Париж. Май 2001 года
За неделю, проведенную в Париже, мнение Лизы о собственной привлекательности взметнулось на умопомрачительную высоту. Она сравнивала себя с француженками и находила, что она – гораздо красивее…
…Лиза и ее мама только что совершили головокружительный променад-галоп по Елисейским Полям и, свернув на рю Франсуа, нацелились на фешенебельную авеню Монтань. Там Лизина мама, гений шопинга, безумный магазинофил, планировала растратить последние деньги.
У маленького кафе «Жорж» Лиза взмолилась о пощаде и рухнула в плетеное кресло рядом со свободным столиком. Алина Владимировна – всегда неутомимая и полная энергии, – прощебетав: «Ну, отдохни пока!» – нырнула в парфюмерный бутик напротив. Вход в магазин был отделан фиолетовым мрамором, два одинаковых темно-зеленых деревца, подстриженные в форме пушистых шаров, стояли, словно швейцары, по обе стороны сверкающих золотом и тонированными стеклами дверей.
– …Елизавета? – донеслось до Лизы справа.
Девушка поставила на столик бокал апельсинового сока и удивленно обернулась. На нее смотрел и улыбался мужчина лет пятидесяти.
– Извините?
– Я сказал, в этом кафе, наверное, можно встретить представителей всего света…
– И правда, – согласилась Лиза.
За соседними столами сидели: пара индианок, замотанных в терракотово-оранжевые сари, живописный араб в девственно-белом одеянии, задумчивый желтолицый японец.
– А вы из России? – доверчиво улыбнулась в ответ Лиза.
– Нет, я живу в Париже. Но русский. А ты из Москвы?
– Что вы! Совсем не из Москвы. Из провинции! Знаете, я живу в чудесном городе и очень его люблю, – подробно ответила Лиза и удивилась, почему ее не возмутил мгновенный переход на «ты». Наверное, потому, что в тоне незнакомца звучала скорее отеческая снисходительность, нежели игривость престарелого ловеласа, решившего подцепить хорошенькую нимфетку. Ну конечно, ее шикарный румянец и блестящие глаза ввели незнакомца в заблуждение. Он наверняка полагает, что малышке лет шестнадцать, не больше.
Лиза бросила молниеносный изучающий взгляд на собеседника. Он сидел вполоборота к девушке, опершись локтем на плетеный подлокотник. Дорогой темно-серый костюм, рубашка были подобраны с исключительным вкусом. Галстук завязан с изящной небрежностью, позволительной богачам. Из-под манжеты выскользнули на широкое запястье простенькие часы от Картье – черный ремешок из кожи аллигатора и циферблат, усыпанный черными бриллиантами. Отдав дань изысканному облачению собеседника и оценив роскошь аксессуаров, Лиза переключила внимание на умное и тонкое лицо собеседника. Случайный знакомый смотрел серьезно, спокойно, твердо, но одновременно – с грустью. Это был взгляд человека, который принял для себя какое-то окончательное и безрадостное решение.
– С вами что-то случилось? – простодушно поинтересовалась Лиза. Мужчина был ей приятен. И хотелось произвести на него впечатление. Лиза порылась в миниатюрной сумочке и вытянула из открытой пачки тонкую перламутрово-розовую сигарету. Она собиралась очень эффектно закурить, изображая роковую женщину. – С вами что-то произошло? – повторила она.
– Произошло, – согласился незнакомец. – Но это ерунда по сравнению с великолепным майским днем, солнцем, встречей с очаровательной девушкой. Которая опрометчиво полагает, что в клубах сигаретного дыма она будет выглядеть еще привлекательнее.
Лиза покраснела и быстро сунула обратно снаряжение заправского курильщика. Там в сумочке, кстати, лежали и очки без диоптрий в модной оправе, тоже, как и сигареты, являвшиеся частью имиджа «Я уже взрослая!».
– Тебе здесь нравится?
