bannerbannerbanner
Золотое сердце Вавилона

Наталья Александрова
Золотое сердце Вавилона

Полная версия

© Н. Александрова, 2022

© ООО «Издательство АСТ», 2022

– И представляешь, мама, директор вынуждена была со мной согласиться!

Произнеся эти слова, муж оглушительно рассмеялся. Глаза его при этом стали узкими, как у китайца, а рот, наоборот, ненатурально растянулся, как у клоуна, и я поскорее зажмурилась, чтобы не видеть его смеющимся. И сам смех – высокий, дробный, как будто рассыпали по столу мелкий горох, – едва не заставил меня передернуться. Перед глазами возникла эта самая куча гороха – сухого, червивого… с детства ненавижу гороховый суп!

– Сыночек мой, – нежно проворковала свекровь. – Ты, как всегда, на высоте!

Я поскорее открыла глаза, чтобы не видеть жуткий горох. И тотчас перехватила взгляд свекрови. Иногда было забавно наблюдать за тем, как меняется этот взгляд. Если свекровь смотрела на своего сыночка, то в глазах ее всегда сквозили немое обожание, ласка и нежность. Если же свекровь смотрела на меня, то все было совсем не так. Взгляд ее становился сладким, как сахарный сироп. Причем сироп не от вишневого варенья или, скажем, черничного. Нет. А от варенья, например, из зеленых кабачков. Когда-то давно мать один раз сварила такую гадость и больше уже никогда так не делала, потому что есть это было невозможно, так и скисли три банки в буфете.

Если же свекровь ненароком забывалась или мне удавалось перехватить ее взгляд, когда она думала, что ее никто не видит, то во взгляде этом было легкое презрение вкупе с настороженностью. Свекровь меня не то чтобы опасалась, но постоянно была начеку. Держала, в общем, руку на пульсе.

Раньше, года полтора назад, то есть почти сразу после того, как я вышла замуж, меня это даже забавляло. Теперь же было просто противно.

Муж наконец перестал смеяться и не то чтобы сильно похорошел, но смотреть на него можно было без содрогания. Правда, недолго, потому что он стал пить кофе, налитый мамой. Кофе был слабый, да еще разбавлен молоком и приторно сладкий, муж пил его из большой кружки, блаженно жмурясь, отчего глаза его снова сделались узкими щелочками. Еще он громко причмокивал и сглатывал.

Против воли я воочию увидела, как бурда, именуемая в этом доме кофе, проходит через его горло, падает в пищевод… что там дальше?.. желудок, кажется…

Я так резко вскочила со стула, что он упал с оглушительным грохотом на пол.

– Тонечка, ты кофе будешь? – нарочито ласково спросила свекровь.

– Нет, лучше чай, – сквозь зубы ответила я и положила в чай два ломтика лимона.

– Тебе нехорошо? – встревоженно спросила свекровь. – Болит что-нибудь?

– Все в порядке, – я глотнула горячего чая, обожглась и немного пришла в себя, – подавилась просто.

Свекровь посмотрела так пристально, что мне захотелось показать ей язык или прыснуть чаем, как в детстве мы баловались водой. Положение спас муж.

– Мамуля, можно мне еще кофе? – спросил он, и свекровь тут же переключилась на своего обожаемого сыночка.

Я откусила лимон, скулы тотчас свело от кислого, зато тошнота отпустила. Страх свекрови был написан у нее на лбу огромными буквами: она боялась, что я забеременею. Ребенок ей был не нужен – это создало бы дополнительные проблемы. Она так боялась его появления, что была не в силах этого скрыть.

Тошнота появилась несколько месяцев назад. Вот также утром я сидела за завтраком напротив своего мужа и смотрела, как он ест манную кашу.

Манную кашу я тоже ненавижу с детства, просто терпеть не могу. Не подумайте, что я такая капризуля, просто у каждого нормального человека есть две-три вещи, которые он не выносит. Физически не выносит. Моя подружка Ленка Соловьева, к примеру, терпеть не может кипяченое молоко, даже запаха его не переносит. Если у соседей сбежит молоко, то ей прямо плохо делается. Даже к врачу ее в детстве водили, врач сказал – такое явление называется идиосинкразией. Вроде как аллергия, только психологическая.

