Наталья Андреева
Эра Стрельца
Почему не клеилось? Невозможно любить за двоих. Если в этот момент все его мысли о другой женщине, твои мысли о том же. Словно в постели лежит кто-то третий. Впрочем, Серебряков никогда не настаивал. Как женщина Ирина его не интересовала. Но любовниц своих Александр Серебряков откровенно презирал. Продажные. Знал, что жена ему не изменяет и никогда не будет изменять, и это ставило ее выше всех прочих женщин. Потому что это только его женщина. И ничья больше. На этом и базировалось пресловутое согласие, в котором Серебряковы прожили пятнадцать лет.
После того первого раза она сразу же забеременела. Нельзя сказать, что Александр обрадовался, когда Ирина об этом сказала, но на следующий день они пошли в загс. Родители, конечно, всплакнули, мол, рано, надо бы институт закончить, но вскоре занялись приготовлениями к бракосочетанию. Свадьба была скромной. Ирина была счастлива, но тихо. На плече у мужа не рыдала, за оказанную честь не благодарила. Как случилось, так случилось. Серебряков научил ее сдержанности в проявлении чувств.
Через семь месяцев после свадьбы родился сын. Странно, но мужа она любила больше. Казалось, все чувства должна была перенести на младенца, но нет – Саша по-прежнему занимал ее мысли. Забота о Саше, карьера Саши. Своему успеху в бизнесе Серебряков был обязан и жене тоже. Не только своим способностям и удаче.
Порою он бывал жесток. Выговаривал ей за отсутствие вкуса. Даже кричал. Да, Ирина никогда не умела подбирать одежду и украшения. Так, чтобы шло. Розовое с зеленым, красное с желтым, колготки в цветочек. В ее деревне любили яркое. Поначалу она экономила на своей одежде, носила что попроще и подешевле. Когда появились деньги, начала покупать то, что казалось ей красивым. Серебряков приходил в бешенство.
Однажды они собирались в ресторан на деловую встречу. Ирина надевала бусы и вдруг поймала в зеркале взгляд мужа, который стоял за ее спиной и завязывал галстук. Взгляд был такой, что она испугалась. Обернулась и жалобно спросила:
– У меня что-то не так?
– Все, к сожалению, – ответил Серебряков и метнулся к платяному шкафу.
– Раздевайся и запомни, что с твоей фигурой это носить нельзя. Черные ажурные колготки носят женщины легкого поведения, а этот бант на голове… Это же просто смешно! Ты не девочка. И выброси, бога ради, эту бижутерию. Я тебе что, денег не даю?
– Что же тогда надеть? – растерянно спросила Ирина. Ей хотелось плакать.
– Длинное черное платье, которое я тебе привез из Италии, туфли на шпильке и нитку жемчуга. И сотри ты эту помаду! Все розовое, зеленое, перламутровое – выкинуть. Банты – к черту. Жду через пять минут, поторопись, мы можем опоздать.
Она сделала так, как велел муж, а на следующий день пошла в модный салон. Обратилась к услугам стилиста. И визажиста. И парикмахера. Изложила требования мужа: солидность, респектабельность, никаких бантов, ничего вызывающего.
Замечаний по поводу внешности и одежды любимый муж больше не делал. Но отношения их теплее не стали. Она просто выполнила свой долг, стала соответствовать. Ее тело по-прежнему не вызывало у Александра никаких желаний. Ах, если бы еще похудеть!
– Ирина Сергеевна, здесь нужны радикальные меры, – качал головой массажист. – Вы же никогда раньше не занимались спортом. Вот если все это срезать…
К радикальным мерам она не была готова. Нет уж, пусть все остается, как есть. Стань ее талия на десять сантиметров уже, это не возродит любовь, которой не было никогда. Прожили же они все эти годы без страсти. Быть может, она от природы не способна испытывать то, что описывают в любовных романах, которые Ирина Сергеевна тайком читала. Если бы все это было правдой, если бы было возможно, то муж ушел бы к одной из своих любовниц. С которой спал, и которая все это проделывала с охотой. Описываемые мерзости. Если не уходит, значит, ничего нет. И думать об этом не следует.
