Наталья Тимошенко
Хранительница болот
Глава 2
Дом оказался не совсем двухэтажным, как я подумала сначала. Два этажа построили лишь для основного здания, а флигели, расположившиеся по обе стороны от него, были одноэтажными и походили на толстые сардельки, выглядели старыми и заброшенными. Впрочем, такое впечатление могло создаваться лишь внешне.
Каменный дом, выкрашенный когда-то в белый цвет, давным-давно стал где-то серым, где-то желтым, а где-то краска и вовсе облупилась, обнажая кирпичи, как пролежни на старческом теле. Две колонны, обрамляющие вход, походили на атлантов, держащих на своих теперь уже дрожащих плечах большой балкон второго этажа. Ступеньки тоже пострадали, кое-где раскололись, кое-где поросли мхом. Но все окна были целыми, изнутри занавешенными шторами, а потому с улицы нельзя было разглядеть внутреннее убранство.
И все казалось знакомым. Я словно уже бывала здесь, стояла вот так же перед входом, запрокинув голову, смотрела наверх, туда, где под самой крышей блестела в лучах заходящего солнца латинская буква W. Наверное, первая буква в семейной фамилии. Присмотревшись, я поняла, что буква эта является частью фамильного герба, до того пострадавшего, что теперь уже сложно было понять, что именно на нем изображено.
Основное здание было небольшим, я насчитала всего по три окна с каждой стороны от входа, а размер флигелей еще предстояло оценить. Но даже до того, как я завернула за угол и рассмотрела их получше, уже видела, что один был бледно-голубого цвета, а другой – бледно-зеленого.
Сложно было представить, что в таком огромном доме много лет жила лишь одна старушка. Зато воображение живо нарисовало, как когда-то перед входом останавливались кареты, дамы в пышных платьях поднимались по идеально ровным ступенькам, во всех окнах горел яркий свет, а дверь на балкон была распахнута, и оттуда доносилась громкая музыка. Ведь наверняка такое здесь происходило, дом казался достаточно старым, чтобы застать времена балов и пышных приемов. Только теперь меня удивило и еще кое-что: почему вплоть до этого года он принадлежал Агате Вышинской? Почему после революции его не забрали Советы, как происходило со многими другими подобными домами? Почему не сделали из него больницу или приют?
Мои размышления прервал смущенный голос старосты:
– По ступенькам вам не подняться, я распоряжусь, чтобы открыли дверь в одном из флигелей, там нет ступенек.
Оказалось, пока я, разинув рот, рассматривала свои новые владения, Юлька при помощи Прохорова уже выбралась из машины. Автомобиль был оборудован специальным подъемником, позволяющим сестре самостоятельно садиться в машину и вылезать из нее, но кресло все равно кто-то должен был выкатить из багажника и подвезти к пассажирской двери. Значит, Юлька отчаялась дождаться меня и попросила старосту. Я знала, как стесняется она принимать чужую помощь, а потому испытала острый укол совести, тут же подошла к ней, мягко перехватывая ручки кресла у Прохорова. Вообще-то креслом Юлька отлично управляла сама с помощью джойстика, но мне просто хотелось дать ей понять, что я снова здесь, стою за ее спиной, не забыла и не променяла на старые развалины. Ладно, насчет развалин я погорячилась, дом выглядел достаточно крепким. Требующим ремонта, но крепким.
Черт, когда же я приезжала сюда? Почему родители несказанно удивились, узнав о наследстве?
Обращали на себя слова старосты о том, что он «распорядится открыть вход во флигеле». Это кем он собрался распоряжаться? Неужели к дому прилагается еще и толпа обслуживающего персонала? Догадка, если честно, меня здорово напугала! Гораздо сильнее, чем необходимость ночевать в старом доме посреди леса.
– Здесь есть какие-то работники? – осторожно уточнила я.
– Двое, – кивнул Прохоров. – Кирилл Жуковский и его мать. Я вам про нее рассказывал, Вера. Парнишка молодой, но сильный, с любой работой вам поможет. Мать у него странноватая, но Агата Олеговна ее привечала, она тут за кухарку и уборщицу. Я вас сейчас познакомлю.
