Наталья Нестерова
Испекли мы каравай
Хотя Филипп ей очень понравился, Арина не собиралась демонстрировать свою симпатию. Она постарается быть загадочной.
Арине не раз говорили, что у нее красивое, простое, открытое лицо. «Простая, открытая» – это про собачью морду, считала Арина. Друг человека с восторгом выполняет команды: «Ко мне! Лежать! Дай лапу!» – получает за это косточку и прыгает от радости. А женщина должна быть загадочной, вроде спрятанного клада, который мужчина стремится отыскать и насладиться в трудах обретенными сокровищами. Подобные мысли Арине внушили статьи в глянцевых журналах и романы зарубежных беллетристок, чьи книги выпускались в ярких обложках со знойными красотками и красавцами в момент объятия – вскрытие клада, очевидно.
Напускная загадочность слетела с Арины после первого же вопроса Филиппа, который встретил ее за проходной.
– Айда на лодках кататься? – предложил он.
– Айда! – с ходу согласилась Арина.
Два часа дня (утренняя смена начиналась в пять утра), тепло, светит солнце, в будний день в городском парке немноголюдно, лодку можно взять без очереди, да и на пруду будет свободно. Кроме загадочности, журнальные статьи еще рекомендовали всегда и всюду сохранять кокетливую игривость. Мол, мужчины любят веселых, задорных женщин, создающих хорошее настроение, не обременяющих спутников своими заботами и проблемами. Последняя установка находилась в прямом противоречии с первой, но Арина этого противоречия не замечала. Кроме того, веселость давалась ей без труда и насилия над собой: солнечный день, приятный парень, катание на лодке вместо корпения над учебниками – вот и хорошее настроение.
Арина запрыгнула в лодку, Филипп снял кроссовки и носки, положил их в лодку, потому что ее надо было толкать на глубину, стоя по щиколотку в воде. Кроссовки у него были новые, первый день носил, дорогие.
– Классные, правда? – похвастался Филипп, сев в лодку и вставляя весла в уключины. – Всю получку потратил на них.
– Ничего кроссовочки, – одобрила Арина.
Пруд имел форму гигантского обгрызанного блина, Филипп активно работал веслами, отплыв метров сто, резко повернул, чтобы сделать большой круг вдоль берега. Арина чувствовала себя легко и свободно, как будто Филипп был давним знакомым, с которым долго не виделись и теперь обменивались новостями. Они говорили о школах, которые закончили, Филипп рассказал про армию, он служил в Подмосковье. Арина поймала себя на том, что рассматривает с непривычным волнением босые ступни Филиппа, его щиколотки, ритмичное перекатывание мышц на груди под футболкой. Арина повернулась боком, согнулась в талии, опустила руку в воду. «Забыла, что нужно быть игривой, – мысленно одернула она себя. – Вместо этого пялюсь на него как кошка на сметану. Что бы игривое придумать?»
Через несколько минут Арина, воспользовавшись тем, что Филипп смотрел в сторону, затолкала одну кроссовку Филиппа себе в сумку и ойкнула:
– Филипп! Извини, пожалуйста!
– В чем дело?
– Я случайно утопила одну твою кроссовку, когда мы разворачивались.
– Как утопила?
– Нечаянно.
– А почему сразу не сказала?
– Побоялась. Прости!
Филипп был явно расстроен, но при этом не злился на Арину, смотрел не гневно, а удивленно. На его месте Арина вела бы себя иначе. Утопи кто-нибудь ее новую туфлю, Арина второй отхлестала бы виновника. То есть она не хотела, конечно, чтобы Филипп бил ее по башке кроссовкой, просто ничего игривее не придумалось.
Филипп горько вздохнул, а потом неожиданно взял вторую кроссовку за шнурок, раскрутил над головой и зашвырнул далеко-далеко.
– Ты что наделал! – закричала Арина.
– Утонули шузы так утонули.
– Дурак!
– Кто, я дурак? – теперь уж возмутился Филипп.
– Греби скорее! Может, успеем поймать. Да греби же!
