Наталья Александрова
Театр Молоха
Александра плыла вдоль скалы, неторопливо работая ластами и вглядываясь в зеленоватую тьму. Мимо нее промчалась стайка мелких рыбок, дружно сменила направление, сверкнув ослепительным серебряным дождем, и скрылась за поворотом скалы. Из темного грота медленно выплыла крупная рыбина, остановилась, едва заметно шевеля плавниками, уставилась на Александру удивленными выпуклыми глазами, немного подумала и ушла в глубину.
Александра глубоко вдохнула, сильно загребла руками и устремилась вниз, за рыбой.
Приблизилось дно – белый песок, разбросанные тут и там крупные камни, раковины с приоткрытыми створками. Она плыла в метре от дна, испытывая восхитительное, ни с чем не сравнимое чувство свободы, и высматривала что-нибудь интересное.
Рядом с темным камнем затаился краб, выставив перед собой единственную клешню. По другую сторону камня в песке что-то сверкнуло. Александра опустилась ниже, пригляделась.
Это была монетка в один евро. Александра протянула к ней руку – у нее было правило каждый раз приносить из моря какой-нибудь сувенир. Эти находки она складывала в черепаховую шкатулку, чтобы потом, дома, перебирать их и вспоминать теплое бирюзовое море и чудесное ощущение свободы. В шкатулке лежали несколько красивых раковин, игральная кость, янтарная бусина, несколько монет.
Однако, уже протянув руку за монетой, Александра увидела рядом с ней на песке что-то гораздо более интересное.
Улыбающийся рот, отверстия для глаз…
Это была греческая театральная маска, усмехающаяся маска комического персонажа. Маска была маленькая, чуть больше ногтя, но все равно это куда интереснее монеты.
Александра схватила маску – и испуганно отдернула руку: краб незаметно подобрался к ней и попытался ухватить клешней за палец. Она погрозила крабу свободной рукой, изогнулась и устремилась к поверхности, сжимая в кулаке свою находку.
Навстречу ей двигалась сияющая, дробящаяся стена, осыпанная осколками солнечного света, сверкающая граница между подводным и надводным мирами. Александра пробила эту стену головой и вынырнула на поверхность моря, продула трубку и поплыла к берегу, мягко работая ластами.
У берега песчаное дно сменилось крупной белой галькой. На мелководье плескались дети, несколько молодых парней играли в пляжный волейбол.
Александра сняла маску, прошлепала к своему лежаку, вытерла волосы и еще раз внимательно разглядела находку.
Это была камея, удивительно тонко и искусно вырезанная овальная камея с греческой маской. Приглядевшись, Саша поняла, что камея сделана не из раковины, как те, что продаются на каждом шагу в сувенирных лавочках, а из камня, из чудесного двухслойного оникса. И еще удивительным ей показалось то, что камея была совершенно чистой, не замечалось на ней никаких наслоений.
Да, это действительно интересный сувенир, не чета ее прежним находкам!
Александра невольно улыбнулась, до того заразительно смеялась маска.
– Тетенька, что это у тебя? – раздался рядом с ней звонкий детский голосок. – Дай мне поиглать!
Александра удивленно подняла глаза.
Рядом с ней стоял мальчуган лет пяти, с очень светлыми, слипшимися от соленой воды волосами. Он тянул к ней загорелую лапку с растопыренными пальцами, глаза его блестели, как два морских камешка.
– Что тебе дать? – спросила Александра удивленно.
– Вот это! Вот этот камешек с глазками!
Неожиданно с Александрой случилось что-то странное. В глазах у нее потемнело, во рту пересохло. Что это – неужели солнечный удар?
Но нет, она твердо стояла на ногах, только вдруг почувствовала, что не может расстаться со своей находкой, с этой смеющейся камеей. Сжав руку в кулак, она смущенно улыбнулась ребенку и проговорила каким-то чужим, взволнованным голосом:
– Нету у меня никакого камешка!
– Как нету? – удивленно, недоверчиво переспросил мальчик, и лицо его сложилось в расстроенную гримаску – вот-вот заревет.