И точно, из-за угла к нам уже направлялась странная парочка: молодой мужчина, почти еще мальчик, нескладный и сутулый, с торчащими в разные стороны светлыми волосами и длинными руками, которые он постоянно тер друг о друга, будто не знал, куда их деть; и невысокая полная женщина неопределенного возраста, с волосами, спрятанными под платок, в темном платье и внезапно белом переднике, будто из знаменитого сериала про английское аббатство.
– Вот, ваши новые хозяева приехали, – вместо приветствия заявил староста.
От его слов веяло каким-то неприкрытым снобизмом, честно говоря. Какие мы им хозяева? Дому – да, но не его работникам. Крепостное право отменили сто шестьдесят лет назад, если только мы не провалились в прошлое.
– Добрый день, меня зовут Эмилия, это Юля, – я указала на улыбающуюся сестру. Надо брать разговор в свои руки, пока староста не настроил этих двоих против нас. – Агата Олеговна оставила усадьбу мне.
Женщина расплылась в улыбке, которая сделала ее старше, изрезав лицо глубокими морщинами и спрятав глаза за пухлыми щеками и широкими бровями. Старше, но добрее, так что непременно захотелось бы улыбнуться в ответ, если бы до этого я еще не улыбалась. Было в Вере что-то материнское, крепкое. Наверное, если бы она сейчас шагнула ближе и раскрыла для меня объятия, я бы не стала противиться, хотя вообще-то терпеть не могу такие близкие физические контакты даже от хорошо знакомых людей. Но Вера осталась стоять на месте, как и ее сын.
– Очень рады вас видеть, – сказала она. – Мы уж заждались, а потом и надеяться перестали, что вы приедете. Вам тут понравится!
При этих словах Прохоров странно фыркнул, будто считал, что двум московским барышням не может понравиться в глухом лесу. Логика в его словах была, конечно, но я не сомневалась, что в этом месте есть особое очарование. Я уже чувствовала его, впитывала кожей, вдыхала вместе со свежим воздухом.
– Ну, познакомились, а теперь пора в деревню, – хлопнул в ладоши староста, когда процедура знакомства была завершена.
– Зачем в деревню? – удивилась Вера. – Разве вы не останетесь тут? – Она перевела взгляд на нас.
– Не останутся, – строго заявил Прохоров.
Я бросила на него быстрый взгляд, наконец понимая, что происходит. Вера была не просто кухаркой и уборщицей, как пренебрежительно отозвался о ней староста, она управляла имением, была здесь второй после Агаты Вышинской, а старосте это не нравилось. И теперь, когда хозяйка усадьбы отошла в мир иной, он собирался показать, кто здесь главный.
– Место для жизни пока непригодно, – добавил Прохоров, одергивая полу пиджака.
Бедняга, как ему жарко, наверное! Несмотря на то, что в лесу было прохладнее, чем в деревне, все равно достаточно тепло, чтобы я не мерзла в легком платье. Я могла себе представить, как чувствует себя староста, но жалости к нему не испытывала. Напротив, мне захотелось, чтобы он поскорее уехал.
– Мы останемся здесь, – твердо заявила я прежде, чем что-то успела бы сказать Вера.
– Но… – начал староста, однако, наткнувшись на мой взгляд, замолчал и помрачнел: – Как хотите.
– Вас отвезти в деревню? – все тем же строгим тоном предложила я, помня, что он собирался найти фельдшера и уехать с ним.
– Пройдусь, – буркнул Прохоров. – Ключи я вам отдал, дальше мои полномочия заканчиваются.
Он развернулся и быстрым шагом направился к кукурузному полю, а я не стала его останавливать. Видела в глазах Веры одобрение, и почему-то это показалось страшно приятным.
Втроем с Кириллом и Верой мы ловко перетащили в дом чемоданы и сумки. Кирилл без лишних просьб открыл неприметную дверь в голубом флигеле, и Юлька заехала в дом через нее.