– О, конечно! – воскликнула Лиза. – Чувствую, что попала в самый центр Вселенной. А как тут пахнет! Отличными духами и кофе.
– Французы не утомляют?
– Что вы! Они галантны!
– Не замечал. Поначалу, пока я не выучил язык, они казались мне довольно вредными и высокомерными.
– Я хорошо говорю по-французски, – скромно призналась Лиза. – Мне делают комплименты.
– Любишь путешествовать?
– Да! Я бы только этим и занималась. Путешествовала, узнавала новые страны, делала эскизы, рисовала картины.
– Ты художница?
– Нет, я дизайнер. Но я хорошо рисую, правда.
Мужчина засмеялся.
– Ты непосредственная, живая, открытая. Наверное, хотелось бы вернуться в Париж не с мамой, а с другом? Ведь это город влюбленных.
– О! Как вы угадали? Я думала об этом. Но откуда вы знаете, что я с мамой?
– Я видел. Вы похожи.
– Да, все так говорят.
– А хочешь, я скажу, что ждет тебя в будущем?
– Нет! – громко воспротивилась Лиза. Словно ее визави был патентованный Нострадамус и действительно мог предсказать судьбу с коэффициентом погрешности в одну тысячную единицы. Оранжевые индианки удивленно оглянулись на Лизин протестующий вопль. – Нет! Ничего не хочу знать!
– Не волнуйся! Я не буду вдаваться в подробности. Скажу лишь, что ты обязательно снова вернешься в Париж.
– И все? – удивилась Лиза. – Право, негусто! Раз взялись предсказывать будущее, напророчили бы хоть миллион-другой!
– Думаю, денег тебе и так хватает, – засмеялся мужчина.
– Хватает, – со вздохом согласилась Лиза. – Мы с мамой, конечно, не бедствуем. Вот в Париж выбрались… Но нет, денег всегда недостаточно!
– Не похоже, что этот факт сильно тебя расстраивает.
– Да. Я счастлива. Я люблю весну, я люблю солнце, я в Париже!
– А миллион-другой тебе вполне доступен. Например, удачное замужество. Что ты об этом думаешь?
– Выйти замуж за крутого бизнесмена?
– К примеру. Только, когда ты выйдешь замуж за крутого бизнесмена, и у тебя появятся миллионы, и ты станешь не задумываясь сорить деньгами, вспомни Париж, и это кафе, и ослепительный майский день и, главное, вспомни себя такую, какая ты есть сейчас. Милая, чудесная, искренняя. Постарайся не измениться. Ну, меня вспоминать не обязательно.
Покончив с предсказаниями, словно выполнив миссию, мужчина поднялся, бросил на стол пару купюр и легко дотронулся до Лизиного плеча.
– С тобой интересно. Но мне пора. Удачи тебе. И бросай курить. Вернее, не начинай.
– До свидания, – заторможенно ответила Лиза. – И вам удачи.
Она повернула голову, наблюдая, как загадочный предсказатель судьбы пересек улицу и сел в черный автомобиль с парижскими номерами.
– …Ну и цены! Смотри, купила тебе шелковый шарфик. То есть я купила себе духи, а шарф подарили. Нравится? Ты что такая задумчивая? А я разговорилась с одной продавщицей. Представь, русская. Она рекомендовала приехать к осенним распродажам. Фирменные шмотки будут продаваться даром! Кроме того, подсказала адрес магазинчика, куда аристократки сдают наряды от Сен-Лорана и Лапидуса, надетые буквально один раз. Этакий аристократический секонд-хенд.
Лиза безмолвно и отстраненно смотрела на маму, увешанную разноцветными ламинированными пакетами. Она снова вернется в Париж. И не раз.
– Лиза, проснись! – Алина Владимировна уже наматывала на шею дочери шарф цвета лаванды. Энергии, затрачиваемой на операцию, хватило бы на то, чтобы придушить дочурку, как Айседору Дункан. – Ах, Лиза! Тебе идет!
– Я тоже встретила русского. И мы тоже разговорились.
