«Только дырявый горшок может пытаться стать человеком знания по своей воле. Трезвомыслящего нужно затягивать на путь хитростью".
К. Кастанеда
Часы хрипло пробили два ночи. В гостиной послышалась отчетливая возня и Иларий Бурмистров оторвал наконец уставшие глаза от совершенно не читаемого почерка пожелтевшей и изрядно потрепанной рукописи. Если только можно было назвать рукописью пачку небольших, записных листков с выцветшими чернилами, местами размытыми, местами истертыми на сгибах, да еще и с ветвящимися в такую убористую, шуструю писанину строчками, что и язык автора угадывался с трудом.
Волнистые пряди темных, блестящих в пламени свечи, волос небрежно падали на высокий, гладкий лоб, длинные пальцы нервно, как испуганные паучки, пробегали по мелким строчкам снова и снова. Спать хотелось нестерпимо, но рукопись не отпускала Илария, медленно и скупо открывая свое фантастическое содержание. За окном ровно шумел дождь, изредка постукивая в окно и наколдовывая густую, непобедимую дрему.
Возня в гостиной повторилась. Иларий раздраженно вздохнул, отложил тяжелую, бронзовую лупу и с наслаждением потянулся. Время пролетело незаметно, тело затекло в однообразной, продолжительной позе, перед глазами поплыли зеленые круги. Зрение не могло больше справляться с таким напряжением и требовало отдыха.
Раздражающий шум в третий раз назойливо долетел до его слуха. На этот раз что-то упало и звякнуло. Решив, что это вероятно Елена и ей снова, как прошлой ночью, стало дурно, Иларий взял подсвечник и поспешил в гостиную. Однако супругу он там не обнаружил, испугавшись не на шутку шевелящейся у камина тени.
– Кто здесь? – встревоженно прошептал Бурмистров, услышав отчетливое прерывистое дыхание и поднял свечу повыше. В ту же секунду кто-то тихо выругался, а слабый свет придал неведомому источнику шума форму и очертания. Более того – Иларий разглядел лицо. Зрелых лет, чуть смуглое, худое, скуластое и в очках. – И кто вы?! – растерянно отреагировал он и незнакомец снова, словно специально, шмыгнул в тень.
– Т-с-с-с-с, – умоляюще произнес он, вытянув руку вперед. – Я прошу вас, не выдавайте мое присутствие. У меня к вам жизненно важный разговор.
– Постойте, а кто вас впустил?! – стараясь скрыть растерянность, гневно продолжил допрос Иларий. – И что вы искали у камина?! А вы определенно что-то искали.
– У камина я оказался случайно! Давайте пройдем в кабинет! – незнакомец указал на полуоткрытую дверь, из которой только что вышел хозяин. – Ведь это кабинет, не так ли? Поверьте – дело настолько серьезное, что лишние свидетели нам ни к чему! Я умоляю вас о терпении!
– Но… с кем я имею дело? – терпеливо вопрошал Иларий и гость обреченно и тяжко вздохнул. – Представьтесь хотя бы! – В ответ незнакомец приложил ладонь к губам, дав в очередной раз понять, что разговор в гостиной не безопасен. – Вдом вы как попали? Через окно, я полагаю?
Он внимательно осмотрел окна гостиной. Все до единого были закрыты и зашторены. Конец ноября, он бы почувствовал холод. Однако мужчина согласно кивнул и снова умоляюще приложил палец к губам.
– Через окно? – растерянно повторил изумленный хозяин, совершенно уже ничего не понимая в происходящем. – И оружие у вас имеется, я полагаю? – Вместо ответа гость приложил руку к груди и так посмотрел на Илария, что тот ему отчего-то поверил. Он даже заметил в его глазах тень бесконечнойгорести. Иларий ощутил это ярко, болезненно и тут же отругал себя за бестолковость и поверхностность. – Ну… что же… Так и быть, входите.
Незнакомец тенью прошмыгнул в кабинет и застыл у письменного стола. Что-то сразу же привлекло его внимание настолько живо, что хозяин, заметив это, быстро накрыл разложенные листки темно-синим алхимическим практикумом в кожаном переплете.
