Наталья Калинина
Проклятье музыканта

Полная версия

С благодарностью за помощь, поддержку и вдохновение талантливым музыкантам: Тимуру Валееву (группа «Ключи»), Диего Мартину (Diego Martнn), Хосе Рамону Солер (José Ramón Soler) и группе «Мелокос» (Melocos).

Пролог

1867 год. Испания, Молино Бланко

Время еще не приблизилось к полуденной отметке, а жара уже стояла как в преисподней. Пабло, сняв пенсне, стер заливавший глаза пот и смахнул висевшую на мясистом кончике носа каплю. Протерев краем фартука запотевшие стеклышки, он вновь водрузил пенсне на переносицу и склонился над деревянным столом, на котором лежала дощечка – заготовка для будущего инструмента. Работа двигалась медленно из-за зноя, отнимающего не только силы, но и вдохновение. Казалось, сам дьявол стоит за спиной и дышит в затылок огнем. Не было спасения даже ночью, когда беспощадное солнце брало короткую паузу: земля, за день прокаленная его прямыми лучами, ночью извергала вобранный в себя жар подобно проснувшемуся вулкану. Единственным спасением было накрываться влажной простыней, а другую, смоченную в холодной воде, вешать в дверной проем. Но простыни высыхали еще до того, как Пабло успевал уснуть. Маялся бессонницей он уже вторую неделю, что не могло не сказываться на его работоспособности, ведь мастер в каждую вещь вкладывает не только частичку своей души, но и настроение. А оно в последние дни было скорее хмурым, чем радостным. Печально, потому что каждой своей гитаре Пабло старался отдать все лучшее, чувствуя ответственность, сравнимую с той, какую бы нес за воспитание дочери, готовя ее к выданью и желая ей счастливой судьбы. Инструмент для настоящего музыканта – это не просто деревянная коробка с натянутыми на нее струнами, это почти что любимая женщина. И они – музыкант и гитара – должны подходить друг к другу идеально, как две половинки одного апельсина. Иначе не будет Музыки. Будет лишь набор звуков, производимых без души. Кто-то мог бы с ним поспорить, говоря, что все дело в мастерстве музыканта: в руках настоящего гения и полено зазвучит. Но Пабло на такое заявление ответил бы, что можно, конечно, взять в жены сварливую бабу и прожить с ней в диссонансе всю жизнь, разговаривая лишь одними режущими слух секундами. А можно связать жизнь с покорной женщиной и наслаждаться гармоничным звучанием ее ласковых терций.

Мастер вновь снял пенсне и положил его рядом с дощечкой на стол. Совсем нет вдохновения… Не лучше ли сходить в бар к Антонио, выпить кружку ледяного пива, узнать последние новости? Пожалуй, он так и сделает. Пабло аккуратно повесил фартук на вбитый в стену рядом со шкафом, в котором хранились заготовки, гвоздь и собрался уж было покинуть мастерскую, как услышал тихое звяканье дверного колокольчика. Мгновение, и в помещение вошел высокий сеньор.

– Доброго дня! – поздоровался Пабло. Посетитель проигнорировал его приветствие.

– Вы Пабло Молина, гитарных дел мастер? – спросил он сердитым хриплым голосом.

– К вашим услугам, сеньор, – поклонился хозяин и выжидающе замер, рассматривая незнакомца. Несмотря на удушающий зной, закутан тот был в темно-серый плащ, укрывающий его с головы до ног. Накинутый капюшон скрывал лоб мужчины, отбрасывал тень на его глаза, не позволяя рассмотреть их. Пабло почувствовал дискомфорт: он не привык разговаривать без зрительного контакта. Ему важно было видеть глаза человека, читать в них истинные настроения и помыслы. Незнакомец, словно угадав его мысли, снял капюшон. Взгляд у него оказался пронзительным и неприятным, как у старого ворона. Человек этот был, скорее всего, молод, но лет ему изрядно прибавляли густая черная борода, спускающаяся почти до груди, сердитые морщины над переносицей да несколько серебристых нитей в смоляного цвета волосах. Под мышкой посетитель держал объемный сверток. Пабло опустил взгляд на ноги мужчины и заметил, что сапоги у того белесые от придорожной пыли, будто незнакомец проделал пешком немалый путь.

