Наталья Нестерова
Сарафанное радио
К счастью, Стасик меня опередил. Не дожидаясь следующей недели, до выходных, в пятницу, около моего дома, в машине, глядя прямо перед собой, спросил хриплым голосом, безуспешно пытаясь изобразить, будто речь идет о мелочах:
– Может, нам и правда пожениться? Страсти утихнут.
Мне ничего не оставалось, как подхватить его тон, хотя душа запела, как выпущенные на волю сотни канареек.
– Разве ты выгодный жених? Все деньги спускаешь.
– Мне давно предлагают перейти в один банк. Зарплата на порядок, то есть в десять раз, больше.
– Правда? – искренне обрадовалась я. – Здорово! Поздравляю!
– Ты согласна?
– С чем?
– Сочетаться со мной законным браком.
– Нет, Стасик. Я мышей и тараканов боюсь. И терпеть не могу расхлябанных людей, сама такая. А ты – воплощение забывчивости и беспорядка.
– На самом деле, – Стасик по-прежнему на меня не смотрел, – я – жуткий педант и зануда. А беспорядком себя окружаю, чтобы с комплексами бороться.
– И бабник ты прирожденный. Будешь на сторону каждый месяц бегать.
– Информация о моей активности сильно преувеличена. Для тридцати шести лет я почти невинен. Один раз был женат, а остальное… остальное не в счет.
– Не надо! – погрозила я пальчиком. – Всех твоих пассий знаю, как облупленных! Чего одна Мария Луиза стоит!
Так прозвали заведующую отделом рекламы в одном из журналов. Крашеная вихлястая особа. Над столом у нее висит плакат с собственным фото и надписью: «Эта блондинка подобна замороженному шампанскому, которое, оттаяв, сулит много удовольствий. Франц Герре о Марии Луизе, второй жене Наполеона I». Подвигами «Марии Луизы» в размороженном виде полнится земля.
– Ничего у меня с ней не было! – возмутился Стасик. – Лена, ты мне отказываешь?
Спросил, точно речь шла о сотне рублей до зарплаты. А я, начав кочевряжиться, уже остановиться не могла. Но чрезмерное кокетство и жеманство никого до добра не доводили. Повесил Стасик голову, обреченно пробормотал:
– Извини, Лена, что завел этот разговор. До свидания!
Вышел из машины, обогнул ее и открыл мне дверь. А я сижу, голову в плечи втянула. Дура-дурой, хоть и полностью одета. Куда мне от своего счастья уходить? Короче…
Короче, мы поженились.
Объявление в газете
Когда слышу рассуждения о том, какой тип женщины предпочитают мужчины, только усмехаюсь. Я знаю точно! Большинство мечтает о покорных веселеньких простушках, готовых за конфетку стоять на задних лапках. Мне об этом было многократно заявлено открытым текстом!
У нас в семье есть Рада, она же Радость, она же большая черная пуделиха. Опытные собачники, когда пришло время, посоветовали «для здоровья» повязать нашу Раду, то есть выдать замуж. Результатом короткого «замужества» были пять хорошеньких щеночков.
Я, мой муж, дети – десятилетний Егор и пятнадцатилетняя Ира – все очень привязались к щенкам, расставались со щемящим сердцем. Не продавали своих любимцев, а отдавали в хорошие руки. Четверых у нас быстро забрали, а пятая девочка, которую мы назвали Милой (очень миленькая), задержалась. На нее, конечно, обрушилась любовь за пятерых. Но две собаки в доме – это слишком. Решили дать объявление в газету.
Дети вырезали купон для частных объявлений. Ира села писать текст, спросила меня:
– Можно, напишу от первого лица?
У дочери пристрастие к литературному творчеству, ящик ее письменного стола забит девичьими альбомами со стихами, цитатами и пространными рассуждениями о жизни.
– Можно, – позволила я, но предупредила: – Не забудь указать породу и что щенок подрощенный, два месяца.
Ира пропустила мои рекомендации мимо ушей, а я совершила роковую ошибку – не прочитала текст. Вечером забыла, а утром, как всегда, суматоха: дети опаздывают в школу, муж едет в командировку и никак не найдет галстук «не в крупную, а в мелкую полоску» – всех мама, то есть я, должна собрать, упаковать и отправить из дома. Хотя самой, кстати, тоже на службу надо.