– Надо же, какое совпадение! – со светящимся во взоре торжеством заявил гость и беспардонноубрал старый фолиант с накрытых Иларием листков. – Я как раз по этому вопросу.
– То есть?! – Иларий нервнонакрыл обрывки рукописи ладонью, присев на мягкий, продавленный стул. – Располагайтесь.
– Дело в том, что это моя рукопись! – Мужчина весьма вальяжноопустился в широкое, цветастое кресло и снова приложил руку к груди. Видимо этот жест был частью его лексикона.
Лицо Илария помрачнело и сменило прикрытое недовольство крайним недоверием.
– Этого не может быть! – с холодной и надменной улыбкой констатировал он. – Это родовое наследство! – Иларий с вызовом убрал руку. – Авторство его принадлежит моему прапрадеду, которому пришлось повоевать с французами и который скоропостижно скончался в 1827 году!
– Разрешите представиться! – торжественно объявил гость и протянул хозяину руку. – Гавриил Павлович Загорский! Заместитель главного архивариуса Санкт-Петербургской научной библиотеки при Эрмитаже. И по невероятнейшему стечению обстоятельств – твой, Иларий, прадед!
Все только что услышанное Иларий не на секунду не воспринял всерьез, а лишь иронично склонил голову набок и задумчиво улыбнулся.
– Смешно! – Он попытался рассмеяться и одобрительно покачал головой. – Стараюсь только понять – это английский юмор или же французский? Судя по импровизации, французский, а вот по неуместности так уж русский будет.
Гость не ответил. Последовала длительная пауза, прежде чем лицо его снова просветлело. Хозяин ритмично и нервно постукивал пальцами по "Алхимии".
– Супруга ваша в положении сейчас, – неожиданно перейдя на другую тему, снова ошарашил его назвавшийся прадедом, – и… на нее, а впрочем, и на вас тоже, объявлена охота. Я явился, чтобы увести вас от этой смертельной опасности.
– А вот это уже английский…, – Иларий уперся руками в колени и внимательно посмотрел на гостя. Несколько секунд он изучал его честный, серо-зеленый взгляд и, вдоволь изучив, беспомощно и коротко хихикнул. – Потому что я ни черта не понял! Вы… любовник моей жены?
– Я не смею говорить долго, – проигнорировав столь глупый вопрос, продолжил гость, – ибо меня могут обнаружить. И у меня мало времени. Но я повторюсь: тебе, дорогой правнук, твоей супруге и вашему будущему ребенку грозит смертельная опасность! И в первую очередь ребенку. Ты, Иларий, учёный человек и можешь меня понять, если постараешься, а не жестоко и глупо игнорировать мой столь не простой сюда приход.
Гость замолчал и поднял на хозяина полный внимания взгляд. Он словно ждал какой-то нужной ему реакции на сказанное, но казалось, что потерял уже надежду, а потому был бесконечно расстроен.
– И что же я должен понять? – поморщился Иларий, устав от этого бессмысленного диалога и придя к выводу, что человек напротив – обычный сумасшедший. Он пожалел уже, что впустил его в свой кабинет и что вообще тратит на этот юродивый бред свое время и внимание. К тому же, этот тип может быть опасен.
И тут Гавриил достал из нагрудного кармана весьма странной, как заметил Иларий, одежды, сложенный листок бумаги и, развернув, положил его прямо на практикум по алхимии. Текст на бумаге был печатный, не письменный, в два абзаца.
– Перепиши это своей рукой и оставь здесь, – приблизив к Иларию напряженное лицо, тихо приказал гость. – Это прощальное письмо. Затем разбуди жену и скажи ей, что вам нужно срочно уехать. С собой возьмите только самое необходимое. А еще лучше самое дорогое вашему сердцу. Потому что вы сюда больше не вернетесь. Я буду ждать вас здесь. Постарайтесь, что бы ни одна живая душа, которая находится в этом доме, не видела и не слышала вас.
