Наталья Филимонова
Царевна, царица, богатырь и птица
Ну вот – Алька там совсем одна, лежит ровно мертвая, а единственный, кто помочь ей может, без чувств тут валяется. Потому как сестра ее старшая, как оказалось, так и не научилась держать себя в руках!
– Не только. Ты ведь помнишь о последних донесениях от границы?
Правительница моргнула. Да… донесения. Она ведь намеревалась отправить сокола в разведку! Кто кроме него сможет справиться с этой задачей?
Впрочем, сейчас, как бы ни было, главное – Алевтина. Будет жива наследница – все будет иметь смысл.
А ведь и забирать ее от заставы теперь вовсе не ко времени будет…
Наина провела по лицу рукой.
– Ладно. В себя придет – сам исцелится. Я в него, сколько могла, влила сил. А теперь-то что с ним делать? Сколько он так пролежит? Ну как войдет кто? Я-то не пущу, так ведь и от двери увидят. Писарь с докладом, горничная с метлой…
Зеркало, казалось, задумалось.
– Ну… откати его в уголок, что ли.
…Никогда и никому не стала бы рассказывать правительница Тридевятого царства, государыня регент Наина Гавриловна, как пыхтела, пытаясь сдвинуть с места богатыря – да хоть на локоть!
Поначалу-то казалось – поднатужиться, да в опочивальню его снести, на постель уложить, по-людски все же.
Впрочем, от этой мысли пришлось отказаться сразу. Колдун, как все богатыри, был мужчиной высоким и крупным. А ведь на нем еще и кольчуга, и прочего железа немеряно! Пришлось принести из опочивальни покрывало, да прямо на полу постелить. В уголке, за конторкой – чтоб от двери не видать было. Большего она бы при всем желании для воина не смогла сделать. Пыталась мужчину за ворот волоком тащить – едва не надорвалась. В конце концов пришлось и впрямь… откатывать.
– Что ж вы, богатыри… едите-то… чтоб вас… – катить тоже оказалось не самой простой задачей, так что и дышалось-то от натуги тяжко, и на лбу испарина выступила. – Железа на себя… понавешают…
Приходилось прерываться, усаживаясь рядом, прямо на полу. Сидела, разглядывая бледное лицо колдуна.
Никогда красавцем не был. Почти и не изменился… впрочем – изменился, конечно! Старше стал. Тверже. Вот этой жесткой складки у тонких губ раньше не было. И морщинки хмурой между бровей, так и тянет ее пальцами разгладить. Брови черные, нос с горбинкой – все те же. Глаза закрыты сейчас, но они – точно не изменились, Ная помнила. Карие, а у самого зрачка – почти желтые, как у птицы, в которую он обращается.
И наверняка раньше он не был таким тяжеленным!
Ох и трудная это работа – богатырей по полу катать…
Управившись наконец, Наина чувствовала себя так, будто гору руками двигала. Даже плечи теперь ныли.
Впрочем, прежде чем позволить себе отдохнуть, девушка все же попыталась устроить пострадавшего насколько возможно – расправила под ним покрывало, подложила под голову подушку, после и вовсе сбегала за платком, смочила его водой из графина, отерла мужчине лицо.
Когда Наина наконец выпрямилась и тяжело оперлась о столешницу над зеркалом, пытаясь все-таки отдышаться, отражение, взглянув на нее, расхохоталось.
– Ох и вид у тебя… государыня регент!
*
Сознание возвращалось медленно. Какой-то был сон… теплый, светлый. Когда же Ратмир успел заснуть? Колдун моргнул, разглядывая высокий потолок.
Было что-то важное… царевна. Он летел на доклад… правительница! Сколько же времени прошло?
С трудом удалось повернуть голову.
Государыня регент что-то писала, сидя за конторкой. Как всегда – безупречная. Волосы уложены волосок к волоску, прямая спина, лицо не выражает ровным счетом ничего. Будто и не она молниями швырялась.
Словно почувствовав его взгляд, Наина Гавриловна подняла голову и отложила перо.