– У меня, если ты не заметила, две ноги и одна кроссовка мне без надобности.
– Да греби же! Утонет! Вот вторая! – выхватила из сумки кроссовку Арина. – Я пошутила. Греби!
– У тебя приколы! – только и мог сказать Филипп.
Они долго кружили на месте предполагаемого падения кроссовки. Арина чуть не плакала, она была готова нырнуть в холодную воду, только бы вернуть Филиппу злополучную кроссовку. Но та, очевидно, легла на дно, на десятиметровую глубину. Видя отчаяние Арины, Филипп утешал ее, говорил, черт с ними, с кроссовками, он себе другие купит и даже врал, что кроссовки были ему маловаты. Навсегда зарекшись быть загадочной или игривой, Арина неожиданно и безотчетно провернула самый трудный женский приемчик: из виновницы превратилась в жертву, из ответчицы в потерпевшую.
Филипп шлепал по улицам босиком, на него смотрели подозрительно-насмешливо, но косые взгляды почему-то вызывали не стыд, а веселье. Дом Арины находился недалеко от парка, Филипп жил на другом конце города. Арина настояла, чтобы Филипп подождал ее во дворе, она сбегает за какой-нибудь папиной обувкой. Папа и мама оказались дома.
– Дай на время свои кроссовки, – торопливо попросила Арина отца. – И носки.
– Зачем? – насторожился папа.
– Кому? – уточнила мама.
Арина спешила, почему-то боялась, что Филипп может уйти, не дождаться. Ей хотелось поскорее хоть как-то загладить свой идиотский промах.
– Это одному парню, – быстро объясняла Арина. – Он утопил свои кроссовки, то есть утопил одну, потому что думал, что я утопила сначала другую, а я не топила, просто глупо пошутила.
Родители ничего не поняли.
– Какому еще парню? – спросил папа.
Мамин вопрос, как всегда, был точным:
– Где этот парень?
– Сидит во дворе, – махнула рукой в сторону балкона Арина. – Папа, у тебя, кажется, есть новые кроссовки? Дашь? Только подойдет ли размер?
Родители, не отвечая, прошествовали на балкон. Арине ничего не оставалось, как последовать за ними. Она помахала рукой Филиппу, он помахал в ответ.
С высоты третьего этажа родители не могли хорошо рассмотреть парня, но существенные нарушения заметили.
– Почему он босой? – спросил папа.
– Я же объясняла! – вспылила Арина. – Мы катались на лодке, Филипп выбросил кроссовку в воду, думал, что я другую утопила. Он думал, потому что я сказала, а я сказала для игривости. Что тут непонятного?
– Все! – ответил папа.
Мама, видя дочь в непривычном возбуждении, решила, что к объекту волнения Арины надо присмотреться внимательнее.
– Пусть босой мальчик поднимется в квартиру, – постановила мама.
Так получилось, что после первого же свидания родители Арины познакомились с Филиппом. Когда история с утопленными кроссовками была восстановлена, над Ариной потешались в три голоса. Правда, Филипп быстро переметнулся, стал говорить, что шутка была прикольной, просто он не въехал. Родителям Филипп понравился.
Арина и Филипп виделись каждый день. Он норовил заглянуть в кондитерский цех во время работы, а после смены они гуляли по городу, обедали в кафе, ходили в кино – не расставались до позднего вечера. У Арины росло и крепло чувство, которое она назвала бы не любовью, а родственностью.
Однажды она так и сказала Филиппу:
– Ты мне точно родной! Как брат-близнец. Будто нас разлучили в детстве, а теперь мы встретились и понимаем друг друга с полуслова и наговориться не можем.
Филиппа ее признание не порадовало.
– Только фараоны женились на своих сестрах, – сказал он.
Арина вспыхнула, услышав это замаскированное объяснение в любви, и смущенно возразила:
– Чем плохи фараоны? Они те же цари.
– Фараоны выродились, – напомнил Филипп.