– Я не собираюсь этого делать, – словно и не слушая говорящего, раздраженно ответил Иларий и указал рукой на дверь. – И прошу вас немедленно покинуть мой дом!
Словно подготовившись к подобному ответу, из другого кармана гость вынул черный тонкий предмет, похожий на закрашенную с одной стороны стеклянную пластину и сунул её в лицо Иларию. Предмет вспыхнул ярким светом и прямо на стекле появились двигающиеся фигуры, знакомые комнаты… Но очень маленькие и плоские. Как в зеркале или на фото. Там были он и его жена. Они о чем-то говорили. Это было сегодня днем, за обедом. Иларий прекрасно помнил яблочный компот в графине и куски рыбы в посыпанной зеленью ухе. Но… почему это там – в этой штуковине?! И почему они такие маленькие?! Уж не сон ли ему видится?!
Иларий отпрянул от предмета с картинками, как от огня и испуганно посмотрел на гостя.
– Узнаешь? – только и спросил тот.
– Как это?! – громко выдохнул Иларий. – Это разве не синематограф?! Да как же вы его туда поместили?! И отчего там я и Лена?!
– Ну вот и славно! – Гавриил мягко улыбнулся и приложил палец к губам. – Но умоляю – не кричи так! Ты, как я уже говорил, человек научного склада ума. И ты правильно все понял. Это кино. Остальное объяснять долго. Потому, прости, но я краток! Там, где такое достижимо – иная эпоха. Эпоха будущего. Я переместился сюда из 2096 года. И я действительно твой прадед. И вам на самом деле грозит опасность. Да и мне теперь тоже. Я рискую жизнью, чтобы спасти вас. А посему будь благоразумен. Но если тебе нужны еще доказательства…, ты получишь их, когда вы с женой будете готовы. То, что ты увидишь – многое объяснит. Вас отправят в будущее, но в менее отдаленное. Таков план. И тогда ты сможешь решить – вернуться или нет. Тебя никто не собирается спасать помимо твоей воли.
– Но вы сказали – я не вернусь!
– Ты не вернешься! – Загорский обреченно качнул головой. – Потому что тебе все станет ясно. Я лишь введу вас в тоннель и приведу к месту назначения. Дальше пойдете по одному. И врозь! Она своей дорогой, ты своей! Я же – в свое время! Иначе вас могут обнаружить. Но куда бы вы не попали – вас обязательно отыщет наш сотрудники объяснит дальнейшие действия и состояние событий. Позже мы увидимся. Есть ли еще вопросы ко мне?
– А вы.. ты… вы как думаете – есть у меня вопросы или я безмерно счастлив?!
– Можно на "ты". Что тебя смущает? – Гость сжал худые, смуглые пальцы в кулаки и, поднявшись, нервно прошел к окну и обратно. Было видно, что он очень спешит. А может его просто раздражает непокорность хозяина? И вдруг совсем неожиданно:
– Будь по-твоему. Я расскажу о себе. – Иларий почувствовал неловкость, однако, закинув ногу на ногу, искусственно, не то надменно,улыбнулся, ожидая начала повествования. – Ты читал наверняка что-то о нашем роде. В частности обо мне, моих родителях. В воспоминаниях современников можно найти кое-что. Например, у графа Шахворостова или лорда Уивера. Об искусствоведческой моей деятельности подробно написал Глеб Зубнов. А вот о моем деде – Василии Ильиче Загорском, как о собирателе древностей и артефактов, табуированных для общества, упоминает Серафима Луко. И кто ее только просил? Табу на то и существует, чтобы обществу было лучше. Находятся же невежды, любящие хаос привнести. Но это все детали, коих много… О главном же вот что. Род наш не простой и даже не царями узаконенный. Он древнее. Предки наши в родстве с правителями старого человечествабыли. И первоначально имели отличительные их черты, отчего не везде их почитали. В некоторых землях нас изгоняли. В поддержку друг друга роды, подобные нашему сплотились, создав обществов родовом поместье, которое весьма известно и называть его я пока не стану. Известно оно благодаря нескольким фамилиям, приставленным блюсти это место как рай для наших сердец и умов.Некоторые из родов, в том числе и наш, несли на себе еще однупечать, расцениваемую отчего-то, как величие. – Загорский скептически усмехнулся. – Хотя я бы так не сказал. Наша кровь и наша биологическая информация были использованы в процессе создания неких человекообразных существи других млекопитающих. Например, свиньи, собаки, дельфина. – Выражение лица Илария сильно изменилось с начала повествования. Итень сомнения на нем весьма сгустилась.