– Вам настроить гитару? Заменить струны? Отреставрировать? – спросил Пабло, так как человек не торопился называть цель, с которой пожаловал. Гость вместо ответа заглянул ему через плечо, разглядывая разложенные на рабочем столе заготовки.

– Нет, – отрезал он, переводя взгляд на мастера. – Мне нужна новая гитара. Та, которую бы вы сделали специально для меня.

Пабло кивнул и, подойдя к конторке, вытащил потрепанную книжицу, в которую записывал пожелания клиентов.

– Давайте обсудим. Я работаю с деревом… – Он собрался перечислить породы, но клиент перебил его:

– Я хочу, чтобы вы сделали гитару из моего материала.

Пабло поднял брови, но промолчал. Стоит посмотреть, что принес клиент, и тогда сразу станет ясно, годится ли это для работы или нет. Он освободил стол и жестом пригласил гостя. Тот положил на стол сверток и торопливо принялся сдергивать бечевки. Пабло обратил внимание на то, что пальцы мужчины, когда тот разворачивал пакет, дрожали, будто от нетерпения. На мгновение прикрыв глаза, мастер вообразил, как эти пальцы перебирают струны. Но следом за этим ему почему-то представилось, как они так же нетерпеливо, грозя оторвать их, расстегивают пуговицы на женской блузе. Пабло тряхнул головой и открыл глаза: вот что жара делает с несчастным стариком! Уже столько времени его любимыми женщинами были лишь гитары, и вот надо же… навеяло.

– Подойдет? – кивнул незнакомец на стол. Пабло водрузил на нос пенсне и с бережностью взял одну из дощечек, осмотрел со всех сторон, поднес к уху и пощелкал пальцем, прислушиваясь к тому, «запоет» дерево или окажется «мертвым».

– Персидский орех, – сказал он. Заказчик перекатился с пяток на носки, выказывая нетерпение. Ему, похоже, не столь было важно, чтобы мастер изготовил для него гитару, сколько то, чтобы сделали ее из этого материала. Он хотел было что-то заметить, но Пабло шевельнул кустистыми седыми бровями, призывая человека не мешать. Поспешности в выборе материала быть не должно, от этого зависит, как зазвучит потом инструмент.

– Беру, – вынес он в итоге вердикт, мысленно подбирая к этим дощечкам материал из своих запасов, из которого изготовит уже гриф, накладку.

– И еще вот это, – незнакомец вытащил из кармана широкое деревянное кольцо, похожее на браслет, и протянул его мастеру: – Тоже возьмите.

– Но… – Пабло неуверенно взял браслет, повертел его и вопросительно глянул на странного заказчика: – Что мне с этим делать?

– Что хотите, – вполне серьезно ответил тот. – Но это должно быть так или иначе включено в инструмент. Сколько возьмете за работу?

Клиент вытащил из складок плаща кожаный мешочек. Пабло задумался, а затем уверенно назвал цену.

– Здесь в два раза больше. И вы получите еще, если инструмент окажется именно таким, какой я хочу. Вернусь ровно через четыре месяца.

Посчитав разговор оконченным, мужчина, не прощаясь, удалился.

Пабло вышел из мастерской, чтобы проводить взглядом незнакомца. Тот сразу направился в сторону дороги, ведущей из поселка. Шел твердо, впечатывая шаг в пыль, так, что та, поднимаясь облачками, оседала затем налетом не только на обуви, но и на подоле одежды. Полы плаща от ходьбы раздувались, словно крылья огромной птицы. И Пабло подумал, что незнакомец со спины еще больше похож на ворона.

Он вернулся в мастерскую, задернул штору и, забыв о желании пропустить кружку пива, вернулся к разложенным на столе дощечкам.

