bannerbannerbanner
В свете звёзд

Наталия Полянская
В свете звёзд

Полная версия

Глава 3

Энн проснулась от пронзительного писка будильника, потянулась, чтобы выключить его, и конечно же уронила на пол. Ругаясь сквозь зубы, девушка свесилась с кровати, нашла ускакавшего под нее пронзительно верещащего мучителя и заставила его замолчать. Потом посмотрела на стрелки: одиннадцать.

– Как же хочется спать… – пробормотала Энн, но все же встала и поплелась в ванную. Черт ее дернул дать Бертольду обещание! Хитрый старик выманил его у уставшей девушки, а она теперь должна ехать к черту на кулички, чтобы посмотреть какой-то мюзикл, о котором ничего не знает!

Но по мере возвращения к жизни настроение Энн улучшалось. Она вообще не умела долго грустить и впадать в депрессию, потому что не видела в ней никакого практического смысла.

Поезд оказался переполненным. Ни одного свободного местечка. В соседнее с Энн кресло плюхнулся толстяк, раскрыл ноутбук и погрузился в какую-то игру-стрелялку, страшные монстры так и прыгали по экрану туда-сюда и палили из немыслимых орудий. Как люди могут тратить свою жизнь на такие глупости? Энн тихо вздохнула и отвела взгляд от монитора чужого ноутбука. Утром она решила, что поводов для депрессии нет, но сейчас что-то взгрустнулось. Чем она отличается от этого толстяка-игромана? Он тратит жизнь на стрелялки, а она – на пивные кружки и сосиски. Прошло уже несколько месяцев, но она ни на йоту не приблизилась к исполнению своей мечты. Стоило ли переезжать в Германию, чтобы работать в баре? Пусть дорогом и престижном, но все же баре? Статьи для рыболовного журнала тоже совсем не то, о чем мечталось. И на личном фронте без перемен… Если подвести итоги, здраво рассудить, то станет ясно, что кругом полный провал. Абсолютный, бесповоротный и окончательный. От возвращения домой Энн удерживала только гордость. Представить себя возвращающейся к маме и папе, без гроша за душой, без солидного багажа публикаций – и все так же без шансов поступить в университет на отделение журналистики… Нет, это абсолютно исключено! Но что же делать? Обойти второй раз все редакции? А что изменилось с прошлого раза? «Здравствуйте, я к вам уже заходила, но с тех пор я стала классным специалистом. Я все знаю о пиве, сосисках и работе официанткой». Любой редактор рассмеется ей прямо в лицо и будет прав. Неужели все так окончательно плохо? И все мечты о журналистике останутся только мечтами? Энн еще раз горестно вздохнула. Кажется, она зашла в тупик. Пусть говорят, что безвыходных положений не бывает, но тупик – это такое место, где возможен только путь назад.

Мысли Энн перескочили на личную жизнь, но тут же вернулись к журналистике. Ведь личной жизни не было как факта. Мориц не в счет. Говорят, что в журналистике, как и в кино, можно пробиться, если вступить в связь с редактором. Но чтобы приблизиться к редактору, надо прежде стать журналисткой. Не набрасываться же на него в темном переулке с требованием немедленно вступить в сексуальные отношения и принять ее в штат издания. От абсурдности представшей перед ее мысленным взором картинки Энн даже рассмеялась. Толстяк-сосед оторвался от экрана ноутбука и подозрительно на нее уставился. Энн решила не реагировать, и он вернулся к своим занятиям. Несмотря на приступ веселости, тоска навалилась на девушку с новой силой. Тупик, темный, беспросветный тупик. С одной стороны, жизнь как-то наладилась, есть деньги, можно переехать в квартиру получше, Бертольд щедро платит, работа ей даже нравится, коллеги – приятные люди… Но это ведь совсем не то, о чем Энн мечтала. А отказываться от своей мечты она не собиралась. Но и пути к ее осуществлению не видела.

От горестных раздумий ее отвлек Берлин, пролетавший за окном скоростного поезда. Город сливался в бесконечный хоровод, танцевал завораживающий танец. Лучи заходящего солнца окрашивали все в неисчислимое количество оттенков золотого и красного.