– На вот, возьми лучше это, – Александра протянула ребенку квадратик жевательной резинки.
– Не надо лезинку, не хочу лезинку! – проговорил он капризно.
Александра внезапно разозлилась, сузила глаза и прошипела:
– Не хочешь – как хочешь! Ничего другого у меня нет!
– Есть длугое… – неуверенно проговорил мальчик, но, перехватив ее сердитый взгляд, попятился и побежал прочь, к дальнему концу пляжа. Александра проследила за ним и увидела, как он подбежал к рослому черноволосому мужчине с жесткой щеточкой усов, в длинных красных плавках и что-то ему сказал, обернувшись и посмотрев на нее.
Мужчина пристально взглянул на Александру. На мгновение их глаза встретились, и ей стало зябко и неуютно. В глазах незнакомца был неприязненный интерес – как будто он смотрел на какое-то редкое, но отвратительное насекомое.
Александра быстро собралась и ушла с пляжа – у нее резко испортилось настроение.
Вторую неделю она отдыхала в маленьком черногорском городке на берегу Которской бухты. Бо́льшую часть дня проводила на берегу моря, ныряя с маской, плавая или бездумно валяясь на солнце. Потом обедала в одном из бесчисленных ресторанчиков – брала жареную или запеченную рыбу, морепродукты, пила терпкое душистое вино. Иногда гуляла по старому городу, поднималась в средневековую крепость, откуда открывался чудесный вид на бухту, на дальние берега в темной зелени садов, на такие же маленькие, уютные городки.
Ей было хорошо и спокойно, все неприятности и заботы остались далеко на севере, в холодном и мрачном городе возле другого моря – неприветливого, угрюмого, свинцового.
Александра поднялась по каменной лестнице, пересекла узкую улочку, вошла в квартиру. На время отпуска она сняла маленькую квартирку рядом с морем, это было удобнее, чем жить в гостинице. Квартирка была уютная, с кондиционером и просторной террасой, правда, вид из окон и с террасы был не на море, а на соседний сад.
Переодевшись, она вышла на террасу повесить сушиться купальник.
С террасы железная лесенка спускалась в маленький садик, где росли лаванда, лантана и две чайные розы. Хозяйка очень просила, чтобы квартиранты поливали цветы, иначе при такой жаре они завянут без полива через два дня.
Александра взяла лейку и спустилась в садик.
И вдруг у нее возникло неприятное чувство, что за ней кто-то наблюдает.
Александра вскинула глаза и успела заметить в соседнем саду какое-то едва уловимое движение – качнулись ветки кустов, как будто за ними кто-то спрятался. Сад всегда был пустой, густо заросший, довольно-таки неухоженный, но Александре это нравилось – никто не мешает, не смотрит, не лезет к ней с пустыми разговорами. И вот сейчас там кто-то был и следил за ней из-за кустов.
Ерунда, конечно, но у нее остался какой-то неприятный осадок в душе.
Александра машинально сунула руку в карман и нащупала там маленький твердый предмет.
Это была камея, которую она нашла в море.
Повинуясь некоему внезапному побуждению, прежде чем вернуться в квартиру, она бросила камею в лейку.
Оставаться дома ей не хотелось, она надела нарядный сарафан и отправилась в старый город.
В узких улочках старого города стояла приятная прохлада, и повсюду пестрели цветы – пышные гроздья бугенвиллеи свисали с балконов и стен, в палисадниках алели канны, цвели алые и чайные розы. Александра зашла в свой любимый ресторанчик «Под липой».
В центре просторного двора действительно росла вековая липа, накрывавшая столики своей тенью.
Перед входом в ресторан Александра столкнулась с нищим стариком. Она часто видела его то на идущей вдоль моря пешеходной дорожке, то здесь, в старом городе. Его запрокинутое к небу, выдубленное солнцем лицо, изуродованное глубокими шрамами, длинные пряди седых волос и его огромная белая собака были такими же непременными атрибутами города, как и средневековая часовая башня или как испанский форт, мрачной громадой возвышавшийся над бело-розовыми домиками, взбегавшими по вершинам прибрежных холмов.