И вот сидела я тогда напротив мужа и старательно отводила глаза от его тарелки: мало того что он ел манную кашу, главное – как он ее ел. Сначала делал в каше небольшую ямку, и свекровь наливала туда ложку растопленного масла. Потом он аккуратно посыпал кашу сахаром, тщательно следя, чтобы ненароком не попало в масло. Дальше, полюбовавшись на свою ювелирную работу, начинал осторожненько проедать в каше ходы и дорожки, как мыши делают это в сыре, если, конечно, им улыбнется удача и посчастливится наткнуться на целую головку сыра.

Свекровь с улыбкой умиления смотрела тогда, как ее ненаглядное сокровище возится с кашей, а муж при этом еще и непрерывно говорил. Пересказывал свои сложные и высокие отношения с директором школы, последними словами ругал завуча, отпускал нелицеприятные замечания об учителях.

Муж работает учителем в средней школе, которая находится у нас во дворе. Преподает русский язык и литературу. Свекровь глубоко убеждена, что его в школе ценят, потому что он – замечательный преподаватель. Впрочем, она считает, что ее сыночек замечателен во всем. Я же с некоторых пор думаю, что просто в школе так не хватает учителей, что мало-мальски приличный непьющий мужчина котируется там на вес золота.

В процессе своего монолога, потому что свекровь только поддакивала и улыбалась, муж уронил ложку, она упала на стол, и вот, глядя на ошметки манной каши на клеенке, я вдруг почувствовала, что сейчас меня вырвет. Вот прямо сюда, на ту же клеенку.

Едва хватило времени, чтобы выскочить из-за стола и добежать до ванной. Там я умылась холодной водой, и тошнота отступила. Муж ничего не заметил, но свекровь посмотрела на меня с тревогой.

Следующий раз это снова случилось за завтраком, на этот раз муж ел оладьи с малиновым вареньем и снова непрерывно говорил, пересказывая в лицах явление в школу комиссии из роно. В процессе разговора он выронил изо рта кусок оладьи, и, увидев, как он шлепнулся на тарелку, разбрызгивая вокруг капли малинового сиропа, я снова была вынуждена выбежать из-за стола.

Муж опять ничего не заметил, а свекровь перехватила меня на выходе из ванной и спросила вполголоса, не беременна ли я. Я помотала головой и поскорее ускользнула на работу. По дороге прикинула по датам и уверилась, что беременность наступить никак не могла, уж не так часто мы с мужем занимаемся сексом. Тест тоже ничего не показал, и на душе у меня полегчало, но, с другой стороны, всякое могло случиться, и я взяла у Ленки Соловьевой телефон ее гинеколога – не хотелось идти в районную консультацию.

Доктор внимательно меня выслушала и осмотрела, сказала, что по ее части все в порядке, и назначила обследование и анализы. В общем, я оставила в этой клинике кучу денег и получила бумажку, в которой было написано, что я здорова и не беременна. Тошнота по утрам, однако, продолжалась с завидным постоянством. Свекровь бесконечно приставала с расспросами, и даже моя справка ее не слишком успокоила.

Если бы она знала, как страстно я не хочу ребенка от ее сына, она бы так не изводилась.

Я продолжала теряться в догадках, что это на меня нашло, пока в один прекрасный день меня не осенило: все дело в муже. В самом деле, глупо было бы думать, что так на меня действует обычная еда. Ну, ненавижу я манную кашу, так ведь не ем же ее! И ежедневно перед моими глазами проходит множество различных продуктов разной степени привлекательности и свежести. Именно проходит, то есть непрерывно движется по ленте транспортера.

Я работаю кассиршей в продуктовом магазине. Не в большом супермаркете, где порядка и чистоты побольше, а в обычном сетевом магазине. Ходят к нам пенсионеры и вообще небогатые люди, ошибочно думая, что у нас дешевле. Может, конечно, и дешевле, но качество гораздо хуже.

