Наталья Полюшкина
Таинственное наследство. Лель Вайолет. Книга 1
В рядах зашептались.
– Ферришен второго года мефрау Веридад и мефрау Вайолет надлежит в течение означенного времени в указанной зоне вызвать осадки в виде дождя и града! Согласно правилам Игры, участницы имеют право пользоваться любыми заклинаниями в рамках изученной программы, избегая словесных формул, пассов и прочих манипуляций, освоенных вне университетского курса. Отступление от регламента грозит немедленным выбытием из Игры и применением к участнице штрафных санкций согласно протоколу! Кали́ эпитихи́я! Удачи!
Зрители всколыхнулись и загудели, как растревоженный осиный рой. Невозмутимая Исгерд Йодис, которую из-за жёлтых зубов и дымчатых волос за глаза прозвали Пепельницей, вытащила из рукава небольшую тёмную коробочку. Она откинула крышку – на дне оказалась обычная медная монетка в пять драконов – чуть стёртая, с царапиной посередине.
– Кто первый выкинет дракона, тот и начинает, – коротко бросила Йодис и положила монетку на узкую ладонь.
Лель не успела опомниться, как тонкие пальцы Алибау схватили блестящий кругляш. В следующую секунду монетка взлетела вверх и с лёгким шлепком вернулась ей на руку.
– Дракон! – Алибау не могла скрыть торжество.
Лель кивнула. Плохо, но не безнадёжно. Вызвать дождь – пустяки. С градом посложнее, но они отрабатывали и это. Каверза заключалась в том, чтобы повторно вызвать осадки из тех же самых туч. После того как Алибау закончит раунд – а она уж, надо думать, выдоит тучи досуха, – сделать это будет непросто.
Вдруг кто-то тронул Лель за плечо. Оск Лута смотрел на неё как-то странно. Лель показалось, что с сочувствием.
– Слушай, детка. У тебя будет ровно десять минут, чтобы завершить испытание. Если хочешь вытянуть на хорошую оценку – сделай всё чисто и уложись по времени. Для победы придётся постараться. Мефрау Веридад, твоя соперница, сильна в стихиях и умеет ими управлять, клянусь Великими Волхвами! Она закончит быстро, и тучи будут пустыми. Но тут уж ничего не поделаешь. Жребий брошен, однако исход ещё не предрешён, – загадочно пробормотал Лута, вздохнул и потянулся было похлопать Лель по плечу, но отдёрнул руку. – Если вдруг что пойдёт не так – я буду тут, поблизости, – закончил он совсем уж непонятно, махнул рукой и, припадая на левую ногу, пошёл к трибунам.
Лель отошла под навес, в тот сектор, что отвели участникам Игры, и устремила взгляд в центр поляны. Там уже стояла её соперница, первая грация факультета ферришен, мефрау Алибау Веридад. В мгновенье ока та скинула свой бурнус и осталась в длинном платье и непромокайке. Невысокая и стройная, она казалась обманчиво беззащитной на фоне нависшего над поляной сумрачного неба.
Наконец Лута взмахнул алым флажком, и тонкие, сильные руки Алибау взметнулись вверх. От них сразу потянулись едва заметные нити электрических разрядов. Запрокинув голову и сильно прогнувшись, девушка выпятила локти и громко щёлкнула пальцами. В ответ на этот призыв небо отозвалось ворчанием, и в следующее мгновение на Лунную поляну стеной обрушился ливень. Лель, не отрываясь, смотрела на фигурку в центре. Накидка надёжно защищала Алибау от потоков ледяной воды, а холода она, как всякий чародей, находящийся в трансе, не могла чувствовать. Вот Алибау вытянулась в струнку, поджала ногу. Кисти рук переплелись и образовали чашечку раскрывшегося цветка. Фигурка Алибау походила на статуэтку танцовщицы.
С трибун неслись восхищённые возгласы. Время бежало быстро, но оставшихся минут хватало с лихвой, чтобы вызвать полноценный град. Упругие струи воды не иссякали, грозовой купол неба потрескивал, но град так и не появлялся. Алибау в нетерпении топнула и воздела руки так резко, словно хотела проткнуть ими брюхо низко нависшей тучи. Тут же небо разорвал оглушительный раскат грома, и на трибуны посыпались куски льда величиной с перепелиное яйцо. До конца раунда оставалось две минуты.