– Я позволю себе вопрос, – с циничной усмешкой перебил он Загорского. – С какой целью это совершалось? И когда такое было?
– Это два вопроса, – Загорский улыбнулся. – Отвечу только на первый. – Существа эти первые, несовершенные попытки создания безупречного, послушного помощника. Это грубо, но это так. Однако создатели кое-в-чем ошиблись. – Загорский с укором покачал головой и брезгливо скривился. – Позже процесс был усовершенствован и итог оказался блестящим! Побочные же виды, случившиеся в ходе ювелирной этой работы, были просто забыты в тысячах исследовательских учреждений.
– Они есть среди людей? – глаза Илария казались стеклянными. – Вы это хотите сказать?
– Отнюдь. Они среди приматов.
– Но какие из них?
– Ты не представляешь себе – сколько видов было бесследного уничтожено, – проигнорировав последний вопрос правнука, продолжил Гаврила, – наверное больше, чем осталось. Создавались не только помощники, но и воины, а потому их были тысячи. Тьма неустанных, физически выносливых помощников с потребностью к абсолютному подчинению. Это ведь дешевле, чем строить машины и проще – живое само воспроизводится. Но вот что произошло… Передались болезни, норов, дурные привычки, передалось сострадание и способность анализировать. Совершенно ненужные рудименты в столь целесообразном деле. Исследования продолжились и открыли кое-что неожиданное. Легкая внушаемость искусственных видов при одном условии. Если внушающим был представитель донорского рода. Можешь представить, что это значит?
– Дайте сообразить… Те, чей биологический материал был задействован в создании этих особей, могли легко воздействовать на сознание только этих приматов. Я прав?
– Абсолютно! Надо ли говорить что-то еще?
– Конечно! Природа такого воздействия?!
– Она неизвестна. Но представь себе, какие возможности открывались перед обществом после столь красивого и неожиданного результата?
– О, да… Они захотели перенести это на человека? Я бы захотел.
– Захотели… И хотят по сей день!
– Так что же им мешает?
– Повторюсь: им неизвестна природа этого воздействия.
– А какая разница? С обезьянами разве они задумывались о каких-то механизмах? Все просто получилось, без погружения в теорию.
– А здесь не получается.
– Да не может быть! – Иларий усмехнулся и отодвинув "Алхимию", взял со стола рукопись. Он пробежался по страницам взглядом, пытаясь что-то отыскать.
– Я знаю, что хочешь ты мне сказать… Моя работа о частицах. Ведь ты забыл – это моя работа.
Иларий словно опомнился и виновато посмотрел на Загорского.
– Это очень интересная работа.
– Вот ты ее и закончишь! Боюсь, что у меня на это не хватает ни ума, ни дара.
– Как можно так… о себе? После всех регалий, посвящений и такого серьезного умственного труда. Грамотного труда… – Иларий бережно погладил старые страницы рукой.
– Благодарю. Но ты сделаешь это лучше. Поверь мне.
Загорский растерянно посмотрел на тот самый плоский, черный предмет. Брови его недовольно сдвинулись.
– Рискну спросить… – Выдернул его из замешательства Иларий. – Вы хотите подчинить себе все человечество?
– Они. Мы помогаем. Но теперь это вынужденная мера. Потому что в мире царит чужое влияние.
– Чужое?
– Ответа не последует, – тут же предупредил гость. – Ведь на сотрудничество ты не идешь.
– Вы не все мне рассказали.
– Нет времени. Расскажу, когда дашь согласие.
