что это за дорога? Вроде раскатанная, а впереди обрыв…
– Да, обрыв, дальше дороги нет, – сбиваясь, ответил Захар.
– Хех, а ты тогда куда идёшь, да ещё с ружьём?
– А это… чаек стрелять.
– Ясно.
Захар не мог видеть меня за тонированным стеклом, зато я хотела выйти к нему и сказать, что жива и здорова. Почему-то я была уверена, что среди всех охотников именно он никогда не посмеет причинить мне зло. Мне хотелось, чтобы мы были друзьями, пусть он даже немного влюблён в меня. Вид у него был растерянный и подавленный. Хорошо ещё, что он не пострадал после того, как меня схватили.
Пришлось сказать Виталию Викторовичу, что этот парень приютил меня оба раза, когда я сбегала. Я попросила не трогать его. Мне было неловко говорить об этом: я знала, что Дилан очень болезненно воспринимает щекотливые подробности из моей тайной жизни.
– Мы знаем, где вход, едем дальше, – скомандовал Виталий Викторович, затем подал мне лист с маркером и попросил нарисовать примерную карту расположения объектов в деревне охотников в Верхнем Волчке и поставить к ним подписи.
Я почувствовала, что своими кривыми каракулями вношу весомый вклад в ход грядущей войны, что не зря провела в тылу охотников две недели.
Однако после Терешков мы долго шерстили всевозможные мелкие дорожки, но так и не нашли ничего похожего на ту деревню, где мне продали солярку, или заброшенную тюрьму.
Стемнело. Дилан не сказал ни слова за последние пару часов, а я уже не в силах была бороться со сном. Глаза закрывались, временами я пыталась вертеть головой, потягиваться, но спустя некоторое время отключилась.
Уже ночью мы остановились возле какого-то мотеля на трассе, Дилан меня разбудил. В полудрёме я перебирала ногами, чтобы подняться по скрипящей деревянной лестнице. Очень хотелось спать.
Следующий день начался так же стремительно, как и прошлый: завтрак, дорога, поиск по карте. Мы сворачивали почти на каждую более-менее разъезженную грунтовку. Меня поражал каменно-спокойный вид Виталия Викторовича, как будто время стало для него неподвижным.
Я предложила свернуть на одну из однообразных грунтовок. Где-то через тридцать киловметров в поле зрения показалась знакомая АЗС. Итак, ещё пара минут – и я абсолютно точно узнала деревню.
За низенькими редкими заборами в огородах работали люди; услышав шум приближающегося автомобиля, они повернули лица в нашу сторону. Водитель и старик сидели в солнечных очках. Должно быть, почти все в этой деревне знали о существовании нашего клана.
Человек с ружьём наперевес перегородил нам дорогу, сказал, что дальше тупик. Пришлось притвориться, что мы заблудились в поисках кладбища, где похоронены родители почтенного слепого господина, сидящего в машине. Человек насторожился и потребовал у водителя снять очки.
«Дело плохо», – подумала я.
Водитель, ни капли не растерявшись, снял очки. По реакции того мужика я поняла, что наш водитель либо не волк, либо предусмотрительно надел линзы.
Больше никто не рискнул встать у нас на пути, и мы поехали в сторону тюрьмы. Когда дорога кончилась, водитель развернул машину и завёл в кусты, чтобы не бросалась в глаза.
Теперь уже не осталось сомнений, что в этой деревне все жители были в курсе существования клана волков, и в их отношении к нам сомневаться не приходилось.
Дилан оставил свою трость в салоне автомобиля, сказав, что нормально чувствует себя.
Знакомая тропинка вовсе не выглядела заброшенной, – возможно, трупы давно обнаружили. Был немалый риск, что в здании есть люди.
Я шла первая, за мной следовал Дилан, и уже потом Виталий Викторович и водитель. Ноги ступали тяжело. Вот и тюрьма. Возле полуразрушенного забора я остановилась. Несколько минут мы все стояли и прислушивались к посторонним звукам – ничего.
Старик кивнул мне, чтобы я шла. Гормоны заиграли внутри, память рисовала в голове картины моего преступления.
Оказавшись около здания, мы спугнули птиц, – это признак того, что поблизости не было других людей. В пыльном коридоре виднелись следы сапог и следы моих босых ног, где-то стёртые, где-то ещё довольно явные. Я показала их Виталию Викторовичу.
Дилан шёл, опустив в пол глаза, мне было очень важно, что он чувствует в данный момент и что изменится после увиденного им. Сможет ли он быть со мной до конца после всего случившегося? (Как будто у него был выбор…) Его слегка пошатывало, время от времени, когда я останавливалась, он прислонялся к стене.
Как-то неожиданно мой взгляд метнулся в сторону открытой двери. Двенадцать чёрных скрюченных тел, лежащих в разных позах… Наполовину выветрившийся, но всё ещё ощутимый запах жжёных костей… Стены и потолок камеры тоже чёрные. Старик молча стоял и смотрел, водитель присвистнул, Дилана вырвало, он больше не подходил к комнате с трупами.
Мне пришлось подробно описать старику, как я убила этих людей. Звучало это неприлично, жёстко, по-садистски, но от меня не требовалось убить их ещё раз, поэтому я говорила смело.
– Это всё, что вы хотели увидеть и услышать?
– Да, этого достаточно, мы можем возвращаться. Алексей, сфотографируй трупы.
Водитель послушно сделал несколько снимков, и мы покинули здание. К счастью, на тропинке нам никто не встретился. Странно, что трупы до сих пор не убрали, ведь их давно уже должны были обнаружить, и вряд ли они были оставлены там просто так.