Вот вчера одна бабуся взяла с полки рваный пакет с сахарным песком, да еще и разбила туда банку с томатным соусом. Все это оказалось возле моей кассы, так я и глазом не моргнула!

Рядом с нашим магазином находится «Макдоналдс», и я спокойно отношусь к запаху сомнительных подгорелых котлет – привыкла уже. Так что еда была ни при чем, все дело в муже. А тошнило меня именно за завтраком потому, что к совместному нашему ужину я приползаю настолько усталая, что мне уже все до лампочки – как он там ест, о чем разговаривает с мамашей…

Со временем я научилась успешно сдерживать позывы тошноты, в таких случаях помогают лимон или клюква. В общем, если у Ленки Соловьевой идиосинкразия на кипяченое молоко, то у меня – на собственного мужа.

Вы спросите, отчего я не пытаюсь устранить источник раздражения? Казалось бы, чего проще – если видеть его не можешь, тошнит тебя от него, наружу выворачивает, а детей у вас нет, так разойдитесь красиво, и дело с концом!

А куда мне деваться? Снимать квартиру? С моей зарплатой кассирши это нереально. Или же разменивать эту вот, где мы живем с мужем и свекровью?

Но тут все не так просто. Точнее, все сложно. А с моей невезучестью и глупостью почти невозможно. Да что там «почти» – совсем никак.

Я повернулась к свекрови спиной и допила чай с лимоном.

– Тонечка, ты не опоздаешь? – спросила она. – Витюша-то не торопится сегодня…

Можно подумать, что когда-нибудь торопится! Сам хвастался, что ходит только ко второй паре, с завучем воевал, но своего добился. А сейчас лето, экзамены, так что он вообще не каждый день в свою школу таскался. Репетиторством не занимался из принципа, говорил, что настолько хорошо объясняет материал, что не понять его может только полный дурак, а такому и репетиторство не поможет. Ну, теперь школьники пошли продвинутые, все экзаменационные задания из Интернета скачают.

Ладно, меня от этих школьных терминов тоже тошнит. И от сладкого голоса свекрови. Ишь как выпевает: сыночек, Витюша, а то еще: Витеночек! Вообще-то его зовут Виталий. Мамаши двоечников так и спрашивают по телефону: «Можно Виталия Евгеньевича?» Ненавижу.

Самое главное, что ненавидеть и злиться можно в данном случае только на себя, потому что по большому счету муж ничего плохого мне не сделал. Хорошего, кстати, тоже, но это вопрос субъективный, здесь у каждого свое мнение. Его мамаша убеждена, что само присутствие ее сына в моей жизни уже должно меня радовать до колик в животе. Или до тошноты.

 

Усилием воли я отогнала от себя эти мысли, потому что они приведут только к тому, что я и вправду опоздаю на работу. А менеджер Зойка такая стерва, выдумала систему штрафов, за каждые пять минут опоздания снимает проценты с премии.

Не подумайте, что все это время я стояла столбом и занималась самокопанием. Нет, я успела между делом одеться и накраситься, торопливо всунула ноги в босоножки и выскочила из дома. Только на лестнице услышала, как капли дождя стучат по металлическому подоконнику, и вернулась за зонтиком. Хотела надеть кроссовки, но сообразила, что на мне юбка; в общем, пока искала джинсы, да еще шнурок запутался… Время катастрофически поджимало, я бегом спустилась по лестнице и налетела на почтальоншу.

– Девушка, вы ведь из двенадцатой квартиры? – спросила она, исподлобья разглядывая меня.

– Ну да! – я застыла на пороге.

– Гусакова А. А. – это, случайно, не вы? – она смотрела с непонятным недоверием.

– Ну, я… – нетерпеливо повторила я. – А в чем дело?

– Это вы, значит, к Шерстоуховым въехали, – констатировала она.

Шерстоуховы – это мой муж и свекровь. Когда я выходила замуж за Виталия, решила не менять фамилию, не нравилась она мне. Свекровь согласилась, и только потом я поняла почему.

– Соседка их, значит, будете… – не отставала почтальонша.