Веридад прошла под навес. В кончиках пальцев Лель зазмеился холод, к горлу подступила тошнота. На ватных ногах она пошла к центру поляны – туда, где несколько минут назад стояла Алибау. Лель перехватила взгляд, который та кинула ей. Это совсем не походило на ликование. Что-то злобное, низменное, не похожее на триумф честной победы. За секунду до того, как подняться на трибуну, не оборачиваясь, Алибау пальцем быстро начертила в воздухе знак – как перевёрнутый скрипичный ключ. Никто этого не заметил. Никто, кроме Лель! Знак применялся крайне редко и считался оскорбительным. Знак, означавший полный провал.
Лель стояла в центре поляны. Замшевые сапоги на меху были хороши в сухую погоду, а на талом снегу сразу промокли. Плащ кое-как защищал от ветра, но сырость пробиралась под подкладку, и бодрости духа это не прибавляло. Когда флажок мелькнул в воздухе второй раз, Лель выдохнула и быстро сделала широкий охватывающий жест, воздев руки, затем разведя их в стороны – как крыльями взмахнула. Стараясь совладать с бешено бьющимся сердцем, она описала двустороннюю восьмёрку и сложила пальцы в простую «птичью лапку». Сделав круг над головой и подняв руку, она с тревогой ждала, понимая, что невозможно выжать ливень из туч, которые уже отдали всю влагу. Её соперница опустошила их настолько, насколько позволило ей отпущенное время. Но словно в ответ на мысли Лель тучи выдохнули, и воздух подёрнулся пеленой тумана. Он заклубился, быстро рассеиваясь, и светлый мелкий дождь, так часто настигающий путников в осеннем лесу, невесомой завесой окутал всю поляну. На трибуны дохнуло запахом грибов и мокрой листвы. Странный этот дождь на фоне заснеженного леса заставил всех поднять лица.
Лель невольно улыбнулась, но сразу скосила взгляд на циферблат и охнула – до окончания раунда оставалось чуть больше минуты. Лель зажмурилась. Сосредоточиться! За сомкнутыми веками пульсировало красным, в ушах, как барабанный бой, отдавался чей-то резкий смех. Крики наблюдателей слились в общий тяжёлый гул.
Тут ей вспомнилась колыбельная, что пела когда-то бабушка. Ею утешали детей и заговаривали раны воинов. Лель словно вновь услышала тот протяжный, полный мягкой печали напев.
Кровь капала на землю,
Сочилась как смола.
Но воин помнит силу,
Что горе прогнала.
В траве, что стелет сердце,
Хранится тот секрет.
Как птица, что стремится
Расправить крылья свету.
Мужчина сядет на коня,
Успев передохнуть.
Ничто не помешает
Продолжить славный путь.
Шум смолк, и в воцарившейся тишине Лель словно выпорхнула из тела. Теперь она смотрела на себя как будто со стороны. Лель увидела безвольно поникшую фигурку и ощутила угасание её энергии. Но над ключицами и в мягкой впадине у горла ещё дрожали язычки бледно-кораллового огня. Собрав их воедино, Лель направила этот нежный, цвета зарождающейся зари поток в кончики пальцев и воздела руки. Вверх взметнулась бледная искра. В тот же миг в небе зарокотало, и рокот этот был похож на урчание усмирённого зверя – довольное, как у ластящейся кошки. Из туч посыпались мелкие острые льдинки. Они летели вниз, покалывая щёки. Набухшие тучи расступились. Раздался общий вздох, и в следующее мгновение воздух взорвался восторженными криками. Лель неуверенно открыла глаза и улыбнулась. Над поляной, напоминая высокое коромысло, раскинулась тройная радуга. Вперёд выступил наставник зооглоссии, и счастливая Лель не сразу поняла смысл сказанных им слов.
– Второй поединок для пары номер пятьдесят шесть окончен! – возвестил наставник зооглоссии Оск Лута. – Победу одержала Алибау Веридад!
Лель захотелось сбежать. Сорваться с места и нестись, пока не скроется в укромном уголке.
– Комиссия признала эффектность, с которой выступила мефрау Вайолет. Но на конечный результат это влияет мало. Мефрау Веридад уверенно взяла победу!
