Наталья Тимошенко
Дочки-матери
Этим утром ее разбудил стук молотка. Не очень громкий, не под самым ухом, но Яна уже два года жила отдельно от отца, а потому проснулась от непривычного звука. Прислушалась, еще не открывая глаз. Очевидно, папа работал в мастерской, но определенно старался стучать потише, чтобы не разбудить ее. Окно Яниной комнаты выходило во двор, где находилась мастерская, а потому, если бы он стучал во всю силу, разбудил бы дочь гораздо раньше.
Яна отбросила в сторону тонкий плед, которым укрывалась по случаю жары, подошла к распахнутому по тому же случаю окну и раздвинула шторы. Ну надо же, он даже дверь в мастерскую закрыл, чтобы ей не мешать, а ведь там нет кондиционера, и потому наверняка жарко даже утром.
– Папа! – крикнула Яна. – Можешь не стараться, я уже не сплю.
Дверь тут же распахнулась, и из нее выглянул отец.
– Я тебя разбудил? – виновато спросил он. – Прости, старался потише, но заказ очень срочный.
– Ничего, – великодушно махнула рукой Яна, одновременно поглядывая на экран мобильного телефона, – десятый час, и так пора вставать.
– У Элизы занятие, она в кабинете, так что завтракай сама, – велел отец. – В холодильнике есть сыр и колбаса, сделай бутерброды, не сиди голодной.
Яна картинно закатила глаза, давая понять, что она думает о гиперопеке, папа состроил ей строгую рожицу. Все-таки он у нее классный, пусть между ними порой и случались разногласия. Справедливости ради стоит заметить, что крайне редкие с тех пор, как она уехала учиться.
Быстро переодевшись, Яна набросила на кровать покрывало и вышла в прихожую, прислушиваясь к звукам. Здесь удары молотка были почти не слышны, зато из кабинета Элизы доносилась ее правильно поставленная речь на английской языке. Элиза преподавала иностранные языки онлайн, имела обширную базу учеников, ее контакты передавали друг другу, и попасть к ней на занятия уже давно можно было только по чьей-то протекции. Папа постоянно жаловался, что Элиза снова взяла нового ученика и теперь вынуждена работать даже по выходным. Правда, Яне казалось, что вынуждена она исключительно в глазах папы, самой ей это доставляет удовольствие. Неофициальная мачеха чем-то напоминала Яне Никиту, только в еще более гипертрофированном варианте. Если Никита просто не любил беспорядок, цеплялся за любую лежащую не на своем месте вещь как за ментальный гвоздь, то Элиза вообще жила по четкому распорядку, заранее планировала буквально все, начиная расписанием занятий с учениками и заканчивая работой в розарии. Розы были ее страстью. Когда они с папой решили переехать поближе к городу, в котором училась Яна, Элиза перевезла с собой все свои розы: для саженцев пришлось нанимать отдельную машину.
Вот и сейчас кухня встретила Яну ароматами натурального кофе из не закрытой отцом пачки и огромного букета роз на обеденном столе. Быстро сделав себе двойную порцию американо – как же Яне не хватало в общаге хорошей кофемашины! – и несколько бутербродов, она поставила все это на поднос и вернулась в свою комнату. Значок уведомления на мобильном телефоне говорил, что у нее в почте есть несколько новых писем, и Яна надеялась, что одним из них будет ответ от парня, которого она искала почти два месяца и на прошлой неделе наконец нашла.
Так и оказалось. Владислав Скориков подтвердил, что, судя по описанию, он именно тот, кто ей нужен, и даже согласился прямо сейчас пообщаться в мессенджере, чтобы сообщения друг до друга доходили мгновенно.
Изучив вдоль и поперек записную книгу мага, который и подкинул Яне проклятые украшения – а теперь уже не было сомнений в том, что окончательной целью была именно Яна, – они с Никитой выяснили не так много интересного, но двух человек, которые что-то могут знать, отыскали. Один, скорее всего, был мертв, а вот второй сменил номер телефона, и Яне пришлось искать его другими путями. Но она нашла!