Внутри дом оказался еще больше, чем выглядел снаружи. Через главный вход я попала в большую гостиную, обстановка в которой давала понять, что ею пользовались до последнего. На окнах висели тяжелые портьеры, стены украшали портреты мужчин и женщин, когда-то тут живших. Мебель была расставлена таким образом, чтобы бо́льшая часть комнаты оставалась свободной. Ваза в углу оказалась пустой, но я была уверена, что еще недавно в ней стояли цветы. Настоящим украшением гостиной был огромный камин со сложенной рядом поленницей дров. Напротив камина располагался диван с темно-красной обивкой и тремя коричневыми подушечками. Потолок здесь оказался таким высоким, что я сумела разглядеть его, только полностью задрав голову. Очевидно, над гостиной второго этажа не было, она занимала все пространство. Где-то там, в самом верху, свисала большая люстра, которая, должно быть, одна могла осветить все помещение. По обе стороны гостиной вверх уходили две лестницы, а рядом с ними располагались двери, ведущие в коридоры и дальше – во флигели. Поначалу мне показалось, что два крыла второго этажа никак не соединяются, чтобы попасть из одного в другой, нужно спуститься в гостиную, но вскоре я заметила протянувшийся над входной дверью балкон, выходящий внутрь дома. По нему можно было перейти из одного крыла в другое.
С четвертой стороны гостиной, прямо напротив входа, был еще один выход. Две огромные стеклянные двери распахнулись с натужным скрипом, как только я коснулась их. Выйдя на улицу, я поняла, что дом построен буквой П, а во внутреннем дворе когда-то был разбит прекрасный сад, теперь уже запущенный и заросший. Посреди сада я разглядела даже заброшенный фонтан. Боже, как, наверное, когда-то тут было прекрасно! И как же так получилось, что Агата Вышинская осталась здесь одна? Почему мы не знали об этой усадьбе? Или бабушка все-таки знала и когда-то привозила меня сюда?
Решив, что осмотрю сад и двор позже, я вернулась в дом. К этому моменту Вера куда-то исчезла, посреди гостиной стояли лишь Юлька и Кирилл. Причем лицо последнего пылало еще ярче, чем Юлькины волосы. Сестра же кокетливо улыбалась и что-то рассказывала, чем и вгоняла в краску бедного деревенского парня. Юлька, несмотря на неспособность ходить, в полной мере осознавала собственную красоту, флиртовать умела и любила. Чем сейчас беззастенчиво пользовалась. Еще минута – и Кирилл упадет в обморок, как затянутая в корсет барышня.
– А где Вера? – поинтересовалась я, обозначая свое присутствие.
Кирилл повернулся ко мне с видимым облегчением. Не готов он был к напору столичной красавицы; разговаривать о более приземленных вещах, в которых он разбирается гораздо лучше, чем в тонком искусстве обольщения, ему было комфортнее.
– В д-деревню ушла, – ответил, заикаясь, Кирилл. – Мы не знали, что вы приедете, в доме ни молока, ни хлеба свежего. Мама быстренько ужин вам приготовит, вы, небось, устали и проголодались с дороги.
Этого я не могла отрицать. Посетовала только, что Вера пошла пешком, мы могли бы съездить на машине, но Кирилл лишь махнул рукой, заверив, что мама справится быстро, много продуктов нести не станет, только на ужин. Зато мы пока можем заняться обустройством хотя бы самых необходимых комнат.
Более или менее жилой в доме была всего одна спальня, принадлежавшая Агате. Но она находилась на втором этаже, поэтому ее заняла я, Юльку же следовало поселить на первом. И тут возникли трудности. Оба флигеля оказались в совсем непригодном состоянии, в столовой или огромной гостиной жить ей было бы неудобно. Оставалась всего одна комната по левую сторону гостиной, бывшая много лет назад чьим-то кабинетом. Очень. Много. Лет. Назад.
Кабинет был большим, но сильно захламленным, а еще пыльным и неубранным. Если мебель и книги можно вынести, то на уборку придется потратить минимум полдня, а солнце уже клонилось к закату.