Вплоть до начала третьего испытания, а оно пришлось как раз на последний вечер Игр, Лель пролежала в своей комнате. Она была прикована к постели необычным недугом. От простуды или гриппа помогало простое зелье, а вот от упадка сил в Сопределье ещё не придумали ни заговора, ни снадобья. Лечился он только покоем.
В день третьей и последней полугодовой Игры Лель неуверенно сползла с кровати. Ноги были словно ватные, в ушах гудело, лоб покрывала испарина. Наведавшийся к ней лекарь отметил общую слабость, но готовой к поединку всё же признал. Впрочем, её это даже обрадовало.
– Вот и чудно, – бормотала Лель, приводя себя в порядок. – Провалю экзамены, вернусь домой!
Она слабо улыбнулась своему отражению и запустила расчёску в перепутанные пряди. Не лучшая идея – идти на поединок неприбранной, зато не так заметно будет, как она бледна. Она не струсит из-за недомогания. Лель смочила виски холодной водой и насухо, до жара, вытерла лицо полотенцем.
Финальную игру назначили на вечер. Дуэлянтов ждали на опушке Кара-Орма – Чёрного Леса, что начинался за стенами Северного Университета. Искать её не пришлось – широкая жёлто-зелёная терраса для судей была видна издалека. На этот поединок, по счастью, зрителей не допустили: в последний вечер Йоля в Бойгене полным ходом шла подготовка к балу в честь окончания полугодия.
Алибау, закутанная в алый плащ, стояла у террасы. Соперница была спокойна, взгляд её – невозмутим. А вот Лель никак не могла сосредоточиться. Напутствия наставников доносились до неё, как в тумане:
– Не нарушайте границ квадрата!
– Постарайтесь подключить фарн!
– Следите за временем!
Наконец резкий взмах флажка рассёк воздух и чей-то голос произнёс:
– Третий поединок для пары номер пятьдесят шесть объявляю открытым!
Лель и опомниться не успела, как её закружил сверкающий вихрь. Пара мгновений, и она очутилась в самом сердце Кара-Орма. Гребни елей сверкали алмазной изморозью, вокруг стояла мёртвая тишина. Лель замерла, прислушалась. Издалека донёсся еле слышный голос гонга: в Университете начинался ужин. Лель представила куски тушённой в сливках курицы и сглотнула. С утра аппетита не было, и она ничего не ела, о чём теперь сильно пожалела.
Она по колено проваливалась в снег, тропинки не было. Куда ни глянь – нетронутая гладь. Лель прошла несколько шагов, оглянулась. Скоро совсем стемнеет. Казалось, лес находится за тысячу миль от всего живого, на далёком пустынном континенте. Лель содрогнулась от этой мысли, потёрла руками замерзающие щёки.
«Соберись!» – приказала она себе.
Задание было проще некуда. Исследовать лес – тот квадрат, куда отправят – и найти больное дерево, ствол которого поражён болезнью под названием «ведьмин мох». Отыскать одно-единственное дерево, с виду ничем не отличающееся от других. Лель знала – настоящий чародей шутя бы справился с такой задачей. Да только вот для начинающей ферришен, совсем недавно получившей фарн, это было почти невыполнимо. Вдруг в чащобе хрустнула ветка, заставив Лель вздрогнуть. Где-то неподалёку могла бродить и Алибау. Уж она-то воспользуется фарном: ходили слухи, что ей уже удалось почти полностью подчинить его себе! Лель вздохнула и решительно направилась в самую чащу. Стоять на месте смысла не было. Надо было действовать, и немедля.
Лель знать не знала, что именно она высматривает. Как ей распознать то дерево, что сковано болезнью? «Ведьмин мох» обычному глазу не виден, а чтобы проснулось внутреннее зрение, уходили годы. Наставники всё об этом знали и рассчитывали на стресс от экзаменов. Частенько именно он помогал освободить спящие способности. Сейчас, в лесу, в мороз и стужу, эта мысль казалась Лель дикой и нелепой. Обессилев, она сползла в сугроб. Ужасно гудели ноги. Хотелось спать. Верхушки исполинских елей качались на ветру. На бархате неба, подобно брату-близнецу созвездия Орион, мерцали гигантские песочные часы. Вместе со звёздной пылью утекало время. До окончания поединка оставалось чуть меньше часа, но, вполне возможно, Алибау уже нашла больное дерево, и в любое мгновение раздастся звук фанфар.
