Наталья Гимон
Ведьмочка
*
Ночь. Три часа. Бессонница жёсткой подушкой держала мою голову у себя на коленях, вливая в неё тягучий сироп тоскливых мыслей. Теперь тоскливых. Когда они были тревожными, я предпочитала пить на ночь успокоительное, лишь бы не слышать по ночам их шепота в своих ушах. Из дома напротив в моё окно робко заглядывал крохотный огонёк чужой люстры. Кого-то так же, как меня, обнимала сейчас за плечи подруга-бессоница.
На крыше того же дома, закутавшись в черничный плащ, сидела луна. Её серебристо-голубой свет выхватывал из темноты спящего рядом со мной моего Любимого человека. Он спокойно и ровно дышал во сне, обнимая меня. Счастливый… В соседней комнате заворочался мой сын. Наверное, луна хотела и его погладить по щеке, а он спрятался от неё в тень, отвернувшись к стене.
Старшая сестра Ярославы смотрела мне прямо в глаза и словно спрашивала: "Что же ты? Не уберегла… Не защитила…" А я молчала. Мне нечего было ей ответить. Я вдруг почувствовала, как по моим вискам побежали горячие ручейки, исчезая в расплескавшихся по подушке волосах…
Почти полгода назад, когда мы всей семьёй ездили отдыхать на море, а заодно проведать родственников моего Любимого мужа, мне на сотовый пришло сообщение от Люси: "Возвращайся скорее. Беда". После нескольких тщетных попыток дозвониться до родного города, бросив всё, мы примчались домой. Я ожидала чего угодно, но только не этого.
Яру поместили в психиатрическую клинику, Люся мне даже диагноз сказала, но я была в таком шоке, что запомнить его не смогла. Да для меня в тот момент было важным другое: в психушку её отправил Олег. И, узнав об этом, я потеряла дар речи. От того, чтобы не натворить глупостей, меня опять же удержала Люся: уже на выходе из своей квартиры она схватила меня за плечи и сильно встряхнула:
– Подожди! Послушай меня! – кричала она мне в лицо. – Я говорила с ним! Он не смог! Понимаешь? Просто не смог её принять такой, какая она была! Он старался. Честно старался. Но не смог. Он только хотел ей помочь. Сейчас он тоже убит горем, так же как и мы.
– Он мог бы просто отпустить её!
– Нет!… Не мог… Ты же знаешь, что такое любовь… Он слишком любил её…
И вдруг мой рассудок, больше не сжигаемый дикой яростью, багровой пеленой застилавшей мне глаза всего минуту назад, как хороший компьютер, выдал мне страшную догадку, от которой ноги мои стали ватными. Я попыталась прогнать её прочь, но она острыми когтями вцепилась в моё сердце.
– Почему ты всё время говоришь о ней в прошедшем времени? – через силу проталкивая слова сквозь онемевшие губы, спросила я. Люся молчала. – Почему?! – Теперь уже я вцепилась в неё мертвой хваткой, но Люся резко высвободилась из моих рук, отошла на несколько шагов и молча замерла, не глядя мне в лицо. В глазах у меня начало темнеть. – Когда? – шёпотом спросила я.
– Сегодня на рассвете. Просто не проснулась…
Мои колени подогнулись, и я закричала, падая на пол.
Не помню, сколько прошло времени, в себя я пришла на том же самом месте, осипшая от рыданий, растрёпанная. Рядом со мной, прижимая меня к себе и тихонько покачиваясь из стороны в сторону, сидела Люся, моя единственная подруга. Теперь единственная…
Я осторожно, чтобы не разбудить мужа, поднялась с постели, собираясь пойти на кухню выпить глоток воды. По пути зашла к сыну, поправила ему одеяло и поцеловала в русую макушку. Часы показывали уже половину четвёртого утра. Скоро начнёт светать.
Прислонившись к встроенной кухонной столешнице, я смотрела в пустой бокал, снова и снова перебирая в голове мысли. Всё, что у меня осталось от Ярославы – её сказки, пара стихов и воспоминания о ней. За моей спиной приглушённо горел светильник. Понимая, что попробовать поспать всё ж таки нужно, я вздохнула, ставя бокал на стол, и подняла голову. Мой взгляд скользнул по большому зеркалу в деревянной раме на стене над обеденным столом и замер. Сначала я подумала, что у меня в глазах двоится, потом резко оглянулась в сторону и, никого не увидев, медленно повернула голову обратно к зеркалу.