– Я вам помогу! – с энтузиазмом заявил Кирилл, видя наше положение.
Мы отправили Юльку в сад, чтобы она не дышала пылью, а сами принялись за дело. Выносили мебель и складировали ее у камина, мыли окна, собирали паутину и клочья пыли. Без Кирилла я бы не справилась. И дело даже не в том, что пришлось бы работать ночью, а в том, что я элементарно не знала, где что стоит, где набрать воды и прополоскать тряпку.
За работой мне удалось выяснить, что Кирилл всю свою жизнь прожил в Востровке. Ему двадцать два года, после школы он не поступил в колледж и вернулся в деревню, намереваясь подготовиться получше, да так и не сделал этого. Агата Вышинская взяла его к себе на работу, платила щедро, и Кирилл не смог бросить мать, остался в Востровке насовсем. Ему нравилась их маленькая деревня, спокойная жизнь и непыльная работа у Агаты. Насчет непыльной парень, конечно, соврал. Лично я уже обливалась слезами и соплями, хотя аллергиком никогда не была.
– В чем заключалась ваша работа? – поинтересовалась я, возя шваброй по потолку.
– Да так, – парень неуверенно пожал плечами. – То подремонтировать что-то, то дров наколоть, то воды наносить. За садом приглядывал. Мама моя тоже здесь трудилась. Усадьба очень старая, работа всегда найдется.
В это я могла поверить с легкостью. Завтра, когда осмотрюсь получше, наверняка пойму, что мне понадобится с полсотни таких Кириллов и Вер, чтобы навести тут порядок.
Закончив с потолком, я залезла на стремянку и потянулась к тяжелым портьерам, намереваясь их снять, но Кирилл остановил меня:
– Нет!
Его возглас был таким громким и внезапным, что я пошатнулась от неожиданности и едва не упала. Не упала, потому что успела ухватиться за портьеры, и те меня выдержали.
– Не надо, – виновато повторил Кирилл. – Не снимайте.
– Почему? На них пыли больше, чем во всей остальной комнате.
– Не надо окна незанавешенными оставлять на ночь.
– Почему?
Кирилл смутился и принялся с усердием тереть пол, но я не собиралась позволять ему промолчать.
– Кирилл?
Парень вздохнул, но от занятия не оторвался.
– Они знают, что Хранительница мертва, – едва слышно сказал он. – Будут приходить сюда, в окна заглядывать. Юля испугается.
По моей спине поползли толпы мурашек. Мокрыми стали даже ладони, которыми я продолжала цепляться за шторы. Хотя, чего именно я так испугалась, не понимала.
– Кто? – охрипшим от волнения голосом спросила я, но Кирилл не ответил. – Кто будет приходить? Здесь… небезопасно?
Парень наконец посмотрел на меня. Если бы можно было повернуть время вспять, он бы сделал это и зашил себе рот толстыми нитками, но теперь приходилось отвечать.
– Безопасно, – не слишком уверенно произнес он. – Просто можете испугаться поначалу.
Я наконец отпустила портьеры и слезла вниз. Подошла к Кириллу, заглянула в глаза. Тот окончательно смутился, покраснел сильнее, чем когда болтал с Юлькой.
– Хранительница – это Агата Вышинская, так?
Он кивнул.
– Кто будет в окна заглядывать? Кто-то из местных?
– Не могу я.
Парень почти плакал. И мне вдруг стало его жаль. Очевидно, он и так сказал больше, чем должен был. Я могла бы надавить, но не стала. У меня еще будет время все разузнать, а с первого же дня настраивать против себя того, кто много знает, – плохая идея.
– Какие еще правила в этом доме?
Кирилл искоса посмотрел на меня, будто проверял, действительно ли я больше не буду задавать неудобных вопросов.
– Никаких, – ответил он. – Просто после наступления темноты во двор не выходите и окна не открывайте. Если кто-то стучит – к двери не подходите и вообще не разговаривайте с теми, кто стоит по ту сторону.