– А я на экзаменах провалюсь, – вздохнула Арина без всякой связи с предыдущей темой. – Мама и папа мечтают, чтобы я в институт поступила, но ничего не выйдет.
Арина все свободное время проводила с Филиппом, учебников так и не открыла.
– Хочешь, я вместе с тобой буду поступать? – великодушно предложил Филипп.
– Правда? – обрадовалась Арина. – Там есть механический факультет.
– Мы провалимся оба, – продолжал Филипп, – и твоим родителям будет не так обидно.
Но они, к большому удивлению, поступили. На устных вступительных экзаменах нужно было хоть экать, хоть бэкать, хоть мычать – только не молчать. Письменные экзаменационные работы, наверное, никто и не читал. Филиалу института требовалось выполнить план набора коммерческих студентов, и брали всех без разбора, лишь бы плату внесли.
Арина и Филипп были уверены, что вылетят после первой сессии, и снова ошиблись. Деньги решали все. Только за экзамены теперь платили не в кассу, а сбрасывались, староста группы передавал деньги преподавателям, те рисовали в зачетках положительные оценки. Ситуация повторилась и в летнюю сессию. Ребята могли себе позволить потратиться на экзамены, хотя сама по себе ситуация с липовой учебой отдавала бессмысленностью – платить деньги за незнание, за корочку в будущем, за студенческий отпуск? Через два года филиал в их городе закрыли, и сдавать сессию нужно было в Москве. Там вовсю катил тот же конвейер поборов перед экзаменами.
Справедливости ради нужно сказать, что в столице некоторые предметы и спецкурсы по хлебопечению заинтересовали Арину, она ими увлеклась и сдавала экзамены честно, без денег. Филипп тоже почерпнул немало полезного в дисциплинах по ремонту, монтажу и сервисному обслуживанию хлебопекарного и кондитерского оборудования. Преподаватели были винтиками в давно отлаженной системе, хорошо зарабатывали на незнании студентов, но, истосковавшись по настоящим ученикам, если видели мало-мальскую заинтересованность в своих предметах, горячо откликались.
Филипп и Арина поженились на втором курсе. Во время подготовки к свадьбе Арина гораздо больше пыла и заинтересованности выказала свадебному караваю, чем подвенечному платью. Что платья? Они все красивые, одно другого наряднее, ошибиться невозможно. Другое дело – каравай. Арина раззадорила профессиональную гордость сослуживиц. Десять раз поссорилась и помирилась с товарками, рыдала и доводила до слез технолога. И все-таки они добились нужного вкуса теста, испеченный свадебный каравай своим украшением напоминал покрытую лаком деревянную скульптуру, вырезанную рукой мастера. Рецепт этого каравая потом взяли в ассортимент, в продаже он значился как «Каравай свадебный элитный», а в цехе его все называли «Аришкин». После успеха с караваем Арина попыталась внедрить и другие свои задумки, но столкнулась с жестким и безоговорочным сопротивлением коллег. Одно дело – свадьба у самой молодой сотрудницы, тут все костьми легли и капризу потакали. Другое дело – всякую блажь на поток ставить. «Из яиц и курочки сделает и дурочка», – напомнили Арине поговорку. А им нужно было извернуться без яиц и курочки, да с большим припеком работать.
Загодя было решено, что Филипп переезжает к Арине. У нее была своя комната, а Филипп в точно такой же двушке делил комнату с сестрой и братом, родители – в соседней. Но накануне свадьбы кто-то спросил Филиппа: «В примаки идешь?» Он не понял, посмотрел в Интернете, что такое «примак». Словарь Даля не порадовал: примаком называют зятя, принятого в дом тестем. Примак – он же призяченый, влазень и животник.
– Я влазнем не хочу быть! – заерепенился Филипп. – Тем более – животником!
Его строптивость Арине показалась глупой, о чем она прямо и заявила. Но Филипп стоял на своем – как-нибудь поместимся у моих или давай комнату снимать. Обычно покладистый и мягкий, Филипп вдруг уперся – не сдвинешь. Нашла коса на камень.