* * *

Пабло уже полчаса сидел на рассохшемся табурете, рассматривая издали свою работу и не зная, как отнестись к ней. Он изготавливал инструмент почти четыре месяца и закончил на неделю раньше оговоренного срока. Гитара вышла хороша. Но… что-то его в этом инструменте настораживало, что-то отталкивало, а что-то, наоборот, затягивало в омут магии. Весь этот период Пабло трудился с окрыляющим его вдохновением. Но еще никогда не уставал так от работы, как в этот раз, словно гитара вытягивала из него все силы. Да и не все в процессе ее изготовления шло гладко. Он вкладывал в дело душу, но норовистый инструмент будто уже имел свою. Иногда их души сливались в унисон, и тогда работа шла легко, словно лилась музыка из-под пальцев профессионала. А иногда гитара, как своенравная женщина, показывала характер, и дерево вдруг начинало «капризничать» в опытных руках мастера. Не Пабло выбирал для нее материал, а будто она сама. «Отказалась» от красного дерева – эту заготовку Пабло запорол, чего с ним не случалось давно, первой. Затем подобная история приключилась и с заготовками из ясеня и клена. Будущая гитара отвергала предлагаемые материалы, словно красотка, тщательно выбирающая наряд к главному празднику, – непонравившиеся платья. И напрасно Пабло думал, что случилось это от усталости (он пробовал брать перерыв в работе) и потому, что с возрастом его руки перестали быть ловкими, а глаза утратили зоркость. Стоило ему взять ольховую дощечку, как та отозвалась теплом в его ладонях. Интересное дело, гитара будто затребовала союза «женского» дерева и «мужского». Пабло мудро рассудил, что стоит прислушиваться к тем невидимым и неслышимым посылам, которые отправлял ему будущий инструмент, и работа потекла так легко, как никогда.

Если бы эта гитара была женщиной, без сомнений, оказалась бы изумительной красавицей, разбивающей мужские сердца одним взглядом. Последней деталью, завершающей работу, стал орнамент, который Пабло нанес не только вокруг резонаторного отверстия, но и по нижнему краю верхней деки. Превратил принесенный заказчиком браслет в тонкую стружку и из нее сотворил тончайший узор. Ювелирная работа. Словно подарил дорогое украшение любимой женщине.

А сегодня был тот день, когда за своим заказом должен прийти клиент. И Пабло, ожидая его, нервничал, будто отец, отдающий единственную дочь в руки мужчины, от которого он чувствовал исходящую опасность. Тревога мучила с утра так, что бедный старик ничего не мог делать.

День уже перешагнул полуденную отметку, а заказчика все не было. И Пабло начал испытывать надежду, что тот не придет. С инструментом ему не хотелось расставаться до такой степени, что он даже подумал вернуть деньги и заплатить сверху за использованный материал. Пабло встал с табурета и подошел к столу, на котором лежала гитара. Взяв ее в руки, он ощутил исходящее от лакированного дерева тепло, со священным трепетом коснулся струн, перебрал их так ласково, как волосы любимой женщины. Инструмент отозвался нежным чистым звуком. Старик прикрыл глаза и сыграл импровизированную мелодию.

Каким же сентиментальным он стал: воспоминания о жене и двух дочерях, умерших во время эпидемии тифа еще пятнадцать лет назад, давно не вызывали такую рвущую сердце боль, не проливались слезами. То ли музыка, извлекаемая из инструмента, проникла в его душу, пробив наращиваемый годами кокон, в котором он, словно в гробу, старался похоронить свою боль. То ли действительно к старости стал сентиментален. То ли просто грустил в ожидании разлуки с полюбившимся инструментом.

Пабло смахнул слезы и вновь прошелся пальцами по струнам. Прикрыв глаза, он заиграл уже другую мелодию – темпераментную. Его пальцы, утратившие гибкость музыканта, привыкшие к грубым столярным инструментам, то и дело спотыкались, не поспевая за нужным ритмом, но все же он вложил в игру весь свой неожиданно проснувшийся юношеский задор. А когда закончил исполнение и открыл глаза, увидел стоящую в дверях посетительницу. Прекрасную в своей молодости, яркую, словно пламя. Солнечный свет облекал ее силуэт в сияние так, словно обрамлял в золотую рамку. И он же образовывал над головой девушки нимб.