Потсдаммер Платц в Берлине живо напомнила Энн уже ставший почти родным Франкфурт: такие же высотные здания вокруг, словно хрустальные башни зачарованных принцесс. Во множестве окон отражалось заходящее солнце – даже больно было смотреть. Благодаря собственной предусмотрительности, Энн приехала достаточно рано, поэтому можно было побродить по улицам и полюбоваться местными видами. В Берлине она была в третий раз, и сюда пока не добиралась.

Девушка забрела в торговый центр «Аркаден», там обнаружился киоск, торгующий итальянским мороженым, и Энн с удовольствием съела два шарика – лимонный и манговый, а потом выпила на удивление хороший кофе. Теперь можно было отправляться наслаждаться искусством.

В «Берлинале Палас» было полно народу. Мюзикл числился среди достаточно популярных, и субботним вечером оказалось много желающих его посмотреть. Энн порадовалась, что оделась прилично: черные широкие струящиеся брюки, белая блузка, кремовый жакет и туфли на низком каблуке. Легкое пальто, купленное с прошлой зарплаты, Энн сдала в гардероб. Благодаря глобальному потеплению, весна выдалась на редкость теплая, даже робкие одуванчики уже проклюнулись кое-где. Скоро можно будет бегать в джинсах и футболке.

Зал в итоге оказался битком набит. Место Энн досталось очень приличное: посередине, в четвертом ряду партера. Усевшись, девушка развернула программку и углубилась в ее изучение. Судя по промо-фотографиям, мюзикл был красочным зрелищем с участием достаточно известных звезд. Прожив в Германии полгода, Энн теперь смутно припоминала, что имена главных исполнителей встречались ей на страницах немецкой прессы. В той же «Франкфурт Цайтунг», которую девушка штудировала с завидным упорством, не теряя надежды перейти туда из «Мечты рыболова», недавно была большая статья о Матиасе Реннере – исполнителе роли Робин Гуда. Энн смутно помнила фотографию звезды. В программке было фото побольше, но грим делает с людьми странные вещи…

Свет погас, занавес медленно раздвинулся, являя зрителям декорации Шервудского леса, и грянула музыка. Живой симфонический оркестр – это прекрасно, подумала Энн, а потом она думать уже не могла, только смотреть.

Мюзикл не зря был популярен. Прекрасные мелодии, легко запоминающиеся, отличное либретто и постановка. Сюжет не отличался большими отступлениями от канонов: знакомые Энн с детства легенды о Робин Гуде были красиво сплетены, создатели явно читали все английские баллады, повествующие о приключениях храброго разбойника. И исполнители оказались на высоте.

Когда на сцене появился Реннер, зал взорвался аплодисментами. Актеру, если Энн правильно помнила, было уже под сорок, однако в красивом зеленом костюме, в ярком свете софитов он смотрелся почти мальчишкой. Мягкие золотистые волосы убраны под лихую шапочку с пером, взгляд темных глаз – веселый и беззаботный. А уж когда он запел… У Реннера был божественный тенор, и Энн глубоко вздохнула вместе со всем залом. Сидевшие рядом девушки даже, кажется, дышать перестали от восторга.

 
– Скорей, веселые друзья,
Будь, Джон, и ты готов;
Иду в зеленые леса
Искать моих стрелков.
 

Актерский ансамбль работал слаженно и профессионально. Хор веселых лесных стрелков заставил Энн смеяться до слез, тем более что стрелки эти еще и танцевали, – хореограф постарался и поставил им отличную пляску. Малютка Джон, распевавший забавную песню густым басом, вызвал у зрителей настоящую смеховую истерику.

Но когда на сцену вышел Альберт Кершнер, исполнитель роли шерифа Ноттингемского, Энн поняла, что самое интересное только начинается.