Когда муж уезжал в командировку или улетал за границу на очередную выставку, Ирина Сергеевна Серебрякова доставала из глубины итальянского шкафа любимую вязаную кофту с блестками, пуховый платок и заваривала в чайнике душистые травы, собранные в родном лесу. Пропускала очередной сеанс массажа и пекла пирожки. Смотрела сериалы, над которыми муж откровенно смеялся. Если заставал ее вечером за этим занятием, начинал язвить, называть деревенщиной и говорить другие обидные вещи. Хоть несколько дней прожить так, как хочется!
Она частенько думала о том, что живет хорошей, желанной для многих жизнью, но, увы, не своей. Любая другая женщина была бы от всего этого в восторге. Носилась бы по магазинам, не вылезала бы из салонов красоты, следила за модой. Так почему Серебряков выбрал ее? И почему терпит? Ни разу в жизни Александр не заговорил о разводе. Ирина Сергеевна жила спокойно.
Если Серебряков обнаружит кофту, он ее выкинет. Как выкинул все, что ей нравилось. Как истоптал всю ее жизнь, если уж быть честной. А как хорошо в родной деревне! Детство… Изба в четыре окна, посреди отгороженной кухни – беленая известью русская печка. В устье стоят чугуны. Бабушка ухватом вынимает один. Там топленое молоко, по краю чугунка запеклась коричневая пенка. Поддеть ее пальцем – и в рот. Ничего нет вкуснее! А само молоко розовое, душистое. За окном – старый сад. Погуляешь там, и словно бы все твои печали уходят в землю. В родную землю, по которой так приятно ходить босой.
В этом доме Ирина жила до поступления в педагогический институт и мечтала вовсе не о том, чтобы стать женой бизнесмена. Тогда о бизнесменах и слыхом не слыхивали. Знали, что капитализм – это плохо. Звериное, мол, у него лицо. А мечтала она стоять у школьной доски с мелком в руке и рассказывать детям о том, как прекрасен родной русский язык. Мечтала проверять детские сочинения, а потом обсуждать их в классе и попутно разбирать грамматические ошибки, как делала это ее любимая учительница, из-за которой Ирина и поступила в педагогический, на филфак. Так сложилась у нее жизнь или не сложилась? Рим, Париж, Вена… Турция, Италия, Канарские острова… Последнее время муж предпочитает летать за границу один. Или говорит, что один. Ей все равно. Она едет в родную деревню. Был Рим, был Париж… Так сложилась жизнь или не сложилась?
Пятнадцать лет… Она привыкла. Сын рос, становился все больше похож на отца. Это значит, вырастет таким же бесчувственным. Или она ошибается насчет чувств своего мужа? Спустя пятнадцать лет они вновь встретились, Серебряков и Лада. И Ирина Сергеевна потеряла покой.
Это случилось в модном ресторане, куда они с Александром пришли отметить юбилей бракосочетания. Что ни говори, памятный был день! Брак выстоял пятнадцать лет. И еще столько же выстоит. Ресторан, который выбрал Серебряков, был шикарным. Ирина Сергеевна по ресторанам не ходила. С некоторых пор муж не приглашал ее в спутницы на деловые встречи. С кем он туда ходил, Ирину Сергеевну не волновало. Секретарши для того и существуют, чтобы верить в сказку о Золушке, но всю жизнь оставаться на метле.
Как говорится, Москва – большая деревня. Если у ресторана хорошая репутация, посещать его становится у богатых людей традицией. Ладу Ирина Сергеевна узнала сразу. А вот ее мужа… Располнел. Лицо округлилось. Студентом был интереснее. Ирина Сергеевна машинально кивнула. Ей кивнули в ответ. Серебряков удивился, увидев пару, но не более. Он давно уже научился скрывать свои истинные чувства и делать заинтересованное лицо, слушая собеседника, если того требовал этикет или намечалась выгодная сделка. От студента, что демонстрировал презрение к окружающим, если они не соответствовали его требованиям, мало что осталось.