Старик повернул к молодой женщине непроницаемое, как всегда, лицо и проговорил с достоинством, по-русски, хотя и с легким акцентом:
– Помогите боевому инвалиду!
Александра стыдливо сунула в кружку старика монету в два евро, вошла в ресторан и заняла свободный столик в тени, возле самого ствола старой липы. Официант торопливо сметал с белоснежной скатерти липовый цвет.
Есть ей не хотелось. Она заказала чашку кофе по-восточному и легкий салат, знакомый официант принес ей за счет заведения рюмку чудесного айвового ликера.
Александра откинулась на спинку стула, подставила лицо ласковому ветерку, в котором ощущался солоноватый запах моря и теплый, чуть горчивший аромат сухих горных трав. Но блаженного покоя, который она обычно испытывала в эти тихие предзакатные часы, в ее душе не было. Ее что-то волновало…
Прислушавшись к себе, она поняла, что вновь чувствует чье-то пристальное, недоброе внимание.
Это было странно. То есть внимание-то ей мужчины оказывали – одинокая женщина, весьма привлекательная, на отдыхе, одна… С такими приставалами Александра быстро расправлялась. Даже не нужно было ничего говорить: она просто смотрела на них в упор своими темными глазами. Несомненно, во взгляде ее было что-то особенное, это признавали все – и самые завистливые ее коллеги, и самые недоброжелательные критики. Все сходились на том, что глаза актрисы Александры Соколовской – очень сильный козырь! Она явно умеет управлять своим взглядом.
Александра сделала равнодушное лицо, повернула голову, но не заметила ничего подозрительного.
Аппетит окончательно пропал. Допив кофе и пригубив ликер, она оставила салат нетронутым, бросила на стол деньги и направилась к выходу под удивленным и разочарованным взглядом официанта.
Александра прошла по знакомой узкой улочке, свернула в каменную арку, спустилась по ступеням к порталу маленькой старинной церкви. На пороге церкви дремал тощий черно-рыжий кот. Услышав шаги, он приподнял ухо, но не проснулся.
Иногда Александра заходила в эту церковь, стояла две-три минуты перед скромным алтарем, смотрела на изображение местного святого, согбенного старца с добрыми проникновенными глазами, думала о своем, а чаще просто впитывала окружавшую тишину, и душа ее обретала временный покой.
Но сейчас у нее не было соответствующего настроения. Ее гнало вперед некое смутное, неосознанное беспокойство.
Она свернула в очередную арку, прошла по каменному мостику, перекинутому над узким ущельем улицы, поднялась на несколько ступеней и оказалась на крошечной площади. Отсюда вели к морю два переулка, она выбрала левый, потому что увидела впереди знакомый балкон, увитый темно-розовой бугенвиллеей.
Однако через пять минут она поняла, что ошиблась, – выбранная ею дорога вела не к морю, а наверх, в лабиринт узких старинных улочек, к подножию испанского форта.
Это ее не слишком расстроило: она никуда не спешила, старый город ей всегда нравился, она любила часами гулять по его узким улочкам. Только непонятное беспокойство никак не проходило.
Свернув в очередной переулок, Александра оказалась в тупике. Впереди была глухая каменная стена, по которой карабкался шустрый блекло-зеленый геккон. В боковой стене, на уровне третьего этажа, было открытое окно, из которого свисала клетчатая скатерть.
Александра повернулась и вдруг увидела, что выход из тупика загораживает высокий мужчина. Он стоял посреди дороги, засунув руки в карманы и перекатываясь с пятки на носок, на его губах играла неприятная, ускользающая улыбка.
Она узнала длинные черные волосы, забранные в хвост, и аккуратную щеточку усов. Это был тот мужчина с пляжа…
Над головой Александры хлопнуло, закрывшись, окно.
– Пропустите меня! – проговорила она сердито.