Но… моргнул Пабло, и пропала девушка, словно и не было ее. Старик даже поднялся с места и, подойдя к дверному проему, выглянул на улицу. Повертел головой туда-сюда в поисках незнакомки, но улица была пустынна, если не считать дворовой собаки, пересекающей ее. Наваждение…

I

Я поднялась по эскалатору из подземки на улицу и зажмурилась от брызнувшего в глаза ослепительными бликами солнца. Первые дни октября выдались теплыми и такими яркими, словно некто, рисуя осень, использовал исключительно летние краски. Оглядевшись в поисках Лауры и не увидев ее, я направилась к стеклянным дверям огромного, напоминающего круизный лайнер универмага Эль Корт Инглес. Удобное для встреч место, несмотря на многолюдность: здесь, через площадь Каталонии, протянулись спрятанные под землей линии электричек, отсюда, от сердца Барселоны, артериями разбегались широкие проспекты, переходящие в капилляры многочисленных улочек.

Я не прожила в Испании еще и года, но эта страна изначально стала «моей»: здесь мне дышалось полными легкими, здесь мне было так комфортно, словно речной рыбе, выпущенной на волю в чистый водоем из узкого аквариума. Я родилась и выросла в Москве, но в моих жилах текла толика испанской крови: мой дедушка был испанцем, высланным в Советский Союз трехлетним ребенком во время гражданской войны. Он прожил в России всю жизнь, женился на москвичке, вырастил двоих сыновей. Я же до недавнего времени не знала о нем, но с детства испытывала непонятную любовь и тягу к этой солнечной стране, ее певучему языку и культуре. Судьбу не обманешь: сделав крутой вираж, она привела меня на родину моего дедушки, где я встретила любимого человека – Рауля и начала новую жизнь здесь вместе с ним.

У Лауры была привычка опаздывать, я же любила приезжать заранее. В ожидании ее я обычно читала книгу, но сегодня решила пройтись по этажам универмага. Мы договорились встретиться не только для того, чтобы увидеться, но и с целью купить подарок ко дню рождения Рауля. Мне хотелось найти что-то такое, что бы его удивило и обрадовало, вещь, выходящую за рамки подарочного парфюмерного набора, свитера или портмоне. Его страстью была музыка, далее шли мотоциклы, но что можно купить и подарить ему из этих областей, я не представляла. Надеялась, что Лаура, знавшая вкусы брата лучше меня, сможет помочь.

Она позвонила, когда я бродила по второму этажу, рассеянно перебирая вешалки с мужской одеждой. Я торопливо спустилась и сразу же увидела ее в дверях, одетую в неизменные джинсы-дудочки, заправленные в сапоги на плоской подошве, и в накинутый поверх белой футболки черный кардиган. Вокруг шеи Лаура небрежно намотала алый шарф, а длинные волосы собрала в пучок, как у балерины. Мы расцеловались при встрече, и я, зная, что подруга приехала с работы, спросила, не голодна ли она.

– Нет, Анна. Вначале купим подарок.

У нее уже была идея, за которую я с готовностью ухватилась. Раулю нравилось коллекционировать старые предметы. Дома в кабинете уже стояли радиоприемник шестидесятых годов, модель кабриолета, две пластинки, письменный набор и шкатулка. Эта небольшая коллекция началась с того, что его мама как-то разбирала кладовку в доме своей матери и нашла приемник. Она собралась его выкинуть, но Рауль остановил ее. Среди прочих вещей еще были обнаружены две старые пластинки с фокстротами и вальсами, непригодные для проигрывания из-за царапин, но показавшиеся Раулю ценными. Смекнув, что бабушкина кладовка вовсе не чулан с хламом, а сундук с сокровищами, он разобрал залежи старых вещей в два счета. К «трофеям» добавилась еще и шкатулка. Модель кабриолета и письменный набор он приобрел уже в какой-то лавочке.

Лаура предложила купить что-нибудь из подобных вещей и сказала, что знает в Барселоне пару магазинов антиквариата. Я согласилась, и она повела меня в сторону Готического квартала.