Кершнер был высок, отлично сложен и красив, как греческий бог. Черты его лица казались высеченными из мрамора, тщательно уложенные черные волосы блестели, а взгляд из-под нахмуренных бровей сражал наповал. Шериф запел, и его баритон, казалось, заполнил все уголки души Энн. Она потрясенно смотрела на Кершнера, не понимая ни слова из того, что он поет. Ей будто явился из сказки прекрасный принц, как она себе его представляла. Еще в детстве, играя с куклой, Энн придумывала ей принца: у него обязательно будут черные волосы и синие глаза. И белый конь. Коня не было, но… И черт с ним!

И вот этот человек стоял на сцене…

Энн не ожидала, что с ней случится подобное. Она хотела просто посмотреть спектакль и в понедельник рассказать об этом Бертольду. Она не рассчитывала, что увидит человека, за которым ей вдруг захочется пойти куда угодно, хоть в ад. Это было подобно удару молнии.

– Я хочу, чтобы он был моим, – прошептала Энн. Кершнер ушел со сцены, солдаты и вольные стрелки затянули хоровую арию, но девушке было не до них. Она смотрела на сцену остекленевшим взглядом и бормотала: – Моим. Моим.

Энн никогда не была особо легкомысленной. Безалаберной – да, самонадеянной – возможно, но легкомыслием не страдала. Наоборот, редкая практичность и упрямство заставляли ее держаться на выбранном пути, хоть он и сделал петлю по дороге к цели. Однако сейчас она не понимала, что с нею творится. Она почти не слышала, как пел Реннер – звезда этого мюзикла, рассеянно слушала их дуэт с Сиси Нотбек, исполнительницей роли Марианны, для нее софиты вспыхивали только тогда, когда на сцену выходил Кершнер. Его магнетизм заставлял Энн трепетать, словно осиновый листок на осеннем ветру.

В антракте Энн вышла из театра и, попросив у кого-то сигарету, поднесла ее ко рту дрожащей рукой. Энн курила редко, но сейчас не могла без этого обойтись. Что произошло, почему она так отреагировала на появление совершенно незнакомого человека? Да, она влюблялась и раньше ненадолго в некоторых звезд, над ее кроватью до сих пор висел плакат Робби Уильямса, но чтобы так… В какой-то момент Энн почувствовала себя законченной идиоткой, но тут же прогнала эту мысль. Так вот она какая, любовь с первого взгляда! Или это не любовь, а просто весна и гормоны? Ну и пусть гормоны! Пусть весна. Вполне возможно, что Энн никогда не станет блестящей журналисткой. Вероятно, все же будет когда-нибудь счастлива. Но вот такого мужчину она не встретит больше никогда в жизни! И никогда не простит себе, если хотя бы не попробует заполучить этого сказочного принца!

 

Она вернулась обратно в зал, чтобы сесть и успокоиться, но успокоиться не получалось. Сейчас пройдет второй акт, Энн снова увидит Кершнера, а потом… что будет потом?

Да ничего, подсказал внутренний голос, который, в отличие от Энн, оставался в ясном уме и твердой памяти. Потом надо успеть на ICE, чтобы добраться домой вовремя. От вокзала придется брать такси. Энн вернется в свою крошечную квартирку, завтра отправится за продуктами, потому что маленький холодильник пуст, в понедельник нужно заглянуть в редакцию «Мечты рыболова» и договориться о сроках сдачи материала, потом ее ждет Бертольд и интересная, но все равно не слишком любимая работа в баре… Собственная жизнь вдруг показалась Энн отвратительной и невыносимой.

Но тут грянули скрипки, и она не успела додумать.

Второе действие было еще масштабнее первого. Больше хоровых сцен, напряжение все нарастало. Противостояние двух сильных личностей обычно гипнотизирует – и Реннер с Кершнером, оба обладатели яркой харизмы, загипнотизировали зал. Зрители с огромным интересом следили за ходом событий и ждали, чем же все кончится. Энн смутно помнила, что согласно легендам Робин Гуд скончался в каком-то монастыре из-за предательства настоятельницы, которая пустила ему кровь, а остановить забыла. Но здесь, конечно, так печально все закончиться не могло. Безжалостный шериф Ноттингемский был повержен (Энн расплакалась), а Робин и Марианна поженились под хоровое пение вольных стрелков и мирных горожан. Отзвучала финальная ария, занавес закрылся, потом открылся снова – актеры вышли на поклон.