Въехала я в двенадцатую квартиру почти два года назад и теперь уже не соседка, а жена, член, можно сказать, семьи. А почтальонша про это не знает, потому что писем мне никто не пишет и газет я не получаю. И посылок мне никто не шлет.

– Слушайте, я на работу опаздываю! – не выдержала я. – Что вы хотели-то?

– Я-то ничего не хотела, – мгновенно обидевшись, сказала почтальонша, – а вам, между прочим, письмо пришло, заказное. А если вы и взять его не хотите, так я тогда извещение в ящик опущу, а вы сами в отделение наше приходите.

– Ой, мне некогда! – вскричала я. – Давайте сейчас!

– А я не нанималась письма заказные просто так носить, – тетка вошла в раж, – ноги отваливаются!

Я поняла все правильно и полезла за кошельком. Почтальонша выдала мне желтый конверт с напечатанным адресом. Все верно: Казанская улица, дом пять, квартира двенадцать, Гусаковой А. А.

Вместо обратного адреса стоял смазанный штамп, я разглядела только слово «нотариус».

Запихивая конверт в сумку, я посмотрела на часы и охнула – теперь я точно опоздаю!

Маршрутка ушла, пришлось ехать на автобусе, и народ так давился, что нечего было и думать достать из сумки конверт. Я плотно прижала сумку к груди и на всякий случай волком зыркнула на мужичка с бегающими глазками, отиравшегося рядом.

– Девушка, – тотчас закричал он, – вы что это так на меня смотрите?! Вы что это подумали?

– Отвали! – посоветовала дородная тетя, стоящая рядом. – Отвали, козел, а то как врежу!

Мужичка как ветром сдуло. Казалось бы, в такой толпе не повернуться, а вот поди ж ты…

На рабочее место я опоздала на пятнадцать минут.

– Рекорд! – с непонятным выражением прошептала Катерина, сидевшая за соседней кассой. – Слушай, Зойка уже изошла на дерьмо, мало тебе не покажется…

В магазине по утреннему времени народу было немного. Хоть пенсионеры и ранние пташки, сейчас многие подались на дачу, на огороды.

Я прошла прямо в зал, не заходя в подсобку, чтобы не сталкиваться с менеджером, поэтому переодеться не успела. Нам полагается форма – уродские белые блузки с красным воротником и логотипом магазина на кармашке. Летом в ней жарко, а зимой – холодно, но начальство распорядилось, и приходилось носить.

К моей кассе нетвердой походкой подошел мужичок со следами сильного похмелья на лице. В руках он держал две бутылки пива. Рабочий день начался.

Официального обеда у нас нет, но каждые два часа полагается перерыв на десять минут – освежиться, покурить кому надо, можно кофейку выпить или съесть что-нибудь, если успеешь. Рыжая Зойкина голова появлялась в зале, на меня она не смотрела, но весь персонал прекрасно знал, что наша Зоя никогда ничего не забывает и ничего никому не прощает. Как говорят, она не злопамятная, просто злая и память у нее очень хорошая.

Я ждала своего перерыва с нетерпением – переодеться нужно и посмотреть, что же там, в заказном письме. Все-таки от нотариуса, не каждый день такие письма получаю…

Но когда прибежала довольная Катерина и кивнула мне – иди, мол, пока кофе не остыл, наша Зоя выскочила, как чертик из табакерки, и встала у меня на пути.

– Гусакова! – прошипела она. – Могу я поинтересоваться, куда это ты намылилась?

– У меня перерыв, – кротко ответила я.

– Никуда не пойдешь! – рыжая ведьма подошла ближе и схватила меня за рукав. – Ты опоздала на двадцать минут, значит, будешь без перерыва работать!

– Но, Зоя, мне в туалет надо…

– Потерпишь! – припечатала эта сволочь, и в голосе ее прозвучало неприкрытое злорадство.

– Ну, знаешь! – мне действительно было нужно, а еще вдруг накатила такая злость, что даже заломило в висках.