Итак, получив в ответ приветственный кивок, Ирина Сергеевна поняла, что придется возобновить знакомство. Если люди пришли сюда, значит, они добились успеха. Поводов избегать друг друга нет. Напротив. Вскоре они сидели за одним столиком. Ирина Сергеевна исподтишка наблюдала за Ладой. Вот над кем время не властно! Красавец фрегат по-прежнему плывет по волнам жизни, не замечая утлых лодчонок, что суетятся вокруг. Ветер удачи надувает его паруса. Денег у мужа достаточно, должно быть, она не пренебрегает услугами салонов красоты. Поездки на курорт, приятное безделье, премьеры, модные магазины… Ирина Сергеевна читала ее жизнь, как открытую книгу. Да, Серебряков прогадал! Надо было добиваться Лады, а не заключать поспешный брак с деревенщиной.
Но он был спокоен. Внешне. Только на губах появилась знакомая ей усмешка. Усмешка победителя, который знает, что добыча все равно не уйдет, потому суетиться не надо. Спокойно, с чувством, с толком, с расстановкой выследить дичь и прицелиться. А потом плавно спустить курок. Ирина Серебрякова почувствовала, что ее собственный корабль дал ощутимый крен. Лада вибрировала под взглядом ее мужа, как натянутая струна. Новый Серебряков был безжалостен. Недаром перед ним трепетали конкуренты.
Обменявшись взглядами, они одновременно поднялись. И пошли танцевать. Впервые в жизни вместе. Вот что значит пятнадцать лет! Девочка выросла, мальчик перестал упрямиться и надувать щеки. Ирина Сергеевна оцепенела. Оказалось, что за пятнадцать лет и она изменилась. Чужое счастье ее больше не умиляло. А как же она? Ее семья? Ее сын? Ее будущее? Нет, милые. Это надо было сделать пятнадцать лет назад. Но не сейчас. Жизнь сложилась. И у нее, и у них. Такая, как есть.
Вместе они смотрелись восхитительно. Легкая седина шла ее мужу. Мальчишеских вихров давно уже не было, парикмахер приезжал на дом, всегда один и тот же. Бассейн Серебряков посещал регулярно и за эти годы почти не располнел. Одежду заказывал у модельера, чье имя было на слуху. Мысленно она пожелала ему увечья, чтобы стать сестрой милосердия, привязать к себе на всю оставшуюся жизнь. Как это жестоко! А он? Разве он не жесток с ней?
Андрей, муж Лады, во время танца увлеченно беседовал с Ириной Сергеевной и, казалось, ничего не замечал. Она кивала в ответ, слушая историю их жизни. Пусть будет так. «Чем там кончаются любовные романы? <И все утонуло в океане любви?> Ну что ж, мои дорогие, вам обоим остается только утонуть», – подумала она и улыбнулась своему собеседнику:
– Твоя жена красавица. Впрочем, всегда таковою была. А я всегда умела хорошо готовить и за эти годы не разучилась. Поэтому приглашаю вас в субботу на ужин. К нам. Домой.
– Замечательно! Я помню твои пирожки. Сашка делился на лекциях, и все мы страшно ему завидовали.
«А тебе? – подумала она. – Жена – красавица на загляденье. Господи! Почему же ты ничего не замечаешь?!»
– А по какому случаю вы нас приглашаете?
– Да просто так. Как старых друзей. Мы ведь и теперь будем друзьями?
– Обязательно.
В субботу Елистратовы пришли на ужин. Ирина постаралась, приготовила свои фирменные блюда. Мужчины ели охотно и хвалили ее, Лада отговорилась тем, что соблюдает диету. Но тоже хвалила. Пили мало, Серебряков спиртным никогда не злоупотреблял, Ирина Сергеевна не употребляла вообще. Глоток сухого вина, чисто символически. Лада, как выяснилось, придерживалась того же правила.
Беседа вертелась вокруг кризиса и финансовых проблем обеих фирм. Разговаривали в основном мужчины. Ирина Сергеевна знала, муж заработал на кризисе хорошие деньги. Нужные люди вовремя подсказали, что надо придержать товар, не сбрасывать его за те деньги, которые начали стремительно обесцениваться. Вскоре у Елистратова зазвонил сотовый телефон, извинившись, он вышел в другую комнату. Ирина, сославшись на подгорающее жаркое, отправилась якобы на кухню.
Подслушивала она впервые в жизни. Но стыда не испытывала. Надо знать, о чем они говорят, ее муж и эта женщина. До нее доносились лишь обрывки разговора, но и этого было довольно.