Энн аплодировала стоя, глядя на Альберта Кершнера. Она жалела, что не купила цветов: тогда можно было бы подойти и подарить букет, и… Что еще можно было бы сделать, Энн понимала слабо. Однако когда толпа двинулась к выходу, девушка поняла, что не может так вот просто уйти. Она протолкалась к гардеробу, забрала пальто и выскользнула на улицу.

Глава 4

Было уже темно, в апрельских сумерках акварельными кляксами расплывались огни фонарей. Энн зашла за угол театра и остановилась в нерешительности: у служебного входа собралась немаленькая толпа. Люди ждали, пока исполнители покинут театр, чтобы попросить автографы. Однако актеры не спешили выходить на улицу. Энн смутно помнила, что на приглашении было написано «Закрытие мюзикла», поэтому сейчас в здании театра наверняка устроен фуршет «для своих». Энн бросила взгляд на часы: до поезда есть время, но совсем немного. Как же попасть внутрь?

В том, что ей нужно оказаться за кулисами, девушка даже не сомневалась. Она не знала, что будет делать, когда туда попадет, она просто испытывала потребность сделать это. Уже давно она не совершала безумных поступков, последним был переезд в Германию, и здесь Энн снова позволила себе погрузиться в вялую аквариумную жизнь. Плыла по течению, мечтала о великой цели, а толку? Теперь желание что-то резко изменить трансформировалось в конкретную задачу: попасть в служебные помещения «Берлинале Палас».

Энн подошла к служебному входу и оценила обстановку. У дверей маячил охранник, и поклонниц с улицы он явно не пропускал. Приличного вида женщину вежливо отстранил, а плюгавого дядьку с фотосумкой пустил без разговоров.

Журналисты! – догадалась Энн. Они пропускают журналистов.

Она горько пожалела, что оставила свое журналистское удостоверение в другой сумочке – не думала, что оно ей понадобится нынче вечером. Конечно, «Мечта рыболова» – не бог весть какая газетенка, в которой культуре уделяется крохотный клочок на последней полосе, но все-таки можно было бы махнуть удостоверением и прошествовать мимо секьюрити. Наверняка он не стал бы придирчиво проверять, есть ли у Энн персональное приглашение или аккредитация. В век рекламы на такие мелочи не размениваются, мюзиклу нужна любая информация, которая проскользнет в прессе. Пишут – значит, помнят.

Полюбовавшись на толпу и окончательно убедившись, что проникнуть через служебный вход не удастся, Энн отошла на некоторое расстояние и задумалась. Потом медленно пошла вдоль здания, внимательно глядя по сторонам. В любом театре не один служебный вход, а уж в таком большом, как «Берлинале Палас», их наверняка немало. Может, где-нибудь охрана не такая бдительная?

Когда Энн увидела приоткрытое окно, она глазам своим не поверила. Окошко выходило на задворки театра и было беспечно оставлено незакрытым – будто специально для журналистки из «Мечты рыболова»! Забраться в него для спортивной Энн не составляло труда. Она огляделась, быстро сбросила пальто, прислушалась – из-за окна не доносилось ни звука. Энн подпрыгнула, закинула ногу на подоконник и через секунду оказалась в комнате.

Это был чей-то крохотный кабинетик: стоял вдоль стены стеллаж, уставленный картонным папками, на столе были разбросаны бумаги и грустила набитая окурками пепельница. Словно заправский Шерлок Холмс, Энн потыкала пальцем в окурки: все холодные, значит, хозяин кабинета не возвращался сюда минимум с начала спектакля. Очень хорошо. Только вот будет неприятно, если окажется заперта дверь. Но, видимо, боги удачи были сегодня на стороне Энн: дверь распахнулась без малейших усилий.

Девушка осторожно выглянула в коридор, освещенный тусклыми лампами. Никого. Энн перекинула пальто через руку, вышла из кабинета и медленно пошла по коридору, прислушиваясь. Она понятия не имела, куда следует идти, и полагалась на интуицию.