Я с грохотом задвинула кассу и выскочила в зал. Немногочисленные покупатели уже поглядывали в нашу сторону с опасливым любопытством, одна женщина на всякий случай отошла подальше. Зойка не посмела ничего сказать, но направилась за мной с таким видом, что я опасливо оглянулась на бегу.

Она перехватила меня в раздевалке.

– Можешь не переодеваться! – визгливым голосом заорала она. – Ты уволена!

– Как так? – я растерялась. – За одно опоздание?

– Да ты работать не умеешь нисколько, покупатели жалуются, у тебя недостача вечно!

Насчет недостачи она врала, не было этого, а покупатели всегда жалуются, бабки вечно всем недовольны, им угодить невозможно, хоть в лепешку расшибись.

– Но Зоя… – я решила спустить скандал на тормозах, уж очень не хотелось начинать изнурительные поиски работы. Сейчас лето, с этим будет трудно, не в ларек же идти…

– Не смей мне тыкать и Зоей звать! – орала рыжая ведьма. – Я с тобой водку не пила!

Что, интересно, она имеет в виду? Что я на работу пьяная прихожу? Или под забором валяюсь?

Я взглянула ей в лицо и поняла, что мирного разговора у нас не получится.

– А как мне к тебе обращаться? – огрызнулась я. – Зоя Ивановна? Или вообще мадам Желудева? И хватит орать уже! Вычти там за опоздание сколько положено и не мешай работать!

– Я сказала – ты уволена! – она успокоилась. – Нам такие дуры в магазине не нужны!

– Магазин не твой, ты такой же наемный работник…

– Пошла вон! – У меня еще сильнее заломило в висках от ее крика. Да, похоже, вместе нам с Зойкой больше не работать.

– Расчет давай! – я отвернулась к своему шкафчику.

– Завтра в главном офисе получишь! И сегодня до конца дня отработаешь!

– Вот уж фиг тебе! – рявкнула я. – Уволена так уволена! Хоть сама за кассу садись!

Если бы она сказала еще хоть слово, я бы выдрала ей рыжие волосенки. Но Зойка посмотрела мне в глаза и ушла молча. Собралась я быстро, не было у меня никаких вещей, в этом магазине я работала всего-то меньше полугода.

С Катериной простилась издалека – у нее была очередь, и пошла себе на улицу. Миновала «Макдоналдс», автобусную остановку, химчистку и парикмахерскую.

Что делать? Куда податься? Если домой, то свекровь сразу начнет спрашивать, почему я не на работе, потом будет утешать фальшивым слащавым голосом. Мужу-то все равно, он только о своем всегда рассказывает.

Я увидела вывеску кафе и решила посидеть и отдохнуть немного. Заодно и кофе выпью, а то на работе не получилось.

В кафе было мало народу, потому что время завтрака давно прошло, а время обеда еще не наступило. Было полутемно и прохладно. Я заказала большую чашку капучино и кусок творожного торта. Играло негромкое ретро, никто мне не мешал, я отхлебывала кофе и раздумывала о своей жизни.

Вот вроде бы не уродина и не полная дура, а жизнь все время подкидывает такие подлянки, от которых я не могу опомниться и опускаюсь все ниже и ниже. Что сегодня орала эта стерва Зойка? Что я вообще ничтожество, ничего не умею и даже для такой простой работы ума у меня не хватает. Ну, положим, на восемьдесят процентов это все вранье, но почему она прицепилась именно ко мне? Другие тоже опаздывают, и покупатели на них жалуются, но крайней почему-то оказалась я.

Мы жили с родителями втроем, ни братьев, ни сестер у меня нет. Бабушек-дедушек я тоже не помню. Жили так себе, не было в наших отношениях особенной нежности и любви. Когда я закончила школу, мне надоели вечные материны попреки – дармоедка, мол, эгоистка и лентяйка – и я решила пойти работать. Закончила секретарские курсы и тут же нашла работу в одной маленькой фирме.

Но проработала там недолго, потому что фирма очень быстро разорилась. Я устроилась в другую фирму, уже по знакомству, но пришлось уволиться через два месяца, потому что начальник расстался со своей постоянной любовницей и начал вязаться ко всем подряд. Когда он три раза в течение одного дня ущипнул меня за попу, я возмутилась и подала заявление.