Я вдруг поймала себя на том, что глупо улыбаюсь. Все это походило бы на идиотскую шутку, если бы только нам с Юлькой не предстояло ночевать одним в огромном старом доме посреди незнакомого леса. Даже если будем кричать и звать на помощь – никто не услышит. А если и услышит, точно ли поможет? Кто знает, каковы мотивы местных? Может быть, они только и ждали, когда умрет хозяйка усадьбы, чтобы разворовать дом. Мобильный телефон, как я уже успела заметить, сеть почти не ловит, а даже в тех местах, где до нее дотягивается, делает это очень неуверенно.
Очень хотелось попросить Кирилла остаться, но я промолчала. Не буду показывать, что мне страшно. Честно говоря, я и сама не была уверена, что мне страшно настолько, чтобы просить у кого-то защиты. Пока я не понимала, чего именно нам стоит опасаться и стоит ли вообще. Ведь у местных было полгода на то, чтобы разворовать дом, пока он пустовал, неужели же они специально ждали, пока приедут наследники? Глупо. А значит, неправдоподобно.
Глава 3
Моей комнатой мы занялись уже после того, как вернулась Вера. К тому моменту совсем стемнело, и Юльке пришлось покинуть сад. Вера, как и Кирилл, твердо стояла на том, что нам не стоит выходить из дома после заката. Почему это опасно нам и неопасно им, они не пояснили, ловко уходя от ответа. Либо же я слишком устала, чтобы настаивать.
Вера забрала Юльку на кухню, себе в помощницы, а мы с Кириллом поднялись наверх. В целом второй этаж выглядел более нежилым, чем первый, одна только спальня Агаты и казалась обитаемой.
– Почему Агата спала на втором этаже, если все остальное время проводила на первом? – задала я очевидный вопрос, но Кирилл отвечать на него не спешил.
– Там нет подходящей комнаты, – наконец соврал он.
– Ее можно было оборудовать, как Юльке. Это как-то связано с тем, что по ночам в окна кто-то заглядывает?
От меня не укрылось, как дернулся Кирилл, и я поняла, что попала в цель. Неприятное чувство снова вернулось в район солнечного сплетения, но я старательно гнала от себя дурные мысли. Ну что нам может угрожать в запертом доме? А в том, что двери и замки здесь крепкие, я уже успела убедиться.
Комнату Агаты мы почти не тронули. В ней было не так много вещей: кровать, шкаф, стол у окна с большим удобным креслом, а также регулярно проводилась влажная уборка, поэтому она меня вполне устроила. Я только притащила найденное в соседней комнате большое зеркало на подставке, очень уж оно мне понравилось.
Уже выходя из спальни, я обернулась и вдруг покачнулась: пол и потолок словно растворились, перед глазами опустили мутную пелену, через которую я видела эту же комнату, но залитую ярким солнечным светом. У окна стояла высокая молодая женщина в длинном, до самого пола, платье. Она смотрела на улицу, придерживая одной рукой штору.
«Агния» – мелькнуло у меня в голове. Не знаю, откуда я взяла это имя, за всю жизнь у меня не было знакомых с таким именем. Откуда вообще это странное видение?
Я тряхнула головой, возвращаясь в реальность. Это усталость или свежий лесной воздух на меня так действует?
Кирилл ничего не заметил, он уже открыл дверь в комнату рядом со спальней, демонстрируя небольшую ванную. Она, как и спальня Агаты, находилась в жилом состоянии, но очень скоро я убедилась, что пользоваться ею не смогу: из крана текла только тоненькая струйка прохладной воды.
– Насос надо поменять, – буркнул Кирилл.
Импровизированный ужин прошел легко и беззаботно благодаря Юльке. Сестрица весело трещала и смеялась, заставляла краснеть Кирилла и вдоволь наслаждалась этим. Я видела, что парень уже почти влюблен, и, если Юлька продолжит в том же роде, через неделю он станет самым преданным ее поклонником. Вера поглядывала на молодых людей с легкой тревогой, как и должна смотреть мать на молодого сына и нравящуюся ему девушку. Подозревала в столичной штучке акулу и боялась, как бы сердце молодого парнишки не оказалось разбито. Я тоже старалась мыслями отдаться льющейся над столом беседе, чтобы не думать обо всех странностях этого дня.