Полюбив Филиппа, Арина не только расцвела и выглядела настоящей красавицей, но и не поглупела, как часто бывает со счастливыми девушками, у которых первый чувственный опыт тормозит работу мозга. Напротив, Арина стремительно набиралась мудрости, словно внутри нее открылась и активно наполнялась копилка женской науки. И то, до чего Арина доходила своим умом, методом проб и ошибок, не описывалось ни в одном журнале.
Арине удалось переубедить Филиппа, приведя в пример известного и заслуженного государственного деятеля:
– Человек всю жизнь носит фамилию Примаков. И не стесняется! И достиг высот, и никто его влазнем или животником не дразнит. Не место красит человека!
Примаков на Филиппа подействовал, и в примаках Филипп зажил славно. Родители и молодые сосуществовали на зависть мирно. Никто не спорит, что новой и старой семье лучше жить порознь. Но если нет такой возможности, любящие и деликатные люди сумеют проявить терпение, пойти на компромисс или даже на жертвы ради доброй атмосферы в доме. Родители старались ни в чем не стеснять молодых и предоставить им максимум интима. Слышимость в квартире была как в карточном домике, поэтому мама и папа Арины вечером включали телевизор на полную громкость и засыпали под оглушительные вопли позднего рок-концерта. Когда случались мелкие бытовые споры, общее мнение отсутствовало, то группировки менялись: то тесть с зятем выступали единым мужским фронтом, а мама с дочкой противились покупке нового перфоратора в ущерб зимним сапожкам, то зять с тещей объединялись против слишком частых и вредных для фигуры Арининых печений. Отец Арины, давно махнувший рукой на лишний вес, стал на защиту дочери, не желая отказываться от вкуснейших булок-плюшек и пирогов-расстегаев.
Богатство свалилось на Арину неожиданно, хотя никакого чуда в этом не было. Одному состоятельному человеку приглянулся старый деревенский дом прабабушки Гали. Дом стоял в живописном месте, при доме участок в двадцать соток, а если прикупить бывшее картофельное поле, то захватывался спуск к реке с маленьким песчаным пляжем. Для Арины и ее родителей старый дом был головной болью. Машины у них не имелось, от конечной остановки автобуса до деревни нужно топать пять километров и все тащить на себе – от инструментов и гвоздей, до хлеба и еды.
Ничего ценного в доме оставлять было нельзя, потому что процветало воровство. Каждый приезд начинался с того, что из схорона в подполе доставали топоры, лопаты, одеяла и постельное белье, посуду и прочие необходимые вещи. А перед отъездом все это нужно было снова прятать.
Кроме того, Аринины родители не любили ковыряться в земле, папа считал, что картошку и овощи проще купить в магазине, чем корячиться на грядках, а потом переть все в город на своем горбу.
Арина очень любила старый дом, и у нее сердце обливалось кровью: дом ветшал, огород и палисадник зарастали бурьяном. Но Арина понимала, что не только человек владеет домом, но дом владеет человеком, требуя постоянной заботы. То крыша прохудится, то печную трубу надо чистить, то ступеньки подгниют, то забор завалится – конца и края этому не видно, и проблемы будут только накапливаться.
Филиппу нравилось выезжать на природу, он выполнял срочные аварийные работы, но без особого удовольствия, по необходимости. Для Филиппа идеал дачи – это приехать, сходить в лес за грибами, искупаться в реке, попариться в бане, пожарить шашлыки. Но никак не махать топором с утра до вечера или косить траву.
Арина, наследница и владелица дома, после настойчивых просьб бизнесмена Воронина согласилась встретиться с ним. Она шла на встречу, чтобы лично объяснить человеку, что дом не продается. Воронин отказов по телефону не принимал и обижался на нежелание вести переговоры. Обижать людей Арина не любила. Филипп не разделял точки зрения жены, но помалкивал, потому что право голоса принадлежало только Арине.