Там, по другую сторону стекла, в Зазеркалье, рядом со мной, глядя мне прямо в глаза, стояла Яра. Стояла, так же как я, облокотившись о столешницу, и улыбалась. Наверное, именно благодаря этой улыбке, как всегда доверчивой и открытой, я и не закричала от ужаса. Она медленно положила руку на сердце и печально, с сожалением покачала головой. Потом Яра повернулась к моему отражению и ласково погладила его по волосам. Я не почувствовала её прикосновений, но по щекам у меня опять заструились слёзы. Закрыв лицо руками, я беззвучно заплакала. А ветер через приоткрытое окно вдруг донёс до меня тихое "Спи" и ощущение её улыбки…
Мне снилась Ярослава. Она сидела на зелёной траве, чуть в стороне от извилистой тропинки, тянущейся через широченный, залитый солнечным светом луг, и плела венок из ромашек. Смоляные волосы, увенчанные ещё одним ромашковым венком, были заплетены в косу, покоящуюся на белом с вышивкой платье. Увидев меня, она заулыбалась и помахала мне рукой, поднимаясь на встречу.
– Яра! – Я хотела обнять её, но вдруг поняла, что не имею тела.
– Не бойся, – успокоила меня она. – Ты здесь только гость и то совсем ненадолго. Ты так тосковала, что нам разрешили увидеться. Последний раз.
– Яра, я только что видела тебя в зеркале. Там. У себя дома.
– Зеркало… – Ярослава грустно улыбнулась. – Я знаю. Ты чуть было Дверь не открыла, причём неосознанно, настолько велика была твоя боль. Мне пришлось вмешаться.
Мы шли вдвоём по бесконечному солнечному лугу и говорили-говорили-говорили. И с каждым словом мне становилось легче, а она всё плела и плела свой белый венок, доставая цветы словно из воздуха. Наконец, мы остановились, и она сказала:
– Тебе пора возвращаться. Позаботься о моих родителях, пожалуйста. Я ведь никогда ничего им не рассказывала. Не оставляй их. Им сейчас очень тяжело.
– Яра, я не смогу… – начала, было, я, но она перебила.
– Я благодарна Богу за то, что ты была в моей жизни. Ты была мне даже ближе, чем сестра. Но теперь ты должна меня отпустить. Пожалуйста, сделай это. – Она посмотрела на законченный ромашковый венок и положила его на траву: – Это – твоя боль. Я оставлю её здесь, чтобы она больше не тревожила тебя и не держала меня. Солнце иссушит её, и ветер развеет прах. Помни меня, но не вини никого. Так должно было случиться. Мы все это знали. А рядом с Олегом я провела самые счастливые годы своей жизни. Ты была права: Любовь – это неземное счастье! Это постоянная заполненность сердца. Это радость от того, что он рядом… Спасибо тебе. – Ярослава снова улыбнулась, но её улыбка вдруг на мгновенье угасла. – Я жалею только об одном: что у меня не осталось детей. После меня на земле никого не осталось. А мы с Олегом так мечтали о сыне или дочке…
– Яра, – неожиданно для себя, словно по наитию, заговорила я. – У тебя есть сын. Твой крёстный сын. И он очень сильно тебя любит, ты же знаешь. Он будет помнить тебя всегда. Поверь мне.
Спасибо… – прошептала она в ответ, и мне показалось, что в глазах её заблестели слёзы. Но это были счастливые слёзы, слёзы благодарности. – Прощай…
Я открыла глаза в своей постели. В окно робко заглядывало летнее солнышко, словно спрашивая разрешения войти. Мой Любимый смотрел на меня, лёжа на боку и подложив под щёку кулак.
– Ты опять плакала ночью? – просто спросил он, проводя пальцем по моему виску, и я ответила:
– Да. В последний раз.
– Мам! Пап! Мне сегодня снился ангел! – Вылетев из своей комнаты, наш сын с разбега плюхнулся к нам на постель. – Он был в белой одежде и в венке из ромашек…