– Проснулся наконец? Надеюсь, исцелить себя в силах? Хорошо. Сейчас полетишь на заставу. Я дам вашему отряду еще один шанс. Как только Алевтина Игнатьевна будет здорова – сообщишь мне по зеркалу. – Голос был тоже, как всегда, чуть прохладным и ровным. Она говорила так, словно ни на миг не сомневалась, что у колдуна-недоучки все получится. – Все текущие обращения населения в ближайшее время перенаправлять страже. Задача отряда – стеречь царевну и выяснить все, что возможно, о попытке отравления. А ты… для тебя задача будет отдельная.
Глава третья, в которой царевна просыпается после долгого сна
– Еще глоточек за Светика… глоточек за Олешека… и глоточек за Наину Гавриловну…
Голос Савелия бормотал какую-то несусветную чушь где-то на краю сознания, но уловить смысл никак не выходило.
А первым отчетливым ощущением оказался вкус. До того мерзкий да гадкий, что глаза сами собой распахнулись на пол-лица, а тело просто подбросило – и Алька села.
И выплюнула изо рта ложку, безотчетным движением отмахнувшись от чьей-то руки и тотчас вытерев губы. Ох и пакость же!
А затем принялась диковато озираться. Вроде бы она дома, на лесной заставе. Только не в своей постели почему-то. И все семь богатырей разом столпились вокруг, замерли.
– Алевтина! – первым придушенно воскликнул младший из воинов – Светик. И тут будто прорвало плотину. Братья шумно радовались, хлопали друг друга по плечам, радостно смеялись, о чем-то спрашивали…
Поморгав, Алька наконец поняла: она почему-то на столе. В каком-то… ящике. Протянула руку и недоверчиво потрогала прозрачный бортик – не то ледяной, не то хрустальный.
– Это… это что же… это гроб?! Вы меня в домовину засунули?!
Ратмир, единственный из богатырей так и не улыбнувшийся, наконец разжал губы.
– Стазис-ларь. Для сохранности тела.
– Тела?!
Царевна медленно перевела на него взгляд. Она чувствовала себя на диво выспавшейся. И отлично помнила, когда так чудно высыпалась в прошлый раз. И кто был тому виной.
– Тыыы, – она злобно сузила глаза. – Да как ты посмел…
Ратмир лишь едва заметно хмыкнул и пожал плечами. А отвечать не стал. Провел рукой над ее головой и кивнул – не ей, братьям.
– Состояние пациентки не вызывает опасений.
А затем развернулся и направился к лестнице наверх.
– Стой, гад! – Алька попыталась вскочить, но поняла, что этак скорее перевернет свою хрустальную домовину – то-то осколков будет! Как же теперь выбраться отсюда-то? – Стой, говорю, я с тобой не закончила!
Колдун лишь дернул плечом на ходу, будто от надоедливой мухи отмахивался. И Алька бы, пожалуй, сказала и еще что-нибудь гневное – да только вдруг заметила, как поднимаясь по ступенькам, пошатнулся чародей. Тотчас выровнялся и в молчании продолжил свой путь.
– Он уж седмицу, почитай, не спал, – негромко пояснил Савелий. – Зелье для тебя варил. А до того все силы выложил – ларь для тебя этот самый начаровывал. Потом и полетать еще пришлось…
– Седмицу… – медленно повторила Алька. – Сколько же я спала?!
*
Извиняться царевна Алевтина Игнатьевна не любила и не умела. Да и в чем ей перед кем-то каяться? Она всегда говорила честно и прямо, что думала. От души.
Да вот отчего-то на этот раз будто червячок какой внутри вертелся, зудел, покоя не давал. Оттого и место себе найти сложно, и дела из рук валятся.
А этого колдунишку еще поди-ка найди да застань одного! Не при всех же в грехах каяться. А он то спит беспробудно посреди дня. То вон опять собрался куда-то. А сам черный, щеки ввалились, нос заострился, под глазами тени залегли… Встретила бы где такого – испугалась. Как есть чародей злющий!
Застать колдуна удалось перед самым отлетом. Он успел выдать Михайле запас самых необходимых зелий и мазей, оставить Савелию наставления по уходу за недавно пришедшей в себя девушкой, собрать что-то в поясную суму – да и вышел из избы.