«Я не совсем понял, что именно вас интересует», – написал ей Владислав в мессенджер.
Яна несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, заставляя руки не дрожать от возбуждения, прежде чем написала ответ:
«Несколько месяцев назад ко мне случайно попали необычные украшения: браслет и медальон в холщовом мешочке с красной лентой. А также блокнот, в котором был указан ваш старый номер телефона. Я хотела бы узнать некоторые подробности».
Собеседник долго не отвечал, а затем написал лаконичное:
«Вы из полиции?»
Короткое «нет» его не удовлетворило, он продолжал чего-то опасаться, тогда Яна, недолго думая, сделала селфи и отправила ему с подписью:
«Я похожа на полицейского?»
На полицейского она похожа совершенно не была. Ей всего девятнадцать, а природная миниатюрность, выкрашенные на этот раз в нежно-голубой цвет, в тон глазам, волосы, фарфоровая кожа и полное отсутствие косметики не добавляли ей ни одного лишнего года. Вообще-то Яна была крайне зависима от чужого мнения, и в другой ситуации наверняка стремилась бы выглядеть взросло и серьезно, чтобы люди относились к ней соответственно студентке юрфака, будущему следователю, но эта зависимость Яну страшно раздражала, и она пыталась с ней бороться не всегда рациональными методами. Чудные, как говорит ее папа, оттенки волос были одним из способов.
«А ты симпатичная», – пришло от Владислава, заставив ее улыбнуться. Похоже, он ей поверил, раз перешел на «ты».
«Так расскажешь?»
«Что именно тебя интересует?»
Яну в первую очередь интересовало, кто был владельцем блокнота и почему у него оказался телефон Владислава, какое отношение вообще он имеет к украшениям. Оказалось, что парень и был тем, кто нашел браслет и медальон.
«На самом деле я понятия не имею, что в том мешочке лежало, я в него не заглядывал, – написал он. – Мы вдвоем с другом искали. Я вообще случайно во все это ввязался, деньги очень нужны были. А заказчик пообещал хорошо заплатить. С ним изначально Игореха общался».
«Изначально?» – переспросила Яна.
Владислав долго молчал.
«Игореха погиб, – наконец написал он. – Заказчик велел не заглядывать в мешочек, а он походу заглянул. Я спал, не видел, что произошло. Проснулся, а он уже мертвый».
«Значит, заказчику мешочек ты отдавал?»
«Да».
Яна почувствовала, как вспотели ладони. Неужели Владислав видел этого таинственного заказчика? Яна не сомневалась, что это именно тот человек, который прислал ей сначала торт, а потом и мешочек для украшений.
«Сможешь описать его? Или назвать имя?»
«Так он не представлялся. Мы вообще не общались. Он деньги в камере хранения на вокзале оставил, код мне сказал. Я открыл, деньги забрал, мешочек оставил».
«И он не побоялся, что ты обманешь? – удивилась Яна. – Заберешь деньги и смоешься».
«Смеешься? – пришел ответ от Владислава. – Я только рад был избавиться от этой хрени!»
«А какие-то контакты его знаешь? Как-то же ты сообщил ему, что нашел искомое».
«Нашел у Игорехи его номер телефона. Я его не записывал себе, но, если хочешь, попробую поискать в исходящих, правда, давно это было, не факт, что сохранился».
Яна хотела, хоть и была уверена, что таинственный заказчик все предусмотрел. Наверняка тот номер давно не обслуживается и оформлен был на какое-нибудь третье лицо. Все концы уже спрятаны в воду, но это хоть какая-то ниточка. Пока Владислав искал, Яна задумчиво грызла карандаш, глядя в окно, и настолько ушла в свои мысли, что вздрогнула, когда ноутбук пискнул, возвещая о пришедшем сообщении.
«Вот, вроде бы этот, – Владислав написал ей несколько цифр. – Кстати, если хочешь, могу нарисовать тебе заказчика. Я хорошо рисую».
«Ты же сказал, что не встречался с ним», – напомнила Яна, в глубине души подозревая, что Владислав смеется над ней или же хочет продолжить знакомство и ищет повод.