Мужчина молчал, и она пошла навстречу, надеясь, что он посторонится…
Но когда она поравнялась с ним, вместо того чтобы посторониться, мужчина шагнул ей навстречу, оттеснил к стене, криво усмехнулся и проговорил:
– Так-так-так! Какая неожиданная встреча! Что же вы обидели ребенка? Нехорошо!
Он говорил по-русски, правильно, но с едва уловимым акцентом.
– Ка… какого ребенка?! – едва слышно выдохнула Александра.
Она никогда не робела в присутствии мужчин, но этот тип вовсе не собирался к ней приставать: он излучал какую-то глухую, но весьма ощутимую угрозу.
– Ребенок просил вас отдать ему то, что вы нашли, – а вы не отдали… нехорошо!
Внезапно на смену страху пришло возмущение.
– А ну, отвали! – зло, раздраженно проговорила Александра. – Отвали, козел! Дай пройти!
Он молча, сверля ее взглядом, склонялся над ней, словно хотел что-то сообщить ей по секрету. Александра почувствовала запах мятной резинки и еще чего-то знакомого, но неприятного.
– Пропусти! – выдохнула она ему прямо в лицо и попыталась протиснуться к выходу из переулка.
Но незнакомец прижал ее к стене, нагнулся еще ниже и процедил:
– Отдай камею или пожалеешь, что родилась на свет! Это не твое, понятно?
– Ты что – совсем сдурел?! – жестко, неприязненно проговорила женщина. – А ну, пропусти меня!
– Ты, кажется, не поняла!
Александра услышала щелчок, скосила глаза вниз и увидела в левой руке незнакомца нож с узким выкидным лезвием.
– Лучше отдай! – повторил он. – Лучше отдай по-хорошему! Ты даже не понимаешь, во что ввязалась! Не понимаешь, кому ты перешла дорогу, каким силам вздумала противостоять!
И вдруг за его спиной раздалось негромкое грозное рычание.
Мужчина напрягся, отстранился от Александры, повернул голову.
Позади него, у входа в переулок, стоял нищий старик со своей собакой. Огромная белоснежная собака грозно рычала, обнажив желтоватые клыки, с ее нижней губы капала слюна. Старик опирался на трость и вовсе не выглядел робким и беспомощным, наоборот, вся его фигура дышала силой и уверенностью.
– Ты? – удивленно, с раздражением проговорил мужчина с ножом. – Не лезь не в свое дело! Не вставай на моем пути! Кто ты такой, чтобы мешаться у меня под ногами?!
Старик молчал. На его изборожденном шрамами лице напряглись желваки.
Мужчина с ножом медленно повернулся, опустил голову, шагнул навстречу старику. Собака присела на задние лапы, рыкнула, приготовившись к прыжку.
Александра мстительно пнула черноволосого по ноге, бросилась к выходу из переулка, свернула за угол. За ее спиной послышалось рычание, зазвучали короткие хриплые выкрики.
Вскоре все стихло. Она выбежала на знакомую площадь, откуда открывался широкий вид на бухту, на окружавшие ее горы, на выход в Адриатику.
Бирюзовая равнина моря лежала внизу, как сияющая улыбка мира, солнце медленно опускалось в воду. По глади бухты скользила яхта с белым треугольником паруса.
Александра перевела дыхание, огляделась.
Вокруг гуляли счастливые, спокойные люди, парочки и компании сидели за столиками открытого кафе.
Все, произошедшее с ней только что в глухом переулке старого города, показалось Александре чем-то далеким и нереальным.
Она провела рукой по волосам, на мгновение прикрыла глаза, резко выдохнула и зашагала к дому.
Пока она дошла до своего дома, окончательно стемнело.
Сильно запахло пряными южными цветами, в кустах громко запели цикады, в воздухе замелькали быстрые призрачные тени – летучие мыши вылетели на ночную охоту. Одна из них пролетела перед самым лицом Александры.
Александра подошла к своей двери, вставила ключ в замочную скважину.
Ключ не поворачивался.
Что за дела? До сих пор замок прекрасно работал…
Она чертыхнулась, попробовала еще раз, и на этот раз ключ повернулся и дверь открылась.