– Любимая моя… Как я по тебе скучал!
– Где ты был так долго, почему не искал, не звонил? Сколько лет прошло, Саша!
– Я знаю. А ты совсем не изменилась.
– Жизнь изменилась. У нас обоих семьи, дети. Ты не думаешь, что уже поздно? Наше время ушло.
– Ерунда! Я все устрою, не волнуйся. Ты-то меня любишь?
– Да, я люблю тебя.
– Ну и все. Этого достаточно, остальное сделаю я сам. Встретимся завтра, я позвоню и скажу, где и когда. Договорились?
– Я не могу завтра.
– Хорошо, послезавтра, так даже лучше. У меня будет еще один день, чтобы все уладить. Ты позвони мне на сотовый, я запишу номер. Значит, послезавтра с утра буду ждать. Ты мне позвонишь, Лада?
– Позвоню.
«Вот и все», – подумала Ирина Сергеевна, почувствовав, что ноги подгибаются. А надо идти туда, к ним. Нет, на кухню. Мясо и в самом деле подгорает. Где взять силы? Отпустить? Или бороться? Какое решение принять?
На кухне она выпила стакан воды. Потом машинально выключила духовку. Потом включила. Жаркое подгорело, но, похоже, в этот вечер это уже никого не интересовало. Андрей Елистратов был взволнован, наверное, из-за финансовых проблем, о которых только что сообщили. Лада и Серебряков заняты друг другом, Ирина Сергеевна – своими мыслями.
Гости вскоре откланялись, и муж заперся в кабинете. Ирина Сергеевна помыла посуду и стукнула в дверь.
– Саша, к тебе можно?
– Я занят!
– Я хотела…
– У меня дела.
В другой комнате сын был целиком поглощен компьютерной игрой. Она осталась одна. Заглянула в спальню. Огромная кровать, где они спали, каждый на своей половине. Не нарушая священных границ. Ирина Сергеевна пошла на кухню. Никто ее не беспокоил. Вернее, не замечал. Она плакала, отвернувшись к окну.
«Саша, Саша! Зачем тебе эта женщина? Ты же видишь, что поезд ушел. Если бы ты хотел быть с ней, ты бы не рассчитывал на случайную встречу. Ты искал бы ее. И нашел. С твоим упорством в достижении цели ничего невозможного нет. Она не нужна тебе. Ты все понимаешь…» И решение пришло: бороться.
Через день, двадцать девятого августа ее мужа нашли убитым. В лифте, в доме, где жила его любовница. О которой Ирина Сергеевна давно уже знала…
– …Я любила. И прощала ему все. Его любовниц, частые отлучки, пренебрежение. Он и в делах добился такого успеха только потому, что никем не дорожил. Ни мною, ни семьей. Друзей у него не было. Пропадал на работе допоздна, домой приходил только спать. Иногда вообще не приходил. Как одинокий волк, рыскал в поисках кредитов и партнеров. Но я еще раз повторяю: в расследовании я вам помочь не могу. Врагов мужа не знаю, в делах понимаю мало, к любовнице Александра ненависти не питаю. Убивать его я не собиралась. И вообще… Я бы хотела остаться одна.
– Это муж на вас так повлиял? Предпочитаете, как и он, переживать в одиночестве, отвернувшись лицом к стене?
– Что? Да, знаете, так бывает. Прожив вместе много лет, люди кое-что друг у друга перенимают. К сожалению, Саше не перешла моя доброта. Он был жестоким человеком.
– Что ж, извините, что побеспокоил. К кому мне обратиться на фирме? Я бы хотел знать, как обстояли дела. Коммерческие тайны меня не интересуют, мне надо выяснить, кто мог быть заинтересован в смерти Александра Сергеевича. Может, конкуренты? Я знаю, что у него были проблемы в делах.
– Ситуация еще не стабильна. Фирма выживет, но за ее процветание я ручаться не могу. Теперь… – Она вздохнула. – Без Саши все будет гораздо сложнее. А обратиться вы можете к Паше, то есть к коммерческому директору.
– Сергеев Павел Петрович, шестьдесят третьего года рождения, не женат, проживает в Ясенево. Правильно?
– Да, верно. Номер дома и квартиры тоже есть? Или вам записать?