«Не встречался, но мне же было интересно посмотреть, кто он. Вот я и подождал его в сторонке».
На такое она даже не рассчитывала! Хотелось только гневно настрочить новому знакомому, какого черта он так долго молчал, почему сразу не предложил! Однако пришлось выдохнуть и ответить вежливо. Владислав пообещал приступить к портрету как можно скорее.
Закончив беседу, Яна отъехала в кресле от стола и потерла глаза. За это короткое общение она устала так, будто только что провела самый сложный допрос в своей жизни. Желудок срочно требовал еды, а голова – кофе. Но не успела она отойти от ноутбука, как тот снова коротко пиликнул, на этот раз сообщая, что на электронный ящик упало новое письмо. Неужели Владислав так быстро нарисовал портрет? Точно обманул ее, никого он не видел!
Яна вернулась к столу, открыла вкладку с почтовым ящиком и нахмурилась. Письмо было не от Владислава, в строке имени значилось «Варвара», значит, именно такую подпись обладатель ящика поставил у себя в настройках. Один из нагловатых магазинов, от которого не помогали никакие фильтры, частенько делал рассылки с ящиков с именами, но Яна откуда-то знала, что это не спам. Человек с таким именем в ее жизни был, но они не общались уже года четыре или даже больше.
Яна осторожно навела курсор на письмо, чтобы увидеть название ящика отправителя. Расширение «cz» дало понять, что она не ошиблась: мама.
«Ты собиралась пойти сделать еще кофе, так иди», – настойчиво советовал внутренний голос, но вместо этого Яна открыла письмо.
«Януля, привет! – писала женщина, которая по какому-то недоразумению считалась ее матерью. – Я через пару дней приезжаю в Россию, хочу тебя увидеть. Вы с Максимом вроде бы куда-то переехали, да? Дай мне свой новый адрес. Или лучше сама приезжай в Москву, у тебя же наверняка сейчас каникулы? Погуляем, поболтаем, мы так давно не виделись!»
Яна чувствовала, как дрожат не только руки, но и все тело. Такого сильного негодования она не испытывала, пожалуй, никогда в жизни! Мама писала так, будто бы они расстались всего несколько месяцев назад, будто бы продолжали общаться и встречаться. А ведь на самом деле за последние четыре года они не перекинулись ни словом! И если первые годы после того, как Яна стала жить с отцом, а мама упорхнула замуж за границу, она все еще продолжала кормить дочь обещаниями скоро забрать ее, то затем даже не поздравила с пятнадцатилетием! Написала позже, сказала, что замоталась, и даже не извинилась. С тех пор все ее письма Яна отправляла в спам, не читая, а последний год, а то и больше, письма уже и не приходили. И вот на тебе! Мамочка хочет встретиться и поболтать. Да она лучше удавится!
– Яна? – голос папы заставил ее вздрогнуть и торопливо захлопнуть крышку ноутбука.
Она обернулась, стараясь напустить на себя ленивый вид. Только бы он ничего не заподозрил! Вот уж кто точно не должен знать об этом дурацком письме.
– Да?
– Как насчет перекуса? – подмигнул ей отец. – У Элизы короткий перерыв, а я вскоре уезжаю по делам в город, но пока есть время. Присоединишься к нам?
– Безусловно! – широко улыбнулась Яна. – А можно мне с тобой?
– Уже соскучилась в нашей глуши? – поддел папа.
– Нет, соскучилась по тебе. И лишние сорок минут вдвоем в машине проведу с удовольствием.
Отец если и удивился, то виду не подал. Яна подозревала, что он был просто счастлив такому предложению и отказываться не собирался. А Яна испытывала непонятную неловкость за это дурацкое письмо, будто, даже прочитав его, она предала папу, и, как это часто бывало, хотела исправить ситуацию хотя бы в собственных глазах.
