Наталья Шагаева
Его маленькое (не) счастье
Глава 4
Алиса
– Куда торопимся? – на моем пути встаёт Макс. С виду симпатичный парень, высокий, зеленоглазый, спортивный, старше меня на пару курсов. Но пирсинг на брови, татуировки на шее и руках делают его красоту более агрессивной.
Не отвечаю, сворачиваю направо, но он шустрее – перекрывает мне путь.
– Дай пройти, – толкаю его в плечо, но эту стену просто так не сдвинешь.
– Ах, Алиса, уделите мне немного вашего драгоценного времени, – шутит Макс. Усмехаюсь, закатывая глаза. Сажусь на лавочку рядом. – Ну, так куда торопимся?
– В больницу.
– Заболела? – уже серьезно спрашивает он.
– Нет. Один очень хороший человек попал в аварию.
– Жить будет?
– Конечно.
– И что это за «хороший человек»?
– Ты его не знаешь, – отмахиваюсь я. – Брат мужа моей сестры.
Макс зависает, переваривая и пытаясь понять, кто, кому и кем приходится. Смеется.
– А, родственник.
Не родственник он мне. Но я молча киваю.
– У меня тут совершенно случайно, освободился день. Может, навестим твоего родственника вместе, а потом погуляем? – двигается ко мне ближе, подхватывает прядь волос, накручивает ее на пальцы. – Ну там кафе, кино, набережная, – заглядывает мне в глаза.
– Это свидание? – прищуриваюсь.
– Да ну какое свидание… – смеётся. – Ну, да, – кивает. – Это свидание. Слишком банально?
– Нет. Неуместно, – встаю с лавочки и иду в сторону стоянки.
– Я узнавал, у тебя нет парня, – догоняет меня Макс. – В чем проблема? Не нравлюсь?
– Да, парня у меня нет. Есть мужчина.
– Почему мне не верится? – хватает меня за руку, разворачивая к себе.
– Доказывать ничего не собираюсь, – одергиваю руку. – Мне пора. – Открываю дверь машины и сажусь на заднее сиденье.
– Алиса… – Макс хочет что-то еще сказать, но я закрываю дверцу перед его носом, а она не захлопывается до конца.
– А-а-а-а-а! – слышу крик парня.
Пальцы.
Пальцы!
Он подставил руку.
Вылетаю из машины. Макс тяжело дышит и, морщась, зажимает ладонь.
– О боже! Прости, прости, прости. Дай посмотрю.
Разжимает ладонь, несколько пальцев красные – нет, багровые!
– Пошли в медпункт, – хватаю его за руку и несусь назад в университет. Я сломала человеку пальцы. Вбегаем с ним в здание, и вместо того, чтобы подняться на второй этаж, парень втягивает меня под лестницу и резко прижимает к стене.
– Попалась, – усмехается, ставя руки на стену, преграждая дорогу.
– Ты специально это сделал?! – толкаю его в грудь.
– Не-е-ет, но я пользуюсь случаем. Хотя жуть как больно. Мне отрежут эти пальцы нах… – сглатывает ругательства. – Понимаешь, на какие жертвы я иду ради тебя?
– Ты дурак. Пальцы действительно отрежут! – отталкиваю его. – Пошли в медпункт.
С пальцами не все так страшно. Переломов нет. Они распухли, медсестра сказала, что могут слезть ногти, а в остальном нормально.
– Ну все, после того, что ты сделала, ты просто обязана сходить со мной на свидание.
– Макс, – вздыхаю. – Я правда несвободна.
– Тогда обед.
– Что?
– Простой обед в кафетерии. Ничего криминального. Переживёт это твой мужчина? – скептически спрашивает он.
– Хорошо, но только из чувства вины.
– Для начала неплохо, – ухмыляется Макс, внаглую берет меня за руку и тянет через дорогу к кафетерию.
Мы действительно просто обедаем. Я ем пасту с курицей, а он – лазанью. На самом деле, несмотря на неформальность, Максим довольно приятный, веселый парень. Хороший друг. Только вот он рассматривает меня не как друга.
– Ну так и кто он, твой мужчина? – спрашивает, взмахивая вилкой и призывая меня говорить.
– Он намного меня старше… но мы давно знакомы. Он замечательный. Добрый, справедливый… – задумываюсь. Нет, я могла бы и не делиться этим с Максимом, но нужно немного охладить его пыл.
– Да понял я, что он замечательный, – усмехается, но не верит мне. – Я спрашиваю, кто он?
– Что ты хочешь услышать? Имя, фамилию, род деятельности?
– Да, – кивает.
– Нет. Этого я не скажу.
– Вот, – довольно улыбается. – Никого у тебя нет. Свидание? – не унимается и накрывает мою руку.
– Нет, – выдергиваю ладонь. – Можешь не верить. Мне в принципе все равно, – вынимаю деньги за свою еду и кладу на стол.
– Вот только не нужно меня обижать, – берет мои деньги и запихивает их в мой карман.
– Тогда спасибо за обед, но мне пора.
Он еще что-то говорит, но я не слушаю, пользуюсь моментом и сбегаю, пока Макс просит счет.
***
Я не умею готовить. То есть могу, конечно, что-то простое, а вот пироги – это уже не мое. Сколько наблюдала за сестрой, повторить не получалось. А Платон любит пирог с курицей и грибами. Хочется его порадовать. Со дня операции прошла неделя. Он уже гораздо проще относится к моему присутствию. Нет, злится, конечно, но больше на то, что я постоянно кидаюсь ему помогать. Это не жалость. А простое человеческое участие. Все лучше, когда за тобой ухаживают близкие, чем бездушный персонал.
Забираю в пекарне заказанный мной свежий и горячий пирог, покупаю в магазине его любимый чай с бергамотом и мчусь в больницу. Мне не обидно, что Платон иногда резок и отталкивает меня. Отступать не собираюсь. Пусть привыкает. Я должна дать ему понять, насколько он мне дорог. Дорог как мужчина. Может, я и дура, но вижу, как иногда он на меня смотрит. Явно не как на ребёнка. Я не последняя тварь. Если бы он любил Марьяну, то, наверное, я отступила бы. Но он ее не любит. А я это чувствую. Знаю.
Забегаю в больницу, здороваюсь с санитаркой и медсестрой на посту. Я уже со всеми познакомилась. Запах от пирога изумительный, желудок сводит.
Прохожу в палату и нахожу Платона, работающего за ноутбуком. В очках. Он надевает их только за работой. А зря, они ему очень идут, придавая солидности и серьезности. Он в инвалидном кресле за столом. Платон будет ходить. Но не так скоро. А в остальном выглядит хорошо. Собранный, чисто выбритый, широкие плечи подчеркивает белая футболка. Не видит меня, увлечённо что-то печатая. Или делает вид, что не видит.
Прохожу, ставлю пирог на стол рядом с ним. Демонстративно включаю чайник на подоконнике, подхожу к Платону сзади и целую в щеку.
– Привет. Я пирог принесла. Твой любимый. Еще горячий.
Замирает. Закрывает глаза, пока я висну на его шее. Так приятно, чувствовать его близость. От Платона уже не пахнет больницей, а чем-то свежим, холодным и мятным.
– Привет, – выдыхает, снимая очки. – Ты неугомонная. Почему не на учебе? – как строгий папочка спрашивает он.
– Я только из универа.
– Рано, – посматривает на часы.
– Выучил мое расписание? – смеюсь. Качает головой.
– Выпьем чаю с пирогом, и я уйду. Поберегу твою психику.
Смеется.
– Милана пекла? – спрашивает, закрывая ноутбук и освобождая стол. Сдался.
– Нет.
– А кто?
– А допустить мысль, что я сама? – открываю упаковку чая, опуская пакетики в кружки.
– Тогда я воздержусь, – ухмыляется гад. Он в курсе моих «выдающихся» кулинарных способностей.
– Да купила я его, – наигранно обиженно выдаю я и завариваю чай.
– Папа! – в палату вбегает Лерка и кидается к Платону, обнимая. – Алиса, – замечает меня и идет обниматься ко мне. Мы дружим, но видимся редко. Марьяна против нашего общения.
– Ну конечно, где ей ещё быть, – фыркает Марьяна, проходя в палату и стреляя в меня злыми глазами.
Я понимаю, что женщина всегда должна выглядеть хорошо, но вот приходить в больницу на шпильках и в кожаных штанах, обтягивающих зад, – как-то слишком. Игнорирую ее, поправляя Лере ободок.
– Привет, дорогой, – Марьяна оставляет сумку на кровати, подходит к Платону и целует его в щеку, а он приобнимает ее за талию. – Ну как ты? – так участливо спрашивает она, что меня начинает тошнить.
Марьяна вдруг резко выпрямляется, переводит на меня убийственный взгляд, всматривается, а потом нервно вынимает из сумки влажную салфетку и кидает ее Платону.
– Блеск сотри! – указывает на щеку, в то место, куда я его поцеловала. – А ты выйди из палаты, – тычет в меня своим острым маникюром. – Мне нужно поговорить с мужем, – приказывает мне, как собачке. Перевожу вопросительный взгляд на Платона. Надо было ей явиться и испортить нам обед.
– Алиса, возьми Леру и погуляйте в сквере при больнице, – спокойно просит меня Платон.
– Не отпущу я с ней свою дочь! – возмущается Марьяна.
– Идите, – с нажимом говорит мне Платон.
Я с язвительной улыбочкой беру за руку Леру и вывожу ее из палаты.
Глава 5
Платон
Я дома. В пентхаусе на десятом этаже. Нет смысла лежать в больнице. Хотя можно было переехать на восстановление и реабилитацию в санаторий. Там полный уход за пациентами, что меня в принципе удручает. Чувство беспомощности выводит из равновесия. Мирон звал к себе в особняк, там куча сочувствующих и жалостливых, что меня тоже не устраивает.
Инвалидное кресло – теперь мой постоянный аксессуар до полного заживления.
Отворачиваюсь от окна, смотря, как Марьяна спускает с лестницы сумку.
– Вызови водителя, у меня чемодан тяжёлый, – недовольно фыркает она, кидая сумку на пол. Рассматриваю ее. Беру телефон, вызываю водителя Костю, пусть поможет. Молчу, наблюдая, как жена суетится в поисках вещей. – Ну, Платон, – подходит ко мне, обнимает сзади за шею. – Ты же понимаешь, что в моем возрасте больше не будет такого шанса?
– Да, но… А тебе вообще нужен этот шанс? – снимаю с себя ее руки, отъезжая подальше. Неприятно. Может, конечно, дело в моей посттравматической депрессии, но внутри что-то кардинально поменялось.
– Конечно да, за три месяца контракта платят очень хорошие деньги.
– Тебе не хватает денег? – выгибаю брови.
– Хватает, но дело же не в них. Это я так, к слову сказала.
Входит Костя, откашливается, привлекая наше внимание.
– Там, наверху, мой чемодан. Отнеси его в машину, – распоряжается Марьяна. Парень быстро ретируется.
– А в чем дело? Хочется не упустить шанс посверкать задницей в европейском журнале? Да ты и так местная «звезда», – цокаю я.
– Зачем ты так говоришь? – обиженно надувает губы.
А, в общем-то, зачем я это все…
Черт его знает…
Ее присутствие мне не нужно. Тем более, когда я не в самой лучшей форме. Меньше раздражителей вокруг.
– Я уже не девочка, меня в кои-то веки оценили, пригласили в рекламную компанию, потому что я подхожу им по возрасту и типажу, – иронично усмехается. – Не все малолеткам светиться. Ну… еще знакомый помог… То есть порекомендовал меня. Я не могу отказаться и подвести его.
– Знакомый… – тоже ухмыляюсь.
– Ревнуешь? – сверкает на меня глазами и посматривает на часы.
А я ревную?
Может быть, но это не та причина, по которой я против ее отъезда.
– Разве это важно?
– Что?
– Все вот это важно для тебя? Ты правильно заметила. Ты не девочка уже, а взрослая женщина. Мать. И вот ты готова укатить в Европу за сомнительной карьерой, чтобы что?
– Чтобы… – задумывается.
– Чтобы потешить свое самолюбие, – заканчиваю я. Выходит нервно. Даже зло.
– А при чем здесь материнство? За Лерой присмотрит няня, она же отвечает за уборку и готовку. Ты в моей помощи не нуждаешься. Это всего на несколько месяцев. В чем проблема? Что ты от меня хочешь? Почему нет? – уже тоже нервно выдает Марьяна, запихивая в свою сумочку какую-то косметику с комода.
Чего я хочу?
Да, пожалуй, того, что она действительно не может мне дать. Семьи. Тепла. Уюта. Заботы. И той самой глубины, которой у нас никогда не было.
Мы как-то изначально были на разных полюсах. Сходились только в плане секса, и…
И что?
В тысячный раз задаю себе этот вопрос и никак ничего не могу найти.
Поначалу я заглушал Марьяной душевную боль, точнее, заменял настоящие разрывающие чувства плотскими утехами, куражом, алкоголем. Потом… потом – наверное, на зло Мирону. Я был не в том возрасте, чтобы рассуждать здраво. Мной руководили гормоны и эмоции. А потом случилась Лера. Марьяна – в слезах, я – в шоке. И ведь не косячил никогда в каком бы состоянии ни был – всегда предохранялись. Но вышло так, как вышло. Сокрушаться и выяснять, кто виноват, было бы неуместно. Ребенок уже есть. И я, как истинный «рыцарь», женился. Во мне всегда было повышенное чувство ответственности. Хорошее качество, говорил отец. Только иногда оно мешает жить.
А потом… А потом я втянулся. Дочь, жена-красавица, которая не напрягает, качественный интим… Почему нет?
Любовь?
Я вас умоляю.
Кому она нужна?
Прошли годы, я стал серьезнее, умнее, опытнее и понял, что меня все устраивает.
Устраивало до аварии, пока не сел в инвалидное кресло и не начал переосмысливать ценности. Времени теперь у меня предостаточно. Хотя это, скорее всего, депрессия. Встану на ноги – все пройдет.
– Мне порой кажется, что я уже ничего от тебя не хочу. Поезжай, если это для тебя так важно, – спокойно проговариваю я. Злости нет. Есть недопонимание, но мы всегда общались на разных языках. Хотя нет, последнее время мы его нашли во взаимных претензиях.
Тишина. Марьяна разворачивается, делает несколько шагов в сторону выхода, но останавливается.
– Нет, я могу остаться. Тебе нужна моя помощь? – вдруг спрашивает она, но смотрит на меня глазами жертвы. Немного раздражена, оттого что я рушу ее планы.
– Нет, мне не нужна помощь, – отрицательно качаю головой.
– Платон, – выдыхает, берет себя в руки и с натянутой улыбкой идет ко мне. Присаживается рядом со мной на кресло, перегибается через подлокотник и тянется к моим губам. Отстраняюсь, не позволяя себя поцеловать. Ее рука ложится мне на колено, поднимается выше к паху. – Если я на тебя сяду, я ничего тебе не поврежу? – вдруг спрашивает она. А мне становится жутко смешно, до истерики. – Или я могу… – встает с кресла и начинает опускаться предо мной на колени. Хотя Марьяна здесь ни при чем, мы всегда решали конфликты сексом.
– Не поможет… – отрицательно качаю головой. – Не в этот раз.
Ловлю ее за подбородок, сжимаю, всматриваюсь в глаза, пытаясь понять, чего я вообще от нее хочу. И вдруг понимаю, что ничего. Совершенно ничего. И ее отсутствие наоборот меня успокоит.
– Поезжай, если это тебе нужно, – отпускаю ее. Отъезжаю назад. – В жизни следует делать то, что действительно важно, иначе накроет ощущением несостоятельности, – произношу я, смотря, как Марьяна поднимается с колен.
– Спасибо, что понимаешь меня, – отвечает она. Поправляет юбку, подхватывает сумку и спешит на выход. А я не понимаю… Ничего не понимаю, но Марьяна мне не поможет.
Убегает, быстро стуча каблуками. Дверь захлопывается, воцаряется тишина. Накрывает дикой тоской. Кажется, будто я действительно упустил в своей жизни что-то важное и не состоялся. С яростью сметаю со стола забытый флакон духов жены, он разбивается и наполняет комнату приторным запахом орхидеи.
***
– Нет, я не хочу! Не хочу! – даже сквозь стены кабинета слышу, как недовольно, почти плача кричит моя дочь. Она с няней. С новой няней, которую наняла перед отъездом Марьяна. Предыдущая не выдержала характера моей жены. Марьяна слишком требовательна к персоналу. Я был против чужих людей в нашей квартире. Нет, я не тиран и не считаю, что все должна делать женщина. Уборки несколько раз в неделю достаточно. А вот ребёнка должны воспитывать родители. Но уступил, когда понял, что няня справлялась с нашей дочерью лучше, чем Марьяна. – Нет! Не буду! – уже плачет Лера. Быстро выезжаю из кабинета.
– Черт! – ругаюсь сквозь зубы, кода врезаюсь в косяк. Никак не могу привыкнуть к этой чёртовой коляске. Выезжаю в гостиную и понимаю, что дочь плачет где-то наверху. А я не могу туда подняться! – Лера! Лера! – зову дочь, врезаясь кулаком в перила. Дочь бежит ко мне, спотыкаясь на лестнице.
– Папа! – кидается мне на колени. Слишком резко. Задевает ногу. Больно. Но я сжимаю зубы и усаживаю ее удобнее.
– Что случилось? – боковым зрением вижу, как няня спускается.
– Я не хочу пить лекарство. Оно невкусное.
– Какое лекарство? – не понимаю, Лера была абсолютно здорова.
– Чтобы спать, – поясняет она.
Что? Поднимаю глаза на Свету. Женщине сорок два года, и Марьяна утверждала, что у нее большой опыт и медицинское образование. Строгая.
– Марьяна Евгеньевна просила давать ей на ночь успокоительное.
– В смысле? Зачем? – ничего не соображаю.
– Она сказала, девочка плохо спит, – разговаривает со мной так, словно я тоже ребенок и ничего не понимаю.
– Ты плохо спишь?
Вчера Лерка спала со мной, и все было хорошо.
– Хорошо. Ну… – вдруг начинаем мяться дочь, обнимая меня за шею. – Один разик… когда ты был в больнице… – замолкает.
– Что было, когда я был в больнице?
– Мне снился кошмар… – шепчет она мне на ухо.
– И что там было?
– Ты умер… Я плакала… А мамы не было.
Сглатываю.
– Я здесь. Я не умер, все хорошо, – глажу ее по волосам, вдыхая самый любимый клубничный запах. – Стой… А где была мама?
Марьяна оставила дочь одну? Ночью?!
– Я не знаю. Я выбежала из комнаты, никого не было. Потом включила мультики и смотрела, пока не уснула на диване. Утром мама сказала, что выходила в магазин.
Ночью… В магазин… Интересно в какой? Ладно, с этим я разберусь позже.
– Не нужны ей никакие успокоительные! – обращаюсь уже к няне.
– Но Марьяна Евгеньевна сказала…
– Я отменяю все, что сказала Марьяна Евгеньевна! – рычу так, что дочь вздрагивает. – Тихо, зайка. Иди неси свою любимую подушку ко мне в комнату. Будешь спать со мной, кровать большая.
– Но девочка не должна спать с отцом! – возмущенным тоном говорит Света.
– Здесь я решаю, что и кто должен. Вы на сегодня свободны!
Хочется освободить ее от нас навсегда. Но…
Глава 6
Платон
Дочь делает уроки. Хмурая. Не в настроении. Света готовит на кухне. Пахнет рыбой. Лерка не любит рыбу ни в каком виде.
– Помочь? – спрашиваю, въезжая в кабинет. Да, я распорядился закрыть второй этаж. Моя дочь должна быть у меня на глазах. Поэтому спит она со мной, а уроки делает в кабинете.
– Нет, – продолжает делать вид, что читает.
– Лера, ну что произошло? – отнимаю у нее книжку.
– Света… – подпирает подбородок, надувная губы.
– Что Света?
– Она мне не нравится.
– Слишком строгая?
Дочь молчит, вздыхая.
– Лера, рассказывай.
Я с трудом терплю постороннего человека в доме. Но один не справлюсь на этой чертовой коляске. И мне нужен весомый повод, чтобы освободить Свету от ее обязанностей.
– «Лера, девочки так не сидят, не едят, не говорят, не бегают, не кричат, не пьют». Девочкам вообще ничего нельзя? – кривит лицом.
Смеюсь.
– Можно. Я поговорю с ней.
– Она готовит рыбу, – фыркает дочь.
– Рыба очень полезна.
– А я не хочу ее есть! Я хочу пасту или курицу, только не рыбу. Беее.
– Ладно. Будет тебе паста, – беру телефон, заказываю еду из ресторана внизу. Там хорошо готовят.
– Спасибо, – довольная Лерка хватает телефон.
– Нет, уроки никто не отменял, – отбираю телефон и вручаю ей книжку.
Выезжаю из кабинета и направляюсь на кухню.
Света довольно профессиональная. Готовит в перчатках, кухня в чистоте, ну и запах весьма аппетитный. Лосось под сливочным соусом.
– Светлана… забыл, как вас по отчеству? – привлекаю к себе внимание.
– Я еще не такая старая, чтобы мужчины обращались ко мне по отчеству. Просто Света, – отзывается женщина.
– Хорошо, Света. Вы не могли бы немного мягче воспитывать Леру?
– Я скажу вам так, – Света разворачивается ко мне. – Валерия уже немного упущена. Но девочка не виновата. Виноваты родители, в особенности вы.
– И в чем же моя вина? – выходит раздражительно. Меня начинает утомлять эта женщина.
– Вы слишком много ей позволяете. Упустите дочь сейчас – в подростковом возрасте она станет неуправляема. Мой вам совет…
– Давайте без советов, – обрываю ее я. Все нормально с моей дочерью. – Не воспитывайте ее больше. Просто занимайтесь хозяйством.
Света кивает, сжимает губы и отворачивается к плите. Как-то сразу пропадает аппетит. Не хочется есть еду, приготовленную ее руками. Отравит еще. Разворачиваюсь, чтобы покинуть кухню, но останавливаюсь.
– И да, моя дочь не любит рыбу. Будьте добры это запомнить.
– Хорошо, – не очень довольно отзывается она. Теперь эта женщина не нравится и мне.
***
Оставшийся день проходит без эксцессов. Лерка смотрит телевизор, Света на кухне, а я в кабинете который час просматриваю резюме нянь. И это, оказывается, очень сложно, когда дело касается собственного ребенка. Выбор большой, а выбирать некого. Одна – слишком молодая, вторая – слишком старая, третья не внушает доверия с первого взгляда. А те, кто внушают, уже не ищут работу. Захлопываю ноутбук, нахожу номер старой няни, которую уволила Марьяна. Милейшая была женщина, и Лерке нравилась, девочка воспринимала ее как бабушку.
– Елена Владимировна. Возвращайтесь, Лерочка по вам скучает.
– Я не могу, Платон Яковлевич, у меня внук родился, я дочери помогаю.
– Удвою зарплату.
– Ну что вы. Не обижайтесь. Внук – он дороже.
– Я понимаю. Извините за беспокойство, – скидываю вызов, откидываю телефон на стол. Тру лицо, хочется напиться. Но лечение и ответственность за дочь не позволяют.
– Папа! Папа! – опять кричит Лера. Дежавю какое-то. Казалось, Светлана меня поняла.
Выезжаю в гостиную и наблюдаю картину того, как Светлана крепко держит мою дочь за запястья, а та пытается вырваться. Внутри меня поднимается волна ярости.
– Опустите ее немедленно! – сквозь зубы проговариваю я. Женщина отступает, Лера садится на диван, утирая слезы. Такая обиженная зайка, сердце сжимается.
– Платон, она… – пытается оправдаться Светлана.
– Замочи! – уже не церемонюсь. – Лера, что произошло?
– Может, я скажу? – недовольно фыркает няня.
– Нет, сначала я послушаю дочь! Лера?! – выходит нервно даже в сторону ребёнка.
– Я просто хотела досмотреть сказку. Тут немножко осталось, – указывает на телевизор.
– И?
– Она не дала, выключила. Сказала, что нужно спать. Но завтра же выходной! – обиженно всхлипывает дочь.
– И все?! Почему она тебя держала?!
– Потому что я не хотела идти спать.
Разворачиваюсь няне.
– Ваша версия, – взмахиваю рукой, призывая ее говорить.
– Во-первых, меня оскорбляет ваше отношение ко мне! Во-вторых, неважно какой день, у ребенка должен быть строгий режим. В-третьих, ваша дочь очень агрессивна ко мне, она меня толкнула.
– Я не толкала! – всхлипывает Лерка, продолжая размазывать слезы, вскидывает руки к лицу, и я вижу красные пятна на ее запястьях.
– Толкала! Вот что я вам говорила об упущенном воспитании. Она не уважает старших! – настаивает няня.
– Хватит! Вы уволены! Немедленно покиньте нашу квартиру! – срываюсь я. До появления этой женщины с моей дочерью было все в порядке. С ней и сейчас все хорошо, но меня почему-то хотят убедить в обратном.
– Меня нанимала Марьяна Евгеньевна.
– Так поезжайте и нянчите Марьяну Евгеньевну. Деньги плачу вам я.
– Хорошо! – зло кидает мне женщина и нервно убегает наверх за вещами. Подъезжаю к дочери, отрываю ее руки от лица, поглаживаю большими пальцами красные пятна.
– Ну все, зайка. Мы справимся сами. Ее ты больше не увидишь, – обнимаю дочь, прижимая к себе. – Какую сказку ты смотрела?
– Золушку, – шмыгает носом Лерка. – Новую.
– Давай иди умойся и досмотри. Можешь взять пончик из холодильника. А я пока провожу Светлану.
Алиса
– Саш, а можно спросить?
Я у Арона и его жены. Они купили соседний дом, снесли забор, и теперь мы живём в одном огромном дворе, но в разных домах. Нет, у Миланы и Мирона большой дом, но каждая семья хочет жить отдельно. Сашка классная. Мы дружим. Даже больше, чем с сестрой. Милана слишком впечатлительная. И я иногда сбегаю к Сашке, когда нет Арона.
– Ну попробуй, – хитро на меня посматривает, заправляя кофе в машину.
– Плохо, когда девушка навязывается?
– Не очень хорошо. Мужчины – охотники. Им азартно брать самим, без разрешения.