– Запишите, Ирина Сергеевна, запишите. Если вам не трудно. Буду признателен.
– А как насчет кофе? Говорят, у меня это получается. Варить кофе.
– У вас получается. Но я… спешу.
Алексей Леонидов брел по Москве в сторону метро. Погода готовилась сделать резкий скачок в осень, и Леонидов бормотал: «Любовь бывает разная: жидкая, твердая и газообразная… Любовь бывает…» Вот ведь привязалось! Лана отнесла Ирину Сергеевну к тем, кто способен лить слезы. Все так, но… Ирина Сергеевна твердо стояла на ногах. И так же твердо будет стоять на своих показаниях. Ничего не знаю о делах, о конкурентах, о его женщинах. И вообще она дама с характером. Мешала бы ей любовница мужа, Леонидов подумал бы сто раз, прежде чем сделать ставку на победителя. Но Лана… Ах! Светлана Анатольевна, Светлана Анатольевна! Как бы нам с вами перейти на ты? От газообразного воздыхания к чему-нибудь более существенному. Вы теперь на свободной охоте, я на охоте всегда. Профессия такая. Но надо же что-то и для себя иметь! Взятки – это хорошо. Но плохо. Что касается злоупотребления служебным положением… Неплохо было бы разок злоупотребить. Так злоупотребить, чтобы не было потом мучительно больно за бесцельно прожитые годы. Так злоупотребить, чтобы… Его мечтания прервал глас, раздавшийся с небес:
– Следующая станция…
«Да слышу я, Господи! Моя! Уж и помечтать нельзя! Вечно ты бдишь! Как только не надоест! Скучная у тебя работа, Господи».
Леонидов стряхнул оцепенение и двинул локтем соседа, который вел себя слишком уж нахально. Толкался, протискиваясь к выходу. Двери открылись, согбенная старушка с двумя огромными сумками в руках и рюкзаком за плечами рванулась в вагон с криком: «Бабушку, бабушку не обижайте!» Молодежь шарахнулась в стороны. Леонидов подумал, что напрасно обидел соседа. Бабушка снесла их обоих с пути, еле успели выскочить из вагона. Он привел в порядок одежду, которая пострадала в боях за место под электрическим солнцем метро, и двинулся к эскалатору. На волю всех! На волю!
Он долго пытался вызвонить коммерческого директора. Тот был то в банке, то в одном из магазинов, то по делам. Наконец выяснилось, что вечером Павел Сергеев будет снимать стресс на теннисном корте. После такого напряженного рабочего дня стресса должно накопиться много.
Что ж, теннис нынче в большой моде. Сверившись с бумажкой, Леонидов побрел к означенному спортивному комплексу. И добрел до него, ибо все конечно. За металлической сеткой, которой была огорожена площадка, невыносимо страдали двое мужчин. Один худой, другой с огромной лысиной. Лысина сверкала на солнце, ибо мужчина успел уже вспотеть. Оба были в фирменных футболках и трусах. Мысленно примерив на себя экипировку теннисистов, Леонидов заскучал. Ноги у него были не очень. То есть не мускулистые. А если уж быть честным до конца, то и кривые. Утешило только, что оба играли скверно. То, что сам он играть не умел вообще, не смутило. И никто об этом не узнает, вот что главное! Приняв вид знатока, Леонидов присел на скамейку и стал наблюдать за игрой. Кто же из них Сергеев?
Мячик ядовитого желтого цвета все время норовил покинуть пределы корта, и чаще всего слышались крики «болл» и «аут». Противники мучили друг друга, видимо, уже не первый сет.
«Класс игры невысокий, – вспомнил Леонидов слова Остапа Бендера, глядя на то, что некоторые смелые люди рискнули бы назвать теннисом. – Зато пижонства… Пижонства выше крыши! Как красиво он замахивается! Как поднимает ракетку! Ё ты мое! Сергеев, точно! Худой, а не лысый. Лысый просто потеет».