* * *
Если Яна могла просто проигнорировать письмо матери и избежать встречи с ней, то Лера такой привилегии была лишена. И когда за полчаса до окончания рабочего дня позвонила мама, ей пришлось взять трубку и пообещать, что сразу после работы она заедет к ней, хоть сначала Лера и попыталась избежать экзекуции:
– Мам, у меня очень много работы…
– Женщина должна уходить с работы вовремя! – отрезала мать. – Иначе не останется времени на домашние дела.
Никаких домашних дел у Леры не было, но об этом она говорить не рискнула, боясь получить новую порцию нравоучений, что именно должна делать женщина дома. И это при том, что мама в своей жизни не проработала ни дня, а в третьем браке у нее была домработница. Чем именно мама занималась в свободное время, Лера не имела понятия.
Ровно в 17.00 она повесила халат на крючок, приняла душ и, тронув губы помадой, которую все равно не будет видно под маской, направилась к автобусной остановке, в очередной раз с тоской подумав, что надо бы все-таки собрать волю в кулак и сдать на права. До всей этой кутерьмы с пандемией, локдаунами и QR-кодами Лера была уверена, что никогда и ни за что не станет водить машину. Ей было гораздо проще прислониться лбом к стеклу автобуса и смотреть на проскальзывающие мимо дома и магазины, чем следить за светофорами, пешеходами, думать о заправке и страховке. Но последние полтора года показали, как много вокруг неадекватных людей, готовых плевать не только на собственное здоровье, но и на здоровье окружающих, людей, верящих в заговоры, чипирование и прочую ересь. В такой ситуации машина казалась меньшим злом, а потому Лера в очередной раз дала себе обещание к концу лета заняться вопросом автошколы вплотную.
В гостях у матери была ее двоюродная сестра Вероника, мама Виктории, и этот факт едва не заставил Леру развернуться и выйти. Значит, позвали ее не просто так, сейчас будут пытать о ходе расследования и обстоятельствах смерти троюродной сестры. А ведь Лера официально понятия ни о чем не имела. Во-первых, в тот злополучный день она была не на дежурстве, поэтому телом занимался Илья, во-вторых, даже если бы работала она, аутопсию все равно проводил бы другой судмедэксперт. Ну и в-третьих, если им хочется что-то знать, логичнее было бы допросить Лосева, а вовсе не ее. Но родственницы решили иначе. Даже чаю ей не налили, прежде чем наброситься с вопросами.
– Когда нам отдадут Вику? – с порога поинтересовалась мама. – Бедная девочка уже четыре дня лежит у вас в холодильнике!
– Это не по-человечески, – вторила ей тетка. – Мы хотим похоронить ее как положено.
– Судмедэксперт еще не закончил со всеми экспертизами, – устало ответила Лера, понимая, что никакие ее доводы все равно не будут услышаны.
– Да что там заканчивать за четыре-то дня! – продолжала возмущаться тетка.
– У нас же не одно тело.
То, что сказала это зря, Лера поняла сразу, едва слова вылетели изо рта и тяжелым камнем повисли в просторной гостиной матери.
– Тело! – Вероника прижала ладонь ко лбу и упала в кресло. – Значит, теперь моя дочь для тебя – тело?
– Валерия! – шикнула на Леру мама, бросаясь к сестре со стаканом воды. – Думай, что говоришь!
– Если бы у нее были дети, она никогда бы так не сказала! – всхлипывала Вероника. – Назвать моего ребенка телом!
Тетка продолжала рыдать, мама – порхать возле нее, а Лера отошла к окну, пытаясь подавить в себе глухое раздражение. Нужно взять себя в руки и как-то это перетерпеть. Не первый раз она сталкивается с безутешными родственниками, должна бы уже привыкнуть, что они всегда ищут виноватых, а чаще всего срываются именно на судмедэкспертах, особенно если те – женщины.
Чтобы не слышать стенаний, Лера вышла из гостиной и направилась на кухню. Она сегодня пообедала одним лишь салатом в столовой, а на завтрак, как всегда, выпила кофе с кусочком горького шоколада, потому к вечеру проснулся здоровый аппетит. Не стесняясь, соорудила себе несколько больших сэндвичей, налила в стакан невесть откуда взявшуюся в холодильнике матери, следящей за фигурой, пепси, и со всем этим богатством устроилась за столом, листая в телефоне последние городские новости.