Едва успела царевна выскочить следом – колдун собирался уже оборачиваться.
– Ратмир! Постой…
Маг обернулся.
– Я хотела… мне Савелий все рассказал, – слова посыпались из Альки, точно горошины. Заставляя себя подойти ближе, она через силу сделала шажок вперед. И еще один. – Что я сама виновата, и не надо было это яблоко есть. И еще что ты спас меня. То есть вы все спасли, но если бы не ты… но ты знаешь, ты тоже сам виноват ведь! Если бы меня тогда не усыплял, я б и не думала… а ты… а…
Ратмир слушал, чуть приподняв брови. На груди его поблескивал, будто крохотное зеркальце, медальон.
На очередном шаге царевна запнулась и едва не упала прямо на богатыря. В последний миг колдун все-таки подхватил ее. Лицо его оказалось близко-близко.
И на какой-то миг Альке вдруг показалось, что если сейчас опустить веки, повторится тот самый поцелуй в темноте ночной чащи. Нельзя так, не здесь, ведь увидит кто…
Веки сами собой опустились, а губы чуть приоткрылись. Сильные руки опустились на ее плечи…
И хорошенько встряхнули.
Алька распахнула глаза.
Ратмир пристально посмотрел в них и облегченно вздохнул.
– Зрачки не расширены… реакции в норме. Поберегла бы ты себя, царевна. Считай, что извинения приняты. Отдыхай теперь.
– Да я уж на полжизни вперед наотдыхалась! – в сердцах Алька даже ногой топнула.
Выпустив ее из рук и отступив на пару шагов, в следующий миг колдун уже обернулся чернокрылым соколом – и взмыл в небо.
– …Хотела сказать “спасибо”, – растерянно пробормотала царевна.
От колдуна пахло… полынью. Тимьяном. Еще какими-то травами.
– Скажешь еще, – голос раздался из-за спины, и Алька резко развернулась.
На пороге избы стоял, привалившись к дверному косяку и сложив руки на груди, Анжей. Лицо его как-то болезненно кривилось. Впрочем, в следующий миг он привычно беззаботно усмехнулся.
Много он видел?
– Вернется твой спаситель, никуда не денется, отблагодаришь по-царски…
Насмешливый тон окончательно вывел из равновесия царевну – и без того не больно-то спокойную.
– А тебе что – завидно? Сам-то что делал, чтоб меня спасти?
– Ничего, – Анжей пожал плечами. – Мне досталась небольшая легкая прогулка. Шла бы ты и впрямь отдыхать, царевна. Тебе лекарь велел.
*
– Ты разочаровал меня, сын, – слова короля, тяжелые, как камни, падали в гулкую тишину. – Тебе было дано простое поручение. Ты не справился. Ты ни на что не способен. Впрочем, этого следовало ожидать. Ты слаб.
Владетель Тридесятого королевства был зол настолько, что темнело в глазах. И именно поэтому его голос оставался как никогда ровным.
Сын… единственный сын – это ничтожество?! Надо было придушить свою жену-княжну сразу после свадьбы. Княжество в приданое – это все, чем она могла быть полезна. Все эти изнеженные дамы не способны рожать сильных сыновей – что его жена, что фаворитки. Стоило жениться на ком-то покрепче. Да хоть на той рабыне, что родила его единственного бастарда. Он, по крайней мере, был похож на отца, в отличие от этого размазни.
Увы, рабыня умерла при родах, да и мальчишка-раб в конце концов сбежал. Жаль. Вряд ли он мог быть чем-то полезен, бастард и сын рабыни не имеет никаких прав, но посмотреть на него было бы все же любопытно…
Юноша по ту сторону зеркальной рамы, казалось, вовсе забыл, как дышать – замер изваянием. Не двигалась и старуха за плечом Его Величества. Она тяжело опиралась на посох, низко опустив голову с надвинутым на глаза капюшоном.
– Отец… – сглотнув, юноша наконец решился заговорить, однако тотчас замолк, остановленный нетерпеливым властным жестом короля.
– Что ж, эти девки сами виноваты. Придется действовать… по-другому. Возвращайся. Я решу, что с тобой сделать. – Дернув уголком рта, король резко развернулся и вышел из залы.