Повинуясь внезапному порыву, Лель вскочила. Она сама не понимала, откуда взялись силы. Ослабленное за неделю тело налилось энергией, в груди стало горячо, кончики пальцев засветились во тьме, как праздничные свечи Йоля. В ушах зазвенела музыка бабушкиных слов:
Щепоть возьми, прядь травы опусти, ветку нагни, цветок алый сорви!
По́логом снежным костёр забели, лунным огнём круг волшебный замкни!
Стебли полыни в косу заплети, кружевом тонким зарю распусти!
Верно ли, ложно – случится, что до́лжно, перед неведомым страх отгони!
Лес преобразился. Еловые лапы колыхнулись, снег взвивался жемчужным вихрем. Стволы и ветви окрасились в разные цвета. Те, что постарше, переливались оттенками пурпура и фиолета. Юные и тонкие деревца подсвечивались прожилками лазури. И только один ствол, чуть в отдалении, пульсировал болезненно-жёлтым, с мшистой прозеленью свечением. Лель, увязая в снегу, бросилась к нему. Она понятия не имела, что нужно делать, и просто поддалась порыву – прижалась к стволу старой ели всем телом и глубоко вздохнула. Холодная кора оцарапала щёку. Лель беззвучно заплакала, вбирая в себя всю боль поражённого дерева. Ей было уже всё равно, кто победит. Всё её существо сосредоточилось на том, чтобы помочь. Интриги, пересуды, сплетни, борьба и ярость – всё это перестало в этот миг существовать. Вот оно – главное её предназначение! Матильда, как всегда, была права. Дар, как драгоценный камень, что вобрал в себя всю ценность знаний их рода, с рождения был в её распоряжении. Жил внутри неё, у самого сердца. Поддержка, помощь, чистая энергия. Горячая, живая, как сама природа. Вот подлинный, врождённый фарн! Лель улыбнулась и прижалась покрепче к ели.
В морозном воздухе раздался звук фанфар. Игры Зимнего Солнцестояния для пары номер пятьдесят шесть завершились.
Глава четвёртая, в которой даются неоценимые советы
До Лель донёсся слабый звук фанфар. Она едва держалась на ногах. Происходило что-то странное: всё вокруг словно крутилось в бешеном хороводе, кроны деревьев сомкнулись, ветви переплелись, стволы светились, как натёртые фосфором. Отовсюду сыпались снопы искр, раня глаза. На мгновение Лель показалось, что это тени тьмы беснуются здесь, в лесу, что драконы режут крыльями воздух, а луна и звёзды раскалились добела.
Она то забывалась, то вновь приходила в себя. Наконец, собрав все силы, побрела наугад, уклоняясь от веток, что больно хлестали по лицу. Вскоре она оказалась на опушке. Чьи-то голоса доносились до неё, словно из-под толщи воды. Её заметили. Множество теней вдруг надвинулись на Лель. Поздравления, напутствия, вопросы посыпались со всех сторон. Между ними мелькнуло искажённое яростью лицо – маска мстящего демона[21]: скошенные брови, угли сверкающих глаз. Призрак метался в алом свете фонарей, за ним тянулся огненный пунктир. Лель старалась отогнать видение, но тщетно. Всё вокруг окутывал туман, голову дурманил запах гари. Лель уже едва соображала. Внезапно в сознании сверкнуло имя: Алибау! Конечно! Её соперница. Как же она, должно быть, злится на неё сейчас. Лель сжала пальцами виски и застонала.
– Вам плохо? – кто-то склонился над ней.
– Да она вот-вот упадёт! Смотрите!
Тут чьи-то сильные руки подхватили её и понесли. И сразу же стало свежее, запах костра исчез. Исчезла и страшная маска демона. Исчезла Алибау.
– Это всё от переживаний! – прозвучало над ней.
Голоса бубнили, слившись в шум, а вскоре и вовсе растворились. Мир блеснул бутылочным осколком и погас.