Зрителей было не много. У самой сетки, в первом ряду, сидела полусонная блондинка с длиннющими ногтями на руках и пыталась болеть за худого. Леонидова так поразили ее ногти, что теннис померк. Что можно делать такими руками? Стирать? Мыть посуду? Пеленать детей? Дудки! Это элитная порода блондинок. Выведенная специально для того, чтобы сидеть у теннисных кортов. У бассейнов. В шезлонге на берегу моря. Ради нее и старался худой мужчина в трусах. Блондинка пыталась хлопать его удачным ударам, но ногти мешали. Она явно скучала, и Леонидов отважился спуститься в первый ряд. Присел рядом, не отводя взгляда от ногтей. Потом глянул ниже, на стройные ноги и откровенно увлекся. Из открытых босоножек выглядывали пальцы с ногтями того же цвета, что и на руках. Он тихонько вздохнул. А вот когда в постели, насчет секса, с такими ногтями, это как? Мысль, конечно, крамольная, но никто ведь не узнает. Вот что главное! На то они и мысли, чтобы их скрывать. Он вспомнил Лану и вздохнул еще раз. Девушки были похожи на родных сестер. Хотя одна была яркой блондинкой, другая брюнеткой. Выражение лица – вот что делало их родными сестрами. Скучающее. И надменное. Наконец он осмелился:
– Девушка, вас не Ланой зовут?
– Еще чего! Я – Нора, – мгновенно проснулась блондинка.
– А Нора – это производное от чего, простите?
– В смысле?
– Ну, например, Лана, как мне удалось узнать сегодня ночью, выводится из Светланы, а из чего же следует такая прелесть, как Нора?
– Из Елены, – деловито ответила блондинка.
– У меня неважно с логикой. Не могу сообразить.
– Елена, Элен, Элеонора, Нора – это все одно и то же, – охотно пояснила блондинка.
– Восхитительно! – всплеснул руками Леонидов. – У вас так развито чувство прекрасного! Я в восторге! Ну а я просто Леша от просто Алексея.
– Вы чей-то шофер?
– Так похож? – мгновенно расстроился он. Принять сыщика за шофера!
– Да вы же без ракетки. И не в трусах. Значит, из свиты.
– А если я прохожий?
– Ну и проходите себе дальше. – Блондинка откровенно зевнула, потом добавила: – Я с прислугой романов не кручу.
– Ладно, Нора, карты на стол. Вы меня разоблачили. Я здесь жду Павла Петровича Сергеева, коммерческого директора фирмы «Алексер».
– Пашу? Почему же тогда я вас не знаю?
– А должны?
– Я Пашина девушка, – тряхнула блондинка копной волос.
– А я – Пашин следователь.
– Как, как?
– Тот есть оперуполномоченный, который собирает улики по делу об убийстве А. С. Серебрякова. Вы в курсе?
Девушка наморщила лоб. Она пыталась что-то сообразить. Пауза затянулась, Леонидов искал подходящую фразу, чтобы продолжить разговор, но тут теннисисты решили: довольно! И пошли к сетке. Худой пожал руку лысому, потом направился к выходу, прихватив по пути полотенце.
Вблизи он выглядел не таким юным и спортивным, как на корте. Его рот был сочный, плотоядный, как у любителя выпить и покушать, волосы редкие, зато грудь волосатая. Первым делом мужчина стянул майку. Блондинка взяла полотенце и нежно провела им по волосатой груди. Ногти ей не мешали. Леонидов поспешил представиться.
– Ну и что вы хотите? – вяло поинтересовался коммерческий директор.
– Поговорить с вами, Павел Петрович, всего лишь поговорить. Вы ведь не только коммерческий директор фирмы, вы были другом покойного, учились вместе с Александром Сергеевичем, много знали о нем. Не уделите мне времени для беседы?
– Нора, сходи, купи мне минеральной воды. Пожалуйста.
– А если ко мне будут приставать мужчины? – кокетливо спросила блондинка голосом красивой женщины, которой мужчины платят за то, что она есть на свете.
Сергеев поморщился, но ответил в тон:
– Задержи до моего прихода, хорошо? Я всех их побью.
Нора направилась выполнять просьбу Сергеева, волнующе покачивая бедрами. На ней был костюм теннисистки, короткая юбочка и обтягивающая майка. Поверх – ветровка. Но представить, что девушка играет в теннис с такими ногтями…
– Я вас слушаю.
– Красивая у вас девушка, Павел.
– Да, красивая.
– И дорогая, наверное?