Александра вошла в квартиру – и прежнее беспокойство вновь шевельнулось в ее груди, у сердца.
В квартире что-то было не так!
Она нащупала рукой выключатель, загорелся свет.
Тапочки, которые она, уходя, оставила у самого порога, валялись теперь посреди прихожей. А дальше…
В гостиной все было перевернуто вверх дном – ящики стола выдвинуты, чемодан выволокли из шкафа, открыли и вытряхнули из него содержимое, один стул валялся посреди комнаты.
Александра почувствовала, как охвативший ее в первую секунду испуг превращается в злость.
Какого черта?! Все говорили ей, что в Черногории практически нет воровства, что здесь царят патриархальные нравы и при желании можно вообще не запирать двери! Какая же скотина вломилась в ее жилье, рылась в ее вещах?!
Первым побуждением Александры было вызвать полицию. Однако, к собственному ее удивлению, она заметила, что не пропали ни деньги, ни документы, так что в полиции к ней вряд ли отнесутся с пониманием.
Она запихнула вещи обратно в чемодан, кое-как навела порядок и, чтобы немного успокоиться, вышла на террасу.
Южная ночь окончательно вступила в свои права. В небе сияли крупные яркие звезды, пахло цветами, со стороны моря доносились музыка и голоса – прибрежные рестораны жили своей ночной жизнью.
Александра немного успокоилась: такая ночь восстанавливает душевное равновесие лучше любого лекарства.
Но какой-то червячок беспокойства все еще шевелился в ее душе.
Кто и зачем вломился к ней в квартиру?
Какие-нибудь безбашенные подростки решили продемонстрировать подружкам свою лихость?
Нет, не похоже. И потом… дверь не взломана – ее открыли отмычкой. Подростки действуют не так.
А если это не подростки, то кто? И что они здесь искали?
И вдруг отчетливая мысль озарила ее сознание.
Александра спустилась в сад, нашла лейку и запустила в нее руку.
Камея была на месте.
Александра вошла в дом, опустила жалюзи и только тогда осмелилась разжать руку. Положив камею на стол, она задумалась.
Этот мужчина – на пляже и там, в старом городе… Он ясно дал ей понять, что пойдет на все, лишь бы заполучить камею. Здравый смысл подсказывал ей, что камею следует отдать. То есть не вступать ни в какие переговоры, ни в какие пререкания, просто положить – сейчас же! – свою находку на ограду террасы, а утром ее не будет. И все, Александру оставят в покое. Потому что она сама никому не нужна, не станет этот тип ее убивать, хоть и грозил ей ножом. И это будет правильно, потому что надеяться на защиту старого нищего просто глупо. Ну, один раз он оказался рядом, да еще он был благодарен ей за милостыню. А дальше?
Александра взяла камею в руки и задумчиво поднесла к глазам. И снова поразилась: с какой тщательностью вырезаны черты маски! Хотелось долго-долго смотреть на них и смеяться. И выбросить из головы все неприятные мысли.
Она сжала камею в кулаке и поняла, что никому ее не отдаст – просто не сможет с ней расстаться. В конце концов, это она вытащила камею со дна моря, а по старинному морскому закону – кто вещь нашел, тому она и принадлежит.
Как всегда, после принятого решения она легла спать со спокойной душой. Но уснуть не сумела. Теперь ее мысли были иного рода.
Только что в ее рассуждениях проскользнуло соображение, что лично она никому не нужна. А если вдуматься: если бы этот тип пырнул ее ножом там, в переулке, кого бы это взволновало? Да-да, когда пришла бы весть в далекий Петербург о том, что она, Александра, умерла, кто бы расстроился?
Уж точно не ее коллеги по театру! Они только обрадовались бы. Вот именно, Александра поняла совершенно ясно: никто, ни один человек, не пролил бы ни единой самой крошечной слезинки. Услышав о том, что Александра не появится больше в театре, лишь некоторые пожали бы плечами, а многие так и просто возликовали бы. Ну да, эта стерва Колонкова и ее клика – те просто устроили бы праздник с шампанским! Или эта тетеха Подушкина… Нет, как раз Подушкина не стала бы злорадствовать, она даже на такие сильные чувства не способна. Это же надо – пойти в актрисы с такой фамилией! Элина Подушкина – с ума сойти!
