Наталья Судельницкая
Прежде чем я уйду
00:46
Сознание приходило медленно. Обычно после прыжка состояние легче, подумал Платон, видимо, или инженеры напортачили или всё же старость подкралась незаметно. Пора прекращать летать, тем более, его уже давно зовут инструктором в академию, которую он когда-то заканчивал. Вот туда и надо. И всё же, почему так тяжело?
А, ремни перетянули грудь, вот и дышать сложно. Сейчас исправим, пока Дар не заметил и не подколол, как обычно, что вечно у него какие-нибудь непорядки – до сих пор припоминает ему галстук на парадной форме. Он даже фото с выпускного сохранил, где все красавцы, равны как на подбор, но всё внимание сбивается на него, с этим дурацким галстуком на плече по самому центру фото. Гад. Он уже давно исправил ту фотографию, подретушировав проклятую удавку, заменил во всех выпускных альбомах, а этот… нехороший человек распечатал оригинал и носит во внутреннем кармане кителя. Идиот. Хотя, пусть с собой возит, он и правда смешной на том фото.
Следом за осознанием неудобства пришло еще одно «НО». Таких звуков в кабине не должно быть при выходе из прыжка. Должно быть они столкнулись с чем-то мелким при входе в прыжок, что их щиты не успели принять на себя, и это причинило им весьма крупные проблемы. Платон Ожегов, пилот-испытатель первого класса, сорока двух лет от роду, наощупь дотянулся до тумблера отключения звуков и щёлкнул им, чтобы не создавать лишнего шума. Глаза открывались очень медленно, словно он не спал несколько суток подряд.
Чёртов организм. На последнем медосмотре перед вылетом медики недовольно морщились при снятии показаний, но пропустили. Прошел-таки по нижней границе нормы. А он ещё, дурень, не понимал, что врачам не нравилось. А вот оно! Голова гудит, сердце заполошно стучит, и даже вдохнуть полной грудью не получается. Хотя, это могут быть сломаны ребра – всё же выкинуло их из прыжка очень жестко, и ремни перекрутились. Главное, привести голову в порядок, всё остальное приложится.