– И все же… Свиньи, собаки, дельфины… Что за мешанина? Для чего? Хотите этим подкупить мой пытливый ум?
– Ты пойми еще вот что, – Загорский недовольно нахмурился и поправил очки. – Эти животные и многие другие не для вас создавались! Вы никогда сотрудничать с ними не сможете.
– Сотрудничать?! Вот оно что… С этого и надо было начинать. Значит свинья… Но мы же ее едим. – Иларий нервно улыбнулся. – Как же это так? Человечество жрет наш родовой биологический материал! Фу!
От такого примера черного юмора гость как-то помрачнел.
– Это остатки каннибализма, – нехотя, но все же попытался объяснить он. – Рудиментарные пристрастия, если можно так сказать. В отдельных священных книгах это учтено и очень верно запрещено, без должных объяснений правда. Но они и не нужны. Я говорил уже. Обществу не стоит погружаться в детализацию происходящего вокруг.
– Откуда же у нас остатки каннибализма? Мы … тоже искусственны?
– Зачем же? Мы прямые потомки другого человечества.
– Как же? – Иларий с сарказмом рассмеялся и укоризненно покачал головой. – А где же тот блестящий результат, о котором ты упомянул? – Загорский растерянно задумался. – По созданию работника… – прадед продолжал изображать амнезию. – Ты сказал: они исправили кое-что и результат получился блестящий! Где же работники, безупречные помощники? Где блестящий результат?! – Напряжение с лица Загорского сошло, но взгляд был холоден. – Ах да, позволь угадать… Они не среди нас, они подле них? Так ведь?
– Правильно! – обрадованно согласился Загорский. – Ты все верно понимаешь.
– Да нет, я думаю, что в этом вопросе вы мне не договариваете. Ну допустим я поверю. Тогда объясните мне, как вы все же здесь очутились? Живой, здоровый и в расцвете сил?
– Путешествие во времени. Я кажется не упомянул, что наша организация обладает огромными возможностями как в области техники и политики, так и в области финансов, если тебя это интересует…
– Но как?! – напористо, с горящими от возбуждения глазами перебил Загорского Бурмистров, получив в ответ испепеляющий взгляд. – Как вы сюда попали?!
– Так же, как ты отсюда выйдешь!
– А что вы искали у камина? Или может что-то прятали?
– Нет, всего лишь не рассчитал… – Гавриил изобразил виноватую улыбку и посмотрел на часы подле книжного шкафа. – Половина третьего. Мои записки не забудь. Они тебе еще пригодятся. В них все! – Он отодвинул книгу по алхимии подальше и вместо нее положил две маленькие книжечки – серую с красными буквами «Удостоверение РСФСР» и темно-серую с надписью «паспорт» на шести языках. – Ваши новые документы. И новые имена. И… года… проживания у вас… тоже разные. Вам не предстоит жить вместе.
Иларий поморщился и испуганно открыл один из документов. Лицо его приобрело скорбное выражение. Больше доказательств не требовалось. Все это начинало его отрезвлять. Он проглотил панику и боязливо взял вторую книжицу. Слегка повел бровью и, упорноне желая верить в происходящее, болезненно посмотрел на рокового посланника.
– Это сон какой-то…
– О разлуке ей не говори. Сейчас для нее только одна версия – вы спешно переезжаете. Остальное предоставь мне. Подробности ей разъяснят уже на месте. Главное – спасти ребенка.
– Но почему?! – трясясь от шока, воскликнул Иларий и Гавриил на него тут же шикнул. – Кому помешал не родившийся еще ребенок?!
– Это долгая история. У нас нет времени! Но если тебя дорога жизнь твоей супруги и жизнь будущего сына – то поторопись! И запомни: у тебя будет одна возможность. Только одна. О которой тебя позже известят. Но при одном условии. Ты никогда даже не попытаешься разыскивать свою жену. Ни-ког-да! Иначе опасность вернется.
– Возможность? – как за спасительную соломинку ухватился Иларий за оброненное гостем слово.
– Иди! – резко оборвал его тот и взглядом указал на дверь. – Я жду вас здесь! У вас осталось пятнадцать минут.