Словом, объявление я не прочитала. А когда заскочила отдать его в редакцию, повезло – очереди не было. Подскочила к окошку и протянула купон с объявлением и деньги. Девушка прочла текст, посмотрела на меня странно и потребовала паспорт. Зачем-то пролистала его и на графе «семейное положение» презрительно хмыкнула.
Чтобы было понятно, текст доченька написала следующий: «Я – маленькая, черненькая и очень хорошенькая. Мне нужен друг, которого я буду любить преданно и верно. Я буду всегда встречать его радостно и весело. А за конфетку я даже готова постоять на задних лапках!» И наш телефон. О щенке и породе – ни слова! Как потом объяснила Ира, места на купоне не хватило, строчки кончились.
Через три дня объявление вышло. Прихожу с работы, дети возбуждены: у дочери румянец во всю щеку, у сына глаза подозрительно блестят. Значит, либо разбили что-нибудь, либо подрались, потом помирились, снова подрались и теперь раздумывают, сражаться или замиряться.
– Мы не ссорились, – говорят, – и ничего не разбили. Но, мама! Тут все время звонят насчет Милы, ты не могла бы отвечать?
Конечно! Да я и не доверила бы детям отбор хозяев для нашей малышки.
Звонок. Поднимаю трубку, мужской голос:
– Это по объявлению.
– Замечательно! – Я от доброжелательности буквально плавлюсь. – Как вас зовут?
Вопрос, кажется, очень простой, а мужчина замялся:
– Ну, допустим, Сергей.
– Очень приятно! А я – Татьяна.
– Давайте встретимся! – с ходу предлагает, «допустим, Сергей».
– Подождите! Вначале я хотела бы кое-что выяснить. Как вы относитесь к собакам?
– К собакам? – удивился он. – Нормально отношусь.
– Но вы хотите завести собаку? – настаиваю я.
– Как-то не думал, но вообще-то можно.
– Извините, Сергей! Очевидно, вы еще не приняли решения, а нам нужен искренне любящий хозяин, как говорится в таких случаях – «хорошие руки». Всего доброго!
Положила трубку и тут же подняла. Звонил, естественно, мужчина. Не здороваясь, с придыханиями сообщил:
– Обожаю! Я обожаю маленьких веселых брюнеточек! Мой тип!
Вступление мне не понравилось, и я осадила звонившего:
– Сейчас маленькая, но, знаете ли, вырастет до солидных размеров.
– Малолетка? Во дают! Несовершеннолетних пристраиваете?
– Мы еще ничего не даем! – сказала я строго. – И пристраиваем исключительно в хорошие руки.
– Не-е! – протянул он разочарованно. – Под статьей ходить не хочу.
– Никто и не заставляет! – обиделась я и положила трубку.
У следующего «собачника» тоже был мерзкий голос, сладкий и скабрезный одновременно. И сразу он заговорил на «ты»:
– Я тебе дам много-много конфеток!
– Это – лишнее, – ответила я. – Ни деньги, ни подарки нам не нужны. Главное, чтобы щенок рос в хороших условиях.
– Щенок? Это ребенок, что ли? У тебя есть дети?
Понимая, что с этим человеком говорить не следует, я все-таки невольно ответила на вопрос:
– Есть, сын и дочь.
– Мы так не договаривались! – сказал он совершенно другим, обиженным тоном. – Дети ни к чему! Предупреждать надо! – И бросил трубку.
Телефон звонил беспрерывно. Происходило что-то неправильное, вместо щенка активно интересовались моей персоной и желали немедленно увидеться.
И вначале я не придала этому значения, потому что очень переживала предстоящую разлуку с нашей любимицей и боялась, что она попадет к плохим людям, что мой выбор будет ошибочным. Я талдычила про любовь к собакам, а мне навязывали совсем другие отношения.
Выслушала признание какого-то юноши, явно зачитанное по бумажке. Он, видите ли, плохо сходится с людьми, особенно с девушками, последних даже боится, а с моей помощью надеется преодолеть свои комплексы.