Встреча происходила в офисе Воронина. Арину и Филиппа провели в комнату для переговоров, предложили чай и кофе, печенье и шоколад, извинились – господин Воронин немного задерживается, у него срочный телефонный разговор с зарубежными партнерами.
Заманив молодых людей на свою территорию, окружив их точно высоких особ заботой, подчеркнув свою значимость и занятость задержкой, Воронин рассчитывал произвести впечатление, подготовить базу для торга. Но поскольку Арина не собиралась продавать дом, эти уловки не сработали. Филипп и Арина не заробели, болтали о своем, пока не пришел Воронин. У него было приятное лицо и располагающие манеры, неопределенный возраст – уже за тридцать, но еще не шестьдесят. Такую внешность Арина несколько раз отмечала у людей, облеченных властью. Они точно носили тонкую маску на лице – светились доброжелательностью, уверенностью, излучали надежность и оптимизм. Но под маской Арина угадывала настоящее лицо – бесконечно усталое, напряженное, отвыкшее расслабляться. Двуликие люди – богатые, властные, хозяева жизни – вызывали у Арины сострадание. Филипп, ясное дело, над тонкостями физиогномики никогда не задумывался, и Воронин произвел на него впечатление крепкого делового мужика себе на уме.
– Вы извините, – сказала Арина, – но бабушкин дом не продается.
– Продается все, – покровительственно улыбнулся Воронин и, увидев реакцию Арины, уточнил: – Я не имею в виду чувства, конечно. А вещи, предметы – от Эфелевой или Пизанской башни до отпечатка мамонта или ржавого копья скифов – имеют цену. Она может быть реальной, но может и зависеть от капризов, фантазий продавца. Надеюсь, что я удовлетворю вашу фантазию. За бабушкин дом я предлагаю полтора миллиона рублей. Это очень и очень высокая цена. Подумайте! Это стоимость нормальной двухкомнатной квартиры в нашем городе. Разве вам не нужна своя квартира?
«Нужна, еще как нужна», – легко прочиталось на лицах Арины и Филиппа.
Но Арина помотала головой:
– Простите, нет!
– Сколько же вы хотите? – спросил Воронин.
Арина хотела сказать, что они нисколько не хотят, что этот дом для нее – много-много чувств, которые не продаются.
Но неожиданно подал голос Филипп:
– Пять миллионов! – брякнул он.
– Ого! – задрал брови Воронин.
– Да что ты… – начала Арина, повернувшись к мужу.
– Согласен! – быстро сказал Воронин. – Пять миллионов рублей и в качестве бонуса оформление за мой счет.
Арина и Филипп растерялись. Они не представляли себе эту сумму. Человек, который получает пятнадцать тысяч рублей в месяц, не умеет считать на миллионы. Но совершенно определенно цена несоразмерна покупке.
– Это слишком много, – пробормотала Арина. – Зачем вам… почему вы…
– Мне очень понравилось место, просто влюбился в него. В конце концов, я могу позволить себе этот каприз. Как, впрочем, и вы себе свой. По рукам?
Он поднялся и протянул руку Арине, она машинально пожала ее. Воронин обменялся рукопожатием с Филиппом и сказал, что договор купли-продажи будет готов на следующей неделе.
Пять миллионов рублей, упавшие в банк на счет Арины (у Филиппа, конечно, была доверенность на полное управление счетом), взбудоражили родню. Никто не мог представить себе эту сумму, но любимым занятием стало подсчитывание, сколько можно на пять миллионов купить: квартиру, машину, барахла. При этом старшее поколение придерживалось мнения, что деньги тратить нельзя, вон какие проценты капают. Молодежь считала глупым копить. На что? И так денег куча, вот счастье подвалило.
У Арины была мечта, совершенно несбыточная, Арина о ней никогда не говорила, но все и так знали. Арина помешана на хлебопечении и кондитерстве, предел ее мечтаний – иметь собственную пекарню. До продажи дома глупо было строить подобные проекты и вдруг стало – реально.