– Это имеет прямое отношение к смерти Серебрякова?
– Как знать, как знать. Сегодня ночью я беседовал с любовницей Серебрякова. Вы, быть может, в курсе. Вижу: в курсе. Никогда не задумывались над тем, будет ли ваша девушка оплакивать вас?
По лицу Сергеева Алексей понял, что попал в больное место.
– Я, в отличие от Серебрякова, не женат и комплексами не страдаю.
– А он страдал? Какими же?
– Это вы с его бабами выясняйте. И почему все они его ненавидели.
– Кто конкретно испытывал бурную ненависть? Их что, было несколько?
– Хватало. Но ко мне это не имеет никакого отношения. Я с женщинами схожусь для взаимного удовольствия. Взаимного, заметьте.
Кто бы в этом усомнился! Сергеев в прекрасной форме. Но и Серебряков был не промах. Вот такие они, молодые бизнесмены. Ведут здоровый образ жизни, занимаются спортом, не курят и не пьют. Содержат любовниц. Опять-таки, для здоровья полезно. И внутри, и снаружи – броня.
– У вас были конфликты с покойным шефом? Или другом? Как вам удобнее?
– Меня его женщины не интересовали.
– А если отвлечься от волнующей вас темы? – Леонидов начинал подозревать, что комплексами в отношении противоположного пола страдает сам Павел.
– А чего мне с ним было делить?
– Как же так, Павел Петрович, а доходы? А власть? Неужто ваш номер – второй и вы с этим смирились? Судя по сегодняшней игре, лысого вы натянули.
– Этот лысый, как вы изволили выразиться, – уважаемый человек. – Сергеев пожевал губами. – У нас официальный допрос или как?
– Или как. За лысого простите. Разумеется, здесь все уважаемые люди.
– Что ж, извинения приняты. Что с вас взять… – Павел кашлянул и проглотил последнее слово. Как Леонидов догадался, «ментов». – Вы уже наверняка наслышаны, что приятным человеком Серебряков не был. У всех рано или поздно возникали с ним трения. Он не любил людей и никогда их не жалел. Загонял, как лошадей, и безжалостно бросал, когда нужда отпадала.
– Следует ли из этого, что по отношению к вам тоже была допущена несправедливость?
– Понимайте, как хотите. Я жаловаться не собираюсь. Тем более вам… – Слово «ментам» он опять проглотил. – Я в Сашу не стрелял, сидел дома с Норой, она может подтвердить, да и другие свидетели найдутся. Так что не надо мне наводящие вопросы задавать. Могу доказать, что я вообще стрелять не умею. И оружия у меня нет. И взять неоткуда. И справочку соответствующую принести.
– Можете. А что же вы так боитесь, что именно вас могут обвинить в убийстве? Так боитесь, что даже заранее начинаете оправдываться. Кстати, в Серебрякова стрелял наемный убийца. Судя по всему. Так что вам и не обязательно быть мастером спорта по стрельбе, достаточно иметь деньги. Хорошо вам платил покойный?
– На жизнь хватало.
Он врал. И не первый год. Ему не хватало. И врал не только этому тощему нахальному оперу. Он запутался в этом вранье, но миф о своем богатстве поддерживал. Мол, он не просто начальник отдела продаж, он компаньон Серебрякова. Не на зарплате сидит, а получает процент. Отсюда все. Машина, квартира, любовница. Теннис, час игры в который стоит не дешево, но Паша Сергеев не скупится. Да и чего скупиться, если денег куры не клюют?