Коридор вывел Энн к лестнице. Вниз ходу не было, путь преграждала решетка, да и фуршет наверняка устроен не в подвале. Энн начала осторожно подниматься и на втором этаже вышла в широкий, отлично освещенный коридор. Здесь были люди: двое девушек и молодой человек курили в специально отведенном для этого углу. К счастью, здесь же были двери в туалет, и Энн притворилась, что выходит оттуда. Впрочем, могла и не стараться: молодые люди не обратили на нее никакого внимания.

Девушка уверенно пошла по коридору и через некоторое время услышала звуки музыки: это была одна из арий мюзикла. Коридор пару раз повернул, после чего Энн оказалась перед дверьми небольшого зала. Видимо, обычно он использовался для репетиций, но сейчас здесь стояли столы и гомонили люди. Энн нацепила на лицо самую что ни на есть обаятельную улыбку и шагнула в зал.

И сразу наткнулась на богато сервированный стол. Икра, королевские креветки, канапе на шпажках, вездесущие колбаски и сосиски в нарезку, шампанское. Закрытие мюзикла отмечали с размахом. Актеры и прочие приглашенные не обращали особого внимания на закуски, но Энн почувствовала, что зверски голодна. Во-первых, пообедать она не успела, а во-вторых, всплеск адреналина подхлестнул аппетит. Осторожно осмотревшись, Энн убедилась, что ее появление прошло незамеченным, и быстро нагрузила тарелку яствами. На сытый желудок дела пойдут веселей. Отойдя к окну, она сделала вид, что любуется видом. Не стоит дефилировать в толпе – все одеты в вечернее, и она будет выглядеть слегка неуместно. Но, кажется, беспокойство Энн было излишним, никто не обращал на нее ни малейшего внимания, поэтому она расслабилась и внимательно оглядела толпу гостей, разыскивая Кершнера. Странно, но его не было. Неужели она упустила его? Нет, звезда мюзикла обязательно должна присутствовать на вечеринке. Вспышки фотоаппаратов частенько мелькали в толпе приглашенных, журналисты старались вовсю. Внезапно несколько фотографов как по команде обернулись к двери. Энн взглянула туда и, наконец, увидела Альберта Кершнера. Он стоял в окружении других актеров и держал под руку эффектную блондинку, облаченную в блестящее ультракороткое платье. И Альберт, и его спутница держали в руках бокалы с шампанским и весело смеялись. Сердце Энн заколотилось быстрее, ноги на мгновение ослабели, но девушка быстро взяла себя в руки.

– Не для того я сюда пришла, чтобы сдаться так просто, – пробормотала юная корреспондентка, поставила тарелку на подоконник и отправилась на штурм.

Как выяснилось, Альберт беседовал с Матиасом Реннером и Сиси Нотбек, которые уже успели смыть грим и сменить театральные костюмы на вечерние. Впрочем, на фоне Кершнера звезды немецких мюзиклов казались Энн размытыми пятнами. Она была сосредоточена лишь на Альберте. В смокинге он выглядел великолепно: белый жилет, черный широкий пояс, небрежно зачесанные назад вьющиеся волосы, казавшиеся чуть влажными… Глубоко вздохнув, чтобы успокоить сбившееся дыхание, Энн шагнула к компании и кашлянула. К ней обернулись.

– Герр Кершнер, – произнесла девушка уверенным тоном, – Энн Лейси, «Франкфурт Цайтунг». Могу ли я попросить вас об интервью?

Конечно, Энн рисковала: ведь на фуршете мог присутствовать настоящий корреспондент из названной ею газеты, но кто не рискует, тот не пьет шампанского. В прямом и в переносном смысле. Ее ложь вряд ли раскроется, а потом будет уже все равно. Главное – сейчас завязать знакомство с Альбертом.