«Почему он ушел так быстро? Я бы с удовольствием поболтала с ним еще!»
– Да? Цеплялся к тебе? Приставал?
– Что ты! Вовсе нет. Такой интересный. Непонятный. Пообещал, что я скоро выйду замуж за миллионера.
– М-да? – Алина Владимировна внимательно посмотрела на дочь. – Странный гражданин.
– Нет, не странный. Приятный и милый. Почему-то он мне чрезвычайно понравился. А его обещание – шутка, игра. В контексте нашей беседы это звучало вполне естественно. Так, конечно, кажется большой глупостью.
– А… Ну, побежали дальше, доча?
– Побежали, – вздохнула Лиза. – По магазинам больше не пойду. Надоело! – безапелляционно заявила она.
Свежий весенний ветер играл концами яркого шарфа, обдавал холодком голые Лизины шею, плечи, руки. Она провела ладонью по плечу, отмеченному легким прикосновением таинственного незнакомца, и ей стало грустно. Судьба часто навязывает совершенно ненужные и утомительные знакомства. А люди, с которыми хотелось бы дружить, общаться и говорить часами, проходят мимо и растворяются в неизвестности.
– Он очень спокойный мальчик, – неуверенно говорила Мария Здоровякина[1] даме, претендующей на роль гувернантки для ее маленького сына. – Я бы даже сказала – флегматичный. Инертный. Склонный к аутизму.
Потенциальная нянька с недоверием смотрела на Эдика. Тот сидел на диване, предъявленный к осмотру, нарядный и прилизанный, и усиленно таращил голубые глаза, пытаясь соответствовать образу идеального ребенка. Надо сказать, что сидеть неподвижно ему было невероятно трудно. Но он старался ради бедной мамули.
– У вас прохладно. На улице ужасный зной, просто какое-то августовское пекло. Да, кондиционер – отличная вещь, – удовлетворенно заметила дама. Пока это была единственная деталь, понравившаяся ей в квартире Здоровякиных (все остальное, включая обитателей, не радовало строгую женщину).
– Да. У нас кондиционер. И масса прочих удобств. Ваши функции в техническом плане будут максимально облегчены.
– Сколько ему? – осведомилась Татьяна Анатольевна.
– Новый, недавно установили.
– Кого установили? – не поняла Татьяна Анатольевна.
– Новый кондиционер. «Самсунг».
– Я про ребенка спрашиваю! – воскликнула нянька, очевидно поражаясь тупости мамаши.
– Ах, про Эдика… Ему год и три. Очень самостоятельный малыш. У вас с ним не будет никаких хлопот. Своевременно пользуется горшком. Спит днем два-три часа. Сам ест. На прогулке больше всего любит сидеть на скамейке. Беготня по лужам – не для него.
«О ком это? – меланхолично подумал Эдик. Его мысли еще не имели четкой формы предложений, но суть угадывалась. – Кто спит днем два-три часа? Неужели я?»
– Если он такой спокойный и вы не работаете, то зачем же вам нянька? – подозрительно спросила Татьяна Анатольевна.
– В том-то и дело, что я работаю! – горячо возразила Маша. – Видите компьютер? Я день и ночь занята у компьютера.
– И ваш суперспокойный, флегматичный ребенок вам мешает? – саркастически усмехнулась претендентка.
– Все дело в том, что он тоже активно интересуется техникой, – вздохнула Маша (последний игровой эпизод с участием Эдика и сканера стоил сканеру жизни. Исследователь-испытатель отделался легким испугом).
Марии приходилось быть весьма терпеливой с Татьяной Анатольевной, так как это была восьмая по счету бебиситтер, приглашенная в дом. Семь предыдущих бесславно сбежали. Никто не выдерживал и пары недель в обществе веселого здоровякинского потомства. Кроме того, мало кто хотел нянчиться с младенцем в присутствии матери. Все Мэри Поппинс, как одна, желали иметь малютку в полновластном распоряжении, и наличие в доме Маши (пусть и закрывшейся в комнате с компьютером) мешало им слиться в воспитательном экстазе с вверенным материалом.