Кажется так начинается история Илария Бурмистрова и его загадочного сына. По крайней мере, в таком виде она дошла до меня. И излагаю я её не дословно.
Кто я? Случайный свидетель со стороны. И я не лукавлю. Один незначительный, хотя и любопытный случай роковым образом изменил для меня всю дальнейшую жизнь.
Моё первое задание по эволюции психологии проходило под руководством наставника в двадцать первом веке. Мы камуфлировали проходы, ав свободное время я изучала тамошний интернет и так называемые соцсети. Живые люди той эпохи меня настораживали, но и увлекали.Они были малосодержательны, что вообще противоречит человеческой природе. Мне захотелось изучить причину таких серьезных трансформаций. Поверхностный анализ при помощи психодатчика помог выявить следующее: большую часть суточного времени психосубстанция людей находиласьвне тела процентов на восемьдесят пять. Все в этом временном радиусе, от мала до велика,ежедневно и бесцельно просматривали какую-то заполняющую их ерунду, по частоте сопоставимую с ритмом отмирающих нейронов. Эти разрушающие колебания отрицательно сказались наструктуре ДНК.
Самой почувствовать деструктуризацию менталитетамне помог личный опыт. Для этого пришлось завести полноценнуюстраничку в одной из соцсетей и понаблюдать изнутри за тем, что там происходит. Прекрасный опыт, скажу я вам. Особенно если знаешь, к чему подобная деградация привела в дальнейшем.
Так вот, однажды вечером некий незнакомец написалмне и, как оказалось, не просто так. Он извинился и сразу поведал о том, что не хочет жить. Страшно было слышать столь надрывный рассказ, но пришлось. У моего случайного собеседника произошло горе, а поговорить ему было не с кем. Он написал первому, кто оказался онлайн. Вот так мы и познакомились. Проговорили наверное часа два – хвала моему терпению! Он захотел увидеться, что и случилось через три дня. Отказать было сложно, да и бесчеловечно на мой взгляд.
Мы встретились на нейтральной территории, посидели в кафе, побродили по парку, немного подружились. Я схожусь с людьми тяжело, но ему это было слишком необходимо, а потому мое сострадание вынудило меня изображать охотное дружелюбие.
Через месяц на мой адрес пришло письмо с извещением о наследстве от нового знакомого, который якобы скоропостижно скончался по причине сердечного приступа. Да, видимо он очень не хотел жить. Но удивило меня другое. Покойный завещал мне не маленькую сумму в одном банке, особняк в какой-то российской глубинке и вот эти самые дневники. Однако все это переходило в мое распоряжение при одном условии. От меня требовалось отправиться в некую Охру и найти сына Илария Бурмистрова. Мне было дано даже описание ребенка – очень краткое, но обведенное красным карандашом.
Вот такое странное событие, закончившееся для меня сплошными вопросами. Отчего столь значительное наследство было оставлено именно мне? Неужто у этого сурового, подавленного горем человека нет никого, кому он мог бы доверить самое дорогое? Ну хорошо, допустим… Но ведь он так мало меня знал. С таким же успехом он мог выбрать любого человек с улицы. Хотя условие все же выдвинул. И вот в этом весь фокус. Его может выполнить только человек, имеющийдоступ к временным перемещениям. Так значит, мой случайный собеседник не такой уж и случайный? Одного только этого было достаточно, что бы не соглашаться на эти условия и бежать от него не медля. Даи не велик был пыл вступать в это туманное наследство. Однакокогда пришло время прочесть первые страницы дневников, все мое существо охватила крепкими щупальцами совершенно необъяснимая магия и Иларий Бурмистров с его ребенком стали желанной целью всей моей жизни!