Тут Александра осознала, что она просто занимается мелким злопыхательством, причем ночью, наедине с собой, как будто ей нечем больше заняться…
Но сон не шел. И мысли в ее голове вертелись самые неприятные.
Так, с коллегами по театру разобрались. Они все Александре просто завидуют – ее броской внешности, ее таланту, ее успеху. А что, ей нет еще и тридцати, а уже почти все главные роли в театре – ее. И была еще парочка сериалов, вполне успешных, правда, шли они не на главных каналах, но все же Александру на телевидении запомнили.
Она прекрасно отдает себе отчет: это все ненадолго, но вовсе не собирается сниматься во всякой лабуде. Она – актриса театральная, она любит сцену, она добилась многого. И совершенно незачем попрекать ее связью с главным режиссером Медениковым – как перед самым отпуском вздумала вдруг упомянуть об этом старая грымза Невеселова. Встретила ее в коридоре: «Вы, – говорит, – милочка, уже всякие границы переходите! Я, – кричит, – четырех главных пережила, но такого безобразия никогда не бывало!» Она тогда в кабинет к главному ворвалась: «Сережа! Сережа!» – а он как раз Александре голову на колени положил: «Устал, – говорит, – как собака…» И что такого? Так эта Невеселова прямо позеленела от злости! Она с женой главного в лучших подругах состоит. Так что, жена, можно подумать, не знает, что ли, про них с Александрой? Донесли ей уже… доброхоты! Главный – мужчина еще ничего, правда, только внешне, в постели, конечно, от него толку маловато, все больше разговоры. Но и Александре от него не этого надо.
А жена-то его на пять лет старше, и если Меденикову уже за полтинник перевалило, так ей-то сколько?..
И при чем тут мораль? Вот если бы Александра завела молодого любовника – это, конечно, было бы некрасиво. Сергей Константинович ей так и сказал – чтобы даже взглядов никаких не было, ни улыбок, ни словечка! Не позорь, мол, меня в театре, я этого не потерплю. И она условия их договора честно соблюдает.
Старой ведьме она тогда посоветовала поменьше совать нос в чужие дела. А та – да вы, мол, еще на свет не родились, когда я в этом театре играла! Нашла чем гордиться!
Александра скрипнула зубами и повернулась на другой бок. Все же она ужасно устала от всеобщей недоброжелательности, от косых взглядов и перешептываний за своей спиной, оттого и поехала в отпуск одна. Чтобы никто не вертелся рядом, не лез с пустыми разговорами. Хотела отдохнуть.
И отдохнула, несмотря ни на что. Набралась сил. Это важно, потому что по возвращении ей предстоит борьба. Будет читка новой пьесы, главный так и сказал ей – сделаю шедевр. А он может, его-то в театральных кругах хорошо знают.
Она сама не заметила, как заснула.
* * *
– Этот поворот? – спросила Даша, не отводя взгляда от дороги.
– Да, кажется, этот. – Две женщины на заднем сиденье оторвались от увлекательной беседы и посмотрели в окно.
– Вы точно знаете? – Даше не хотелось сворачивать впустую.
Они уже час колесили по поселку, и если главные дороги были чистыми и асфальтовое покрытие новым, то в переулках между домами вполне можно было завязнуть. День будний, народу вокруг немного, потому что осень, да если и окажется поблизости какой-нибудь мужчина, то трактор им уж точно нигде не сыскать.
– Дарья, как ты разговариваешь? – тут же «возникла» одна из женщин. – Никакого уважения к старшим!
– Ну что ты, Лидочка, – заговорила вторая, та, к которой обращалась Даша, – девушка права, она машину бережет. Машинка старенькая, еще развалится по дороге, нужно быть осторожнее…
Даже в зеркале было видно, как Лидия Васильевна плотно сжала губы.