– А у вас еще и кошки? – недовольно посмотрела Татьяна Анатольевна на котенка, заглянувшего в комнату. Кот имел вид затравленного, психически нестабильного существа.
При виде мишени Эдик встрепенулся, его голубые глазки плотоядно сверкнули, ресницы-опахала дрогнули. Детеныш дернулся в сторону животного, но строгий взгляд матери пригвоздил его к дивану. Кот, уловив движение Эдика, быстро смылся из комнаты.
– Коты временно! – закричала Маша. – Понимаете, друг мужа… Кошка друга мужа… В общем, у него кошка рожает и рожает…
Тут Мария остановилась, задумалась и потом нервно хихикнула. Ей пришло на ум сравнение себя самой с этой беспрестанно рожающей кошкой, окруженной подвижными, вездесущими и всепроникающими детьми.
Татьяна Анатольевна с опаской посмотрела на Машу. Маша поймала ее взгляд, представила, как выглядит в глазах гувернантки – странноватая, дерганая, нервно хихикающая мамаша, – и прыснула еще раз. Эдик тоже засмеялся. За компанию.
– …В общем, кошка рожает, а он не знает, куда девать котят. Нам подкинул двоих. Одного зовут Микрочип, другого – Мегабайт. Но мы конечно же их кому-нибудь отдадим. Пристроим. Не волнуйтесь!
– Котят надо топить. Или усыплять, – твердо, с металлом в голосе произнесла Татьяна Анатольевна.
Маша вздрогнула. Учитывая, что мадам имела тридцатилетний педагогический стаж, подобная категоричность была вполне объяснима.
– Ладно. Вы меня уговорили. Хотя… Конечно, с моим опытом и рекомендациями я бы подыскала место получше. Без котов. И с более солидной оплатой.
– Отлично! – обрадовалась Маша. – О деньгах не беспокойтесь. Прибавим, если что. Единственно… Я вам еще не сказала…
– Что?
– Эдик у меня не единственный ребенок…
– Правда?
– У меня есть еще сын… – замялась Маша, не зная, как продолжить.
Татьяна Анатольевна поджала губы.
– Вернее, два. Да. Да, еще два ребенка, – определилась наконец с количеством детей Мария. – Близнецы. Леша и Антоша.
Татьяна Анатольевна и вовсе нахмурила брови.
– Итого, три штуки, – холодно резюмировала она.
– Но они ходят в детский сад! – заверила Маша. – Они все время ходят в садик! Они так любят туда ходить! Просто удивительно, как дети любят детсад! Они в восторге от него!
– Речь вообще-то шла об одном ребенке, – заметила Татьяна Анатольевна ледяным тоном. Повеяло стужей, морозом.
– Да, так оно и есть! – страстно закивала головой Маша. – Близнецов вы не увидите. Я их и сама редко вижу…
– Ладно, – хмыкнула Татьяна Анатольевна. – Я остаюсь.
Мария вздохнула, как человек, выполнивший непосильную, тяжелую работу. Новоиспеченная нянька обернулась к Эдику, протянула к нему руки, приглашая ребенка в мягкие объятия 54-го размера, и заворковала профессионально нежным, умильным голоском:
– Ну, иди ко мне, холосый, лапусечка-холосусечка моя ненаглядная!
Эдик внимательно осмотрел очередную предложенную ему на растерзание миссис и загадочно улыбнулся…
В офисе московского представительства компании «Де Грос» (Франция) витало настроение переезда. Файлы с документами, сваленные беспорядочными кучами на столах, выпотрошенные шкафы, покрасневшие от натуги машинки для уничтожения бумаг. Через пару недель представительство закрывалось. Сотрудники-французы собирались домой, москвичи подыскивали новые места работы.
