Господи, как же приятно качаться на волнах, ощущать брызги на щеках, подставлять лицо теплому солнцу, чувствовать, как тело расслабляется, отдаваясь убаюкиванию морской прогулки. Только этот дикий вопль неимоверно раздражает.
– Мы умрем! Мы все умрем!
– Дура, ты и так умерла! – оборвал крик грубый голос.
Как же не хочется вылезать из такого приятного сна, но я своими глазами должна видеть того гада, который его испортил.
Лучше бы я этого не делала. Оказалось, что сижу я в лодке, покачивающийся у деревянного причала. Людей вокруг много, все они как на подбор, одеты в белые балахоны. Кто-то испуганно озирается, кто-то плачет, кто-то изо всех сил держит мужественное лицо, пряча свои эмоции. Спокойного нет никого.
Кроме парня и девушки, одетых в серые старинные камзолы с черными буквами на спине «ЧП». Чрезвычайное происшествие? Черный плащ?
– Выходим, – поторопил меня парень.
В душу заползло нехорошее предчувствие. Вот совсем не на пирсе я помню себя в последний раз. Да я вообще себя нигде не помню, и имени своего тоже.
– Шестьсот Седьмая, – недружественно дернул он меня за рукав парень, вытаскивая из лодки.
– Кто вы? – пискнула, приземляясь на деревянный пирс.
– Чистилище. Полиция. Проходите быстрее, – подтолкнул он меня.
– Я что, умерла? – вытаращилась я на него. Умирать с утра в моих планах точно не было.
– Дьявол вас раздери, – закатил он глаза, – в Чистилище разве можно живым попасть?
– Но мне нельзя. У меня работа, родители, кошка. Да я замужем-то ни разу не была!
– Это успеется, – улыбнулась рядом стоящая девушка, – в Раю знаешь, какие красавцы ходят? Ух! А если бы нашего Дьявола увидела, вообще слюнки бы потекли.
– Не-не-не, не нужно мне к дьяволу, – замотала я головой.
– Как знаешь, я бы Нижних выбрала, уж больно красавцы, накачанные, спортивные, мышцы – во, – она показала на своей руке.
– Я жить хочу! – завопила рядом со мной женщина, парень отвлекся на нее, а я выскочила и влилась в общий поток, шедших от воды.
Среди толпы было не так страшно. Если не смотреть на их лица. Заплаканные, испуганные, люди шептали молитвы или бранились последними словами. Я повторяла про себя «Отче наш», слабо надеясь, что здесь это поможет.
Вскоре толпа уперлась в длинную очередь, ведущую к длинной лестнице, уходящей прямо в облака. Рядом ходили люди в таких же серых камзолах, всматривались в номера, вышитые на балахонах, сверялись с планшетами в руках и клеили всем на грудь наклейку.
– Шестьсот Седьмая? – подошла ко мне женщина с планшетом. Что-то долго листала, потом разочарованно протянула. – Новенькая, еще в базу не занесли. Пока погуляйте, у входа на лестницу присвоят статус.
Погулять бы мне не мешало, нервы подуспокить. Да и в Чистилище я никогда не была, надо же посмотреть что здесь к чему. Вдруг и выход обратно найдется?
– Мужчина, – тронула я за плечо последнего человека в очереди, – вы на распределение?
Тот неуверенно кивнул. Они вообще понимают, куда попали, или по старой советской привычке стоят там, где очередь длиннее?
– Я за вами займу и отойду. Вы следующему скажите, что я стою, ладно?
Тот, не отвечая, отвернулся. Очередь сделала дружный шаг, а я в нерешительности осталась стоять. Уйти прогуляться или стоять, вдруг потом в очередь не пустят?
– Не надо мне ничего клеить, – мужчина нервно отдернул руку от подошедшей девушки в форме.
– Надо, – шлепнула она наклейку на его одежду, – это символ для Матушки-Судьбы, – ей так проще определять кого куда определять.
– Черный? – мужчина с презрением рассматривал нашлепку.
– Грешник, значит, черный, – пожала та плечами и прошла дальше.
Мужчина занервничал, задергался, стал бегать глазами по стоящим рядом людям и остановился на мальчике лет десяти-двенадцати, стоящему перед ним.
– Эй, ты, – окликнул он, дернул парнишку за плечо, – покажи, что там у тебя. Белый?
Он с силой рванул наклейку.
– Отдай, – закричал мальчишка, – это мое!