Месяц Арина и Филипп боялись притронуться к деньгам, а потом вошли во вкус. Первые их траты были подарками родителям. Обеим мамам купили по норковой шубе. Это было необычно, немного страшно и очень приятно – отвалить по шестьдесят тысяч за шубу. Конечно, не в деньгах счастье. Но видеть, как твоя мама раскраснелась, ошалела от радости – не только из-за дорогущей обновки, а и потому, что дети могут себе позволить подобные жесты – разве не счастье?
Хотели еще бабушке Филиппа купить норку, но бабушка решительно открестилась:
– Смерти моей хотите. Я вжисть не носила мехов, случись что с шубой – потрется или моль побьет, я на тот свет раньше времени от расстройства сыграю.
– Но что же вам подарить, бабушка? – спросила Арина.
– Ничего мне не нужно, милая. У вас все было бы хорошо – это для меня лучшее.
Филипп и Арина задумались. У них столько потребностей, а ведь бабушке действительно уже ничего не нужно.
– Так не бывает, – сказал Филипп. – Бабуля, должно быть у тебя желание. Колись или шубу купим!
Бабушка помялась, поотнекивалась, а потом все-таки сказала, что мечтала на могиле деда поставить гранитный памятник.
Памятник был установлен, родителям Филиппа куплен новый холодильник, в квартиру Арининых родителей – большой телевизор и стиральная машина, брату и сестре Филиппа подарили по компьютеру, двоюродным – хорошие сотовые телефоны.
Филипп и Арина чувствовали себя Дедом Морозом и Снегурочкой, которые направо и налево раздают подарки. Арина говорила, что у Деда Мороза и Снегурочки не работа, а сплошное удовольствие – делать людей радостными и счастливыми.
К ним потянулись знакомые, малознакомые и знакомые через третьих лиц люди занимать деньги. У каждого была своя печальная история и настоятельная потребность в деньгах. Арина никому не отказывала, просили-то по мелочи – что такое три или пять тысяч по сравнению с миллионами в банке? Но родители при полной поддержке Филиппа пресекли разбазаривание средств.
– Это ведь тебе от бабушки подарок, – напомнила мама. – Чтобы ты свое дело открыла, то есть ее дело продолжила. Хватит транжирить! По крупинке да по крупинке весь амбар вычистят. Оглянуться не успеешь – в банке кукиш останется.
У Филиппа появилось новое словечко – «бизнес-план». Муж говорил, что все нужно делать по уму: квартиру покупать, машину, дело открывать – в соответствии с бизнес-планом.
Но до всех деловых планов они съездили в Италию. Филипп признался, что с детства мечтает побывать в Венеции, увидеть город, в котором дома стоят на воде, – вышел из парадного, спустился по ступенькам, сел в лодку и поплыл по делам. Лодки с задранными носами и хвостами называются гондолами, а лодочники – гондольерами, у них своя красивая униформа.
Филипп учился в пятом классе, накануне Нового года мама спросила его:
– В каком костюме ты хочешь быть на празднике?
– Гондольера, – ответил Филипп.
– Кого-кого? – возмутился отец. – Гандонльера?
Отец работал крановщиком и никогда не интересовался Италией. Когда Филипп рассказал про венецианских лодочников, отец покачал головой и посоветовал:
– И все-таки лучше, сынок, нарядись зайчиком или волком. Не позорься.
Арина предложение Филиппа горячо поддержала, мечтательно закатила глаза:
– О, Италия! Чиабатта, фокачча, романьоньская пьядина, пистокку!
– Они далеко от Венеции? – спросил Филипп.
– Это сорта итальянского хлеба! – с упреком ответила Арина. – Чиабатту пекут в Москве, но из импортного замороженного теста. Хотя рецепт прост, нужно только правильные сорта муки и хорошие дрожжи. И кондитерка в Италии, наверное, потрясающая. Решено – едем!
Они купили тур по Италии и побывали не только в Венеции, но и в Риме и Флоренции. Впечатления от поездки остались самые прекрасные, но и сами Филипп и Арина запомнились персоналу гостиниц во всех трех городах. Дело в том, что каждый вечер, возвращаясь в гостиницу, Арина покупала полные пакеты хлеба и выпечки – на пробу. Остальные члены туристической группы думали, что молодая семья экономит на ужинах и трескает в номере булки. Но съедать такое количество было немыслимо.