Когда Лель снова пришла в себя, не было уже ни неба, ни леса. Вместо деревьев ночного Кара-Орма вверх уходили каменные своды. Было прохладно, пахло травами и чистым бельём. Она была в лечебнице Бойгена. Слышался монотонный говор – женский голос читал нараспев длинное заклинание. Лель огляделась. В небольшой палате помещались лишь четыре узкие, аккуратно заправленные кровати. В углах чернели тени, в окно заглядывал тонкий серп новорождённой луны. Лель прикрыла веки, но что-то заставило открыть глаза опять.
От дальнего угла бесшумно отделилась тень и двинулась к ней, плавно скользя по каменному полу.
– Доброй луны, мефрау.
Голос незнакомца звучал глухо из-за надвинутой на лицо маски лисицы. Сквозь узкие прорези не было видно глаз. Голову скрывали складки накидки. Одно было очевидно – это мужчина. Но хриплый голос мог принадлежать кому угодно. Как университетскому первогодку, так и наёмному убийце. Гость остановился в полуметре от кровати и замер. Лель села, подтянула ноги к груди.
– Вы кто?
– К чему нам имена? – он тихо хмыкнул. – Для вас я, скажем, консультант.
– Консультант, ага.
– Не нравится? Ну, пусть тогда советчик. Или Советник. Как вам будет угодно.
– А я просила о совете?
– Мефрау, я даю советы не тем, кто просит, а тем, кто в них нуждается.
Лель зажмурилась. Бред. Бессмыслица. Может, позвать кого-нибудь из служек? Едва она это подумала, как незнакомец прижал к губам длинный палец. Лунный свет коснулся узоров на печатях его палладиевых колец. Валькнут, Трискель, Агисхъяльм[22]. Неслабо. Мощнейшие магические символы. В Сопределье все три одновременно мог носить только чародей высшего уровня.
– Не стоит никого звать, мефрау.
– Имейте в виду, визжать я умею очень громко.
– Просто выслушайте меня, мефрау. Надолго я вас не займу.
Лель вздохнула.
– Ваша взяла. Только оставьте вот это «мефрау».
– Хвала вашему благоразумию. Я буду предельно краток. Зимний Бал завтра. Вы должны на него пойти. Непременно.
– Ну конечно! Мне сейчас самое время веселиться.
Долгое молчание в ответ.
– Вы не теряете чувства юмора. Что ж, это хорошо. Однако к делу. При переводе в Северный Университет вы слышали о здешних порядках. Если нет, мне очень жаль. Но незнание не отменяет вашего участия в некоем противостоянии. Теперь вы – член общины. Полноправный. Иными словами, одна из них. Деваться некуда.
– Одна из них? А из кого, вы не подскажете? – Лель почувствовала, что от волнения сел голос. – Я здесь одна. «Из них» тут явно лишнее. И, да – видала я в усыпальнице ваше противостояние! Хоть «с ними», хоть без них.
– Всё верно. Именно поэтому вы и должны пойти на бал.
– С какой радости? Чтобы мне устроили очередной экзамен? Что за игра такая?
Гость промолчал, словно выжидая.
– Знаете что, Советник? – выкрикнула Лель. – С меня довольно. Мне нужно отдохнуть. Ваши советы – чушь. Давайте их кому-нибудь другому.
– В таком случае вам не стоило и приезжать сюда. Но обсуждать это слишком поздно. Потому что теперь у вас нет выбора. Жребий брошен.
– Какой там, к троллям, жребий?
– Если вы не дадите бой, вас уничтожат.
Таинственный гость резко повернулся спиной, давая понять, что разговор окончен. Его слова зазвучали тише:
– Надеюсь, мы встретимся ещё. Я буду навещать вас. Без помощи вам придётся туго.
– Спасибо, удружили. А с чего вы вообще взяли, что я задержусь здесь надолго?
– Потому что для вас это будет лучше. Оставайтесь.
Тень поплыла на выход.
– Да что мне делать на балу? – Лель приподнялась в кровати.
– Появиться. Танцевать. Покажите, что не боитесь их. За вами будут наблюдать.
– Кто?
Ответ прозвучал уже у двери. Лель пришлось напрячь слух, чтобы разобрать его.
– Неприкасаемые.
На следующее утро Лель проснулась поздно. Солнце давно встало, и по палате разливался мягкий свет. Лель силилась припомнить детали вчерашнего вечера.