Еще месяц назад Лариса Бояринова расценила бы факт закрытия фирмы как новое подтверждение собственной фатальной неудачливости. Она проработала переводчицей в московском офисе «Де Грос» год, ей стоило невероятных усилий попасть в престижную стабильную фирму, и Лариса дорожила местом. Бесплатные обеды, поездки, стажировки, подарки, тренинги, презентации… А размер вознаграждения, вручаемого каждые две недели в голубом конверте, имел непревзойденный стимулирующий эффект.
Теперь лавочка закрылась, нужно было суетиться, рассылать резюме, бегать на собеседования. Ничего хорошего. И всего месяц назад Лариса сказала бы: мне опять не повезло! Мне никогда не везет! Я знала, что так случится… Она привыкла считать себя закоренелой неудачницей.
В двадцать два года она простилась с мыслью, что можно достичь больших высот в плане профессиональной компетенции, в двадцать пять – бесславно капитулировала в борьбе с лишними тринадцатью килограммами, в двадцать семь – похоронила идею об удачном замужестве. В двадцать восемь, получив уведомление о закрытии офиса «Де Грос», Лариса самозабвенно предалась бы депрессии, если бы… Если бы в ее жизни не произошло событие.
Три недели назад из интернетовских джунглей, из миганий модема и напряженного потрескивания пентиума, возник Он – долгожданный и вымечтанный. Все предыдущие попытки найти бойфренда через сеть оканчивались горьким разочарованием. И теперь Лариса до последнего не верила в удачу, боялась, что встреча с реальным Олегом разрушит пленительный, придуманный образ.
На свидание пришел… приехал… – нет, не на сверкающем мордатом автомобиле, а на метро – обыкновенный парень в белой футболке и джинсах «Магнет». Широкоплечий автослесарь с ясным синим взором, лучезарный, темноволосый. Легкий запах лосьона после бритья смешивался с запахом бензина. Отличный двадцатипятилетний мужик, крепкий, как молодой буйвол, и простой, как пакетик чипсов, надежный, с выпуклыми бицепсами-трицепсами, загорелый. Твердой рукой с въевшимся в капиллярную сеточку пальцев мазутом Олег протянул Ларисе букет из чайных роз.
Чем мог разочаровать подобный супермен девицу (уже весьма условно попадающую в категорию «девицы»), которая не питает иллюзий насчет своей внешности и почти смирилась с перманентным одиночеством? Только явными признаками прогрессирующего кретинизма, или милой привычкой яростно сморкаться в несвежий носовой платок, или откровенным признанием, что в постели от него такая же польза, как от плюшевого мишки.
Автослесарь Олег одурманил переводчицу одномоментно и бесповоротно. Он был щедр (тут же повел в ресторан), рассудителен, улыбчив, внимателен. Бесхитростно, в незамысловатых выражениях похвалил Ларисины глаза, волосы, цвет лица, красивую форму рук и ног, приятную округлость стана. Лариса и не подозревала в себе подобных достоинств. Она засмущалась, запротестовала, прозрачно намекнула на проблемы с лишним весом, целлюлит. «Целлюлит! – восхитился Олег. – Я слышал об этом! С ним мягче!»
Конечно, он был менее образован и довольно часто неправильно ставил ударения, однако, как и все мужчины, грамотно рассуждал о политике, о спорте, о ситуации в мире, о глобализации и финансовых рынках. К тому же лихо стучал клавишами компьютера (вылавливал в Интернете сайты фривольного содержания) и был способен починить все, что в принципе могло сломаться, – от кофемолки до «крайслера».