В приличное место меня не брали – я плохо знала компьютер, кофе заваривала отвратительно, да и одевалась бедновато, в меру своих финансовых возможностей. Словом, украшением приемной служить никак не могла, а работать не умела.

Наконец мне вроде бы повезло – начальник попался немолодой и невредный, прощал мне ошибки в работе, жалел даже. Сам он был одинокий, дети давно уехали не то в Израиль, не то в Америку, а жена все время болела. Хороший, в общем, был дядька, оплатил мне компьютерные курсы, все уговаривал учиться. Я относилась к нему с уважением, если надо было задержаться – никогда не отказывалась. За добро нужно платить добром.

И вот сидели мы как-то вечером, он мне диктовал что-то – ему срочно надо было успеть к утру, и в офис явилась его жена. Оказалось, что она больна психически и по полгода проводит в сумасшедшем доме. А сейчас ее временно выпустили. Но не потому, что она нормальная, просто у них мест мало, очередь из психов большая.

В общем, увидев меня наедине с мужем, тетя устроила грандиозный скандал, орала так, что на улице было слышно. Пыталась выдрать мне волосы и выцарапать глаза, шеф ее еле удержал. Но сам пострадал – она стукнула его дыроколом, да так сильно, что пробила голову до крови. Хорошо, что подоспела охрана. И главное, никто ведь и понятия не имел, что она сумасшедшая, все подумали, что она застала нас с шефом за чем-то этаким. Короче, их растащили, а шефа хватил инфаркт прямо тут же, в кабинете.

Умер он в больнице через два дня. Женушке его ничуть не попало – она предъявила справку из психбольницы, а меня таскали в полицию на допросы. Работа в фирме, естественно, накрылась медным тазом, да еще и слухи обо мне пошли разные, в общем, с секретарством пришлось на этом завязывать.

Мать, кажется, поверила в то, что ненормальная жена шефа застала нас тепленькими, во всяком случае, все время твердила, что дыма без огня не бывает и что нечего было торчать с ним вечерами, лучше бы дома сидела и по хозяйству что-нибудь полезное сделала.

Нервы мои были ни к черту, и как-то мы крупно поругались. Скандалили мы и раньше, то есть мать заводилась с полуоборота по какой-нибудь ерунде. Обычно ее унимал отец – просто говорил тихо: «Таня…» И смотрел при этом строго. Его она слушалась.

В этот раз все было сложнее, они выставили меня из комнаты и о чем-то говорили там вполголоса. Мне было ничуть не интересно, и я ушла к себе, чтобы поплакать в подушку.

Было ужасно себя жалко – угораздило же вляпаться в такую историю. Теперь соседи смотрели на меня косо, а родная мать в сердцах обозвала неприличным словом. И главное, совершенно без основания! Хотелось послать их всех подальше и уйти. Но куда? Был у меня парень еще со школы, но в последнее время мы с ним как-то разбежались. А после той истории, когда умер шеф, он со мной и разговаривать не стал. Ну, не больно-то и хотелось.

Отец тогда пришел ко мне в комнату и сказал, чтобы я поступала учиться. Он советовал на бухгалтера – профессия востребованная, и учиться не пять лет, как в институте. Мне было все равно, и я выбрала техникум, где готовили бухгалтеров.

А когда закончила его, то отец неожиданно умер – что-то там у него оказалось не в порядке внутри, сделали операцию, но неудачно, не вышел из наркоза.

Если вы думаете, что общее горе сблизило нас с матерью, то глубоко ошибаетесь. Стыдно признаться, но особого горя я не испытала. Как я уже говорила, в отношениях у нас в семье не было теплоты и нежности, хотя отец меня никогда пальцем не тронул, не ругал сильно и даже заступался иногда перед матерью.

 

С матерью отношения разладились окончательно, и когда она предложила разменять нашу трехкомнатную квартиру, я согласилась без долгих колебаний. Она провернула все на удивление быстро, я въехала в первую же попавшуюся однокомнатную квартирку в обычном доме. Себе она выбрала что-то получше, но меня в гости не приглашала, сказала, что мы друг с дружкой ужиться не можем, поэтому она надеется, что видеться мы больше не будем.