Старуха не сдвинулась с места.
– Тетушка, – негромко произнес Елисей по ту сторону зеркала, и колдунья наконец подняла голову. – Вас я тоже… разочаровал?
Несколько мгновений она молчала, глядя на юношу с досадой и грустью одновременно.
– Я ошиблась, – ответила она наконец. – Снова. Это не твоя вина.
Сколько попыток у нее уже было за все эти столетия? Эксперименты с отражениями, поиски чистых душ, разработки “идеальных” ядов, попытки разобраться с этим самым ненадежным из всех условий заклятий – любовью…
“Когда любовь победит смерть и две чистых души найдут себя, отразившись друг в друге”. Ее сестра была безумна, сошла с ума от горя… впрочем, возможно, все совсем наоборот. Проклятие не сработало бы без ограничивающего условия. Вот она и нашла – такое, чтоб выполнить его было невозможно.
Колдунья горько усмехнулась. Сестра поставила еще одно условие – поскольку задолжала ведьма королевской семье, те, кто снимут проклятие, тоже должны быть правящего рода.
Часто ли в королевских семьях появляются те, кого можно назвать чистыми душами? И какие, леший их дери, души вообще можно считать чистыми?! С этим ограничением снять проклятие казалось вовсе невыполнимым.
И все-таки колдунья пыталась. Все эти годы неустанно искала. Искала среди всех без исключений отпрысков королевских семей. И бесконечно ошибалась.
Что ж… всего лишь придется начинать все заново. Привыкать ли ей?
– Возвращайся, мальчик, – устало произнесла она.
Елисей часто закивал.
– Ага… тетушка! А в какую сторону теперь возвращаться?
*
Корчма у самых ворот небольшого приграничного городка была невелика, но народу в ней хватало всегда. Попадались здесь и странники мимоезжие, и местные завсегдатаи – публика шумная и не самая почтенная, зато постоянная. Сидр и медовуху здесь разбавляли в меру, да и кормили вполне сносно. Насмерть, по крайней мере, никто пока не травился, а если кто и маялся после животом – улыбчивая жена корчмаря тому от щедрот душевных предлагала мятного взвару.
– …А настоящую царевну, говорят, та ведьма и вовсе отравила, чтоб навечно ее место занять! И стерегут теперь царевнино тело ведьмины богатыри из особого отряда…
Публика была уже изрядно выпившая, а потому сказочки заезжего бродяги слушала благосклонно.
Один только добродушный корчмарь, протиравший стойку – без особого успеха, поскольку тряпка была ничуть не чище – отчего-то крякнул.
– Эк ты, мил человек… про царицу-то нашу загнул.
– А чего? – бродяга, мелкий и верткий человечек в пыльной одежде, развернулся на лавке, хлопнув по столу кружкой. – Али не все знают, что она ведьма недоученная? И клятвы, стало быть, чародейской не давала!
– Ну, положим, и ведьма…
В корчме загудели.
К правительнице Наине в народе относились по-разному. Все больше – настороженно. С одной стороны – не дело девке одной на троне сидеть. Испокон веку в Тридевятом царь с царицей вместе правили. С другой – о народе правительница вроде как заботилась, просителей всегда выслушивала внимательно, немало добрых дел переделала. А с третьей стороны – вон, подати недавно снова подняли. Кому такое понравится? А еще – в солдаты по селам стали вдвое больше прежнего парней забирать. Это уж вовсе никуда не годится!
– Короля Демара она боится, – чуть понизив голос, с заговорщицким видом сообщил бродяга. – Вот и армию собирает. Сынок-то Демаров честь по чести к царевне сватался, у них еще с царем Игнатом все сговорено было. А теперь, значит, Елисееву невесту того… вот царица и боится, что король Демар-то ей окорот даст. Восстановит, стало быть, справедливость…
– Тело-то зачем стеречь?
Вопрос был задан незнакомым голосом, и корчмарь поискал глазами его обладателя.
Верно, еще один бродяга. Вон, в углу сидит сычом – сам чернявый, явно не местный, нос клювом, да еще глазами так и зыркает. Не шпион ли какой?..