– Очнулась, девочка! Доброго солнца! Долго же ты проспала. – Круглое, похожее на луну лицо сестры склонилось над ней.
В воздухе, смешиваясь с ароматами травяного чая и свежей сдобы, ощущался запах валерианы. Лель приподняла голову – на серебряном подносе стоял пузатый чайник и фарфоровая тарелка с выпечкой.
– Покушай, надо сил набраться!
– Благодарю! – Лель робко улыбнулась.
Медсестра ласково кивнула и удалилась, чтобы Лель могла позавтракать в тишине. Есть не хотелось. Лель взяла самую маленькую булочку и надломила её, собираясь положить обратно, но, когда на разломе выступили янтарные капли джема, она, поколебавшись, попробовала. Вкус оказался восхитительным, а тесто – воздушным. Лель с аппетитом съела всё, что было на тарелке, и попросила добавки. Обрадованная нянечка с невероятной скоростью метнулась на кухню и принесла ещё. Когда она вернулась в палату забрать посуду, Лель уже стояла у кровати.
– Пожалуйста, отдайте мне одежду.
– Зачем? В башне, поди, и поухаживать за тобой некому?
– Я всё равно не буду тут лежать. – Лель постаралась придать голосу твёрдость. – Я обещаю, всё будет в порядке.
– Ах, вы все так говорите! А через сутки вас несут сюда опять. Но уже в худшем состоянии!
– Отдайте мне одежду. Или я сама уйду. Как есть.
Сестра всплеснула пухлыми руками и пошла на выход, причитая. Через несколько минут на стуле возле кровати Лель уже лежали чистые и выглаженные рубашка и штаны.
От лечебницы до дормитория Лель удалось проскользнуть незамеченной. Все были слишком заняты приготовлениями к Зимнему Балу и сидели по комнатам, так что по дороге ей никто не встретился. Но вот странно: её охватило чувство, что всё как-то неуловимо изменилось. Дело было не в роскошном убранстве Северного Университета, над которым по случаю торжеств поработали лучшие флористы и декораторы – не во всех этих гирляндах из живых цветов, голубых елях, украшенных серебристыми оленями и золотыми шарами. Скорее, что-то изменилось в ней самой. Ещё недавно, напуганная и подавленная, единственный выход она видела в бегстве отсюда. Теперь же чувствовала, как крепнет в ней уверенность и отступает страх.
Стараясь идти бесшумно, Лель поднялась по лестнице и проскользнула на свой ярус. Меньше всего ей сейчас хотелось столкнуться с кем-то из соседок. Из-за дверей доносились возбуждённые возгласы, девичий визг и смех – верно, примерка нарядов и обсуждение предстоящего бала захватили всех. Подойдя к своей двери, Лель замедлила шаг. Ей отчего-то вдруг представилась жуткая картина: на полу растерзанные книги, повсюду раскидана сдёрнутая с вешалок одежда, на столе валяются полусожжённые свитки с бесценными, по крупице собранными записями вперемешку с черепками разломанных оберегов. А в центре разгрома стоят хохочущие Алибау и Несголла и рвут друг у друга из рук бабушкины украшения! От нахлынувшего ужаса Лель бросило в жар.
Дрожащей рукой она вставила ключ в замок и повернула. Дверь отворилась. Комната была совершенно пуста. У входа стояли замшевые ботфорты, на кровати валялся плащ, на столе – матово поблёскивал чайник. Лель коснулась: совсем холодный, значит, Несголла Халлькатла ушла довольно давно. Лель догадывалась куда и руку дала бы на отсечение, что в комнате Алибау уже царит веселье и рекой льётся запрещённое полынное пиво.
Лель огляделась. Комната выглядела на удивление мирно. Всё же было трудно поверить в то, что «добрая» соседка ушла, не оставив какой-нибудь сюрприз. Лель прошла к шкафу, провела ладонью по его дверце, и та открылась. С опаской Лель заглянула внутрь и вздохнула с облегчением: все вещи лежали на тех местах, где она оставила их перед тем, как уйти на третью, финальную, игру.