Мама появилась на кухне в тот момент, когда Лера доела один сэндвич и взялась за второй. К удивлению, она не стала читать ей лекцию о правильном питании и предрекать, что если Лера продолжит употреблять всякую дрянь, то никогда не найдет себе мужа. Вместо этого села за стол напротив дочери и тихо сказала:
– Будь, пожалуйста, с Вероникой помягче. В конце концов, она потеряла вторую дочь за полгода, заслуживает снисхождения.
Лера удивленно посмотрела на мать. Давно она не слышала от нее такого тона. И ей внезапно стало стыдно. Ведь как бы то ни было, а Вероника ей не чужая, и уж как минимум для нее стоило сделать прореху в собственной толстой коже.
– Хорошо, – пообещала она.
– И не ешь всякую дрянь, – уже привычным тоном велела мать. – С таким питанием ты угробишь себе здоровье еще до сорока.
– Между прочим, все это я взяла у тебя в холодильнике, – напомнила Лера.
Мама будто не услышала.
– Тебе нужно начать нормально питаться. Из-за отвратительного образа жизни у тебя и волосы тусклые, и кожа давно просит похода к косметологу.
Лера едва не задохнулась от возмущения. Непослушные волосы ей достались от отца, которого, между прочим, выбирала мама, а вот на кожу свою она не жаловалась даже в подростковом возрасте, когда все сверстники были усыпаны прыщами, как новогодние елки гирляндами.
– Если ты продолжишь в том же тоне, я уйду, – предупредила Лера, откладывая второй сэндвич. Есть перехотелось.
На пороге кухни показалась Вероника, демонстративно не глядя в сторону Леры, но та решила внять словам матери и не обижаться. Раз уж оказалась здесь, стоит выяснить кое-какие подробности о смерти Катерины, родной сестры Вероники, умершей от болезни. Карина ничего особенного не сказала, но мама и Вероника могут знать больше.
– Катя? – удивленно переспросила мама, когда Лера завела об этом разговор. – Она давно болела. У нее был сахарный диабет чуть ли не с детства, в последние годы она колола себе какие-то бешеные дозы инсулина.
– И при этом продолжала есть сладкое, – с презрением бросила Вероника. – Странно, что и так долго протянула с таким отношением к здоровью.
– А потом и вовсе «короной» заболела, – продолжила мама.
– Потому что везде без маски шастала, – снова вставила Вероника, – представляешь, – она вдруг повернулась к Лере, будто разом забыла обиду, – она говорила, что всем, кто делает прививки, вживляют специальный микрочип с бомбой, и потом, когда достаточное количество людей на Земле привьется, кто-то нажмет кнопку и все привитые взорвутся.
Лера поперхнулась пепси, закашлялась, темно-коричневая жижа полетела на стол даже через нос. Такой чуши она еще не слышала! Пожалуй, эта теория превзошла все, слышанные ею ранее.
– Вот! – удовлетворенно ткнула в нее пальцем Вероника. – И ты считаешь это глупостью, а Катя верила.
– Да, но при чем тут маска? – прокашлявшись, спросила Лера. – Это ведь не прививка. Или в маски тоже что-то вживляли?
– В мозги ей вживляли! – фыркнула Вероника. – И причем одни глупости. Так что исход закономерный.
– Сгорела буквально за пару дней, – вздохнула мама. – На скорой в больницу отвезли, когда уже задыхаться начала, там сразу в реанимацию, но не откачали. Вроде отек легких начался – и все. Это в начале сентября еще было, скоро годовую отмечать уже.
Лера осторожно выдохнула. Отек легких? Точно ли он начался от коронавируса, или же Катерина тоже стала жертвой «проклятия»?
– А жена дяди Андрея? – поинтересовалась она, стараясь никак не выдать особого интереса, чтобы мама и тетка не начали допытываться, с чего вдруг у нее проявился такой интерес к семейным делам. – Она вроде давно умерла?