Даша сочла за лучшее промолчать и сосредоточилась на повороте. В переулке, как она и ожидала, разлилась огромная лужа – после вчерашнего дождя. Даша остановила машину и выглянула в окно. За ближайшим забором хмурый дед в ватнике сгребал листья.
– Пойди спроси у него дорогу! – приказала ей Лидия Васильевна. – Раз Иза не помнит.
Изу звали Изольдой Яновной, она приходилась Лидии закадычной подругой. А Лидия Васильевна вот уже второй год была Дашиной свекровью. Этим все сказано.
Нынче подруги решили прокатиться за город, чтобы посмотреть дачу, которую купил недавно Изольдин зять. Дача была старая, но зато участок огромный и место очень престижное – в поселке Комарово, где издавна селились академики, маститые художники, театральные режиссеры и прочая элита советских времен. У Даши как раз был выходной, и свекровь решила, что все получится очень удачно.
– Что спросить? Какой адрес? – Даше ужасно не хотелось идти, но не стоять же тут, перед лужей, целую вечность!
– Ну, я не зна-аю… – протянула Изольда, – там дом такой, с башенкой. Мы его назвали «Три медведя»…
Вот и спрашивай после такого объяснения дорогу – да тот дядька сочтет ее ненормальной!
– Иди! – сурово приказала свекровь, и Даша, как обычно, не стала спорить.
С трудом перебравшись через лужу, она подошла к калитке и попыталась открыть ее. Тут же, откуда ни возьмись, подскочила к калитке огромная собака и грозно зарычала.
– Скажите, пожалуйста… – начала было Даша, но голос ее потонул в громовом лае.
Собака рыла землю лапами и бросалась на калитку, весь ее вид говорил, что стоит только Даше приоткрыть калитку, как ее немедленно разорвут на тысячу кусков.
– Ну что ты лаешь, я же только спросить хочу… – жалобно сказала Даша.
Собака прибавила громкости. Ее хозяин по-прежнему монотонно двигал граблями, не оглядываясь на посетительницу. Даша постояла немного и пошла обратно. Собака мгновенно замолчала, как будто у нее выключили завод. Ее хозяин так и не обернулся.
Когда Даша с предельной осторожностью перебиралась через лужу обратно к машине, мимо проехал велосипедист и весьма ощутимо ее обрызгал.
– Да чтоб тебя! – крикнула она ему вслед.
Грязная вода попала на джинсы и кроссовки, еще на куртку, и кое-что оказалось даже на ее левой щеке. Даша выбралась из лужи и остановилась в растерянности. Джинсы еще ладно, они далеко не новые и прекрасно отстираются, кроссовки тоже, но вот кожаная куртка… примет ли ее химчистка, а если примет, то сможет ли отчистить? В прошлый раз юбку вернули с тем же пятном, что и взяли, и у Даши не хватило сил убедить приемщиц, что они были не правы.
Кое-как вытерев лицо случайно завалявшейся в кармане салфеткой, она побрела к машине. И с удивлением увидела, что Изольда Яновна поймала за рукав этого наглого мальчишку на велосипеде и оживленно с ним беседует.
Даша прибавила шагу и услышала конец их разговора.
– Спасибо, милый, – щебетала Изольда, – мы теперь в том доме жить будем! Пока что, а потом, конечно, новый построим… Так что спасибо тебе за то, что дорогу объяснил!
Мальчишка ловко вырвался из цепких Изольдиных рук и укатил.
– Какой приятный мальчик! – сказала ему вслед Изольда.
«Угу», – подумала Даша.
– Дарья, где ты ходишь? – напустилась на нее свекровь. – За смертью тебя посылать! Все равно ведь ничего не выяснила, только изгваздалась вся! Говорила ведь – не надевай за город новую куртку! Так тебе бы только форсить!
Вот интересно: не свекровь ли утром двадцать минут кряду выговаривала Даше, чтобы она не смела надевать любимую старенькую джинсовую курточку и позорить ее перед Изольдой?
Зять Изольды Яновны лет пять тому назад неожиданно разбогател, и она неустанно напоминала об этом всем вокруг. Язычок у нее был острый, она и не пыталась его сдерживать – как произошло совсем недавно, когда она прошлась насчет старой Дашиной машины.