В закромах Агаты Вышинской было вдоволь консервированных овощей и салатов, немного прошлогодней картошки, в погребе оставались кое-какие запасы мяса, а из деревни Вера принесла свежего хлеба и домашнего молока, так что ужин получился богатым и сытным, в настоящем деревенском стиле. И Вера, и Кирилл обещали наведаться к нам завтра, помочь с обустройством, а если мы пожелаем, то они продолжат работать, как работали у Агаты. И в словах этих я увидела не только желание помочь нам, но и затаенный страх остаться без средств. Мне нужна была их помощь, поэтому я заверила, что буду рада видеть обоих.
Жуковские ушли, когда из-за деревьев показался тонкий серп луны и рассыпались по темному полотну холодные звезды, но перед этим помогли принести из одной комнаты флигеля узкую железную кровать для Юльки, а Вера показала, где найти запасы постельного белья. Оно было старое, когда-то белоснежное, но посеревшее от времени, тем не менее чистое и даже выглаженное. Простыня хрустела под моими пальцами, когда я расстилала ее на матрас, выдавая, что оно еще и накрахмаленное. От постельного остро пахло не химической отдушкой, а каким-то травами, но запах был скорее приятный.
Еще одну ванную комнату мы обнаружили на первом этаже, но душ Юлька принимать не стала. С ним еще предстояло разобраться, а мы пробыли в дороге не так долго, чтобы в нем стояла острая необходимость. Я помогла сестре переодеться в ночную сорочку и уложила в кровать.
– Настоящее приключение, да? – широко улыбнулась Юлька, когда я поправляла ей одеяло. В доме было прохладно, а в нежилой комнате почти холодно, мне не хотелось, чтобы она замерзла. Юлька легко простужалась, а в компетентности местного фельдшера я еще не успела удостовериться.
– И не говори, – ответила я. – Но представь, как здесь будет здорово, если сделать ремонт.
Юлька посмотрела на меня внимательно, словно спрашивая, действительно ли я собираюсь слить все деньги в это богом забытое местечко, о котором мы и сами ничего не знали еще неделю назад. У меня пока не было ответа на этот невысказанный вопрос.
– Открой шторы, – попросила Юлька, когда я уже уходила.
Я на мгновение замешкалась, вспоминая слова Кирилла.
– Может, не будем трогать? – неуверенно предложила я. – Там столько пыли! Снять мы их не смогли, там какая-то хитрая система, Кирилл обещал завтра все сделать, а пока оставили, как есть. Но лучше не трогать лишний раз.
Я говорила и говорила, как всегда много, когда приходилось врать, но не рассказывать же Юльке, что кто-то может заглядывать в окна среди ночи. Будь кровать немного шире, я бы и вовсе осталась ночевать с ней, но вдвоем с Кириллом мы и эту с трудом притащили, с другой просто не справились бы.
– Я бы хотела увидеть рассвет, – просящим тоном сказала Юлька. – Наверняка проснусь рано, ты же знаешь, в новых местах мне не спится.
Это я знала. Юльке редко доводилось ночевать где-то, кроме просторной родительской квартиры и дорогой клиники, где ее периодически лечили, она не имела такого богатого опыта, как я, поэтому всегда спала плохо в незнакомых местах. Немного подумав, я все-таки открыла шторы. Кирилл ведь говорил, что на улицу нельзя выходить от заката до рассвета, значит, после рассвета опасаться нечего. Ночи здесь наверняка такие темные, что Юлька ничего не разглядит с той стороны. А если совсем честно, я не понимала, о какой именно опасности говорил Кирилл. Ведь уже думала о том, что местные при желании разграбили бы дом еще до нашего приезда, о смерти Агаты они узнали намного раньше нас.