Словоохотливый рассказчик на мгновение растерялся, закрутив головой.
– Чего?
– Тело, говорю, царевнино зачем богатыри стерегут? Раз уж она отравлена.
– Так… чтоб Елисей не забрал!
– А ему мертвое тело на кой?
Тут и там кто-то хохотнул, сообразив, что сказочка у странника и впрямь вышла хоть и страшная, да только странная какая-то. Сказочка и есть!
Да и кто поверит, что богатыри особого отряда таким черным делом занимаются? Про царицу-то всякое говорят, но богатыри – заступники, защитники, про них каждый слышал немало.
Рассказчик принялся что-то объяснять, все больше запутываясь, но слушали его уже с куда меньшим вниманием.
Темноволосый незнакомец в углу поднялся со своего места, бросил на стол пару монет и вышел.
Хлопанья крыльев за дверью в корчме уже никто не слышал. А и услышали бы – не обратили внимания.
А соколу с черными крыльями пора было лететь дальше – через границу.
Глава четвертая, в которой рассказывается история одного убийства
– Савелий! – царевна подсела к богатырю, чистившему свой меч, и тот поднял голову. – Ты обещал, что расскажешь о каждом, когда я разгадаю твою загадку.
…Полынью он пахнет. Полынью! И тимьяном. А не хвоей вовсе. И с чего это ей в голову вдруг взбрело? Глупость какая. Да ведь и не нравился он ей никогда, колдун этот носатый. Пугал больше.
Не нравился!
Только кто же тогда?..
А все ж любопытно. И ведь, кажется, догадалась о нем…
Савелий чуть усмехнулся.
– А что же – всех разгадала?
– Не всех… но про Ратмира-то – угадала ведь? Это он… его ты назвал убийцей, так? И… я думаю, что любовь его погубила. Верно?
Савелий, вздохнув, отложил меч.
Неужто угадала?
– Расскажешь?
– Не знаю, стоит ли… ну да, раз обещал… да и не возражал тогда вроде никто. Эту историю, кроме меня да Михайлы, никто не знает. Ратмир ее сам рассказал, когда в отряд принимали. Судите, мол, как хотите. Хотите – казните…
По правде сказать, не возражал тогда никто, верно, оттого что все уверены были: нипочем Алевтине той загадки не разгадать. Ну да что уж теперь…
*
…Несравненную Изабеллу Ратмир впервые увидел на приеме у градоначальника. Юноша заканчивал тогда четвертый курс, и был в числе особо отличившихся студентов академии удостоен чести получить приглашение на городской бал.
Дамским угодником он не был никогда. В то время как сокурсники вовсю устраивали личную жизнь, Ратмир был погружен в науку и стремился к своей великой цели, порой проводя целые ночи в лаборатории за расчетами и опытами. Какие-то девушки у него появлялись, но ни одна не выдерживала соперничества с его истинной страстью – магией.
Собственно, и этот прием казался ему скучной повинностью, отвлекающей от действительно важных и интересных дел.
Но это было ровно до того момента, когда несравненная Изабелла подошла к нему и сама пригласила на танец.
Она была яркой, мгновенно притягивающей все взгляды. И одновременно – хрупкой и нежной, как экзотическая бабочка или оранжерейный цветок. Ее хотелось защищать и ей хотелось поклоняться. Она смеялась хрустальным смехом и расточала улыбки. И не любоваться ею было невозможно.
Во время танца она начала расспрашивать студента о его исследованиях. И неожиданно всерьез ими заинтересовалась. Задавала вопросы, внимательно слушала. Конечно, Ратмир был готов говорить о них бесконечно. А уж говорить с той, что смотрела на него сияющими от восторга глазами…
Потом была прогулка под руку в парке. И снова бесконечные разговоры. Прекрасная госпожа Линден почти не говорила, предпочитая задавать вопросы и слушать. Но чувствовалось: это не светская болтовня, ей в самом деле интересно, она хочет узнать как можно больше о собеседнике.
Конечно, Ратмир знал, что влюбляться в эту женщину, как бы прекрасна она ни была, нельзя – ведь она замужем, и это было бы бесчестно. Да и разве могла бы блистательная супруга градоправителя когда-то ответить взаимностью? Она казалась такой счастливой!