Не такая уж она и старая! Даша свой «опелек» любила.
– Что ты, Лидочка, так нервничаешь! – и сейчас Изольда не утерпела. – Ну, немножко испачкалась девушка, ничего страшного! Ей же не на прием идти!
Пока ехали, Изольда, захлебываясь от обилия впечатлений, пересказывала подруге, как ее дочка с мужем были на шикарной вечеринке у владельца известного банка, и какой у него огромный дом, и сколько прислуги, и что было надето на жене банкира…
Даша не слишком-то прислушивалась к оживленному разговору на заднем сиденье, но свекровь жадно внимала подруге и, надо полагать, наливалась черной завистью.
Изольда никогда не обращалась к Даше по имени, и, хоть ей неоднократно говорили, что Даша – невестка ее подруги, то есть жена сына подруги, она все равно считала, что перед ней – нечто среднее между горничной и шофером. Или упорно притворялась.
Даша мысленно пожала плечами. И правда, на прием ей не идти. Завтра ей на работу – в обычную фирму, Даша трудилась там старшим менеджером. Правда, в грязной куртке на работу не пойдешь – неправильно поймут.
– Сейчас развернешься – и назад, – скомандовала свекровь, – потом второй переулок направо, окажешься на главной улице, по ней – до магазина, а там уже близко.
Даша молча выполнила все маневры, а у магазина им указала дорогу словоохотливая тетенька с крошечной собачкой на руках.
Дом и вправду оказался очень большим и каким-то волшебным. Было там резное крыльцо, и даже дорожка к нему оказалась вымощена желтым кирпичом, как в сказке про волшебника Изумрудного города. Вдоль второго этажа шла широкая открытая терраса, а сбоку и правда была пристроена башенка – высокая, в три этажа.
Сразу стало понятно, почему Изольда упомянула о трех медведях. Нижний этаж застекленной башни был побольше, средний – чуть меньше, а на третьем имелось и вовсе крошечное помещение, два человека с трудом поместятся, и то стоя. Увенчивалась вся эта красота остроконечной крышей с проржавевшим флюгером наверху.
Изольда достала старинный фигурный ключ и отперла замок. Пока Даша разворачивала машину и закрывала ворота, дамы удалились в дом, откуда вскоре послышалось восторженное кудахтанье свекрови. Даша хотела пройтись по участку, но он безобразно зарос крапивой и кустами малины, так что она решила не искушать судьбу: мало того что куртка грязная, так еще и порвать ее вполне можно.
Она потянула на себя тяжелую дверь и услышала голоса в глубине дома. Изольда, захлебываясь, расписывала дом, ее подружке уже надоело охать и ахать, и она молча мучилась завистью.
– Дарья, поди сюда! – услышала Даша недовольный зов свекрови.
Она затаилась в прихожей. Стоит отозваться, как свекровь мигом придумает ей какое-нибудь дело – закрой окно, открой окно, достань, вытащи, убери, положи на место, ах, какая же ты неловкая и медлительная… Нет, Даша и так уже утомилась за сегодняшний день! И ладно бы просто отвезти подруг на дачу, это-то как раз ей нетрудно, она любит водить. Но слышать за спиной бесконечное недовольное ворчание свекрови, ее понукания и ценные указания – нет, Даше на сегодня хватило.
Голоса послышались ближе, сейчас они выйдут и увидят ее. Даша спиной нашла ручку двери и проскользнула в какое-то незнакомое укрытие, плотно прикрыв за собой дверь, постаравшись, чтобы она не заскрипела.
Она оказалась в небольшом круглом помещении, освещенном скупым светом из окон. Деревья на участке выросли очень большие и подступили к самому дому. По виду из окон Даша сообразила, что она находится в нижнем этаже башенки «Трех медведей».
В комнатке стояла деревянная садовая скамья с высокой спинкой, а также книжный шкап. Именно шкап, потому что на вид было ему лет сто, а может, и больше.