– Так еще при родах, – махнула рукой Вероника. – Это ж начало девяностых было, развал в стране в целом и в медицине в частности. Лизу родила, ее и оставили все, а у нее кровотечение открылось. Пока обнаружили, она уж и скончалась.
Маточные кровотечения – штука опасная, это Лера точно знала. До сих пор от них умирают роженицы, даже в стационаре не всегда удается спасти. Но в линию с «проклятием» мать Лизы, скорее всего, не ложится, однако совсем списывать ее со счетов пока не стоило.
Выяснив между делом название больницы, в которой скончалась Катерина, Лера пообещала постараться ускорить выдачу тела Виктории и распрощалась с родственницами. Раздумывая, чем бы занять остаток дня, поскольку ехать сейчас в больницу все равно бессмысленно, лечащий врач Катерины наверняка уже ушел домой, она приняла несвойственное для себя решение: позвонила Илье и позвала его на ужин. Ей сейчас необходимо было не только приятно провести с кем-то время, но и услышать несколько комплиментов. Лера едва ли призналась бы в этом кому-то, но самой себе могла: критические замечания матери по поводу ее внешности всегда попадали точно в цель и надолго портили настроение.
Глава 4
В декабре прошлого года Никита уже был дома у отца Яны, поэтому сейчас дорогу нашел без труда. Несколько часов назад Элиза написала ему, что Яна с отцом уехали по делам, их не будет до вечера, поэтому он может приехать.
Именно Элизе Никита написал, когда решал, посвятить в тайну Яны Сашу Сатинова или кого-то другого. Точнее, такой выбор даже не стоял, но, уже написав Саше сообщение, он внезапно передумал. Сам не знал, почему, просто вдруг решил, что с Сашей Яна уедет только в августе, а до этого не факт, что они будут часто общаться, ведь жить в городе ей негде, а Саша, насколько Никита знал, переезжать к себе ей не предлагал. Да и едва ли Яна согласилась бы, как он помнил, у нее довольно строгий отец. Говорить самой Яне Никита ничего не стал, боялся напугать. Человек не должен жить под гнетом неотвратимых неприятностей, тем более в том, что они именно неотвратимы, он продолжал сомневаться. Или, по крайней мере, хотел сомневаться.
В деле об убийстве матери он не прочел ничего, что подтверждало бы его воспоминания и ощущения, а также слова отца. Криминалисты не нашли следов посторонних людей – или существ – в квартире Кремневых, соседи также не слышали и не видели, чтобы к ним кто-то приходил незадолго до убийства. Да, гостиная была разгромлена, но ведь в ней боролись два взрослых человека, и боролись не на жизнь, а на смерть. Отец не застрелил мать одним точным выстрелом, он нанес ей четыре ножевых ранения, и только последнее стало смертельным. А до него мать могла пытаться выбраться из квартиры или хотя бы защищаться. Никита был уверен, что она выбрала последнее. Мама не смогла бы убежать, зная, что в квартире остаются трое малолетних детей. Отец не произнес ни слова после задержания, не стал давать показаний, и никто не знал, что случилось в тот вечер между ним и его женой, что привело к трагедии, а потому и не знал наверняка, что произошло бы, если бы он нашел детей. Впрочем, между тем, как все затихло, и тем, как приехала вызванная соседями полиция, прошло некоторое время, и отец их не искал. По свидетельствам полицейских, они нашли его сидящим на полу возле тела жены. И, судя по следам, он никуда не ходил все это время.
Немногочисленные фотографии тела матери также не дали Никите никаких подсказок. На ней не было черных следов, как на теле Алины Девятовой, но они могли быть спрятаны под одеждой, а снимать тело перед вскрытием судмедэксперт не стал. Или эти фотографии просто не вложили в дело.