Я только пожала плечами и подумала, что все к лучшему, буду сама устраивать свою жизнь.

Разобравшись кое-как с обустройством квартиры, я принялась за поиски работы. И тут начались сложности, потому что никто не хотел брать бухгалтера без опыта работы и без рекомендаций.

В конце концов я встретила одну девицу из техникума, звали ее Ульяна. Во время учебы мы с ней мало общались, как-то не пришлось. Пересеклись только один раз, на первом курсе меня пригласил на вечеринку один парень, на которого, как выяснилось, эта Ульяна имела виды. Я об этом понятия не имела и еще удивлялась, что она весь вечер смотрит на меня волком. С тем парнем мы повстречались некоторое время и расстались без взаимных обид, мне было с ним неинтересно, скучноватый оказался тип и очень самовлюбленный.

Через какое-то время их с Ульяной стали видеть вместе, и она теперь при встрече смотрела на меня с превосходством. Я только плечами пожимала – да ради бога, совет да любовь.

И вот примерно через полгода после окончания техникума мы с Ульяной случайно столкнулись в Пассаже. Сделали вид, что обрадовались, выпили кофейку в галерее. Она сообщила, что выходит замуж, я пожаловалась, что не могу найти работу. И тут глаза ее блеснули, и она сказала, что может мне в этом деле посодействовать, якобы ее соседка только что уволилась из одной коммерческой фирмы, там срочно ищут бухгалтера, и меня возьмут по ее, соседкиной, рекомендации. Оклад приличный.

Я ужасно обрадовалась, потому что деньги подошли к концу, а к матери по этому вопросу нечего было и думать обращаться. Но сделала серьезное лицо и спросила, отчего уволилась соседка и почему сама Ульяна не идет работать в эту фирму, раз место такое хорошее и оклад приличный. Ульяна ответила, что соседка нашла другое место, еще лучше, а она сама работать после замужества вообще не собирается, муж будет ее содержать.

В эту фирму меня и вправду взяли охотно. Фирма была небольшая, я довольно быстро освоилась, потому что на первых порах в бухгалтерии не было ничего сложного. Директор, он же хозяин фирмы, в офисе не появлялся, всем заправляла его зам, Оксана Григоренко – крупная такая деваха, всего у нее было много, даже чересчур: и волос, и голоса, и фигуры. Оксана несколько раз в месяц носила документы директору на подпись, а я занималась бухгалтерией.

Так прошло несколько месяцев. Не то чтобы мне очень нравилась работа, но я притерпелась к Оксане и немножко расслабилась.

И вот после сдачи очередного квартального отчета меня вызвали в налоговую инспекцию, и там незнакомая баба, не та, с кем я имела дело раньше, сказала, что в фирме огромная недоимка по налогам. Я смотрела на нее непонимающими глазами, тогда она ткнула пальцем в соответствующую графу ведомости.

– Ах, это… – я перевела дух, – так у нашей фирмы же налоговые льготы. Еще с позапрошлого года!

Баба уставилась на меня абсолютно неживыми прозрачными глазами и сказала, что была проверка и что все справки о налоговых льготах оказались липовыми. То есть бухгалтерские документы фальшивые, а это, милая девушка, уголовно наказуемое деяние. Забыв проститься, я бросилась к Оксане. Та выслушала меня недоверчиво – дескать, я все наверняка путаю по своей неопытности и бестолковости, потом взяла документы и пропала до конца дня. Я пила поочередно то кофе, то валерьянку, потом появилась Оксана и заперлась со мной в кабинете. Она закрыла окно, отключила телефон и только тогда сообщила мне вполголоса, что все верно, злоупотребления имели место, все справки о налоговых льготах фальшивые.

– Ты знала! – вскричала я, наконец-то прозрев.

– Не ори! – спокойно ответила она. – Если я что-то и знала, то с меня спроса никакого. Я в этой фирме никто. А право подписи у тебя и у директора.