Но разве не мог он поддерживать с ней дружбу и… просто украдкой любоваться?
А потом Изабелла случайно зацепилась за ветку розового куста – и пока пыталась высвободиться, с ее локтя сползла длинная шелковая перчатка.
Синяк на предплечье женщины выглядел так, будто кто-то грубо хватал ее за руку и держал против воли. Этот след смотрелся настолько неуместно на белоснежной коже первой красавицы города, что Ратмир не сразу поверил глазам. Изабелла тотчас поспешно одернула перчатку и попыталась сделать вид, что ничего не случилось.
– Постойте! С вами… что-то произошло? Кто-то осмелился…
– Пустяки! – девушка очаровательно улыбнулась. – Ерунда, не стоящая вашего внимания. Я просто немного ушиблась. Я порой бываю такой неловкой.
– Позвольте, я по крайней мере залечу вашу руку!
– Нет! – Изабелла чуть отшатнулась. – То есть… простите, в этом нет никакой необходимости. И мой супруг…
Как раз в этот миг в другом конце аллеи показались несколько человек – мысль прогуляться по парку пришла в голову многим гостям. В их числе оказался и сам градоправитель. Высокий, крупный мужчина. Куда старше Изабеллы – но далеко не старик. Вполне крепкий еще, ширококостный, с крупными руками и широким добродушным лицом.
И взгляд, который бросила на него великолепная Изабелла, показался вдруг Ратмиру каким-то… затравленным?
*
Прислать даме букет цветов после бала – обычное дело, никто и внимания на такое не обратит и не сочтет предосудительным. Даже если дама замужем.
А если в букет, помимо ничего не значащей записки, вложена баночка с зачарованной мазью от синяков – кому какое до этого дело?
Здесь бы и стоило поставить точку в этой истории. Пустяковый знак внимания, незначительная услуга – все это в пределах приличий и вполне дозволительно в обществе. А что до странных взглядов – да полноте, были ли они в самом деле?
И впрямь, да мало ли что там студенту показалось? Взгляды, вздохи – все это могло быть лишь игрой воображения. А синяки… Да ведь дама объяснила. В самом деле, всякое случается в жизни.
Вторая встреча была как будто случайной – Ратмир выбрался в аптеку в Городе-у-Моря за кое-какими травами. Там и застал он прекрасную Изабеллу, прикрывающую лицо вуалью. А когда женщина вуаль подняла, под ней обнаружилось бледное лицо и заплаканные глаза.
– Я искала… вы присылали мне такую чудную мазь, быть может, вы сумеете мне посоветовать… – говорила госпожа Линден сбивчиво, опустив глаза и комкая в руках платок. И ничем не напоминала сейчас ту великолепную жену градоправителя, что блистала на балах и сияла неизменной улыбкой. Впрочем, прекрасна она была даже теперь. И очень печальна.
…Так началась эта странная дружба, которая очень скоро переросла в нечто куда большее. Изабелла поведала о том, что происходит в ее жизни. Замуж ее выдали, не спрашивая о ее желаниях. Впрочем, она, сирота-бесприданница, даже радовалась решению опекуна: все-таки муж не старик, богатый и знатный, с положением в обществе… увы, с мечтами о счастье пришлось расстаться в первые же дни своего замужества. Градоправитель Линден оказался домашним тираном, безжалостным и жестоким. И лишь на людях они должны были играть роль счастливой и любящей семейной пары. Его жене некуда было обратиться и некому жаловаться – никто не поверил бы ей. Да и влияние градоначальника позволило бы замять любой скандал.
– Иногда мне хочется просто наложить на себя руки, – говорила она. – Но я не могу… мне не хватает духу. И я не могу оставить тебя. Ты – единственное, что есть светлого в моей загубленной жизни.
По нежной щеке Изабеллы скатывалась хрустальная слезинка, и Ратмир стискивал кулаки.
Они встречались в сторожке в городском парке. Заброшена она не была, но сторож недавно уволился, и нового почему-то никак не могли нанять. Эта сторожка с крохотной полутемной комнатушкой, где стояла скрипучая мебель и где нельзя было зажигать огня, чтобы никто не увидел, стала их убежищем, их маленьким раем на двоих.