– Что с тобой? Ты выиграла в лотерею? – пошутила я, заметив, что сегодня подруга излишне возбуждена, словно идущий в парк аттракционов ребенок. Я уже привыкла к тому, что она напоминает беспокойного бесенка: подвижная, активная, веселая, острая на язык. Но сегодня Лаура превзошла себя. В ее движениях было больше, чем обычно, живости, шла она пританцовывая, а когда мы остановились на светофоре, от нетерпения даже подпрыгивала на месте. При этом ее лицо сияло так, словно его подсвечивали изнутри лампочками.

– Нет, – качнула Лаура головой и улыбнулась загадочной улыбкой Джоконды.

– Но что-то ведь случилось?

– Ничего плохого. Надеюсь… – добавила она после короткой паузы, во время которой ее черные брови сошлись в мимолетную «галочку». Но тут же лоб вновь разгладился, и на лице показалась улыбка.

– Что ты натворила? – обреченно спросила я. От этой девушки можно было ожидать чего угодно.

– Ничего!

Шла Лаура быстрым шагом, и я, отстав, едва не пропустила, как она свернула на неприметную улочку.

– Ты уверена? – спросила я. Лаура кивнула, и мне не осталось ничего другого, как следовать за ней. Узкие извилистые улицы меня завораживали, но в то же время прогулка по ним щекотала нервы. В этот час уже начали спускаться сумерки, а очутиться ночью в этом лабиринте – не самое безопасное приключение.

Мы прошли мимо стен, разукрашенных граффити, и оказались возле большой освещенной витрины, за которой располагался тату-салон. Лаура остановилась, и я вместе с ней.

– Может, подарить Раулю абонемент? – на полном серьезе спросила она, разглядывая через стекло брутальных мужчин в черных майках, банданах и с цветными орнаментами на мощных плечах. – Брат как-то обронил, что подумывает скрыть шрамы татуировкой. Так, может, мы…

– Мне лично его шрамы никак не мешают! Пусть лучше они, чем татуировки, – перебила я ее и оттащила подругу от стекла в тот момент, когда один из обитателей салона оглянулся и расплылся в «дружелюбной» улыбке голодного волка, а затем сделал приглашающий жест. Чертовка Лаура, отходя от витрины, улыбнулась в ответ и даже послала татуировщику в бандане воздушный поцелуй.

– Давиду расскажу, как ты тут флиртуешь, – прошипела я, думая о ее женихе.

Непредсказуемый финт судьбы: для Лауры не было страшней врага, чем лучший друг ее брата. Эти двое, Лаура и Давид, с детства вели войну, унижая друг друга. Даже когда выросли, продолжали в том же духе, хоть видимых поводов для вражды и не было. Но в какой-то момент темпераментная ненависть перешла в не менее темпераментную любовь.

– Не расскажешь, – засмеялась Лаура, зная, что моя угроза – пустая.

Темнота накрыла все вокруг так быстро, словно не спустилась на город, а упала. Улица оказалась освещена лишь редкими фонарями на стенах домов, свет от которых ложился пятнами, оставляя часть дороги в сумраке. Если бы можно было взглянуть на улицу сверху, она бы напомнила перфорированную трубу. Я собралась было спросить, не лучше ли нам повернуть назад, как вдруг заметила зеленую деревянную дверь – единственный цветной мазок в этом сером бесконечном коридоре из каменных стен. В щель над порогом пробивался свет, и сквозь стекло, вставленное в верхнюю часть двери, виднелись развешанные по стенам гитары различных форм.

– Сюда, – сказала я Лауре, завороженно рассматривая инструменты. В голове словно мелькнула вспышка: старая гитара. Такой подарок точно приведет Рауля в восторг.

– Ты уверена? – скептически спросила подруга. – Гитара же у него есть.

– Современная, – согласилась я. – Но не старинная.

Я с внезапно нахлынувшим на меня волнением толкнула дверь и вошла. В небольшой комнате, наполненной теплым дынно-желтым светом, после темной улицы показалось так комфортно, будто мы с мороза вошли в натопленное помещение. За столом, склонившись над какими-то бумагами, стоял мужчина, который окинул нас коротким взглядом и, видимо не сочтя за покупательниц, вернулся к своим делам. Моя решимость дала трещину, и в поисках поддержки я оглянулась на Лауру.