– То есть с помощью маленького пуделя? – уточнила я.
«Стеснительный» юноша даже хрюкнул от восторга:
– О! Вы так смело говорите! Не каждый так самокритичен, то есть, ой! Извините! Маленький пудель! Это чудно и нежно!
– Прекрасная порода! – подтвердила я. – Нежности, игривости хоть отбавляй. А вы умеете ухаживать за животными? Когда-нибудь воспитывали собаку?
– Это так важно? – удивился и запаниковал он. – У меня есть овчарка.
– И еще хотите пуделя? Думаете, они сойдутся? Какой пол и возраст овчарки?
– Три года. Кобель.
– Но молодой человек! Ваша овчарка просто задавит нашу малышку, а когда Мила подрастет, кобель станет к ней приставать.
– Приставать? – переспросил он. – Мила?
– Нашу зовут Мила. Конечно, дело хозяев давать кличку. Но Мила ей очень подходит. Как в рекламе – милая Мила.
– В рекламе?
Он повторял как попугай, и я вежливо отказала.
Звонившие мужчины спрашивали, какие «у маленькой девочки» глазки и объем талии. Я честно описывала экстерьер Милы и возможную высоту в холке, когда вырастет. Я им про Фому, они мне про Ерему. Меня принимали за умалишенную и бросали трубку. Но и нам не сладострастники, а хорошие руки были нужны! Театр абсурда!
Особенно возмутил меня звонок блюстителя нравственности.
– Сука! – прошипел стариковский голос.
– Да, – подтвердила я. – Но нам больше нравится слово «девочка».
– Какая ты девочка? Клейма ставить негде! Таким, как ты, раньше забор дегтем мазали! Шлюха!
– Хулиган! – Я нажала пальцем на рычаг и повернулась к детям: – Ничего не понимаю! Хоть бы кто-нибудь спросил о собачке! Такое впечатление, что в сумасшедшем доме маньяки прорвались к телефону.
Убрала палец с рычага, чтобы ответить на очередной звонок.
– Наконец дозвонился! – сообщил приятный баритон. – Пользуетесь большим успехом?
– Не то слово.
– Куколка, дайте всем отставку, лучше меня вам не найти! Как только прочел ваше призывное объявление, сразу почувствовал родственную душу. Нам будет вместе очень! Очень-очень хорошо! – заверил баритон.
Тут до меня наконец-то стало доходить, что в напечатанном объявлении могло быть что-то напутано, ведь опечатки – не редкость.
– Будьте добры! – попросила я. – Прочтите мне текст объявления!
– Солнышко! Он передо мной, но я помню наизусть. Раздел «Знакомства». Итак: Я – маленькая, черненькая…
И так далее, до «постоять на задних лапках за конфетку».
– Это – щенок! – завопила я.
– Отнюдь! – возразил баритон. – Я – не щенок, а мужчина в полном расцвете, сорока с небольшим лет.
– Щенок в объявлении! Мы отдаем собачку в хорошие руки!
В ответ раздался рокочущий смех.
Ужас! С первого взгляда, то есть слуха, бывают мужчины вполне нормальные, даже импозантные. А кому они звонят?
Я обрушила на дочь водопад упреков. Ира оправдывалась, что хотела как лучше, а в какой раздел объявление помещать, решают в газете. Егор ничего не понимал и требовал объяснить ему, что происходит. Мы только отмахивались: не твоего ума дело, мал еще, отстань!
И все это время телефон звонил беспрерывно. Наконец я не выдержала, схватила трубку и рявкнула:
– Это не дом терпимости! Здесь нет девушек по вызову!
– Таня? – взволнованно спросил муж. – Что у вас происходит?
И тут я неожиданно брякнула:
– Как хорошо, что ты этого не слышал!
И тут же «поправилась»:
– Очень плохо, что тебя нет в такой жуткой ситуации!
Из моего нервного, сумбурного рассказа он мало что понял. Из Ирининых оправданий про «как лучше» – тоже. Потом трубкой завладел Егор и пожаловался:
– Папа! Они хотят Милу каким-то плохим людям отдать, про которых сами говорят, что те – уроды и извращенцы!
– А вдруг они домой к нам заявятся? – выхватила я у сына телефон.
– Спокойно! – сказал муж. – То есть не спокойно, а внимательно! Дверь закрыть на все замки! Командировку постараюсь свернуть. Сейчас звоню брату Леше, он к вам приедет и будет руководить ситуацией. Понятно? Дверь открыть только Леше!
Командный пункт Леши находился на кухне – там он принимал телефонные звонки. Детям я запретила приближаться, вообще выходить из своей комнаты и велела быстро ложиться спать. Потому что Лешины ответы звонившим могли нанести большой вред детской психике.
Сейчас у нас две собаки – Рада и Мила, с которой мы так и не смогли расстаться из-за укоренившегося опасения, что попадет она в плохие руки. Нисколько не жалеем, напротив, очень довольны.
Когда я вижу (в цирке или у посторонних, дома у нас запрещено), как собачек просят «послужить» – покрутиться на задних лапках за вознаграждение, у меня сжимается сердце. Мне искренне жаль женщин, пользующихся спросом у мужчин!
Сантехника
Хотелось бы посмотреть на человека, который никогда не имел проблем с трубами, вентилями, смесителями и прочей сантехникой. Да и есть ли такие счастливчики? Мне, например, решительно не везет на краны и сантехников – представителей крайне важной профессии.
Когда мы однажды залили горячей водой пять этажей, в том числе одну свежеотремонтированную квартиру, в которой упали на пол дорогущие обои, а потолок напоминал мокрую спину крокодила-альбиноса, мне долго снились водопроводные кошмары. Слесарю, который за пять секунд прикрутил трубу, выскочившую из соединения, заикающимся голосом я твердила:
– Это надежно? Точно надежно? Я вам вдвойне заплачу, только хорошо сделайте, как на космическом корабле: улетел – и никакой инженерной поддержки.
Слесарь снова выкрутил трубу горячей воды, посмотрел на нее, дунул три раза и завинтил.
– Надега! Платите!
Ушел, а я почти каждую ночь вскакивала и бежала проверять трубы…
В другой раз засорился слив в ванной. По вызову прибыл немолодой мужчина заметно подшофе.
– Собак моете? – первое, что он спросил.
– Каких собак? – поразилась я. – Мы детей моем, и сами…
– Некоторые собак купают, шерсть забивается, – пояснил он. – Если животные, то другие расценки.
Я заверила, что животных у нас в квартире не имеется. Слесарь быстро, грубо, с мясом вырвал декоративную панель, которая закрывала несимпатичный бок ванны. Лег на пол и полез к трубе слива. Через несколько минут, слышу, бубнит:
– Все, хозяйка, несите стакан.
Как я рассуждала? Человек в неудобном положении тела скрючен, под ванной места мало, ему нужно какой-то засор слить, подсунуть можно только стакан. Как назло, в тот момент в доме побились все стаканы, кроме одного в подстаканнике, персонального, из которого муж любил пить чай. Придется жертвовать. С трудом выкрутила стакан из серебряного подстаканника и пошла с ним в ванную.
Слесарь уже стоял на ногах. Увидел меня, опешил, глаза вытаращил, перешел на «ты»:
– Ну, ты даешь! Пустой принесла!
Оказывается, он имел в виду стакан с выпивкой…
Но это все мелочи – разминка.
Мы переехали в новую квартиру, сделали ремонт – трубы-краны новехонькие, только из магазина. Слесарь, который их монтировал, дал гарантию и уехал на Украину, где проживает с семьей.
Через месяц началось светопреставление. Всего в квартире имелось пять вентилей – это конструкция, которая соединяет две трубы, а сверху рубильничек открыть-закрыть. Вентили оказались бракованными, сделанными из металла чуть толще фольги. Зафонтанировали они не одновременно, а по очереди, с интервалом в неделю, но случалось это обязательно поздней ночью, от двенадцати до трех.
Так мы познакомились с начальником жэковских сантехников Василием Петровичем. Он обладал чем-то, по значимости не меньшим, чем маршальский жезл, дающим право спуститься в подвал и перекрыть воду. Подчиненным Василий Петрович данное право делегировать отказывался. Мы оплачивали ночной приезд Василия Петровича на такси как с другого конца города, хотя он жил в соседнем подъезде. Василий Петрович перекрывал воду всему подъезду (за что нас очень любили) до следующего дня, пока не приходил слесарь и не менял очередной злополучный вентиль.