Изабелла сама впервые привела туда Ратмира за руку. И сама начала снимать с него одежду. Он никогда не осмелился бы на такое – возлюбленная казалась ему хрупким цветком, к которому и притронуться-то лишний раз страшно.
Там были торопливые горькие поцелуи, жаркий шепот, прикосновения и ласки, переполненные страстью и нежностью. И отчаянные объятия после. Каждый раз – как в последний. Так невозможно казалось отпустить эту женщину обратно – в боль и безнадежность.
– Я скоро закончу академию, – говорил он. – Мы сбежим! Вместе. Я смогу содержать нас обоих…
Предлагать такое было непросто. Ратмир всегда мечтал, что будет заниматься наукой – и где, как не в академии? Но если на кону – счастье любимой женщины, мечта может и подождать.
Однако Изабелла лишь тихо невесело рассмеялась.
– Я не могу от него уйти. Мой опекун… он не знал, что все так выйдет. Он хороший человек, и я многим ему обязана. Муж сказал, что если я уйду, мой опекун окажется в долговой тюрьме. Я не могу так поступить с ним. Да и меня муж все равно разыщет. Ты… ты не знаешь Линдена. Он страшный человек. И у него достанет влияния, чтобы разыскать нас где угодно – и погубить не только меня, но и тебя… Если бы он мог просто исчезнуть! Умереть. Мы поженились бы с тобой. Жили бы счастливо, только ты и я. У нас был бы маленький домик. Ты занимался бы своей магией, а я ждала тебя каждый вечер… Иногда мне кажется, что я могла бы его убить. Но тогда мы с тобой все равно не будем вместе, меня посадят в тюрьму. Если бы он просто мог умереть. Просто умереть…
Последние слова Ратмир слушал, будто не до конца понимая их смысла.
– Ты же знаешь… я маг. Я не могу совершить убийство. Мы клянемся не творить зла. Моя клятва пока не закреплена чарами, но…
– Конечно, любовь моя, – Изабелла закрыла ему рот поцелуем. – Я никогда не стала бы просить тебя о таком.
Такие разговоры повторялись не раз. И каждый раз, видя синяки и ссадины на совершенном теле любимой женщины, юный колдун стискивал зубы и задыхался от ненависти.
Мысль о том, что господину Линдену было бы лучше просто умереть, освободив прекрасную Изабеллу, все чаще возникала в голове Ратмира.
Разве он не маг? Разве не может сделать так, чтобы никто ничего не заподозрил?
А клятва… что, в конце концов, есть зло? Разве не доброе дело – освободить от жестокого тирана ни в чем не повинную молодую женщину? Разве сам господин Линден – не зло во плоти?
Яды и противоядия были специализацией и темой диплома Ратмира. Чтобы знать все о лечении, надо знать все о болезни. И он знал все о ядах.
Месяцы проходили будто в тумане. Редкие жаркие встречи, горячечный шепот в темноте. А днем – снова лекции и семинары, вдруг оказавшиеся какими-то неважными, будто все это – совсем из другой жизни, ведь настоящее – лишь там, в тесной парковой сторожке. И все, что казалось смыслом жизни прежде, отошло вдруг на дальний план.
Ратмир создал для Изабеллы гениальный яд. Идеальное орудие убийства. Потому что отравленный этим ядом умирал своей смертью – и от исключительно естественных причин. Этот яд, за полчаса испарявшийся из открытой посуды без следа и неопределимый в крови никакими исследованиями, на самом деле не убивал – он только слегка подталкивал.
У каждого человека, даже внешне совершенно здорового, найдется слабое место в организме. Скажем, у кого-то смолоду пошаливает сердечко. Ну как – пошаливает: колотится порой слишком заполошно от испуга или от радости, а когда и покалывает. Но с таким сердцем вполне можно прожить долгую счастливую жизнь… а можно и не прожить. У кого-то не совсем в порядке печень, у кого-то почки. И если это «не совсем» чуть-чуть подтолкнуть…
Или, скажем, аллергические реакции. Чаще всего они проявляются насморком, сыпью и другими неприятными, но не смертельными симптомами. Но иногда – нечасто, но случается – шок и мгновенная смерть.