Его трудолюбие не знало границ. Олег за одну неделю расправился с многовековыми бытовыми неприятностями Ларисы и ее соседей по коммуналке: ввинтил недостающие шурупы, прибил все гвозди, просверлил, подмазал, вправил, залатал, подтянул гаечным ключом. Соседских младенцев при появлении Олега охватывала эйфория – он был и тигром, и Спайдерменом, и гиппопотамом, и телепузиком, кидался мячом, лаял, стрелял из пластмассового автомата…
Вскоре подали заявление. Прорисовывалась роскошная перспектива в плане отдельного жилья. И Лариса, и Олег в данный момент занимались продажей личных комнат в коммуналках (на этой почве и завязалась у них беседа в интернетовском чате). Присовокупив к вырученным от реализации комнат деньгам сбережения обеих сторон, можно было рассчитывать на приличную двухкомнатную квартиру. Лариса стала подолгу задерживаться в магазинах стройматериалов, сладко фантазируя около стендов с виниловыми обоями, напольным покрытием, линолеумом и кафелем.
Олег первым закончил дела с продажей и принес в клюве три тугие пачки долларов. «Это я получил за комнату, – сказал он, – плюс то, что насобирал ремонтом иномарок. Спрячь куда-нибудь. Не в банк же нести».
Подобное безграничное доверие тронуло Ларису. Обливаясь слезами умиления, она припрятала сверток в тайник под плинтусом. Там же покоились до поры до времени ее собственные накопления. Вскоре и ее комната была продана. В совместных страстных грезах влюбленные дождались торжественного дня в начале августа – сегодня они должны были отправиться к нотариусу, чтобы подписать договор на покупку двухкомнатной квартиры (третий этаж десятиэтажки, 53/20/10/9, кладовка, лоджия, телефон, железная дверь – короче, предел мечтаний) и передать риелтору деньги…
Чтобы провернуть операцию с нотариусом, Ларисе необходимо было отпроситься с работы. Ее непосредственным боссом являлся француз Поль Деманже – весь год работы в «Де Грос» Лариса была пристегнута к нему, как бирка к чемодану.
Воодушевленная и радостная, переводчица направилась в кабинет шефа. За окном стоял чудесный летний день, теплый и ветреный, настроение Ларисы было приподнятым, праздничным. Куда девалась закомплексованная, невзрачная толстушка, слабохарактерная и безвольная? Сейчас Лариса ощущала себя привлекательной и даже красивой женщиной («Самый сок!» – горячо утверждал Олег). Она была любима, и поэтому цвела и благоухала, она была желанной и единственной. Мужчины чутко реагировали на это и говорили комплименты. Непривычная к комплиментам Лариса расцветала еще ярче, искрилась и сияла. Она не хотела вспоминать ту неудачницу, какой была всего несколько недель назад.
У двадцатисемилетнего Поля Деманже были собственные, довольно экзотические представления о внешнем виде руководителя. Сегодня он облачился в рубашку с игривыми крокодильчиками на светло-розовом фоне. Три верхние пуговицы были расстегнуты, позволяя всем желающим насладиться видом умеренно волосатой груди. Только двадцатиградусная температура воздуха уберегла Поля от мысли облачиться в любимый кожаный пиджак вишневого цвета. Но солнцезащитные очки с нежно-лиловыми линзами он не снимал и в офисе. Вероятно, предпочитал видеть жизнь розовой. Впрочем Лариса знала, что у Поля есть другие, более эффективные приемы улучшить мировосприятие. Мсье любил вино, водку, женщин и дорогие рафинированные наркотики. При этом оставался ловким, подкованным юристом и сделал бы приличную карьеру у себя на родине, во Франции, если бы умел обуздывать бушующую в нем страсть к бесконечным удовольствиям.
– Поль, я исчезну? – спросила Лариса, заглядывая в кабинет босса.
– Es-tu fatiguée, устала? Дела? Свидание? Мужчина? Секс? – Поль швырнул на стол бумаги. Мизинцем правой руки он почесывал коротко стриженную беспутную голову, подвергая шевелюру опасности воспламенения, так как между средним и указательным пальцами дымилась сигарета. В ухе у Поля болталась золотая серьга. – Ах, tu es charmante! Кайфно выглядишь, подруга!
Лариса зарделась.
– Нужно к нотариусу. Оформлять договор на квартиру, – счастливо улыбнулась она. – Покупаю двухкомнатную.