Элиза ждала Никиту за накрытым для легкого чаепития столом, аккуратная и собранная, какой он ее и запомнил в прошлый раз, только на этот раз образ строгой учительницы портило легкое шелковое платье, но в другом в такую жару было не выжить. Никита и сам, как и каждое лето, жалел, что мужчины не носят платья. Хотя, справедливости ради, он и шорты надеть никогда себе не позволял, если только не был на пляже. Легкие светлые штаны и рубашка с коротким рукавом не спасали от жары, но немного ее облегчали.
– Здравствуйте, Никита, – Элиза легко улыбнулась ему, приглашая в дом. – Чай, кофе? Холодный лимонад?
– За последнее буду крайне благодарен, – не удержался Никита.
В сдержанности Элизы он слышал скрытую тревогу, поэтому ходить вокруг да около не стал: едва только они оказались на кухне и он, стараясь не походить на оголодавшего бездомного кота, ополовинил стакан с лимонадом, в котором приятно хрустели кусочки льда, приступил к делу.
– Два месяца назад к Яне в руки попали украшения: браслет и медальон, – начал Никита, не стараясь выбирать слова и думать над построением фраз. С такой, как Элиза, этого можно было не делать, она поймет и так, Никита был в этом уверен. – К сожалению, украшения эти не так просты, как кажется на первый взгляд. Когда-то давно один маг вызвал демона и с помощью них привязал его к себе. С тех пор все, кто носит браслет и медальон, как бы владеют демоном, могут загадывать ему желания, и он их исполняет. Но если только одним из украшений завладеет кто-то другой, демон получит силу и постарается убить и бывшего, и нового хозяина. Сейчас, пока обе вещицы у Яны, ей вроде бы нечего опасаться.
– Погодите, – перебила его Элиза, – но я не видела у Яны ничего подобного. Уже стоит переживать?
– Нет, – Никита успокаивающе улыбнулся. – Ей необязательно носить их, важно, что она ими владеет, и, пока их не наденет никто другой, она – их единственная хозяйка. Она хранит их в мешочке подальше от посторонних глаз, так безопаснее. Проклятые украшения имеют свойство притягивать взгляд, даже если кажутся совсем обычными и дешевыми безделушками, кто-то может захотеть надеть их, если они будут на виду. Но проблема на данный момент не в этом. – Он замолчал, на этот раз собираясь с мыслями, потому что то, что собирался сказать Элизе, не говорил еще никому и не был уверен, стоит ли вообще это упоминать. Вдруг он ошибся, вдруг отец ему солгал? А материалы убийства матери только подстегивали эти сомнения.
– А в чем? – спросила Элиза.
– У меня есть предположения, что владение этими украшениями может сказываться на психике человека, – осторожно сказал он.
– Как именно?
– К сожалению, я не знаю. – Никита немного помолчал, а затем сказал будто в пустоту. – Пожалуй, мне придется рассказать вам все, чтобы вы поняли, иначе я не знаю, как это объяснить.
– Пожалуй, – согласилась Элиза.
– Много лет назад мой отец убил свою жену, мою мать. Мы – я, мой брат и сестра – были совсем маленькими, мне было восемь, а им еще меньше. Поэтому многого я не запомнил и не понял. Отец с тех пор живет в психиатрической клинике, с людьми практически не общается, меня и вовсе не узнавал до недавнего времени. Или талантливо делал вид. Никаких объяснений суду он не дал, исходя из материалов дела, которые мне удалось раздобыть. Но у меня есть мнение, что в ту ночь, когда все произошло, этот демон так или иначе там был. Это мое экстрасенсорное восприятие, объяснить вам словами я не смогу.
Элиза кивнула, давая понять, что ей хватит и такого объяснения. Именно поэтому Никита и решил все рассказать ей, а не Саше, и сейчас убедился в правильности своего решения.
– Но когда около двух месяцев назад завертелась вся эта история с украшениями, – продолжил он, – и Яна стала владелицей одного из них, отец внезапно решил со мной поговорить. Сказал только, что я костьми должен лечь, но не позволить одному человеку завладеть обеими вещицами, иначе случится большая беда. Поэтому я и сделал вывод, что он что-то знает. Думаю, двадцать лет назад эти украшения каким-то образом попали к нему. Он ведь был милиционером, мог раскрывать убийство человека, которого одолел демон. Или что-то в этом роде. И завладеть украшениями.