От обычной простуды люди порой умирают. Да, это бывает редко, и чаще с теми, кто и так был нездоров и ослаблен, но ведь – случается же!
Невинная царапина на пальце может привести к заражению крови. А несвежий пирожок, купленный на улице, – к отравлению. Обычно не смертельному, конечно, но…
На самом деле человек десятки и сотни раз в своей жизни, а то и не один раз на дню, оказывается в ситуациях, когда он мог бы умереть – причем исключительно от естественных причин. Но обычно все силы организма направлены на то, чтобы это предотвратить. И вероятность смерти из-за царапины или простуды очень-очень невысока. Такие «везунчики» бывают, и все об этом знают, но никто не пишет завещание, оцарапав палец.
Но если сменить вектор – сделать так, чтобы организм не сопротивлялся, а, напротив, сам искал смерти, стремительно распространяя в крови яды, размножая вирусы, пестуя болезни… человек проживет очень недолго. Любой человек. И смерть его всех удивит – надо же, какая нелепость! – но не вызовет никаких подозрений.
Человек, принявший яд Ратмира, не умирал сразу и оставался внешне совершенно здоровым, так что отравителю не грозили никакие подозрения. Просто этот человек уже носил в себе свою смерть. И произойти она могла в любой момент – через день, неделю или месяц. От невинной болезни, что была у него много лет и никогда не беспокоила, или от первой же хвори, какую в ином случае он мог и не заметить. А то и вовсе от пустяковой занозы.
Изабелла плакала и говорила, что не сможет сама подлить яд – несмотря ни на что. Конечно, Ратмир не мог и просить ее об этом. Он должен был сделать все сам.
Он пришел в дом градоправителя, не скрываясь, – якобы чтобы поблагодарить госпожу Линден за рекомендательное письмо. В руках у него был букет цветов и бутылка великолепного красного вина.
– Мы познакомились с этим талантливым юношей на приеме в прошлом году, – говорила Изабелла мужу с чарующей улыбкой. – Ты должен помнить, дорогой. Когда я услышала о вакансии в городской управе, сразу подумала о нем.
– Надо же, – удивился господин Линден. – Я не видел твоей рекомендации. Ты раньше не интересовалась делами управы. Впрочем, я, конечно, доверяю твоему мнению. Мои люди непременно рассмотрят все рекомендации и обратят на юношу внимание.
Явившегося так неожиданно студента принимали в малой гостиной. И, конечно, ему предложили закуски, а расторопный слуга тотчас разлил по бокалам вино – дань вежливости, даже если о своем визите гость не извещал заранее.
Вскоре на стеклянном чайном столике теснились блюда с фруктами, сырами – и три хрустальных бокала. Лучшего случая и придумать было нельзя.
Изабелла вовремя отвлекла супруга, окликнув и отозвав для чего-то в сторону. Быстрым движением извлечь из рукава крохотный флакон с прозрачной жидкостью, отщелкнуть пробку, наклонить над бокалом. Достаточно пары капель. И снова спрятать флакон.
И вот хозяева уже вернулись за столик, где в одном из трех бокалов с великолепным красным вином поджидала смерть.
Изабелла, усаживаясь на свое место, украдкой пожала под столом руку Ратмира. Повернувшись к ней, колдун ободряюще улыбнулся. Дело сделано, любовь моя. Теперь все будет хорошо.
Оборачиваясь обратно, лишь краем глаза он уловил бесшумное движение. Господин Линден… поменял местами бокалы?
Ближе к нему был бокал Ратмира, до Изабеллиного он не дотянулся бы незаметно. Значит, отравлено теперь вино колдуна?
Возможно, все сложилось бы совсем иначе. Если бы не зеркало на стене. Подняв взгляд от бокала, чтобы посмотреть на градоправителя, Ратмир уловил отражение Изабеллы.
Прекрасная жена градоправителя смотрела на него торжествующе и чуть насмешливо.
Так, будто и она успела заметить, что сделал ее супруг.