– На, – мужчина оторвал от себя черную метку и прилепил мальчишке на лоб, – не жалко.
– Ну и пожалуйста! – он быстро понял перевес сил и не стал связываться. – Очень нужен ваш Рай. Пропади он к чертям!
Я будто вросла в землю. С детства боюсь проблем, особенно, если они хамят и весят килограмм под сто. Ноги одеревенели, дыхание остановилось, внутренние органы и вовсе перестали работать. Я крепко зажмурилась, молясь, чтобы это побыстрее закончилось и не коснулось меня.
– Тридцать Седьмой, – схватила его за руку маленькая девочка, – а как же я?
– Ты идешь со мной! – он оторвал белую наклейку от балахона девочки и бросил на пол.
Схватил малышку за руку и потащил в сторону.
Мужчина гнусно заржал и показал мальчишке средний палец. Я перекрестилась и быстро прочитала еще одну молитву. Мужчина сделал шаг вперед в очереди, и между нами осталась лежать брошенная наклейка.
Я посмотрела по сторонам, убедившись, что никто не видит, быстро нагнулась и подобрала ее. Провела рукой по груди, будто поправляя одежду, наклеила ее. Еще раз огляделась по сторонам.
Никто не смотрел, не осуждал. Но червоточина заползла в душу.
Я ведь не грешница. Это точно. Ходила в церковь, слушалась маму, не перечила начальникам. Но эти дети.
Снова я огляделась в поисках мальчика и девочки, но их нигде не было.
Меня сзади подтолкнули, когда расстояние перед мужчиной стало уже большое.
– Я отойду ненадолго, – тело снова получило возможность двигаться, и я решилась. – Я за мужчиной занимала, – крикнула уже на бегу.
– Эй, – услышала я резко выбивающийся крик из общего гула.
Тридцать Седьмой с сестренкой неслись мне навстречу, белые полы их одеяния разлетались в стороны, демонстрируя загорелые ноги и босые пятки. За ними неслись двое охранников в черных камзолах. Ребята пронеслись мимо, а я выступила прямо на пути у преследователей, отчего мы все повалились. Успела увидеть только благодарный поклон мальчишки, и они скрылись в толпе.
– Дьявол вас побери! – с меня слез коренастый парнишка, дернул меня за руку, поднимая. – Вы не дали задержать опасных преступников!
И что так орет? Вроде взрослый мужчина, вон как вырядился официально: офицерская форма, только на спине, вместо ОМОН – огонь и горящие вилы. Интересно, это они Посейдона сожгли, что ли? Но самое странное – это рога. Такие маленькие, черные, торчали из головы, как у новорожденного барашка. Я невольно нагнулась, посмотреть, нет ли у него хвоста, но сие зрелище было скрыто толстой тканью.
– Опасного? – вернулась я к созерцанию накачанных рук парня. – Да это же ребенок.
– Йоден, не бурчи, – на ноги поднялась светловолосая девушка. Легкое шелковое белое платье облегало ее фигуру, а над головой виднелось едва заметное желтое свечение, – она права, это ребенок. Ты лучше посмотри, разодрал бедро, кровь течет.
Я опустила глаза – от брюк парня был оторван приличный кусок, а по ноге струйкой стекала алая кровь.
– Таких отлавливать надо заранее, – не унимался парень. – А это ерунда, заживет.
– Да куда он денется? Как понимаю, тут выход один, – показала я на лестницу.
– В том то и дело, что такие не уходят, а крутятся здесь веками.
– Найдем, – девушка погладила его по руке.
– Подождите, – я оторвала от своего балахона лоскут ткани и повязала его на ногу парню, – не ходите так, можно заражение крови получить. Бог, конечно, все видит, но и самому нужно о себе позаботиться.
– Бог, – хмыкнул парень, посмотрев на меня как на дошкольника в порно-салоне.
– Спасибо, – прошептала девушка, – видит, вы не сомневайтесь.
«Номер шестьсот семь, подойдите к лестнице распределения», – раздалось откуда-то сверху.
– Это вас, – показал мне парень на номер, вышитый на плече моего балахона. – Мы проводим, Матушку-Судьбу нехорошо заставлять ждать.
На лестнице меня, действительно, ждали. У первой ступени толпилась адполиция.
– Где же вы ходите? – недовольно пробурчал мужчина в черной форме. – А еще с белой наклейкой.
– Я не специально.