– И вы думаете, что именно так владение демоном сказалось на психике вашего отца? – правильно все поняла Элиза. – Он в какой-то момент сошел с ума и убил вашу маму?
Никита развел руками.
– Это единственное объяснение, какое я смог придумать. К сожалению, ничего больше отец не сказал и теперь снова делает вид, что не узнает меня. Также вы должны знать, что в материалах дела я не нашел ни одного подтверждения присутствия демона.
– Но их и не искали тогда, а если что-то и видели, то отмахивались, – возразила Элиза. – Людям свойственно не только упускать из вида, но даже почти мгновенно забывать то, что не укладывается в их систему мира.
Никита облегченно кивнул, еще раз убеждаясь в том, что принял верное решение.
– Поэтому я наблюдаю за Яной, – сказал он, – но теперь, когда начались каникулы и я не могу видеть ее часто, мне нужна помощь.
Элиза перевела взгляд на окно. Никите казалось, что он должен что-то сказать, что она ждет от него еще каких-то слов, но каких именно, он не понимал. Наконец Элиза снова посмотрела на него.
– Скажите, Никита, почему вы так печетесь о Яне?
Повторять ложь, которую однажды сказал самой Яне, мол, потому что она его студентка, Никита не стал. Элиза старше, мудрее, и она тоже преподаватель, она не поверит.
– Потому что я втянул ее в это, – пояснил он, но Элиза, казалось, и этому не поверила. Нет, не усмехнулась скептически, не приподняла в недоверии бровь. Просто светло-зеленые глаза вдруг потемнели, взгляд сделался более внимательным, будто до этого она рассматривала его лицо, а теперь заглянула в душу. Никите стало неспокойно.
– Яну достаточно легко втянуть в сомнительные мероприятия, тут я с вами спорить не стану, – усмехнулась Элиза. – Но лишь в те, куда она сама хочет быть втянутой. Так что, если дело только в этом, вам не стоит мучиться угрызениями совести.
– А если не только в этом? – внезапно даже для самого себя спросил Никита.
Взгляд Элизы ничуть не изменился. Она наверняка ждала этого, сразу поняла.
– Тогда аккуратнее. Какой бы умненькой и взрослой она ни казалась, ей девятнадцать. Девушки в ее возрасте наивны и романтичны. Вы пригласите ее на ужин, а она уже начнет выбирать имена вашим детям.
Элиза сказала ровно то, что он и сам знал, чем себя сдерживал. Что ж, значит, он был прав, и не стоит уклоняться от выбранного ранее пути. Сейчас допьет лимонад и исчезнет из Яниной жизни на два месяца.
– Я учту ваш совет и не стану приглашать ее на ужин, – заверил Никита.
Темная зелень в глазах Элизы снова посветлела, превративший из болотной тины в свежую траву, губы растянулись в улыбке.
– Если только она сама вас не пригласит.
Через открытое настежь окно до них донесся звук двигателя и шум колес по гравийной дороге. Элиза торопливо встала, выглянула в окно.
– Вернулись? – пробормотала она.
Холодок пробежал по спине Никиты. Встречаться здесь с Яной в его планы не входило. Как теперь объяснить, зачем он приехал? Однако объяснять придется, потому что его машина стоит перед домом, и даже если Яна с отцом вернулись зачем-то ненадолго, то машину они все равно уже увидели. Оба выходили из своего автомобиля удивленными, хотя лицо Яны осветилось радостной улыбкой, когда Никита и Элиза вышли на порог.
– Никита? Вот так сюрприз!
А вот ее отец выглядел не столько удивленным, сколько настороженным, и это было понятно. Никита явился в его дом в его отсутствие и пьет чай в компании его жены, такое никому не понравится. Ведь если он приехал к Яне, то мог бы предварительно ей позвонить, не девятнадцатый век на дворе, и даже не двадцатый, когда телефоны были лишь стационарными и не всегда к ним имелся доступ.