– Что вам угодно? – в старомодной манере спросил вышедший к нам из глубины помещения парень лет двадцати с прической в стиле «Битлз». Я изложила просьбу.

– Классические? Старые? Есть такие! – воскликнул молодой человек и поманил нас за собой.

Он провел нас за темную штору, и мы будто попали в ящик волшебника, который из современного мира переносит в другой. В воздухе витал запах дерева, лака и клея, вносивший в уют этой комнаты особую ноту. Здесь так же по стенам были развешаны инструменты, но на этот раз не гитары, а скрипки и виолончели, а напротив входа находилась стойка, за которой пожилой сеньор с длинными седыми волосами и в круглых очках без оправы осматривал одну из скрипок. При нашем появлении он даже не поднял головы.

– Вот они, – вернул мое внимание парень и указал рукой на стену, на которой под самым потолком за стеклянной витриной находилось несколько гитар разных форм. Я увидела ценник и обреченно вздохнула: не выйдет оригинального подарка Раулю. Самая дорогая стоила как новенькая японская машина, самая дешевая, хоть и стоила вдвое меньше, тоже по цене тянула на автомобиль. Не проще ли уж сразу купить Раулю вторую машину или пару новых мотоциклов?

Лаура угадала, о чем я думаю, но виду не подала, что огорчилась. Наоборот, подарила молодому человеку очаровательную улыбку. Неужели чертовка собирается торговаться?! Да тут, чтобы сбить цену до той, которую бы я могла потянуть, мало просто пококетничать, тут и замуж с разбегу выйти и то не поможет. Но Лаура с видом знатока стала расспрашивать о мастерах, материалах, из которых были изготовлены гитары, их возрасте. Мне оставалось только дивиться ее осведомленности. Видимо, сказывалось то, что она большую часть жизни прожила под одной крышей с братом-музыкантом. А я же, очарованная, смотрела на гитары, думая не столько об их стоимости, сколько о том, какие истории они хранят. Задумавшись, я чуть не пропустила тот момент, когда Лаура, улыбаясь такой солнечной улыбкой, какая бы и камень растопила, как лед, грациозным жестом обвела экспозицию:

– Мы ищем подарок для моего брата.

Прозвучало это так, словно она собиралась скупить все гитары оптом. Я зашипела и незаметно толкнула ее в бок, прося прекратить. Но Лаура и ухом не повела.

– Ему очень нравятся старинные вещи. К тому же он известный музыкант: солист группы «El gato de cristal»^[1].

Лаура сделала эффектную паузу, рассчитывая, видимо, что молодой человек ахнет от удивления. Увы, моя дорогая подруга немного просчиталась: о такой группе консультант, похоже, не слыхал, потому что неуверенно пожал плечами и что-то неразборчиво промямлил.

– Наверняка знаете! – не сдавалась Лаура. – Одну песню довольно часто крутят по радио…

Она даже напела ее, и молодой человек растерянно заулыбался.

– У него на днях день рождения, и мы решили купить ему старинную гитару в подарок.

Я во второй раз пихнула разошедшуюся подругу в бок. Но она, уже не скрываясь, отмахнулась от меня, как от назойливой мухи, и изящным жестом поправила волосы. Я во все глаза глядела на нее, удивляясь ее поведению: Лаура отнюдь не была кокеткой. А может, она просто умело прятала свои женские чары и пускала их в ход лишь в исключительных случаях, под действием разыгравшегося, как сейчас, азарта?

Все это было довольно интересно, но только вряд ли красота и кокетство Лауры могли нам помочь выторговать гитару по приемлемой для нас цене.

Я оглянулась на стекло, за которым по освещенной фонарями улице прохаживались туристы. Мне очень хотелось выйти наружу, уйти подальше от этого покрасневшего до корней смоляных волос парнишки, подпавшего под обаяние моей подруги. И я собралась уж было прекратить спектакль, как вдруг случайно встретилась взглядом с сеньором за стойкой, который теперь наблюдал за нами. Мне даже показалось, что в его глазах мелькнули смешинки. Я неожиданно для себя улыбнулась ему и развела руками, словно говоря: мол, что поделаешь, остановить эту очаровательную сеньориту – все равно что пытаться удержать руками ракету. Сеньор меня понял и потому решил вмешаться, но произнес совсем не то, чего я ожидала:

– Джуан, принеси гитару, которую мы получили последней.