– Добрый вечер. – Кершнер одарил Энн профессиональной улыбкой. Его синие глаза, казалось, излучают теплый свет. Энн зацепилась взглядом за родинку на его левой щеке и постаралась придать своему лицу бесстрастное выражение. Она всего лишь интервьюер, ей нет никакого личного дела до Альберта Кершнера. – Вот как, нами интересуются во Франкфурте? Похвально.

– Альберт, у тебя начинается склероз, – рассмеялась Сиси и поприветствовала Энн взмахом руки. – Еще на позапрошлой неделе «Франкфурт Цайтунг» давала материал о «Робин Гуде» на четверть полосы. Мой агент показывал мне вырезку, а я определенно говорила тебе о ней.

– В связи с закрытием мюзикла редактор хочет поставить в номер еще один материал, он попросил меня взять интервью у вас, герр Кершнер. – Энн решила и дальше идти напролом. – Вы не могли бы уделить мне несколько минут для беседы?

– Почему бы нет? – пожал плечами Альберт и посмотрел на свою спутницу. – Люси, дорогая, ты проживешь без меня несколько мгновений?

Блондинка поджала пухлые губки.

– Так и быть, но постарайся не задерживаться слишком долго. Иначе я соскучусь.

– Я буду развлекать тебя, Люси, – произнес молчавший до сих пор Матиас Реннер.

– Вот уж спасибо! – тряхнула волосами нахалка. Энн никогда не нравились такие высокомерные девушки. Она сама скромностью не отличалась, однако есть определенная разница между самоуверенностью и хамством.

– Что ж, идемте, фройляйн Лейси. – Альберт Кершнер зашагал прочь из зала, и Энн пришлось поспешить за ним. – Судя по вашему имени и акценту, вы не немка.

– Нет, – улыбнулась Энн. – Я англичанка, но живу и работаю во Франкфурте.

– Как любопытно! – Альберт распахнул перед Энн дверь. – Прошу.

В коридоре было тихо и прохладно. Кершнер и Энн дошли до угла, где стояла пепельница, и Альберт вытащил из кармана портсигар. Открыл, протянул Энн, но та отрицательно помотала головой: в горле першило от волнения, и Энн опасалась вульгарно закашляться.

– Итак, какие вопросы ко мне у «Франкфурт Цайтунг»? – спросил Альберт, щелкнув зажигалкой.

– Множество, – лучезарно улыбнулась Энн, доставая из сумочки диктофон, с которым никогда не расставалась. Хорошо хоть, привычка носить с собой записывающее устройство не подвела, а без журналистского удостоверения удалось обойтись. – Нашим читателям очень хочется узнать о вашей личной жизни, герр Кершнер.

– Вот так, сразу в лоб? – усмехнулся Альберт, прищурив синие глаза.

Энн чувствовала запах его одеколона, и это заставляло ее коленки дрожать. Чтобы не выдать себя, девушка небрежно прислонилась плечом к стене.

– Почему бы нет? Зачем тратить ваше время и задавать наводящие вопросы, когда можно спросить прямо? – заявила она.

– Оригинальный подход, – заметил Альберт. – Обычно журналисты долго тебя маринуют, а когда ты расслабился, тут-то у них наготове каверзный вопрос… В награду за вашу прямоту отвечу. Я не женат, но у меня есть постоянная спутница. Удовлетворитесь ли вы этим ответом?

– Я, возможно, и удовлетворюсь, а вот наши читатели – вряд ли, – безбожно соврала Энн. – Кто ваша таинственная возлюбленная? Намерены ли вы жениться на ней?

Чтобы вести активные боевые действия, лучше всего сразу разобраться в диспозиции противника. Это Энн было известно с юных лет.

– Какая откровенность! – Альберта, кажется, позабавила настойчивость журналистки. – Видите ли, фройляйн Лейси, я не верю в любовь как таковую. Привязанность, дружба, нежность – все это вполне допустимо в отношениях между мужчиной и женщиной, однако великая любовь, которая сметает все преграды, – это нечто из области фантастики. В детстве я зачитывался романами Азимова, но это не значит, что я исповедую три закона роботехники.