– У вас углеводная диета? – спросила, не сдержав любопытства, одна женщина.
И кивнула на сумки, из которых торчали будто клюшки для гольфа батоны.
– Что не съедим, – ответил Филипп, – то понадкусываем.
Арина действительно только дегустировала продукты, потом записывала в свою тетрадочку название и свои впечатления. Наутро горничные обнаруживали в номере гору надкусанных хлебобулочных изделий и не решались их выбрасывать. Вечером Арина приносила новую партию для тестирования. К пятому дню пакеты с черствым хлебам и недоеденными пирожными занимали все горизонтальные поверхности в номере, включая пол и исключая только кровать.
Арина и Филипп никогда не останавливались в гостиницах и правил проживания не знали. Администрация отелей, хотя и привыкла к чудачествам постояльцев, такого еще не видела: не батареи бутылок от спиртного, а килограммы несъеденного хлеба! И поверх пакетов бумажка с несуразной надписью. Дело в том, что Арина и Филипп стеснялись сами вынести отходы дегустаций. Вносить – нормально, а выносить – неудобно, что персонал подумает? Персонал думал, что эти русские у них тараканов с мышами разведут. Арина выяснила, что мусор в Италии не выбрасывается скопом, а сортируется. Если выбросил пищевые отходы в бак для пластика и для бумаги – штраф. Экскурсовод сказала, что пищевые отходы называются «органика» или «мундиция умида» – «мусор влажный» в дословном переводе.
«Мундиция» запала Филиппу в голову, и он весь вечер у телевизора повторял это слово применительно к игре российских футболистов, проигравших очередной товарищеский матч. И так надоел Арине, что она выбрала «органику» для своих целей. Добросовестно писала на листочках бумаги «organics» и водружала на пакеты с надкусанными хлебобулочными изделиями. Но логика ее действий так и осталась непонятой персоналом отелей. Что имели в виду эти русские? От греха подальше, оставим пакеты нетронутыми.
Туристы из группы расспрашивали гидов о магазинах, о скидках, Арину же интересовало, где можно приобрести ферменты для хлебопечения. Но гиды слыхом не слыхивали о маточных дрожжах и отсылали в супермаркеты, где продавали обычные прессованные или сухие дрожжи.
Арина, если ее не остановить, могла часами рассказывать о дрожжах, об опаре, о закваске. Дрожжи – они живые, их выращивают как растения, они – настоящее чудо, превращающее смесь муки и воды в произведение хлебопечного искусства. Арина умела замесить слоеное, песочное, заварное тесто, но ее любимым было дрожжевое – дышащее, растущее, нежное, передающее свои свойства по наследству, потому что закваску делают с применением старого теста. Рабочий материал пекаря можно было бы сравнить с глиной скульптора, но сравнение будет не в пользу скульптора. Что глина? Не хватило, новой намесил. А тесто самое вкусное бывает, когда несколько раз поднялось. Его прокалывают или месят, чтобы высвободить пузырьки углекислого газа, и опять оставляют подняться. Тут появляется риск – дрожжам может не хватить сбраживаемого субстрата, и тесто перестанет дышать и расти.
К сожалению, местный завод по производству дрожжей не мог похвастаться отличной продукцией. Технология часто не соблюдалась, дрожжи выходили больными, слабыми и малоэффективными. Самой выращивать дрожжи сложно – процесс начинается с пробирок, с химической лаборатории со специальным оборудованием и термостатами. Поэтому хорошие исходные материалы: дрожжи, мука, разрыхлители и прочие добавки имели очень большое значение. Без качественных исходников не было смысла затевать дело. В современном производстве не обойтись без химических усилителей, но Арина не собиралась ими злоупотреблять.