По сердцу стрельнула молния стыда. Я прикрыла наклейку рукой и проскочила мимо, быстро взбежав по ступеням.
Лестница была высоченная, а очередь двигалась медленно. Я то и дело смотрела вниз, примеряя, насколько я разобьюсь, если упаду. Ни перил, ни ограждений не было. Видимо, загробные власти посчитали, что второй раз умереть не получится, поэтому с этим элементом декора не заморачивались. Даже стало интересно, что будет, если упасть с этой высоты. Останавливало только одно – второй раз стоять в очереди я не хочу.
Часов через пять, так мне показалось, я добралась до вершины. Мужчина, отобравший наклейку у мальчика, шагнул на последнюю ступень и подошел к Матушке–Судьбе. Невольно засмотрелась на нее. Статная, с идеально выпрямленной спиной, высокой прической, уложенной волосок к волоску, она была больше похожа на Снежную Королеву, чем на Судьбу, распределяющую людей в Ад или в Рай.
Они были недалеко, но я не услышала ни слова, видимо, какая-то загробная магия. Мужчина молча слушал то, что она ему говорила, изредка махал руками, соглашаясь или протестуя. Больше протестуя, даже без звука я понимала, что он пытается выторговать условия получше, и уж точно не в Раю.
Матушке это надоело, она махнула рукой, и мужчина просто растворился в воздухе.
Ну все. Она узнала, что он украл наклейку. И то, что это не моя, она тоже узнает. Холод пробежал по позвоночнику, щеки налились жаром.
Что делать? Соврать? Сознаться? Убежать?
Мне стало не по себе, не угодить такой знатной леди, это тоже, что послать к черту маму Илона Маска у него на глазах. В своих глазах вырастишь, но тебя тут же закопают. Или растворят. Поэтому подходить я не спешила, топчась на последней ступени.
– Не бойся, – повернулась ко мне Матушка, – подходи.
С трудом сделала последний шаг и на негнущихся ногах подошла ближе, тут же поняв диспропорции в наших размерах. Привыкшая видеть людей выше по статусу я не привыкла видеть людей больше меня в размерах. Матушка же была метра три или четыре ростом, поэтому трон, на котором она сидела, был будто взят из музея Великанов.
– Ты мнешься потому, что грешила при жизни? – обратилась она ко мне.
– Нет, – я решила сделать все, чтобы неприятная для меня процедура закончилась, – мне очень нужно в туалет.
Лицо Матушки-Судьбы мгновенно изменилось, равнодушие, с которым она принимала каждого посетителя, сменилось ужасом.
– Повтори, – властно произнесла она.
– В туалет надо, по-маленькому, – сконфуженно произнесла я, да кому понравится говорить такое вслух, тем более дважды, – у вас очереди слишком длинные, а сервис не предусмотрен.
– Сервис, как ты говоришь, – взяла она себя в руки, – предусматривает, что ожидающие не испытывают ни жажды, ни голода, ни других потребностей.
– Значит, со мной ошибочка вышла. Если не очень возражаете, можно нашу беседу провести чуть быстрее?
Я уже откровенно переминалась с ноги на ногу, приплясывая на месте. На Матушку мои ужимки не произвели никакого впечатления, она продолжала внимательно всматриваться в мое лицо.
– Мне куда? Направо? Налево? Вверх? Вниз? Да определите вы меня куда-нибудь, сил нет больше здесь стоять! – выдала я, но тут же спохватилась, что за такие слова могу отправиться не туда, куда хочу.
– Вижу, что вела ты праведную жизнь, да растратить на грехи ее не успела. Думаю, можешь идти налево.
– В Ад, что ли? – ноги опять переставали слушаться.
Матушка скривилась, будто лимон откусила.
– Слева у нас экспресс на Рай. Не опоздай, а то и передумать могу.
Я бросилась прямиком туда, куда и было предписано. Влетела в какое-то облако, которое обволокло меня густым туманом, не давая рассмотреть и собственного носа. Не было страшно, ни капли волнения не было в моей голове, на тот момент хоть Рай, хоть Ад, было едино – лишь бы найти туалетную комнату.
– Простите, – натолкнулась я на кого-то, на ощупь определила жесткую одежду, провела рукой по лацкану пиджака и натолкнулась на грубую мужскую руку, – не подскажите, как пройти в уборную.