– На которой вы утром перетягивали струны?

– Ее самую, – кивнул мужчина, глядя на нас поверх очков-стеклышек. Лаура, мигом смекнув, кто здесь главный, улыбнулась уже ему, но улыбкой не искусительницы, а невинного ангела.

– А разве вы не хотели оставить ее себе? – начал молодой человек, но осекся, поймав укоризненный взгляд сеньора, и юркнул за темную штору.

– Высокая стоимость этих инструментов вызвана известностью мастеров, сделавших их, а также материалом. Гитара, которую сейчас принесет мой юный помощник, стара, но имя мастера, ее изготовившего, мало известно. Хоть, на мой взгляд, он отлично знал свое дело.

За спиной раздались шаги, и мы с Лаурой одновременно оглянулись на вернувшегося Джуана.

– Посмотрите, какая красота… – Сеньор принял из рук парнишки инструмент и ласково провел по лакированному корпусу пальцем, тронул орнамент, а затем отдернул руку так, словно, забывшись, коснулся плеча желанной, но недоступной женщины.

– Нам принес ее на днях один сеньор. Гитара ему не нужна, и он отдал нам ее за бесценок. Мне не хотелось обманывать этого пожилого человека, поэтому я сказал, что инструмент стоит намного дороже той суммы, которую он запросил. Но сеньор ответил, что принес нам инструмент не ради выгоды, а ради того, чтобы он оказался в хороших руках, а не погиб в безвестности, рассыхаясь на антресолях. Что ж… Я думал оставить гитару себе. Но эта юная сеньорита меня очаровала. Жаль отпускать вас без покупки. Я возьму с вас ту плату, которую запросил бывший владелец, и добавлю стоимость восстановительных работ, что не так уж много. Только пообещайте относиться к этому инструменту с любовью, – усмехнулся сеньор доброй улыбкой Санта-Клауса.

– Обещаем! Если бы вы знали моего брата, вы бы ни капли не сомневались в том, что гитара попадет в хорошие руки. Он будет очень счастлив! – с чувством выдохнула Лаура. Когда она оглянулась на меня, ее темные глаза сияли торжеством.

Выйдя из магазина, мы смешались с толпой туристов и неторопливо пошли в сторону площади Святого Хайме, чтобы оттуда знакомым маршрутом выйти в центр и к электричкам. Лаура держала гитару, упакованную в специальный чехол. Мы договорились, что это будет подарок от нас обеих, и заплатили стоимость пополам, а чтобы Рауль раньше времени не обнаружил гитару, решили, что она пока побудет у Лауры. Так, счастливые, припоминая со смехом «торговлю», мы шли по улице. Но в какой-то момент Лаура вдруг оглянулась, при этом на ее лице отразилось беспокойство.

– Что-то не так? – встревожилась я.

– Мне показалось, будто кто-то настойчиво смотрит мне в спину, – сказала она.

Я опять оглянулась, но понять, глядел ли кто нам вслед, было сложно, потому что улица была полна прохожих.

Подобное ощущение, что кто-то следует за нами, почувствовала позже и я, когда мы с Лаурой решили зайти в один из встретившихся на пути ресторанов. Я оглянулась в дверях, но никого, кроме смеющейся парочки и прошедшего торопливым шагом мимо нас мужчины, не увидела.

Мы заказали несколько тарелочек с тапас^[2]. И когда официант принес заказ, Лаура придвинула к себе блюдечко с маринованными оливками и решительным жестом отодвинула от себя тарелку с ломтиками хамона. Я удивленно вскинула брови, зная, как она любит хамон. Но Лаура, беря с блюдечка оливку, будничным тоном сказала:

– Я беременна.

Я едва не поперхнулась водой. А подруга, довольная эффектом, засмеялась:

– Так, понимаю, новость тебя ошарашила?

– Немного. Давид уже знает?