Далее оказалось, что директор, он же владелец фирмы, давно уже проживает на Кипре, и Оксана передавала ему документы с оказией, иногда и сама летала на выходные. У него таких маленьких фирмочек было несколько, он проворачивал какие-то дела, деньги перекачивал или еще что, Оксана сказала, что мне это не важно. А важно то, что за это полагается тюрьма. А поскольку директор со своего Кипра возвращаться не собирается, то сидеть буду одна я.

На такой минорной ноте мы с ней простились до утра.

Не стану рассказывать, как я провела эту ночь. То есть сначала, придя домой, я позвонила матери. Больше некому было звонить. Но как только она услышала мой гнусавый от слез голос, заорала в трубку, чтобы я оставила ее в покое, чтобы не портила ей жизнь и так она достаточно от меня натерпелась. И бросила трубку.

Скажу сразу, тогда меня спасло только то, что в доме не было никаких сильнодействующих лекарств. В противном случае я наглоталась бы таблеток и не сидела бы сейчас здесь, в кафе, терзаясь воспоминаниями. Может, и к лучшему…

Я позвонила Ульяне, чтобы она помогла мне разыскать ее соседку. Потому что по всему получалось, что моя предшественница на посту бухгалтера прекрасно знала все, что творилось в этой фирме. Потому и уволилась.

Ульяна очень удивилась моему звонку, сказала, что про соседку ничего не знает, потому что живет сейчас у жениха, у нее скоро свадьба. Когда же я по дурости выболтала ей, что у меня неприятности, в голосе Ульяны послышалась такая радость, что я поскорее повесила трубку. То есть, запоздало поняла я, это она нарочно меня подставила, предложив сомнительное место. Ну вот что такого плохого я ей сделала? Парня увела? Так он потом все равно к ней вернулся!

Однако предательство Ульяны не настолько меня ранило, как разговор с матерью. То ли я уже притерпелась, то ли не ждала от Ульяны ничего хорошего.

В общем, утром Оксана снова заперлась со мной в кабинете и заявила, что вопрос с налогами можно решить. Только нужны деньги. Причем большие. Не для того, конечно, чтобы заплатить недоимку, а для того, чтобы укротить ту самую налоговую бабу. А большие деньги нужны потому, что она уже к этому делу внимание привлекла. И теперь не только ей заплатить нужно.

С замиранием сердца я спросила сколько. Оксана оглянулась на дверь и шепотом назвала сумму. Я сразу успокоилась – таких денег у меня не было. Не было даже половины. Да что там, и четверть такой суммы я собрать ни за что не могла.

Никогда в жизни не водилось у меня денег. С родителями жили мы бедновато, зарабатывала я мало, едва хватало на одежду и кое-какие развлечения, богатых родственников не было.

– Продавай квартиру, – посоветовала Оксана, – в противном случае – тюрьма. Там тебе квартира точно не понадобится.

Я вспомнила прозрачные, абсолютно неживые глаза налоговой бабы и поняла, что на снисхождение рассчитывать не приходится.

Оксана очень быстро все организовала, буквально за неделю квартирка моя оказалась продана, а так как по закону человека нужно куда-нибудь выписать, то я оказалась владелицей крохотной темной комнатушки в старом доме на Казанской улице. Матери я про перемену места жительства не сообщила.

И начался следующий этап моей невезучей и скучной жизни, про который тоже не хочется вспоминать.

Внезапно мне стало так плохо, что захотелось упасть головой на стол и зарыдать. А потом биться головой о стену и выть. Я даже удивилась – с чего это вдруг? Зойка нахамила, уволили меня из магазина? Так не в первый раз такое происходит. Можно бы и привыкнуть. Не к кому обратиться, не у кого просить помощи или хотя бы простого утешения, потому что хоть и есть у меня по документам муж, но он, говоря прямо, – форменный козел, тряпочный урод и законченный придурок. А может быть, я другого и не заслуживаю?

Слезы подступили к глазам, и я полезла в сумку за платком. И тут под руку попался желтый конверт. Я совсем про него забыла!

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15 
Рейтинг@Mail.ru