Солнечные лучи сквозь три больших окна ярким светом заливали кухню-гостиную. Не только мое сердце, но и солнце ликовало. Моя мечта сбылась. Наконец-то я еду на Байкал. И так происходит со мной всегда. Как же хорошо знакомо мне это состояние. Как только у меня намечается какое-нибудь путешествие, в теле начинают бить фонтаном такие неведомые силы, а предстоящее перемещение в новые края всегда вызывает у меня такую эйфорию, что вся жизнь кардинально меняется. Стремящаяся в странствие душа дает телу огромный созидательный импульс, который сметает все препятствия. Моря и океаны становятся мне по колено, а время растягивается. Хочешь сорок восемь часов в сутках? Пожалуйста! Хочешь семьдесят два? Тоже можно! Пункт назначения начинает светиться яркой путеводной звездой. Так, подготовка к поездке становится высоким смыслом моего бытия, моей формулой счастья.
Святое правило со школьных времен – изучаю все близлежащие города, реки, моря, границы, теперь интернет мне в помощь. И обычно маршрут поездки разрастается как скороспелый дайкон, неожиданно появляются новые манящие достопримечательности и даже страны. Вот и в этот раз мы собрались просто на Байкал, а появилась Монголия, до которой было всего двести километров – ерунда, как от моего дачного поселка Дарьино в ближнем Подмосковье до Красной площади, где мы любим встречаться с подружками, всего-то три раза туда-обратно съездить. И разве можно не завернуть в страну могучего соседа?
Так, будущий маршрут кардинально изменился. Сначала мы отправлялись в солнечную Бурятию – центр буддизма у нас в России.
В аэропорту уставший и недовольный идущим на улице дождем диспетчер с заложенным носом противно объявил:
– Рейс Москва – Улан-Удэ задерживается…
Живая очередь, ахнув, отпрянула от стойки выхода на посадку, и как умеют это стремительно делать таракашечки-букашечки, расползлась. Ограниченные пространством крошечной зоны вылета, мы, поникшие от этого легкого удара, заторопились занять места напротив огромных окон в пол с широким обзором взлетной площадки. Хотелось расположиться поудобнее, ведь сколько придется ждать, одному богу известно. Пересчитав все самолеты на взлетном поле, поняв, что мы не одинешеньки, другие рейсы тоже задерживаются, я, чтобы взбодрить уставшую подругу, прибывшую ранним утром из Севастополя, услышав ласкающую ухо мелодию перемалывающихся зерен и почуяв тонкий аромат арабики, предложила попить кофейку. Любимый горький вкус скрасил наши переживания, и я, подготовившая в деталях эту поездку, стала описывать Ольге основные вехи предстоящего длинного путешествия:
– Будем надеяться, что рейс отложили ненадолго, впереди еще целая ночь, значит, успеем выспаться. Как только прилетим в Улан-Удэ, разместимся в гостинице. Оттуда поедем в турфирму и выкупим забронированные путевки в Монголию, затем осмотрим город, прогуляемся по главной улице – времени у нас там всего один день. Найдем какой-нибудь колоритный ресторанчик, хорошо бы там же, на главной улице, с видом на что-нибудь величественное. И обязательно попробуем бурятские буузы1.
– Буузы? Никогда не слышала.
– Похожи на пельмени, только с мини-юбочкой, и готовят их на пару. У юбочки обязательно должно быть тридцать три защипа. По преданию, в старинных юртах было тридцать три жерди, как тридцать три солнечных луча, спустившихся с неба. А чтобы буузы больше походили на юрту, сверху оставляли дырочку.
– С мини-юбочкой? Обязательно попробуем.
– Оля, я тебе раньше не говорила, но у меня еще одна мечта: я очень хочу увидеть ламу Итигэлова, а он находится в Иволгинском монастыре. Монастырь не в городе, туда нужно ехать. Попасть к ламе практически невозможно, доступ к нему открывают только по буддийским праздникам.
– Но мы же не успеем, и, если попасть нельзя, зачем тогда ехать и время терять? – разумно заволновалась Ольга. – А об Итигэлове я что-то слышала. Это какая-то наша российская мумия?