Рука тут же отдернулась, туман рассеялся, и я оказалась в центре длинной платформы. С одной ее стороны стоял еще более длинный паровоз, пыхтел трубой и отливал на солнце черными боками. По другую сторону возвышалась гора с белоснежными вершинами. Я залюбовалась, на секунду забыв о цели своего визита.
Человек, на которого я наткнулась, оказался машинистом, это стало понятно по форменной одежде и фуражке с надписью «Райский экспресс». Он не сводил с меня маленьких поросячьих глазок, держась на расстоянии и придерживая руку, в которую я вцепилась. Ну и не такой длинный у меня маникюр, обиделась я, посмотрела на руки и чуть не чертыхнулась. Маникюр у меня тоже отобрали, оставив короткие ноготочки без всякого лака.
– Вон там, – показал машинист, указав на небольшой домик в конце платформы. Такие были у бабушки в деревне, куда цивилизация напрочь отказывалась приходить. Коротко кивнув, бросилась к домику и захлопнула за собой дверцу и мысленно поблагодарила за хлипкую защелку. Надеюсь, отправление не произойдет без меня, а то таскаться мне здесь как Тридцать Седьмому несколько столетий. Гудка поезда я не слышала, расслабилась и уже собиралась выходить, как за дверью раздался шорох. Он был почти незаметный, неслышный, но я уловила осторожную поступь по траве, хруст палки под ногой и шорох раздвигаемых веток. Замерла, не желая выдать своего присутствия.
Звук пропал, я постояла несколько минут и после глухой тишины отворила дверь. Кроме колышущихся веток, да машиниста, ходившего по платформе, никого не было. Значит, показалось. Я пробежала до платформы и только собиралась взбежать по каменным ступеням, как за что-то зацепилась и со всего размаха упала. Обернулась посмотреть, что же за тварь оказалась причиной моего эпичного падения. Тварь оказалась довольно симпатичной, сильно смахивала на обычного человека мужского пола.
– Девушка, – протянул мужчина, продолжая держаться за мою лодыжку, – вы мне не поможете?
– Туалет вон там, – дернула я ногой, показывая в сторону зеленого домика.
– Помогите попасть на поезд.
– А что на него попадать, вот он стоит. Берете и садитесь. Или вы без билета?
– Мне очень нужно в Рай, – продолжал держаться за меня мужчина.
– Всем надо, – дергала я ногой, пытаясь подняться. – Я-то причем.
Только тут я заметила, что мужчина выглядит не очень. Даже совсем не очень, под глазами залегли глубокие синяки, на щеке была огромная кровоточащая царапина, а на уголке губ осталась запекшаяся кровь. Одежда его отличалась от белого одеяния прибывших в Чистилище, серый камзол с расшитыми бордовыми узорами был порван во многих местах, но все еще смотрелся достаточно дорого, голенища сапог были измазаны в грязи, а белая рубашка и вовсе превратилась в лохмотья. Тем не менее я отметила гладкое лицо, нежные, но крепкие руки, он явно с физической работой встречался нечасто. Желание вырываться пропало сразу, по лицу мужчины я видела, что он не врет, да и намеренья у него безобидные. Он не хотел причинить мне вреда, а вот исполнить последнее желание – это было ближе к истине. Я вздохнула, мама бы отбила мне руки, если бы узнала, что я помогаю нищим. Но пройти мимо я не могла, судя по всему, ему, действительно, нужно было попасть в Рай.
– Хорошо, я помогу.
Нога моя освободилась, я поднялась на ноги, оправила одежду и направилась к машинисту. Через пару шагов пожалела, что не рассказала о своем плане, но надеялась, что мужчина поймет, когда будет нужный момент, чтобы забраться в поезд. Как только я появилась на платформе, машинист не отводил от меня взгляда. Подойдя, я поблагодарила его и спросила, где мои места.
– Можете выбирать любое, сегодня пассажиров не так много, – он окинул меня оценивающим взглядом. – Не хотите ли воды?
Солнце пекло нещадно, предложение я приняла с удовольствием. За то время, когда машинист ходил за бутылкой воды, я оглядывалась, ища пассажира, но на платформе так никого и не увидела. Ну, мое дело предложить, я предоставила возможность попасть в поезд. А уж дойти до него мог бы и сам. Но все же прошла до края платформы, заглянула в те кусты, из которых была схвачена дрожащей рукой – никого не было. Лишь дорогая, красивая брошь в виде взлетающего лебедя валялась на земле. Я ее подняла и прикрепила к своему балахону. Все какое-то украшение.