– Wow! – обрадовался Поль. – Будем обмывать! – Молодой француз быстро усвоил и русские выражения, и русские обычаи. – Давай, топай! Шевели протезами! А то опоздаешь. Стой! Ты заказала мне билеты?
– Конечно, – остановилась на полпути Лариса. – На тринадцатое августа. Рейс 268 компании «Трансвэйз».
– Это приличная авиакомпания? – капризно прогнусавил Поль. – Ты меня не угробишь?
– Полетишь на «боинге». Затем рейсом 267 обратно в Москву. А билеты Москва – Париж будешь заказывать уже сам.
– Ладно, справлюсь, хотя и не понимаю, почему это дело повесили именно на меня. Летел бы сейчас домой, в Paris! He поверишь, скучаю. Здесь, конечно, хорошо, весело (практически каждую ночь Поль Деманже отрывался в ночных клубах), – красивые filles, девчонки, mais… Но… Я хочу домой!
– Успеешь еще, – снисходительно успокоила начальника Лариса. Для всех сотрудников в представительстве «Де Грос» Поль Деманже был enfant terrible, ужасный ребенок, непутевый, испорченный, красивый, любимый. – До свидания!
– Чао!
Поль Деманже погладил взглядом упитанную спину (и ниже) переводчицы и вновь принялся за бумаги. Его лицо приобрело… нет, не тоскливое выражение пятиклассника, истязаемого домашним заданием. Напротив, он читал текст заинтересованно и внимательно. Через секунду Деманже схватил ручку и стал азартно черкать на полях. Он нашел какое-то юридическое несоответствие в документе.
Кроме Ларисы Бояриновой, в коммунальной трехкомнатной квартире жили две молодых семьи с детьми. Несмотря на тесноту, соседям удавалось сохранять дружеские отношения. Известие о продаже Ларисиной комнаты воспринялось драматически, почти со вселенской скорбью. Было неясно, что ждать от нового жильца. А если это окажется еще одна молодая семья с парочкой короедов? О-о-о… Технические резервы квартиры и так были исчерпаны. Сантехника звенела от натуги и грозила рассыпаться – ее эксплуатировали напряженно, самозабвенно!
Но все, конечно, порадовались Ларисиному счастью.
– Ох и повезло же! – вздохнула Анфиса. Она энергично мешала манную кашу, истребляя комки. – Я без ума от Олежки! Он такой…
– Хорошо, у кого есть Интернет! Взяла и познакомилась с пареньком! – вздохнула Валентина. Валентина нежно подпирала крутым боком Анфису – она варила суп и, зависнув над кастрюлей, стригла в бульон оранжевую морковку.
– Да нам уж куда знакомиться! – вздохнула Анфиса. – Мы с тобой все… Отзнакомились. Вон, блин, результаты знакомства шлындают… Оставь пылесос, оставь пылесос, я тебе сказала!!! Один уже сломали, изверги! – заорала Анфиса басом.
– Ты, Ларисочка, с детьми не торопись! – посоветовала Валентина. – Поживи для себя!
– Как это – не торопись! Спятила ты, что ли? – возмутилась Анфиса. – Ты забыла, ей ведь двадцать восемь! Тридцатник скоро. Пора! Куда деваться.
– Ну и будет как мы – у плиты да над тазиком. Что за жизнь!
– Ой, да Олег ей быт благоустроит! Он хозяйственный. На квартиру заработал. Он и на стиральную машину заработает, и на кухонный комбайн. Не то что наши оболтусы.
– Ларис, а ты чего сидишь-то, с нами лясы точишь? – опомнилась Валентина. – Ты же к нотариусу опоздаешь!
– Я ведь жду Олега, – расслабленно улыбнулась Лариса. Ей было жарко. Кухня раскалилась от синего пламени включенных конфорок, от кипящего бульона и горячих боков плохо отмытых кастрюль. Лариса сидела у стены и разглядывала потрескавшуюся кафельную плитку, серый от чада потолок, отвратительные липкие полоски с мухами, стол в нагромождении тарелок, кривых алюминиевых ковшиков, жестяных банок с крупой… Она смотрела на бедных затурканных подруг и думала о своем счастье, о начале новой жизни.