– Нет, какая еще мумия! – возмутилась я. – Это нетленное тело, уникальное редкое явление, феномен которого современная наука объяснить не может. Лама Итигэлов находится в состоянии самадхи уже почти сто лет. Ты представляешь? Он умер сто лет назад, а родился сто семьдесят лет назад. Остановилось сердце, дыхание, кровообращение, но при этом суставы остались подвижными. До сих пор растут волосы и ногти, их стригут два раза в год специальные смотрители. А температура тела держится тридцать градусов! Когда в храме собирается много народа, температура тела ламы повышается до тридцати четырех градусов, и тогда на лбу у него выступает пот, который тут же вытирают специально приготовленной тканью. И эту ткань потом раздают паломникам.
Ольга иронически ухмыльнулась:
– Ты в это веришь? Не сомневаюсь, что это журналистские штучки: дурят народ.
– Вот поедем и сами увидим – штучки или нет. Он же реальная историческая личность, почти наш современник, о его жизни много известно. Согласно завещанию, его достали из земли через семьдесят пять лет после захоронения. Когда открыли кедровый саркофаг, в котором он был захоронен, тело оказалось нетленным. Ты представляешь! При этом присутствовала целая комиссия: его родственники, высшее бурятское духовенство, московские ученые, даже судмедэксперты. Тело ламы было перенесено в Иволгинский дацан2, где для него построили специальный храм. Комиссии было разрешено взять для исследования волосы, частицы кожи, срезы ногтей. Результаты анализов ошеломили всех. Выделенный белок по характеристикам оказался абсолютно тождественным белку живых людей. Ученые были поражены: этот человек жив. Но тогда каким образом существует его организм? Что это за состояние человека, неизвестное науке?.. И ты хочешь мне сказать, что мы не побываем и не увидим ламу своими глазами?
– Да, теперь и мне интересно увидеть.
– Хм… Увидеть… Надо, чтобы нам еще очень повезло. Официально доступ к нему открывают только восемь раз в году, в дни главных буддийских праздников. Шансов мало, но я очень хочу хотя бы попробовать попасть к ламе. Нужно надеяться на чудо.
– Тогда будем уповать на небеса.
При сезонно-отключенном отоплении в сыром холодном помещении аэропорта мы кутались в теплые шарфы. Только дождь закончился, в этот же момент все тот же уставший и недовольный диспетчер гнусаво объявил о посадке на наш рейс. У меня запершило в носу, потом в горле: надо быстрее улетать, не хватало еще заболеть в самом начале поездки.
Рейс был ночным. Задержка оказалась незначительной. Командир корабля обволакивающим теплым тенором Лучано Паваротти обещал нагнать в полете опоздание и приземлиться строго по расписанию. В моем представлении пилот сразу приобрел облик загорелого бородатого итальянца, и как было не поверить этому солнечному тембру?
У нас с собой были магические подушечки, настрой выспаться от души и темное небо со звездами в окне иллюминатора. Но только мы погрузились в сладкую дрему, противный и настойчивый голос стюардессы прогремел прямо в ухо:
– Яблочный или томатный?..
– Что?.. Куда?.. – я дернулась, не сразу поняв, что мне предлагают. – Вы же видите, что люди спят! Какой еще томатный!..
Вот уж кто оказался мумией, так это стюардесса. Она сделала вид, что ничего не услышала, и продолжила:
– Курицу или рыбу?.. – А через некоторое время: – Чай или кофе?..
Все пять часов в перерывах между едой, когда мечта о сне, казалось, вот-вот сбудется, командир воздушного судна итальянским тенором врывался в наши дремы, сообщая о температуре воздуха за бортом, высоте и оставшемся времени полета. «Зачем наш Лучано это делает – из вредности, наверное. Да, замолчишь ты или нет?» – ворчала я себе под нос, кутаясь в клетчатый синий плед, поворачиваясь на другой бок и немного смущаясь оттого, что разговариваю на небесах, получается, с умершим Паваротти.