Накатившая волна памяти снова залила жидким огнём стыда щёки Такина. Чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы, он произнёс, повторяя те же слова, что недавно сказал отцу:
– Я не хотел.
– Нет, Такин, не плачь. Ты выдержал свой самый первый урок, не дал своим желаниям взять верх над тобой и научился смотреть на мир глазами других. Поверь мне, далеко не каждому это удаётся, и тогда яйцо погибает, даже не выпустив в мир детёныша, а его место занимает кто-то другой… Ты ещё мал, Такин, но уже по-своему мудр, и потому хранителем твоего мира всё же станет дракон. Теперь я спокойна, ведь я точно знаю, что мой сын совсем скоро появится на свет.
– А когда – скоро? – взволнованно спросил мальчик.
– Когда ты усвоишь свой второй, самый важный урок.
– Какой?
Драконья голова приблизилась к лицу Такина так близко, что он даже сощурился и невольно закрылся рукой от обжигающе-горячего дыхания огромного зверя.
– Я не в праве подсказывать тебе, – мягко проговорил дракон, – иначе это будет нечестно. Но я могу открыть тебе тайну, которая поможет пройти все испытания твоей жизни. – Его голос упал до шёпота. – Твой самый мудрый советчик всегда ближе, чем тебе кажется. Он живёт здесь.
– Здесь? Где – здесь? – удивлённо крикнул Такин, но в ответ услышал лишь шорох ночного дождя за стеной.
Прекрасного мира с двумя лунами больше не было. Была лишь просторная горница с огороженным тёплым почивальным углом рядом с печью. Был отец, дремавший рядом на лежаке, готовый при любой опасности отдать за сына последнюю капельку своей жизни; и спящая на соседней лавке мама, которая живёт и, наверное, дышит для него, Такина, и для которой самой большой наградой всегда была сыновья улыбка.
Мальчишка тихонько слез с лежанки – отец молча придержал его в темноте за локоть – и подошёл к матери.
– Мама, мам, – позвал он негромко, и темнота вздрогнула и тревожно откликнулась:
– Что? Что стряслось, сынок?
Такин на ощупь нашёл её руку и прижал к щеке.
– Я люблю тебя, мама…
Последний луч огненной звезды догорал в вечернем небе, увенчанном двумя лунами, когда перламутровая скорлупа, вдруг громко затрещав, развалилась на куски, и под крылом дракона слепым несуразным комочком завозился детёныш. Потыкавшись сморщенной незрячей кожистой мордочкой, он пискнул что-то неразборчивое, в голове матери сразу принятое как самое первое слово: «Мама?!»