Нужно сказать, что самым сложным в начале этого дела оказалось отыскать Охру. Это практически невозможно. На этот случай мне была оставлена краткая инструкция, в которой четко пояснялось, что необходимо сделать и как вести себя в последующие несколько дней, дабы люди из Охры явились сами. Все это казалось сказкой, если не комедией, но попробовать стоило. Я, конечно же, по понятным причинам, не стануописывать тот абсурдный обряд, не вяжущийся в моем сознании ни с чем разумным, но чудо произошло. Гости из Охры явились почти незамедлительно. Как пчелы и осы слетаются отовсюду на сладкое, как мухи собираются на падаль, как духи в древних гримуарах возникают на подавляющие их волю заклинания.
И вот я здесь, и медленно продвигаюсь по следам произошедших событий, внимательно вчитываясь в толстые, потертые и потемневшие местами тетради Илария. Через сколько же рук они прошли? Сколько судеб изменили? Как же так случилось, что и меня не миновало их наркотическое воздействие?
Мне незачемцитировать весь дневник, это было бы неприлично долго, я лишь приведу главные, все обрисовывающие, на мой взгляд, записи. Так как в Охре я недавно, то мне все в диво. И эта таинственнаяоперация, которая, к слову сказать, еще не завершена, поразила мое воображение своим двойным, нет – тройным, как мне показалось, дном. Не знаю, что подтолкнуло меня на детальное копание в происходящем – мой пытливый, неспокойный ум или богатое воображение, но остановиться я уже не могу. Ну что же, передавать потомкам, так уж честно и объективно, хотя и… в границах моих скромных пока возможностей. Не могу сказать, что мечтаю жить в удаленном от цивилизации особняке, но энтузиазм охватил меня с такой силой, что все поиски было решено подробно документировать, дабы плотным, в твердой обложке томом, вверить записивсем, кому интересна реальная трактовка демонизированных испорченным телефоном времени историй.
Сами дневники Илария состоят из восьми тетрадей. Две тетради записей сугубо личных, две посвящены происходящим событиям и четыре тетради можно назвать рабочими, а в них, конечно же, не все понятно для меня. К этому дивному собранию сочинений зачем-то прилагался томик рассказов Пушкина с вложенными в него отдельными страницами дневника Илария Афанасьевича. А еще имеется серо-лиловая, старенькая папка, содержащая отпечатанную на машинке рукопись в восемьдесят семь страниц под названием "Мемуары анатомички". Вот уж веселенький довесок ко всем головоломкам! Не имени, ни пояснений.
Но самое удивительное и волнительное в дневниках – это помещенная в серый льняной чехол, грубо схваченный черной, суровой нитью, рукопись самого, упоминаемого выше, господина Загорского. Ключевая фигура, как принято говорить, во всей этой истории. Именно с его появления у камина в доме Илария все завертелось хаотично и стремительно. Ну кому, как не ему, знать, куда он и его команда подевали ребенка? Поразмять бы его биографию помельче, пощупать получше, да не дала мне Охра такой возможности. А ведь архивы ее кажутся бесконечными. Мне же досталась общая, очень скупая и пресная информация. Задача моя, соответственно, усложнилась, но сдаваться не хотелось. Что-то подсказывало, что не прост Гавриил Павлович и уровень его личностной сложности превосходит уровень охринца любой категории – от повара до императора.
Не один месяц прошел, прежде чем все мои усилия и поиски в электронных ныне, исторических архивах старого мира, завершились одной-единственной страничкой с кратенькими данными о том самом Гаврииле Павловиче Загорском, дата рождения которого полностью совпадала с данными о родственной принадлежности к Иларию Бурмистрову. Ну не может же быть у Илария два прадеда с одинаковым именем и датой рождения? Удивительно, что подобная информация вообще обнаружилась. Ну кто такой Гавриил Загорский? Стоит отдать должное воспитанию людей прошлых веков, благодаря которым упоминания о нем зафиксированы в истории чьей-то заботливой, склонной к документированию, рукой. А потому привожу цитату полностью:
"Владелец Уральского каменного рудника и трех золотых приисков, малахитовый князь, в прошлом зять английского банкира, в настоящем – блестящий знаток древнеарамейского и древнего индийского языков, личный историк императора, герой Отечественной войны 1812 года".