Оригинально. Энн стало интересно, действительно ли Альберт рассказывает ей о своих жизненных принципах или же щедро кормит текстом, который придумал для него пиар-агент. Скорее, второе: речь Альберта текла плавно и мягко, текст звучал как заученный. Да мистер Кершнер играет! Энн решила не сдаваться.

 

– И как же вы играете роли, где от вас требуется изобразить великую любовь?

– А вы разве не заметили, что это не мое амплуа? – плотоядно усмехнулся Альберт. – Я – пожиратель маленьких девочек и растлитель невинных, вечный враг хороших героев. Если вы желаете расспросить кого-нибудь о великой любви, побеседуйте с Матиасом Реннером. – Кершнер сделал короткую паузу. – Кстати, я удивлен, что вы подошли ко мне, а не к нему. Матиас у нас – любимец журналистов.

– Ого! – пробормотала Энн. В голосе Альберта звучало плохо скрываемое раздражение. Он так мило беседовал с Реннером, но, видимо, не испытывает к нему приязни.

– Что же касается меня, – продолжал между тем Кершнер, – то я не люблю набивать себе цену и казаться лучше, чем я есть на самом деле. Все мы люди, со своими достоинствами и недостатками, а не ангелы небесные.

– Ну разумеется, – с доброй улыбкой кивнула Энн. – Каковы ваши дальнейшие творческие планы?

– О, самый популярный вопрос! – рассмеялся Альберт. Складка на его лбу разгладилась. – Сейчас идет подготовка к новому мюзиклу «Овод» по роману Этель Лилиан Войнич. Мы заканчиваем репетиции, премьера через месяц.

– Вы поете Овода? – загорелась Энн. Она уже представила себе, как Кершнер будет хорош в этой трагической и демонической роли.

– Конечно же нет. Овод, при всех его недостатках, все-таки положительный герой. А я вам уже сообщил, кто в нашей стране – лучший исполнитель ролей такого рода. Овода поет Реннер, я же исполняю роль кардинала Монтанелли.

Энн разочарованно нахмурилась. Романом Войнич она зачитывалась еще в ранней юности; трагический герой вызывал у нее любовь и сострадание, а конец произведения, где Овод гибнет, девушка не могла перечитывать без бурных рыданий. Пожалуй, Овод был одним из ее любимых литературных персонажей, отчасти именно этот роман и его главный герой натолкнул Энн на мысль о журналистской стезе.

– Альберт!

Энн обернулась: по коридору неторопливо, с грацией персидской кошки, шествовала подруга Кершнера. Та самая, которую вызвался развлекать Матиас Реннер. Видимо, не развлек: дама сбежала искать кавалера.

– Почему ты так долго? – Блондинка подошла и взяла Альберта под руку. От этого зрелища Энн почему-то затошнило. Она не любила блондинок породы «сахар в сиропе», да еще и с характером капризной примадонны. – Матиас невыносимо скучен, а Сиси все время надо мной насмехается. Сколько можно пропадать в курилке?

– Прости, Люси, что заставил тебя ждать. – Альберт чмокнул скандалистку в щеку. – Давай вернемся, и, я надеюсь, пара пирожных немного скрасит тебе вечер?

– Я на диете, ты же знаешь, – томно протянула Люси.

– Прошу нас извинить, – бросил Альберт, потеряв к Энн всякий интерес, и удалился под ручку с иссушенной диетами нахалкой.

– Пффф… – Энн привалилась спиной к стене, подумала и судорожно зашарила в сумочке в поисках сигарет. Ну вот, все хуже некуда. Это не знакомство, а черт те что. Никаких шансов. Наверняка, если она подойдет сейчас к Кершнеру, он и лица ее не вспомнит.

А интервью? Разве так работают профессиональные журналисты? Стыд и позор, и правильно ее не взяли во «Франкфурт Цайтунг». Но еще хуже было ощущение личного провала. Энн не обольщалась насчет собственных внешних данных, ослепительной красавицей она не была, и все же многие мужчины считали ее весьма привлекательной особой. А Кершнер… Впрочем, что ему. На него заглядываются многие, и Энн – всего лишь лицо из толпы.

Рейтинг@Mail.ru