Им потребовался без малого год, чтобы открыть свое дело. Было страшно ввязываться, так иногда страшно, что хотелось все бросить, пустить деньги на красивую беспечную жизнь, на зарубежные поездки – потратить миллионы и забыть о них. К счастью, приступы отчаяния у Арины и Филиппа не совпадали по времени. Когда у Арины опускались руки, муж оптимистично загибал пальцы:
– Во-первых, у нас есть бизнес-план. Во-вторых, не боги горшки обжигают. В-третьих, мы ничего не теряем из того, что у нас было год назад. Как свалились на нас деньги, так и уплывут.
– Правильно! – поддерживал зятя Аринин папа. – Надо как на рояле играть – глаза боятся, а руки делают.
Никто не понял сравнения, Аринина мама посмотрела на мужа подозрительно – что он под «роялем» имел в виду? И уточнила:
– Не корову продавать.
Родители Арины и Филиппа нервничали еще больше молодых. Понятие «открыть свой бизнес» относилось к сфере, в которую родители никогда не заглядывали и не мечтали. Но они хотели, чтобы дети вырвались в высшие сферы, и неуклюже прятали свои страхи, активно помогали, чем могли.
Когда Филипп после очередного «динамо» поставщиков – обещали одну цену, по факту требуют более высокую – срывался и говорил, что в гробу видел этот бизнес, Арина, пребывая в другой фазе, успокаивала мужа и хвалила за то, что не пошел на поводу у рвачей и ханыг.
Им не удалось купить квартиру, зато приобрели помещение в сто двадцать квадратных метров на первом этаже в доме, который находился на бойком месте, в центре. Вместо престижной иномарки Филипп купил «Газель». Бизнес-план постоянно менялся, и от первичных задумок пришлось отказаться. Хотели развернуться по-взрослому: большой цех с печами, тестоделителями и тестоокруглителями, закаточными машинами, расстоечными камерами и шкафами, миксерами, хлеборезательными машинами и прочим оборудованием. В итоге остановились на мини-пекарне с самым необходимым оборудованием, которое разместилось на площади в сорок квадратных метров.
Арина настаивала, чтобы при пекарне было небольшое кафе на пять-шесть столиков. Пирожки и пончики с пылу с жару и чай, кофе. Она хотела видеть, как люди утоляют голод, их лица в момент распробывания ее изделий. Для этого, собственно, все и затевается. Чтобы купили один раз батон или подовый хлеб и пришли второй, третий раз.
Желания Арины были вовсе не альтруистическими. Ведь ей хотелось признания, восхищения, славы. Надежда разбогатеть, перейти на качественно другой уровень жизни тоже присутствовала, но только как перспектива, отдаленное будущее.
Под кафе и магазин отвели пятьдесят метров, два санузла – служебный и для посетителей, кладовые, маленький кабинетик – вписались тык-впритык. Арина и Филипп уволились с хлебозавода, потому что устройство пекарни требовало их участия с утра до вечера.
Проблемы множились и росли снежным комом. В помещении, которое купили, раньше находился магазин готового платья, норма потребления электроэнергии и на треть не покрывала требуемого для пекарни. Если использовать магистральный газ, то не упадет ли давление в газопроводе? Нужно было устанавливать мощное вентиляционное оборудование – взбунтовались жители верхних этажей дома.
Местный архитектор, которому заказали дизайн-проект, заломил несусветную цену, но, как оказалось, ничего не смыслил в требованиях к пищевым производствам.
И так на каждом шагу – куда не торкнись, везде проблемы, ничто не текло как по маслу, не давалось с первого подхода. Не хватало знаний, об опыте речь уж вовсе не шла. Как рассчитать стоимость пирожка, свадебного каравая или круассана, при этом не отпугнуть ценой и остаться рентабельными?
Каковы должны быть запасы исходных продуктов с учетом возможных сбоев в поставках? Покупать ли холодильник с прозрачной дверцей для «долгоиграющих» пирожных? Автомат для газированных напитков? Как наладить вывоз мусора, ведь посуда в кафе будет пластиковой, одноразовой?