Лель заперлась в ванной, скинула одежду и встала под горячий душ. Она закрыла глаза и улыбнулась. Вода быстро смыла беспокойство. Накинув махровое полотенце, Лель вышла босиком и села напротив шкафа. Что же надеть на бал? Ещё вчера, уверенная, что не задержится в Бойгене, Лель даже не задумывалась о наряде. Теперь же она в волнении осматривала содержимое шкафа. Среди плащей, цветных накидок и кардиганов виднелся рукав небесно-голубого шёлкового платья – того, в котором ей так и не довелось потанцевать на празднике в родном и таком далёком теперь институте Элементаль. Лель улыбнулась, бережно вытянула платье и залюбовалась. Фасон был смел – мама наверняка бы поморщилась: лиф чересчур открыт, а на юбке высокий разрез. А вот бабушка бы точно одобрила – старая Матильда всегда приходила в восторг от любых безумств, ревностно следила за веяниями моды, и вкус её был безупречен. Маму же эти вещи не заботили, она ценила в одежде лишь удобство.
Лель надела платье и подошла к зеркалу. Широкий, вышитый гладью пояс смотрелся просто и в то же время по-настоящему нарядно. Нежный шёлк красиво оттенял бледную шею и плечи. Лель решила не собирать волосы в причёску и позволила им свободно рассыпаться по плечам. Поколебавшись, в последнюю минуту она решилась и достала из тайника небольшой ларец из палисандра, сплошь покрытый замысловатым орнаментом из переплетённых ветвей, листьев и птиц. Никто, кроме Лель, не мог бы его открыть – ключа не существовало. Чтобы сделать это, надо было нажать на верхнюю ветку орешника в правом углу крышки, после чего чуть повернуть крыло иволги с самого краю и в строгой последовательности передвинуть некоторые элементы рисунка.
Матильда, бывало, заставляла внучку раз за разом проделывать процедуру, пока та, наконец, не сумела открыть шкатулку с закрытыми глазами. Когда пальцы Лель мелькали, ловко выполняя запутанные движения, со стороны это выглядело как фокус. В ларце хранились самые красивые украшения, которые бабушка оставила ей в подарок. Матильда позаботилась, чтобы к внучке попали только лучшие экземпляры её коллекции.
Лель отыскала под ворохом серебряных серёжек, колец и браслетов небольшой бархатный футляр и достала из него невесомую диадему, словно сотканную из воздуха и дождевых струй. Полупрозрачная, она светилась и была так красива, что к ней было боязно прикоснуться. Лель аккуратно надела украшение, бросила последний взгляд в зеркало, накинула плащ и выскользнула из комнаты.
Коридоры пустели. Лель шла по коридору нарочно медленно: на бал совсем не хотелось. Торжество устраивалось в здании из розового и голубого мрамора, которое стояло в самом центре внутреннего двора. Лель уже приходилось там бывать. Изнутри здание было куда вместительнее, чем казалось снаружи: не обошлось и без искривления пространства. Несколько залов там были приспособлены для занятий фехтованием, в самом просторном – Лунном – учили танцам, а в центральном нефе под стеклянным куполом по праздникам устраивались балы. Лель досчитала про себя до десяти и решительно шагнула внутрь – туда, где собрался уже весь Университет.
Колонны, отделявшие центральный неф от галерей, были увиты цветами. Корзины с бледно-жёлтыми лилиями стояли на постаментах. Их аромат смешивался с чадом факелов. Огненные блики плясали на лицах.
В зале царил полумрак. Лель попыталась было пробраться в центр – уж очень интересно было, что там происходит, но в тесноте она то и дело наступала на шлейфы. Тогда она решила пристроиться у стены, взобралась на удобный выступ: и видно лучше, и ноги не оттопчут!
Между тем в центре зала появился седовласый проректор. Ликват Льёт почти не показывался на глаза студентам. Торжественные встречи были единственным местом, где можно было его лицезреть. Чуть менее таинственный, чем вечно отсутствующий глава Бойгена, он наводил оторопь на окружающих. Имя же его вызывало откровенное неприятие. Ликват на северном наречии означало «милосердный», Льёт – «ужас». В лучшем случае проректор выказывал лишь холодное дружелюбие. Нечасто слышали о милосердии Ликвата Льёта, и никто не желал видеть проявление его второй стороны.