Поскольку мы были «больны» на сантехнику, на регулярные ежедневные утренние визиты Василия Петровича я поначалу не обратила внимания. Хороший педиатр, например, обязательно заглянет к хворающему ребенку, когда пришел на вызов в соседнюю квартиру.
Но вот уже последний вентиль поменяли, а Василий Петрович все ходит. В восемь утра раздаст наряды на работу, а в девять звонит в мою дверь. Входит, по-свойски переобувается в тапочки, достает расческу, приглаживает волосы перед зеркалом, шагает на кухню. Его вкусы я изучила: если кофе, то с молоком, если чай, то с лимоном, если бутерброды, то с сырокопченой колбасой, ветчину не уважает, сыру российскому предпочитает швейцарский… Внешне Василий Петрович был шкафообразен, как боксер-тяжеловес, переставший выступать на ринге.
Особо подчеркну: в квартире я пребывала не одна. Муж и дети – на работе, но в наличии имелись мои мама и сестра, а также приехавшая в гости родственница. Иными словами, Василию Петровичу рассчитывать на интимную обстановку не приходилось, но он упорно заявлялся по утрам.
Возмутилась моя сестра.
– Почему к тебе повадился сантехник? – строго спросила Тамара.
– Он – не просто сантехник, – печально ответила я, – он – сантехников начальник. – И тихо добавила: – Мочалок командир.
– Какая разница? И это не первый сантехник в твоей жизни! – напомнила сестра.
Каюсь, было. Еще на старой квартире. Как-то потек унитаз, я вызвала слесаря. Он пришел, что-то резко дернул, сливной бачок стал боком.
– Менять надо ВСЕ! – вынес приговор слесарь. А потом попросил: – Чайком не угостите?
Разве откажешь человеку? Сидим, пьем чай. Один час сидим, второй пошел… Сантехник рассказывает, как в школьные годы пел в детском хоре радио и телевидения. Я киваю и внутренне переживаю надвигающуюся катастрофу. У нас семья из пяти человек, плюс сестра с мужем временно живет. Итого семеро, при неработающем унитазе – настоящее экологическое бедствие. А сантехник мне подробно репертуар детского хора описывает, кое-что даже спел…
Пришел Тамарин муж. Я бросилась в прихожую, прижала руки к груди, панически зашептала:
– Коля! Катастрофа! Бедствие! Цунами! Унитаз не работает, а сантехник на кухне песни поет!
– Почему ты его не выставишь? – разумно спрашивает Коля.
– Как я могу выгнать человека, которого угощаю? Кроме того, похоже, человеку некому душу излить, негуманно его прерывать.
– Гуманистка! – обозвал меня Коля. Заглянул в туалет, показал пальцем на унитазную конструкцию, спросил: – Какой козел бачок своротил?
– Тише! – прижала я палец к губам. – Он на кухне.
Коля распахнул дверь на кухню, осмотрел уютно устроившегося сантехника и грозно процедил:
– Подкрепился? Теперь двигай отсюда!
На обиженное сопротивление слесаря, мол, мы тут с Натальей хорошо беседуем, Коля отреагировал грубо:
– Выметайся! Мастер!
Провожая сантехника до двери, я корчила извинительные гримасы, чтобы компенсировать нанесенный моральный удар.
В случае с Василием Петровичем сестра вновь предложила услуги своего мужа Коли.
– Нет! – отказалась я. – У Василия Петровича маршальский жезл.
– Чего-чего? – удивилась Тамара.
– Штука, которой воду всему подъезду отключают. Обидим Василия Петровича, а завтра у нас смеситель полетит. Сантехников начальник станет в позу и жезл не даст. Томочка, ты, пожалуйста, не рассказывай ни моему мужу, ни своему, ни детям, что ко мне изредка каждый день сантехник ходит! Я сама справлюсь, без посторонней грубой мужской помощи, знаю, как действовать.
А действовать уже пришло время, потому что Василий Петрович решил покончить с церемониями, стал называть меня по имени, из Натальи Владимировны я превратилась просто в Наташу. Его же, соответственно, было предложено называть по-дружески Васей.
К очередному приходу Василия Петровича я готовилась по медицинскому справочнику для сельских фельдшеров. Начало визита было традиционным: звонок в дверь, тапочки, расческа, кофе, бутерброды. Забыла упомянуть о теме наших бесед с Василием Петровичем. Собственно, тема была одна – биография Василия Петровича (как и у первого сантехника – очевидно, профессиональная особенность). К моменту, когда я решила визиты прекратить, мы добрались до его службы в армии.
Уяснив, в чем заключается разница между боевой и политической подготовкой, я мягко подвела к сумме прожитых лет.
– Мне сорок исполнилось, – сообщил Василий Петрович.
– А мне – пятьдесят восемь, – с ходу прибавила я пятнадцать лет и смущенно потупилась (врать нехорошо).
Надо отдать должное Василию Петровичу: он оторопел, уставился на меня в полнейшей растерянности, из открытого рта вывалился кусочек недожеванной сырокопченой колбасы.
– Надо же, как сохранилась! – проговорил он.
Точно я была отрытой из-под земли античной статуей с минимальными повреждениями. – Это потому, что больная, – пояснила я. – На пенсию ушла по комплексу заболеваний. Больные часто внешне выглядят свеженькими, а внутри!
И принялась перечислять свои «хвори». Начала с ларингита и фарингита, подробно растолковала разницу между ними (мелкая месть за боевую и политическую подготовку) и способы лечения.
– При фарингите надо обязательно закапывать масло в нос, чтобы размягчались голосовые связки. Но только не облепиховое! Оно сушит горло! Самое лучшее – масло шиповника…
От заболеваний ухо-горла-носа я перешла к бронхотрахеиту, потом вспомнила все, что читала про эмфизему, следом настала очередь сложного комбинированного порока сердца…
Если обычно Василий Петрович видел на моем лице деликатную улыбку, я вежливо кивала в ответ на его рассказы, то теперь Василий Петрович лицезрел «пожилую» даму в состоянии возбужденного словоизвержения. Меня несло, симптомы, диагнозы, методы лечения сыпались без остановок и пауз. Василий Петрович и междометия не мог вставить в поток моей «медицинской исповеди». Он ерзал на стуле, кряхтел, покашливал, смущенно стрелял глазами по сторонам, а меня знай несет.
Делясь своими сомнениями по поводу того, заменять ли бракованный от природы клапан в сердце на искусственный, я думала: «Экий ты, дружок, Василий Петрович, крепкий! Так мы и до женских болезней доберемся. Гинекологией я тебя точно додавлю!»
Не пришлось. Василий Петрович сломался на заболеваниях органов пищеварения. Пробормотал что-то вроде «мне пора» и рванул на выход. Пока он переобувался, я продолжала трындеть:
– Воспаление желудка – это гастрит, раньше его катаром называли. А дуоденит – это воспаление поджелудочной железы. Плохо, когда они вместе выступают, как у меня – гастродуоденит. Лечение трудно подобрать, потому что воспаление печени – холецистит – многие лекарства исключает.
– Вы… это… выздоравливайте! – попрощался Василий Петрович и рванул вниз по ступенькам, как ошпаренный.
А я испытывала легкое чувство досады из-за невысказанного. Напрасно читала про заболевания нервной системы, толстого и тонкого кишечника, столько могу поведать про врожденные вывихи…
Визиты Василия Петровича, ясное дело, прекратились. Мои сыновья удивлялись: «Странный этот Василий Петрович. Каждый раз, когда во дворе сталкиваемся, он спрашивает, как здоровье мамы, качает головой и скорбно добавляет: какая женщина!» Со мной Василий Петрович здоровается издалека, мы ручкой друг другу машем. Наверное, боится, что я схвачу его за грудки и буду терзать каким-нибудь менингитом.
Богатый опыт общения с сантехниками привел к тому, что, как только намечается визит слесаря в нашу квартиру, я под любыми предлогами стараюсь улизнуть из дома.