– Держите, – услышала я сзади едва различимый голос.
Машинист протягивал мне бутылку. Я отвинтила крышку и с жадностью стала пить, отмечая, что машинист не сводит с меня любопытного взгляда. Принимая бутылку, он будто случайно коснулся моей руки и ненадолго зажал ее в своей. Выдернула руку, еще извращенцев-машинистов мне не хватало по пути в Рай.
В поезде было мало людей. Мне всегда казалось, что в Рай должна стоять очередь, а в Ад все идут по остаточному принципу. Я прошла несколько пустых купе и остановила свой выбор там, где сидела миловидная девушка. Сев напротив нее, я наклонилась, заглянув ей в глаза, но взгляд оказался таким же пустым, как у всех, кто стоял в очереди в Чистилище. Если с такой физиономией едут в Рай, что же в Аду творится?
Раздался гудок и поезд тронулся, слегка качнувшись из стороны в сторону. Желание заводить разговор пропало, я забралась с ногами на кушетку и стала смотреть в окно. Мимо проносились деревья, горы, озера, все они оставались позади, открывая новые природные просторы. Девушка напротив так и не сменила позу, только по мерному дыханию можно было определить, что она жива. Я постоянно посматривала на ее вздымающуюся грудь, проверяя, дышит ли. Не хватало еще в Рай приехать с трупом. Интересно, здесь все так «радостно» отправляются в Рай? Мне это место уже казалось чем-то опасным и безжизненным. Лучше бы бегала от адполиции с Тридцать Седьмым по Чистилищу.
Поезд резко дернулся, разрушив тишину купе, я не удержалась и ударилась скулой в окно, больно прикусив губу. Капелька крови скользнула по щеке, я ее стерла и посмотрела на свою спутницу, она все так же продолжала сидеть, смотря себе на руки. В вагоне послышались голоса, тяжелая поступь множества ног раскачивала вагон.
– Проверить все вагоны, каждую щелку, каждый сантиметр! – резкий голос прорвал райскую тишину.
– Герр Сэм, – голос машиниста дрожал, – пожалуйста, это ведь экспресс в Рай. Вы не можете. Здесь уважаемые люди.
– Вот сейчас и проверим, насколько они уважаемые.
Шаги раздались все ближе, я замерла, испуганно глядя на дверь. Еще чуть-чуть, и обладатель этого грозного голоса окажется у меня в купе. Но первым успел прошмыгнуть машинист, тут же развернул мои ноги в проход, наклонил голову и прошипел: «Сиди и не шевелись».
Голова была опущена, теперь я сидела также как, девушка напротив. Волосы свесились, от этого я могла разглядеть только нижнюю часть проема двери. В ней как раз и появились высокие сапоги, поднимавшиеся чуть ли не до колена, а суровый голос произнес:
– Почему их двое?
– Не могу знать, господин Сэм. Шок от произошедшего начинает отходить, страх накатывает, вот они и кучкуются.
Обладатель сапог вошел, повернулся ко мне спиной, демонстрируя отточенные лацканы камзола, развернулся, и я уставилась прямо в его кожаный ремень. От него исходил тонкий аромат лаванды, в носу засвербело, я честно пыталась удержаться, но мужчина так близко пододвинулся, шаря на полке у меня над головой, что я не выдержала.
– Апчхи, – в тишине вагона раздался мой громкий чих.
Мужчина отреагировал мгновенно – схватил меня за ворот рубахи и поднял на ноги. Дыхание у меня перехватило, волосы растрепались по лицу, я уже приготовилась умереть во второй раз, но тут наткнулась на его голубые глаза. Они не были агрессивные, не наполненные злобой, но в них сквозил неподдельный интерес. Рыжие кудри спадали на лицо, частично скрывая острые черты, тонкие поджатые губы.
– Кто ты такая? – рявкнул он прямо мне в лицо.
Я забилась у него в руках, пытаясь вырваться, но держал он меня крепко.
– Пустите, – дернулась я, ткань одежды треснула, и я осела на диван уже без рукава. – Вы мне теперь одежду должны!
Мужчина, кажется, смутился, вернул мне рукав, но продолжал сверлить меня взглядом. Угрозы я от него не чувствовала, но по телу пробегали мурашки только от взгляда на него. Это о таких мужчина мама говорила: «Держись от них подальше». И только на таких мужчин я тайком поглядывала, проходя с опущенной головой по улицам города.