Проректор в накинутой мантии из горностая взобрался на высокую кафедру. Отдышавшись, он поднял руку, призывая к тишине, и начал торжественную речь:
– Уважаемые мефрау и минейры, учащиеся Северного Университета Бойген, а также их почтенные наставники! В эту последнюю ночь важного для всех нас перехода от тьмы к свету я имею честь поздравить вас с окончанием Игр Зимнего Солнцестояния!
Грянул шквал аплодисментов.
– Каждому из нас Ночи Духов сулят или победу, или поражение. В ученье, как и в природе, одерживает верх сильнейший. Выбор судьбы неизменно следует воле небес. Не будь подсказок свыше, мир давно погрузился бы во тьму. Откроем же наши сердца и возрадуемся, что Король Дуб сразил Короля Остролиста, и отныне грядёт светлая половина года. Да будет благословенно правление Солнечного Короля до наступления Литы!
Последние слова проректора утонули в новой волне рукоплесканий. Выждав паузу, он продолжал, смягчая голос:
– Вы все славно потрудились и заслужили отдых. Пляшите, пейте, пойте и веселитесь в кругу друзей, и да не очернит злословие уста тех, кто оказался недостаточно силён на этот раз. Да начнётся праздник!
Дождавшись, когда стихнут восторженные крики, проректор продолжил:
– Сейчас я оглашу победителей. Прошу каждого, кто услышит своё имя, выйти вперёд: юные чародеи пусть встанут слева, юные ферришен – справа. Итак, приступим!
Ликват Льёт откашлялся и начал торжественно зачитывать список. После каждого имени от толпы отделялся очередной счастливчик и занимал место в почётном ряду у трибуны.
– Бьорн Дьярви, Элберт Хвитр, Кир Малковски! – отдавалось торжественным эхом, и вперёд один за другим выходили фавориты Зимних Игр.
Как Лель ни хотела остаться безучастной, однако почувствовала, что задыхается от нахлынувшего волнения. Когда же очередь дошла до девушек, она была чуть не на грани обморока. Перед глазами всё плыло. Лель осторожно, стараясь не упасть, спустилась на пол и села, прислонившись к стене. В висках стучали крохотные молоточки, к горлу подступила тошнота. И тут грянуло:
– Лель Вайолет!
Лель не шелохнулась. Она никак не могла заставить себя выйти.
– Лель Вайолет! – снова разнеслось по залу.
Тут кто-то совсем рядом с ней удивлённо выкрикнул:
– Да вот же она!
На неё начали оборачиваться. Все расступились, и чьи-то сильные руки подхватили её и вытолкнули вперёд, подбадривающе хлопая по спине.
– Иди же, ну, иди! – неслось со всех сторон.
Лель не успела ничего понять. Через минуту она очутилась в ярко освещённом кругу. О бегстве теперь не шло и речи – ряды за ней сомкнулись. Ничего не оставалось, как встать среди победителей. На ватных ногах она прошла вперёд и встала на правый фланг.
– Итак, теперь все в сборе! – лицо проректора лоснилось от пота. – Бал открывают триумфаторы! Минейры приглашают мефрау! – провозгласил он и, ловко спустившись с кафедры, на которую с таким трудом взбирался, устремился к столам с едой. Там сервиоры уже разливали по кубкам пунш и пряный сидр для наставников.
Вдруг чей-то весёлый голос вывел Лель из оцепенения:
– Я так жутко выгляжу, что мефрау не желает даже взглянуть на меня? Говорил я сёстрам, не идёт мне этот фрак!
Лель подняла глаза и обомлела. Перед ней стоял высокий парень. Густые брови и зелёные глаза, тёмные волосы – непослушные, волнами, такие проще постричь, чем причесать. Смотрит пристально, будто ему и впрямь есть дело до того, понравится ли он ей. На фрак, впрочем, он грешил напрасно – чёрный, с серебряной искрой, тот сидел на парне идеально. Над его верхней губой темнели узкие усики. Бледные веснушки рассыпались по прямому носу. На подбородке – ямочка. С такой внешностью хоть сейчас на картину. Лель поняла, что рассматривает подошедшего красавчика неприлично долго. Она смутилась. Имени его она не знала. Занятий общих у них не было, но Лель припомнила, что несколько раз встречала его в компании других студентов. Отвечая на её молчаливый вопрос, парень приложил руку к вороту рубашки:
