Наталья Шагаева
Отпусти меня
Глава 6
Елизавета
– О, а ты почему не на работе? – спрашивает сонная Вера, проходя на кухню. На часах уже полдень. Она опять вчера работала до четырех утра.
– Чайник только закипел, я купила кофе и свежие слойки с яблоками, – указываю на стол, где стоит тарелка выпечки и банка растворимого кофе.
– Слойки, – Верка берет одну и с удовольствием откусывает. – Прощай, фигура, – усмехается она, косясь на ноутбук, в котором я ищу новую работу. Может, большинство бы и воспользовались шансом и расположением начальника, а я не готова. За все придется расплачиваться… Калинин не похож на сердобольного мецената.
– Ничего страшного, иногда можно.
– Тебе легко, ты не склонна к полноте. Сколько тебя помню, всегда стройная. А мне стоит понюхать что-то сладкое – уже плюс килограмм в боках, – говорит она, продолжая жевать слойку и делая себе кофе.
– Не преувеличивай. Ты хорошо выглядишь. Ну, и округлые бедра сейчас в моде.
– Округлые, а не жирные, – смеётся Вера. На самом деле она слишком критична к себе. Фигура у нее как песочные часы. Вера красавица. Я вообще завидую ее пышной груди. Ее троечка не сравнится с моими «малышками». Но мы, как истинные девочки, хотим то, чего у нас нет. Она завидует мне, я – ей. Но по-доброму, конечно. Так и живем. – Так, и почему ты не на работе? – интересуется она, садясь на кухонный диванчик и отпивая кофе.
– Я больше туда не пойду, – пролистываю вакансии и хмурюсь от того, что везде нужен опыт.
– Чего это? Что-то случилось? – ее вчера не было, когда меня снова привез домой Калинин.
– Случилось, – вздыхаю. Вера внимательно смотрит, ожидая продолжения. Рассказываю ей все, что случилось вчера. Подруга долго молчит, переваривая.
– А с чего ты взяла, что он имеет на тебя виды?
– Ты не понимаешь? Взрослый состоявшийся мужчина решил просто так пообедать и продвинуть по карьерной лестнице девушку с периферии, которая плачет над порванными колготками?
– Ммм… В том-то и дело. Что такие мужики встречаются совершенно с другими женщинами. Ошибочно полагать, что состоятельные мужики хотят таких, как мы. Делать им нечего. Им моделей подавай или актрис.
– Вот именно, Вера, встречаются. А меня он, видимо, захотел продвинуть через постель.
– А может, это банальное чувство вины? Его машина тебя сбила. Он статусный мен, не хочет портить репутацию и решил этим самым закрыть тебе рот.
– Да, это смешно. Он откупился деньгами. Сомневаюсь, что Калинин вообще парится по этому поводу. Ты бы видела, как он на меня смотрел за обедом. Не могу объяснить, но я чувствую, что все это не просто так. Не хочу! – закрываю лицо руками.
– Хорошо, я поняла. Не хочешь, значит, есть причины. Я так понимаю, ты ищешь новую работу?
Киваю. Верка вздыхает и утыкается в свой телефон.
«Опыт работы не менее одного года», – читаю очередное предложение. Кто бы еще рассказал, где взять этот опыт.
В дверь кто-то звонит, и Верка идет открывать. Через минуты слышу голос Димы. Это наш сосед, ему двадцать семь лет, и он воспитывает двухлетнюю дочь один. Его жена погибла. Тяжёлые роды, осложнения, реанимация… Мне искренне жаль Диму. Хороший, добрый мужчина, очень любящий свою дочь. Я плакала, когда узнала, что он назвал дочь именем жены. Он не совсем один, ему помогает мать, но она часто болеет.
– Привет, – Димка заходит на кухню с Анечкой на руках. Очень милая девочка: спокойная, улыбчивая, развитая. Дима старается.
– Выручайте, девочки, – просит он. – Меня на работу вызвали. Срочно. – Посидите с моей хулиганкой пару часиков?
Вера уже достаёт печеньки и угощает Анечку. Дима отпускает дочь на пол, и та бежит ко мне, чтобы в следующий момент обнять меня за ногу. Мы дружим. Когда я не работаю, то остаюсь с ней. Мне не в тягость. Нравится возиться с детьми. Я даже хотела поступать в педагогический, но мама отговорила, ссылаясь на то, что воспитателям и учителям мало платят и никаких перспектив. Как будто сейчас у меня есть эти перспективы.
– Да, конечно, мы погуляем, – отодвигаю от себя ноутбук. Мне нужна передышка.
– Спасибо вам, добрые девочки, – выдыхает Дима. И отпускает на стол ключи от своей квартиры. – Одежда, коляска, игрушки и еда для Нютки на своих местах. А с меня тортик.
– От тортиков у нас растёт попа, – заявляет Вера, заигрывая с Димой. Он ей нравится. Когда мы приехали, Верка слюной захлебываясь, наблюдала за ним из окна. Димитрий завидный жених. Своя квартира, машина, хорошая работа, ну и внешность. Он харизматичный, высокий спортивный шатен. В прошлом мастер спорта по плаванью. Плечи у него – это что-то запретное… Но, к сожалению, Дима закрыт для отношений – еще не отпустила утрата жены. Его мама по секрету рассказала мне, что он безумно ее любил.
– Все нормально у вас с попами, – усмехается Дима. – Привезу тогда вам фрукты и соки.
Вера идет провожать Диму, а я веду Нютку в комнату, вручая ей забытую игрушку, и быстро одеваюсь. Хочется подышать свежим воздухом и подумать, что делать дальше. Я столько надежд возлагала на компанию Калинина, но все рухнуло.
Забегаю в квартиру Димы, одеваю девочку, усаживаю ее в коляску и спускаюсь вниз. Благо в нашей девятиэтажке есть лифт.
Сегодня тепло. Ветерок немного прохладный, но мы с Анечкой тепло одеты, да и солнце радует. Доезжаем до детской площадки, выгружаем игрушки в песочницу и начинаем с Нютой строить замки. Время летит незаметно. Качели, карусели, горки – девочка таскает меня по всей площадке. Нам весело. В своих розовых мечтах я всегда представляла, что у меня тоже будет дочь.
Анечка меня утомила, я сажусь на лавочку, а она собирает камушки и складывает мне на колени. И ведь не выкинешь, девочка за этим строго следит.
– Добрый день, – вздрагиваю от неожиданности, когда за моей спиной раздаётся голос Калинина. Я не верю своим ушам, по коже пробегаются мурашки…
Оборачиваюсь и вижу возвышающегося надо мной мужчину. На парковке возле нашего подъезда стоит его черная машина. Она как инородный предмет в нашем дворе среди простеньких автомобилей. Возле неё уже крутятся местные мальчишки, внимательно осматривая. Я теряю дар речи. Зачем он приехал?
Мужчина медленно обходит лавочку и садится рядом со мной. Сглатываю, не находя слов. Он, как всегда, идеальный, в чёрном пальто нараспашку, костюме и голубой рубашке. Его часы переливаются на солнце, и я даже боюсь представить, сколько они стоят. Он вполне расслаблен, вальяжно располагается на лавочке, как будто каждый день здесь сидит со мной. Наблюдаю за Аней, которая продолжает таскать мне камушки и опасливо посматривает на Калинина. Мужчина не смотрит на меня, он тоже наблюдает за девочкой. Как всегда, безэмоциональный.
– Чей ребенок? – в голосе безразличие.
– Мой, – отвечаю я. Может, это его оттолкнет.
– Ммм, – усмехается. – Может, еще и муж есть?
– Есть, – кусаю губы. Лгать я не умею. Но надеюсь, что Калинин этого не заметит.
– Я многое могу терпеть, мириться с недостатками и к чему-то относиться снисходительно, Елизавета. Но терпеть не могу, когда мне лгут, – холодно заявляет он, даже не взглянув на меня.
– Я просто в анкете не указала, что замужем, у нас гражданский брак, – продолжаю нести чушь.
– Елизавета, – поворачивается ко мне, – не нужно меня разочаровывать.
– Да откуда вы про меня все знаете? – уже нервно спрашиваю я.
– Я знаю о тебе больше, чем кто-либо. Не могу позволить впускать в свою жизнь непроверенных людей – не люблю сюрпризов.
Глава 7
Елизавета
– Как ваша жизнь связана со мной? – отчаянно не понимаю я. Калинин молчит, лишь снисходительно усмехается, словно я сказала глупость.
Мужчина оглядывается на машину, из которой выходит водитель с большим букетом цветов. И чем ближе к нам парень, тем сильнее я сжимаюсь. Водитель отдает букет Калинину и тут же ретируется.
– Этот букет, как знак моего восхищения тобой, – произносит он и вручает мне цветы. Беру их и не знаю, куда деться.
Приятно.
Правда, приятно внимание взрослого мужчины. Особенно от мужчины на несколько уровней выше меня. Но и страшно.
– Спасибо, – букет невероятно красивый. Огромные голубые гортензии и розовые пионы – очень нежное сочетание. Цветы такие свежие, не удерживаюсь и сую в них свой нос, вдыхая запах – такое необычное сочетание ароматов. Поднимаю голову, чувствую на себе взгляд Калинина. Глаза у него словно грозовое небо, такие насыщено серые, а мелкие и еле заметные морщинки вокруг глаз делают этого мужчину более строгим. Он вообще когда-нибудь бывает мягким?
– Рад, что тебе нравится, – спокойно и как всегда холодно произносит он.
– Да, но не нужно было… – не знаю, как корректно сказать, что не хочу всего этого.
– Позволь мне решать, что нужно, а что нет, – отрезает он, и вся моя решимость где-то теряется в его приказном тоне.
– Ооо! – к нам подбегает Анечка, восхищаясь цветами. Она тянет руки и отрывает бутон пиона. Нюхает, забавно морщится, а потом увлечённо отрывает от цветка лепестки.
– Ты не вышла сегодня на работу, потому что… – ждет моих объяснений, поворачиваясь ко мне вполоборота.
– Потому что я увольняюсь.
– Испугалась? – напрямую спрашивает мужчина.
– Да, – честно признаюсь, потому что, смотря в глаза Калинину, не могу лгать. Кажется, он читает все ответы в моих глазах.
– Если смело посмотреть страху в глаза, то он умрет. Все наши страхи в голове.
И я смотрю. Выдерживаю около минуты, прежде чем отвернуться. Мой страх не умер, поскольку мужчина рядом со мной, похоже, бессмертен.
– Не нужно меня бояться, Елизавета, – мое имя произносит как-то по-особенному, растягивая буквы. Мурашки по коже, но уже не колючие, а горячие. – У меня не так много времени, мой день расписан поминутно. Ты стоила мне встречи с китайцами, – он встаёт с места, дергает ворот пальто, поднимая его вверх. – Мы почти незнакомы, а я уже теряю деньги, – холодно усмехается, отчего мне становится еще неуютнее. – Вечером приглашаю тебя в театр.
А я опять утыкаюсь носом в цветы, зажмуривая глаза. Ну какой театр? О чем он говорит? Мне почему-то кажется, что этот дьявол хочет отобрать мою душу.
– Елизавета, – уже мягче произносит мое имя, обхватывает подбородок и поднимает голову, вынуждая смотреть ему в глаза. Его пальцы обжигают мне кожу, а глаза завораживают. – Это просто театр, просто приятный вечер, я хочу, чтобы ты мне его подарила.
Кусаю губы до боли, чтобы отрезветь и отказать Калинину. Он отпускает мой подбородок, берет за руку и подносит ее к своим губам. Меня словно простреливает током, когда его тёплые губы прикасаются к моей ладони.
Отпускает.
Уходит.
А я так и сижу в ступоре, не сказав ни слова.
***
– Вера, ну какой театр? Я совсем не знаю этого мужчину. Он старше меня, он… Он из другого мира. Я боюсь его, – говорю подруге, нервно моя посуду. Вера просто слушает, подперев рукой подбородок. – Зачем ему я? Уверена, рядом с ним вертятся женщины, с которыми я не сравнюсь. У меня денег нет даже на маникюр, я его сама делаю. Да на мне трусы за сто рублей, с рынка! Что его во мне привлекло?
– Ты ему показывала трусы? – наигранно ужасается Вера, прикрывая рот рукой. Смеется.
– Вера, мне не смешно.
– Прости. Не накручивай себя. Сходи в театр. Он же не в притон тебя приглашает. Может, это твой шанс.
– Да не хочу я никаких шансов. Я боюсь. Театр, а потом что? А если он начнет приставать? Я ведь даже пикнуть не смогу, – выключаю воду, вытираю руки и разворачиваюсь к подруге, облокачиваясь на тумбу.
– Дело не в этом. Не думаю, что этот мужчина – насильник. Ты всегда можешь сказать «нет». Дело в том, что ты считаешь себя недостойной его. А чем ты хуже? Достоинство людей не определяется деньгами. Тут все просто. Если отмести твой страх и комплексы, он тебе нравится как мужчина?
– Не знаю… – теряюсь. – Я не могу все это отмести. Ну не бывает так в жизни. Сказка про Золушку останется сказкой, в жизни все не так, да и Калинин не мой принц.
– Значит, все-таки нравится, – усмехается Вера. Она открывает ноутбук и что-то быстро печатает. – Ооо, вот он какой, Калинин Роман Константинович. Ну, что я могу сказать… – усмехается, щёлкая мышкой. – Не знаю, что ты нашла в нем страшного. Шикарный мужик. Я-то думала, там сальный толстопуз. А тут высокий, харизматичный, статный, а взгляд… Столько власти в нем и глубины, – Верка продолжает щёлкать мышкой, рассматривая фото Калинина.
– Хочешь с ним в театр? – бубню я. – Вот и иди, – даже не смотрю в монитор. На подоконнике стоят его цветы. Сама не замечаю, как постоянно их касаюсь и вдыхаю нежный запах. Если быть честной, мне никто и никогда не дарил таких букетов и руки не целовал. Только вспомню его прикосновения – внутри все сжимается. Очень необычное чувство. Новое. Страшно. Как заглянуть в глаза своему страху?
– Ты же знаешь, я потеряна для всех мужчин, – вздыхает подруга. Я знаю. Вере нравится Дима, она в нем растворена. И наш сосед далеко не дурак, он чувствует это. Но… кроме дружбы, ничего не может предложить.
– Да мне и надеть нечего. Я только опозорюсь, – зачем-то говорю я.
В дверь кто-то звонит. Подруга соскакивает с места и идет открывать. Вытираю со стола и посматриваю на настенные часы. Осталось два часа. Что я буду делать, когда он за мной заедет? Не хочу объяснять, почему нет. Потому что не смогу отказать, смотря Калинину в глаза. А внутри все клокочет от волнения.
Верка входит на кухню, ставит на кухонный диван два больших бумажных пакета и загадочно улыбается.
– Это что?
– Это к вопросу «нечего надеть».
– Что?
– Господин Калинин позаботился обо всем. Он прислал курьера с одеждой и обувью, – выдает Вера, посматривая на пакеты. – И судя по логотипу на пакете… – усмехается подруга. – Я даже боюсь узнать, сколько это стоит.
А я не понимаю, что это за логотип, поэтому даже не представляю стоимость всего этого. Зачем мне было интересоваться тем, чего у меня никогда не будет? Да и не понимаю я, как можно выкидывать такие деньги на тряпки. Верка говорит, это мещанское мышление…
– Пошли посмотрим, что там, – нетерпеливо просит подруга, не дожидается моего ответа, хватает пакеты и убегает в комнату. Иду за ней. Мамочки. И что теперь делать?
– Вер, может, не надо?
– Давай хотя бы посмотрим, – предлагает она, уже вынимая из одного пакета прямоугольную коробку с красной атласной лентой. Развязывает, открывает…
Там платье. Очень красивое.
– Померь. Похоже, господин Калинин угадал с размером.
– Вер… – я настолько растеряна. В голове сразу всплывает фраза Калинина о том, что он теряет деньги. И мой комплекс вины набирает обороты. Я ненормальная.
– Лиза, такое платье грех не померить. Давай.
Вынимает его из коробки, расправляет и вытягивает в ожидании моих действий. Моя внутренняя маленькая девочка визжит от восторга и требует померить эту красоту. Сдаюсь. Скидываю футболку, шорты и аккуратно надеваю платье. Я не знаю, сколько это стоит, но оно того стоит. Это шикарное платье. Изумрудное, с широкой струящийся юбкой в пол и с длинными рукавами из такого же кружева. А самое главное – оно точно подходит мне по размеру, подчеркивая талию, держа форму груди, словно его шили специально для меня. Глажу юбку ладонями и получаю удовольствие. Это не платье, а мечта…
– Вау, а как тебе идет этот цвет, – восхищается Вера. – Покрутись, – делает знак пальцами. – А туфли! – Верка раскрывает коробку с черными лодочками. Вроде бы классика, но смотрится дорого. – Это же Manolo Blahnik! – визжит Вера.
– Кто?
– Ой, лучше тебе не знать. Я такую прическу тебе сделаю под это платье, твой Калинин сойдёт с ума.
– Вера… – глубоко вдыхаю и закрываю глаза…
Глава 8
Константин
Премьера нового прочтения «Мастера и Маргарита» уже через час. Я не любитель, но думаю, Елизавете должно понравиться, по крайней мере, у меня сложилось о ней такое впечатление. Она довольно образованная и тонкая. Вежливая, тихая, скромная – это, наверное, и убедило меня остановиться на ней.
Не люблю опаздывать. Пунктуальность – мое основное требование к партнерам, подчиненным и даже к женщинам. Несобранные люди более развязны и несерьезны.
Ненавижу галстуки, бабочки и прочие удавки. Они меня душат. Поэтому надеваю черную рубашку с воротником-стойкой и брюки, откладывая графитовый костюм. Открываю ящик с аксессуарами и выбираю подходящие запонки.
– Культурная программа? Или как всегда – работа? – в гардеробную входит Марина. Она никогда не стучит и не спрашивает разрешения, где бы я ни был и чем бы ни занимался. И только ей я это прощаю.
– Культурная программа ради работы, – отзываюсь я, посматривая на нее сквозь зеркало. Надеваю запонку на левую руку, а вот с правой вожусь дольше.
– Давай помогу, – берет мое запястье и ловко застёгивает. – Графитовой цвет очень подходит к твоим глазам, – осматривает меня внимательно, склоняя голову.
– Ты уже говорила.
– Да, говорила… Когда-то давно, когда тебе нравилось все, что я говорю…
Поднимаю глаза, ловлю ее взгляд, всматриваясь. А там… Там давно пустота.
– Почему ты не носишь парик? – указываю глазами на платок в виде чалмы на ее голове. – Ты же хотела. Не понравилось качество?
– Я вдруг поняла, что не хочу носить на себе части других людей.
– Марина, это все лирика… – глубоко вдыхаю, надевая пиджак. – Ты принимаешь таблетки? – надеваю часы, взмахиваю рукой, призывая ее выйти из гардероба.
– Я принимаю таблетки, но не принимаю эту жизнь.
– Прекрати! – нервно выдаю. Я срываюсь только с ней. Как, в принципе, было всегда, только эта женщина могла вывести меня на эмоции. Смеется. Подходит к зеркалу и рассматривает себя, начиная водить пальцами по шрамам.
– Не нравится? Отпусти меня.
– Мы это уже обсуждали.
– Обсуждали… – разворачивается ко мне, подходит очень близко, хватает за ворот пиджака. – Меня не устроил исход нашей беседы, – шепчет, продолжая холодно улыбаться.
Обхватываю ее запястья, отрывая от себя.
– Я не меняю решений.
– Я все время задаюсь вопросом: с чего ты взял, что можешь вершить чужие судьбы? Кто присудил тебе статус бога?
– Ты ошибаешься, на бога я не претендую, мне давно заказан котел в ад.
– Как всегда прав, – ухмыляется Марина. – Вернёшься – загляни ко мне, сыграем в шахматы, – разворачивается и покидает мою комнату.
***
Отправляю водителя за девушкой, а сам открываю окно авто и дышу холодным осенним воздухом. Елизавета живет в типовой старой пятиэтажке. Рассматриваю дом, окна, балконы. Картина нищеты навевает воспоминания из детства.
Моя бабушка жила в таком же доме, на первом этаже, с палисадником, огражденным вкопанными шинами, окрашенными голубой краской. Она выращивала цветы и зелень. В шесть лет я оборвал нарциссы и подарил девочке, за что получил шлангом от стиральной машины «Чайка».
На лавочке возле подъезда сидит парочка местных алкашей, о чем-то споря, рядом с ними бегает маленькая, грязная собака, клянча закуску. А я вижу на месте одного из них своего дядьку Геныча, пересидок еще тот. Начал свою карьеру с малолетки. И ведь умный был мужик, но не смог найти свое место в жизни. Так и подох в тридцать пять лет, выпив залпом пол-литра чистого спирта.
Закрываю окно. Откидываю голову на спинку кресла, прикрываю глаза и глубоко дышу. В машине пахнет натуральной кожей и моим парфюмом, но у меня в носу стоит стойкий запах раннего детства.
Запах, который я ненавижу.
Противоположная дверь распахивается. Девушка медлит какое-то время, словно решается, но все же садится рядом. Водитель закрывает дверь и спешит за руль.
– Добрый вечер, – так тихо пищит она.
– Добрый, – киваю.
Машина трогается, девушка сглатывает, смотрит вперед и, кажется, вовсе прекращает дышать. Но она здесь, со мной, и мне бы ускорить всю эту возню с романтикой. Я заточен на деловые отношения, если хотите, на рыночные. Мне проще заключить контракт, где каждый четко знает свои обязанности.
Осматриваю Елизавету. Из-под пальто струится изумрудное длинное платье в пол. Замысловатая прическа, несколько прядей выбились на плечи. Минимум косметики, губы розовые, матовые. Симпатичная. Приятная.
Глубоко вдыхаю: какой-то дешёвый цветочный дезодорант перебивает собой ее естественный запах. В общем, если эту мышку немного переформатировать и упаковать в дорогую упаковку, у нас может все получиться.
– Как ты относишься к Булгакову? – интересуюсь я, заполоняя тишину. Девушку нужно расслабить, иначе мы очень долго будем ходить вокруг да около, а у меня нет столько времени.
– Мы едем на премьеру? – ее глаза немного загораются. Приятно удивлён ее осведомленностью. Не глупая, что уже радует. У Валерии все-таки наметан глаз.
– Да, надеюсь, тебе понравится, – киваю. Что там еще делают с девочками, чтобы очаровать? Не знаю, да и знать не хочу. Этот этап в моей жизни давно прошел. Да и не было его вовсе. Нет, я не хам: ресторан, театр приятный вечер, подарки – пожалуйста. Но это все в процессе, во время отношений, а не «до», чтобы не терять время. Нужно давить на девушку, у нас максимум недели две.
Девушка расстёгивает пальто. Дышит. Страх, конечно, движущая сила, но ее страх и скованность нам только мешают.
– Ты прекрасно выглядишь, тебе идет.
Глаза у нее в тон платью – зеленые; нос вздернутый, щеки круглые, нижняя губа немного пухлая. Волосы русые, пшеничные. Миловидная. Похожа на девочку. Этот изумруд можно огранить.
Будем работать.
– Спасибо. И за платье спасибо… И за туфли… Но не стоило…
– Мы, кажется, уже определились, что я сам решаю, что мне стоит делать. Научись принимать что-то от меня просто с благодарностью, без «но».
Елизавета долго молчит, отворачиваясь от меня к окну. Сама не замечает, как обтирает ладони о пальто. Нервничает. Хочет поспорить со мной, но не решается.
– Чтобы принимать все, что дают… – вдруг начинает говорить тихо, но с каким-то надрывом. Решилась. И я с интересом слушаю. – Нужно отдать человеку что-то равноценное. У меня нет ничего равноценного.
Девушка сама не понимает насколько права.
– Отчего же? У тебя есть ценности дороже этих тряпок…
Быстро моргает, смотря на меня непонимающим взглядом.
– Какие?
– Красота, непосредственность, нежность, скромность… и еще, наверное, много качеств, с которыми я не познакомился еще, – перехожу к активным действиям.
Я цинично фальшивлю?
Нет.
Это правда.
Она молода, наивна и утонченна. Но я, определённо, играю роль для своей выгоды. Вся эта лирика мне чужда.
– Честно, не люблю долгих прелюдий. – Смущается, краснея. Только не говорите мне, что она еще не искушена. – Ты меня привлекаешь, как девушка, женщина, – делаю паузу, машина останавливается возле театра, девочка растерянна, ждет продолжения, а я просто выхожу, обхожу автомобиль и открываю ей дверь, протягивая ладонь.