Все считали Пашу человеком богатым, и он скорее пустил бы себе пулю в лоб, чем позволил, чтобы кто-то думал иначе. Самым страшным для него было признать, что другие добились большего. Имеют больше. А он никто. Зависть была тайным пороком этого приятного во всех отношениях парня. Злое чувство возникало из ничего: вот девушка прошла мимо – красивая девушка, и кто-то с ней спит. Почему не он, Павел Сергеев? Машина проехала мимо: крутая машина, и сидит в ней какой-то лысый хрен, а он, Павел Сергеев, смотрелся бы гораздо лучше. Хата, в которой живет подруга приятеля, – крутая хата. Он бы, Павел Сергеев, лучше вписался в роскошный интерьер. И дорогие теннисные корты только и ждут легких Пашиных шагов на упругом покрытии. Ждут именно его и дорогие магазины, и швейцары в шикарных ресторанах должны улыбаться приветливее, чем кому-либо еще. Павел Сергеев – король жизни. Все остальные – его слуги. Но…
Красивая жизнь его отторгала. Как инородное тело. Неудачник завидовал всем, кому повезло. Чужой кусок всегда слаще, чужая постель мягче, а чужая жена желаннее прочих женщин. Паша страдал и делал долги. Вот-вот он выкрутится, и ему непременно повезет. Будут деньги, много денег. Будет своя собственная фирма. Ему давали, ибо созданный Пашей имидж служил гарантией возврата. Такой шикарный парень! На такой машине! С такой блондинкой на переднем сиденье! Ну разумеется, отдаст. Он перезанимал у одних знакомых, чтобы отдать другим, потом перезанимал у тех, кому только что отдал, и в итоге очутился в кругу одних только кредиторов. И, естественно, самым крупным был его шеф и друг детства Александр Серебряков.
Самое скверное, что тот его быстро раскусил и не упускал случая лягнуть в больное место. Мол, богатый бедняк. Уступи любовницу со скидкой, как подержанный товар, когда начнется распродажа имущества. А до этого недалеко. Сначала Сашка давал деньги легко и отмахиваясь: какие, мол, с друзей проценты! Тем более, что начинали они вместе, и Паша поначалу вложил в фирму собственную наличность. Скоро его потребности превысили доходы, и деньги свои он постепенно изъял из оборота, о чем потом жалел до умопомрачения, ибо обороты фирмы росли. Серебрякову же это было на руку. Над Пашей он тайно смеялся. Вот ведь нет у человека терпения! Подожди годик-другой, и все будет твое. Машины, квартиры, блондинки, брюнетки. Терпения нет.
Выкупив его долю, Серебряков стал единоличным хозяином фирмы. А спустя какое-то время стал брать с бывшего друга немалые проценты. Ибо дружба между ними давно уже кончилась. Паша дернулся было туда-сюда, пробовал стать в позу, но Серебряков держал его на коротком поводке. Паша не мог уйти из фирмы, не мог найти другую работу, за которую платили бы больше. Его зарплату Серебряков устанавливал сам, а он не любил переплачивать. Так тянулось довольно долго, и Паша смирился. Серебряков держит его долгами, чтобы работал на фирме. Но топить не станет. Паша нужен фирме. У него знания, опыт. Все утрясется. Но тут, совсем некстати, Нора попросила новую шубу: «До зимы рукой подать, – сказала она. – Ты же не хочешь, чтобы рядом с тобой шла облезлая обезьяна?»
До облезлой ей было далеко и в старой шубе. А что касается обезьяны… До нее у Паши было много девушек. Это было важной составляющей его имиджа – блондинка на переднем сиденье машины. Надо одевать ее так, чтобы все поняли: у парня есть средства. К кукле же предъявляются следующие требования: смазливое лицо и стройная фигура. Волосы у Норы были крашеные, ногти наращенные, ресницы тоже. Но ноги настоящие. Паша относился к ней, как к дорогой игрушке. Заниматься любовью с Норой было невыносимо. Ее отвратительные ногти раздражали. Судорожно сцепив руки у него на спине, Нора в момент накала его страсти думала только о том, как бы их не сломать. Он терпел, потому что на нее оборачивались. Шикарная девица! Но ведь дура набитая!
– Я хочу шубу…
– Милая, у тебя же есть шикарная шуба…
– Шикарная?! Ей уже год.
– Но…
– Ты же не хочешь, чтобы твоя девушка выглядела как пугало. Мне нужна новая шуба.
Отказать? Пойдет сплетня. У Норы много подружек в кругах, где вращаются Пашины кредиторы. Купить? А деньги? Деньги где взять?
Паша еще не знал, что главный удар, причем в спину, нанесет ему бывший друг. Друг детства…
– …Да, на жизнь мне хватает.
– Ну тогда вы счастливый человек, Павел Сергеевич! Завидую. Не многие этим могут похвастаться. А вы вот молодец! Я так понимаю, живете экономно, да и девушка ваша лишнего не просит. Умная девушка.