Наблюдаю, как она берет чашки и подставляет их под аппарат, делая нам капучино.
– Ну девушка же должна как-то показать свою симпатию. Как ты дала понять Арону, что он тебе нравится?
Сашка смеется, садясь за стойку напротив меня.
– Ничего я ему не показывала, – хитро шепчет мне. – Он просто взял все, что ему нужно. Не спрашивая, похитив меня, – подмигивает мне, спрыгивает с высокого стула и ставит перед нами чашки с кофе.
– Он тебя похитил?
– Да-а-а-а и не раз. Он просто приходил и забирал меня каждый раз, когда мы были не вместе. Пока не присвоил окончательно.
Вздыхаю, отпивая капучино. Становится грустно. Я действительно навязываюсь. Мужчина моей мечты явно не придет за мной и не присвоит. Это даже не грустно. Это горько до привкуса полыни во рту.
– Но ситуации, темпераменты и люди разные, Алиса. Платон – он другой.
– А при чем здесь Платон? – делаю вид, что не понимаю. Я привыкла скрывать этот факт от близких. Милана меня не поддерживает. Точнее, она настолько правильная, что такого расклада не принимает. «Он женат, и ты не должна его любить». Но сердцу все равно.
– Алиса, я заметила твою привязанность к Платону, еще когда ты была ребенком. Ты же вся в нем. И это неплохо. Просто Платон – он гиперответственный, слишком правильный, я бы сказала. Либо слишком холодный и расчётливый, чтобы впустить в свою жизнь чувства и поддаться им. Но навязываться не нужно. Нужно играть. Заинтересовать собой, но близко не подпускать, даже когда ему этого захочется, нельзя сдаваться сразу, пусть прочувствует все на себе.
– Я так не умею… – вздыхаю. Он только посмотрит на меня – и я уже таю. А от его близости, запаха вообще ноги подкашиваются…
– Чувствуй. Ты можешь все это показывать ему, но чувствами и ощущениями, реакцией. В любом случае не сдавайся.
– Сейчас она насоветует. Не слушай ее.
Оборачиваемся, в дверях стоит Арон. Ухмыляется.
– Нейтрализуй Марьяну, хватай Лерку, Платона и вези их подальше. Покажи этому идиоту, что такое настоящие чувства. Иначе до него не дойдет. Помочь?
Смеёмся.
Арон идёт к нам. Подходит к Саше, отпивает из ее кружки кофе, хватает ее за кофту, немного грубо дергает на себя и целует, не стесняясь меня. Долго, откровенно, так, что даже у меня мурашки идут по коже.
– В смысле «нейтрализовать Марьяну»? Не убивать же мне ее, – отвлекаю их.
– Компромат, – ведёт бровями Арон. – Тоже могу помочь.
– Я вам помогу, – игриво толкает его в плечо Саша. – Чему ты учишь ребенка?
– Я не ребенок, – закатываю глаза. Мой телефон звонит. Вынимаю его из кармана. Платон! Он никогда мне не звонил сам. Пока Арон с Сашей разговаривают о своем, сбегаю во двор и с колотящимся сердцем отвечаю. – Платон!
У меня никогда не получится играть с ним, как советовала Саша. Ведь я могла ответить «да» скучающим тоном или просто холодное «алло». Дышу, пытаясь успокоиться.
– Привет, Алиса, – голос у него спокойный и немного хриплый. Мои мурашки живут собственной жизнью, прокатываясь по телу.
«Спокойно, Алиса. Прохладный тон. Дыши!» – приказываю себе.
– Привет…
– Ты не могла бы к нам приехать?
И вот уже мурашки всколыхнули рой бабочек в животе.
– Да, конечно. Скоро буду, – не подумав, выпаливаю я. Дура ты, Алиса, вот поэтому он тебя и не воспринимает серьезно.
– Ждем, – отзывается Платон и скидывает звонок.