Вот оказывается, в чем дело! Герой войны! Личный историк императора! Не он ли сам оставил о себе упоминание? Ан нет… Единственная эта запись содержится в "Истории России и Урала" некого Щеглова. Однако, почему нет? Возможно, это псевдоним.
Хотя в данном случае любопытно другое. В семье Бурмистрова никто никогда не упоминал об этих фактах из жизни Загорского. Кажется, что они даже не знали о подобных достижениях своего, почти что гениального, предка. Знали лишь, что участник войны, а еще из рукописи можно было понять, что принадлежал Гаврила Павлович к некому совершенно неясному в своей цели и деятельности обществу. Не к тому ли самому, о котором он поведал Иларию при первой встрече? Слишком все туманно… И совсем ничего о рудниках, об английском банкире и близости к императору! Вспомните, что он сказал Иларию.
"Заместитель главного архивариуса Санкт-Петербургской научной библиотеки при Эрмитаже". Как же так? Отчего бы не блеснуть перед потомком пышным списком всех своих достижений? Да и существовала ли вообще при Эрмитаже названная им должность?
Но это еще не все казусы. Ниже текста в два абзаца имеется портрет Гаврилы. Весьма реалистичный. Указано, что это масло, но вот Загорский на нем слегка упитан и без очков, а еще аристократично-белокож, несмотря на что Иларий указал, что он худощав и смугл, а потом взял и узнал его по имеющимся в семье портретам. Вот те раз… Интересно было бы взглянуть на них и сравнить с тем, что давненько хранится в архивах и считается официальным и единственным портретным описанием личности Гавриила Павловича Загорского.
Что-то не совпадает в этой личности, но не будем торопиться с выводами. Портреты той эпохи не всегда правдивы, да и Загорский мог измениться со временем. Ни одной его охринской фотографии мне обнаружить не удалось. Так же как и его личное дело или хотя бы служебную карточку, электронный вариант удостоверения на худой конец… Все отсутствует. А ведь он пришел спасти того самого не родившегося пока ребенка, которого теперь необходимо отыскать и мне.
В связи с ребенком сразу же осмелюсь предположить, что описанные в дневниках рассказы об установке, способной изменить мир, об изобретении Илария на основании незавершенной работы самого Гавриила Павловича и о многом подобном, могут оказаться чистейшим вымыслом. Ну так, на всякий случай, чтобы понадёжнее заинтриговать тайно помешанного на науке молодого еще романтика.
Но это лишь предположения и мы отвлеклись. Почитаем-ка лучше дневник. Ибо ночной поезд уносит меня туда, где должна я быть в конце своего повествования. Таковы условия для моей награды.
Глава 2. Разлука.
«Лучший способ предсказать будущее – это изобрести его»
Теодор Хук
"Нас каким-то чудом перебросили в 1922 год", – пишет в одной из своих тетрадей Иларий Бурмистров. – "Не описывать подобную фантастику я не могу. Слишком все неправдоподобно и страшно. Ощущения при переходе были легкими, в основном касались области головы и немного сердца. Во рту появился горьковато-соленый привкус, а воздух визуально казался чище. Но это лишь в первые минуты. Во все произошедшее я поверить не мог. Мне все время хотелось, чтобы это был сон и более всего я опасался, что схожу с ума, если бы не изменившийся до безликости мир.
Невероятная смесь бедности и салонного лоска окружала меня со всех сторон. Грязь, машины, солдаты, новое правительство, новая жизнь. От отчаянья и невысказанной обиды теснило грудь. Гаврила Загорский увел нас с женой из нашей спокойной и налаженной жизни в темную подворотню. Это и оказалось воротами в другое время. Мы были по-прежнему в Москве, но нынешние пейзажи и лица меня поразили. Супруга жалась ко мне, как ребенок, трясясь от страха и не понимая, как она здесь очутилась. А как иначе? Если мне было более-менее ясно происходящее, то ей ведь ничего не объяснили. Несколько секунд назад она находилась у себя в доме, за окном была ночь и шумел ноябрьский, холодный дождь и вдруг поток света, улица, непривычно одетые люди, автомобили.