– Нет еще, – с улыбкой покачала головой она. – Только ты. И, надеюсь, не проговоришься даже Раулю.

Я пообещала молчать.

– Срок небольшой, – продолжала Лаура, сметая оливки с блюдечка с невиданной скоростью. Не притронулась она и к картофелю с чесночным соусом. – Если бы ты знала, как мне тяжело держать язык за зубами! Иногда так и распирает взять телефон и обзвонить весь мир с новостью. Но пока даже родителям не сообщила. Хочу сделать подарок Давиду на день рождения: он родился через месяц после Рауля. Может, скажу брату, но потом, сама.

Наш разговор прервал звонок телефона Лауры: звонил обеспокоенный ее долгим отсутствием Давид. Лаура поговорила с ним, а затем, убрав мобильный в сумку, сообщила мне:

– Давид сказал, что заедет за нами. У него сегодня выходной.

Друг Рауля работал в одном из ресторанов поваром, и его смены начинались как раз ближе к вечеру. Но два дня среди недели у него были выходными. Как мне уже удалось убедиться, Давид был настоящим алхимиком в своем деле, приготовление блюд было для него не будничным процессом, а магией. И, надо признаться, выходили они у него поистине волшебными. Я знала о мечте Давида открыть свой ресторан, как и о том, что в кризисное время он не желал рисковать.

– Мы отвезем тебя домой, – объявила Лаура.

– Не надо, это большой крюк. Я доеду на электричке. Торопиться мне некуда: Рауль сегодня допоздна задержится на репетиции.

– Давид и слушать не станет, ты же знаешь.

И я не стала дальше спорить. Узнав Давида лучше, я поняла, почему Рауль так ценит дружбу с ним, почему с такой теплотой всегда отзывается о своем друге, который при первой встрече чаще всего производил впечатление неприятного грубияна. За некрасивой, даже пугающей внешностью Давида скрывался заботливый, надежный, готовый тут же прийти на помощь друг.

– Ты выйдешь за него замуж? – вырвалось у меня.

Лаура засмеялась.

– Пока не собираюсь! Нам и так хорошо. Но если предложит, обещаю подумать. Хотя… Я не хочу свадьбы. С большим удовольствием сделала бы так, как вы с Раулем, – произнесла она, мечтательно подперев рукой щеку. – Никаких пышных торжеств с приглашением из всех дальних деревень Испании тетушек и дядюшек, кузенов и кузин, которых я в жизни не видела. Никаких пятиэтажных тортов и поцелуев на публику. Я бы просто сбежала с Давидом на какой-нибудь тропический остров. Купальник и парeо – вместо свадебного платья, венок из цветов – вместо фаты. Вместо скучной церковной церемонии – обряд по местным обычаям. Затем – ужин на двоих в местном ресторане. И ничего больше. Вышла бы замуж за Давида так же тайно, как ты – за моего брата.

Я не сдержала улыбки, вспомнив о нашей с Раулем спонтанной свадьбе.

…Еще полтора года назад я была благополучно замужем, жила в Москве и не представляла, что моя жизнь может сделать такой крутой вираж. У меня было тогда все, что, казалось, нужно для счастья: муж, собственная крыша над головой, любимая работа со свободным графиком (занималась я письменными переводами на дому). Моя жизнь с Костиком, человеком, привыкшим следовать правилам и нормам, напоминала тихую реку, может быть излишне предсказуемую, но потому, как казалось мне, и надежную. Я мирно плыла, увлекаемая спокойным течением, и совершенно не ожидала, что за непредвиденным поворотом скрывается водопад, после падения с высоты которого меня едва не затянет в омут депрессии: измена мужа, сложный развод с угрозами и шантажом со стороны Костика, период сердечной «реабилитации», во время которого я замкнулась в своем одиночестве. Совсем не поклонница рафтинга, я была рада вновь оказаться в тихом озере, пусть оно и грозило со временем превратиться в стоячий пруд. Но хоть мне и казалось, что даже от дождевой лужи теперь буду ожидать подводных течений, так и не успела понять, как и когда меня сбило с ног бурным потоком и поволокло по порогам новой любви…