– Кто она? – мужчина обратился к машинисту.
– Шестьсот Седьмая, – тот побледнел и сделал шаг назад, но там его уже подпирали двое стражников. – Сегодня в Рай отправили. Сама Матушка, – добавил он для надежности.
– Почему не в анабиозе? – рыжеволосый продолжал разговаривать с машинистом, игнорируя меня.
– Я вообще-то здесь, – решила обидеться я, но внимания этим не привлекла.
– Упала с перрона, – этот гад еще и придумывал на ходу, – головой ударилась.
Да что такого в том, что я не сплю и не выгляжу, как эти сомнамбулы? В Рай что, попадают только неживые курицы? Бойких и активных сразу в Ад? Не, я хочу в Рай. У меня отпуска давно не было, точнее, еще не было ни разу в жизни, только на работу успела устроиться. А меня решили обломать по всем фронтам? Нет, дорогие, если в Раю нужны полузадушенные курицы, будет вам курица. Когда хватка ослабла, я театрально повалилась набок, изображая полную потерю сознания и сознательности, задрав при этом подол балахона и оголив коленки. Пусть любуется и знает, кто сейчас уедет от него в теплые и солнечные места. Мужчина и правда, посмотрел на меня, я чувствовала его прожигающий взгляд, фыркнул и вышел из купе. Я полежала еще немного, дождалась, когда поезд тронется, и встала. Осторожно выглянула в окно – там стоял он, с курчавыми рыжими волосами, в шикарном камзоле и расшитых золотом сапогах. Он отдавал какие-то приказания солдатам, те разбегались в разные стороны, некоторые заглядывали под поезд.
Выглядело все это очень странно. Вроде взрослые люди, все одеты в черную форму с ярко-красными вставками, на спине у каждого герб в виде трезубца и пламени, у каждого в руках по тому самому трезубцу, на головах шапки, помесь котелка с кепкой. Все бегают, под кустами ползают, будто булавку королевы потеряли. Я невольно дотронулась до броши, которую нашла под кустами. Длинные волосы скрыли ее от глаз моего надсмотрщика, но после его ухода от нее будто стало исходить тепло. Еще раз провела рукой по броши. Показалось, наверняка этот бугай, когда хватал меня, взялся за нее, вот она от руки и нагрелась. Сейчас брошь была абсолютно холодная.
Посмотрела в окно и в этот момент этот рыжий дьявол повернулся и посмотрел в мою сторону. Я быстро юркнула обратно, еще не хватало, чтобы он увидел, что ни в каком я не обмороке. Второго обыска мне не нужно.
Перрон и рыжий мужлан остался далеко позади, поезд мерно покачивало из стороны в сторону, я прилегла, положила голову на руки, и сама не заметила, как заснула. Мне снился рыжий в своем позолоченном камзоле, он поднимает меня на руки, прижимает к груди и куда-то несет. Мне уютно и тепло, хочется прижаться к нему сильнее, ощутить на себе его крепкие руки, ласкающие меня. Но чувство близости резко теряется, меня окутывает холод. Сначала он легко теребит меня за пятки, прокрадывается к коленям, забирается под балахон и вот уже холодные объятия поглощают меня полностью.
Я резко открываю глаза. Не потому, что проснулась, а от того, что зубы начинают стучать без моего ведома так, что я прикусываю язык. Я в поезде. Вагон тот же, только напротив меня нет девушки, а за окном пейзаж стоит на месте. И дикий холод. Раньше так холодно не было, даже на улице светило солнце. Это во что они превратили Рай, раз здесь такой дубак? Попросили бы коллег снизу дровишек подбросить, а то заболеют у них честные смертники, чихать всем Раем будем.
Я закуталась в балахон, но согреться это не помогало. Может, нас уже привезли, все вышли, а я осталась? Ступила босыми ступнями на ледяной пол, холод прошиб меня насквозь. Быстро побежала к выходу. Двери во все купе были открыты, в них не было ни одного пассажира. Их и до этого было немного, но полнейшая пустота меня напрягала. Я добежала до двери, выглянула наружу и остолбенела.
Ни спереди, ни сзади не было вагонов. Да там ничего не было, кроме вековых сосен, закрывающих вершинами небо. Если вы подумали, что мой вагон где-то отцепили, то спешу вас разочаровать. Рельс тоже не было.