Валентина и Анфиса переглянулись.
– Постой, а записку-то ты не прочитала?
– Какую записку? – удивилась Лариса.
– Олег сказал, что тебе напишет подробную инструкцию. Он утром приходил.
– Так дайте мне ее! Где она? – вскочила с табуретки Лариса.
Подруги переглянулись еще раз – теперь изумленно.
– Он у тебя в комнате оставил. На столе. Ты не заметила?
Не заметила? Естественно, она ничего не заметила! Что-то неприятное, тупое, холодное дернулось в груди у Ларисы.
– Как он мог оставить записку на столе, если у него нет ключа от моей комнаты?! – воскликнула она.
На самом деле, продав жилые метры, Олег переехал не к Ларисе, а к какому-то приятелю. Коммунальный унитаз и раковина не выдержали бы еще одного активного пользователя. И Олег отказался брать запасной ключ от Ларисиной комнаты, здраво рассудив, что когда в комнате нет Ларисы, то и ему там делать нечего.
– Олег сказал, ты дала ему ключ.
– Нет же! – в отчаянии крикнула Лариса. Она метнулась к себе, уже точно зная, что никакой записки там нет. Если б была – она давно бы ее увидела. Кровать, заправленная с солдатской аккуратностью, письменный стол. Стопки книг, компьютер, купленный с рук. Никакой записки. Пульс сто десять ударов в минуту. Конвульсивные сокращения сердечной мышцы. Сто двадцать, сто сорок, сто пятьдесят!
Валентина и Анфиса осторожно возникли в дверном проеме.
– Нет? – тихо спросили они.
– Девочки, я не давала ему ключ, – упавшим голосом повторила Лариса.
– А это… Деньги на квартиру… Они как… У тебя или у него были?
Лариса конечно же не посвящала подруг в тайну несметного богатства, похороненного под облупленным плинтусом в ее комнате. Как юная газель, переводчица прыгнула в угол. Белая от зародившегося подозрения, влажными руками она отодрала деревяшку и вытянула сверток. Лариса знала – это деньги Олега. Больше в тайнике ничего не было.
Увидев сверток, девушки обрадованно зашевелились, завздыхали. Они решили, что все цело, все на месте, а история с ключом и запиской скоро прояснится.
Но Лариса, в ужасе внезапного озарения, медленно развернула пакет. Три тугие пачки долларов, как и прежде, радовали глаз.
– Ух ты! – восхитились подруги. Они видели подобные «котлеты» по телевизору, но в руках никогда не держали.
Лариса распотрошила одну пачку, вторую, третью… Внутри оказалась аккуратно нарезанная бумага.
Статный, крепкий парень. Сильный, добрый, симпатичный… Он смотрел на нее ярко-синими глазами, отводил от лица волосы, гладил по щеке тыльной стороной ладони («у тебя потрясающе нежная кожа!»)… Он называл ее «малюсенькой»!
Две стодолларовые купюры и четыре по полтиннику. Итого – четыреста долларов. Такой невероятной суммой располагала теперь Лариса. Такая невероятная сумма осталась теперь у нее в руках в результате продажи комнаты и после нескольких лет тотальной, изматывающей экономии.
Ошарашенная, потрясенная, она сидела на стуле в покрывале никчемных бумажных прямоугольников. Оставалась слабая надежда, что синеглазый автослесарь просто неудачно пошутил.
Лариса не слышала, как в коридоре разлился неприятной трескотней допотопный телефонный аппарат.
В комнату, ей уже не принадлежавшую, заглянула Валентина.
– Там твой риелтор звонит, – убитым тоном сообщила она. – Нервничает. Говорит, уже два часа с продавцом ждут вас у нотариуса. Что ему сказать?..