Кстати, почему Кирилл назвал Агату Хранительницей? Что именно она тут охраняла? Уж не несметные ли сокровища рода Вышинских? Может быть, бабушка во Франции покажется мне практически бездомной, когда я узнаю, какие богатства хранятся в стенах этого дома.
Развеселившись от таких мыслей, я пожелала Юльке спокойной ночи и вышла в гостиную. Время уже приближалось к полуночи, встали мы довольно рано, но новые впечатления будоражили кровь, гнали ее по венам, сбивали мысли в кучу и будили здоровый интерес. Я решила осмотреться получше, ведь вечером у меня не было такой возможности, мы были слишком заняты приготовлением Юлькиной спальни.
Главный дом оказался большим. По правую сторону от гостиной располагались просторная столовая, кухня, а также несколько кладовых помещений. Очевидно, для продуктов, уборочного инвентаря, прачечной и прочего. В лучшие времена в доме наверняка жила большая семья, постоянно гостили друзья и родственники, для такого количества людей хранилось много продуктов и бытовой химии, чем бы ни пользовались в те времена. Длинный коридор, куда выходили двери всех этих помещений, заканчивался еще одной дверью, теперь накрепко запертой. Я догадалась, что за ней находится правый, бледно-зеленый флигель. Открыть дверь не получилось, поэтому его обследование я оставила на завтра. Да и вовсе ходить в темноте по незнакомым заброшенным помещениям – не лучшая затея. Дом был электрифицирован, в гостиной я оставила гореть несколько бра, но почти не сомневалась в том, что во флигеле света не было. Зачем он там, где им не пользуются?
По левую сторону гостиной располагался кабинет, который теперь занимала Юлька, а также большая ванная комната и библиотека. Первое помещение мы уже бегло осматривали, в нем стояла огромная ванна на изящных ножках, туалетный столик и зеркало. Свет здесь был неярким, и, поймав свое отражение в полутьме, я непроизвольно поежилась. Было в этом что-то мистически пугающее, поэтому я поторопилась выйти в коридор.
Осмотреть библиотеку мне и вовсе не удалось. Похоже, ни Агата, ни ее помощники не заходили сюда много лет, пыли тут было столько, что я начала чихать, едва только переступила порог, а потому решила отложить осмотр на потом. Когда приобрету респиратор, очевидно.
Дверь в голубой флигель в этом коридоре оказалась открыта, ведь именно через нее мы завозили Юльку в дом. Я протянула руку к резной ручке, но остановилась. Мне показалось, что позади скрипнула половица, словно кто-то наступил на нее, но замер, поняв, что я услышала скрип. Стало неуютно и – впервые – по-настоящему страшно. Даже непонятное видение наверху меня так не пугало, ведь то была игра моего воображения, а скрип за спиной принадлежал внешнему миру. Кирилл говорил, что мы остаемся в доме одни. Перед уходом проверил все выходы, стоял на пороге, пока не услышал, как я заперла за ним. Юлька встать не могла. Кто стоит за моей спиной?
Медленно, очень медленно я обернулась. Сзади никого не было. Я шумно выдохнула, ругая себя последними словами. Испугалась, как дурочка! Дом старый, ему, поди, лет двести! Само собой, тут постоянно что-то скрипит. Пора начинать привыкать к этому, если я собираюсь остаться здесь на некоторое время.
Исследовать флигель мне перехотелось. Если уж тут что-то скрипит и пугает, там я вообще в обморок хлопнусь, позор моим сединам. Лучше вернуться в гостиную, я ведь еще не осматривала портреты.
Я повернулась к двери во флигель, чтобы убедиться, что не успела приоткрыть ее, и подпрыгнула от испуга. Дверь не просто была приоткрыта, она была полностью распахнута, обнажая темный коридор за собой. Я даже не услышала, как дверь раскрылась, а ведь точно помню, как сильно она скрипела вечером, когда ее открывал Кирилл! Он еще пробормотал что-то вроде того, что завтра смажет ее, ведь так или иначе нам придется ею пользоваться, на порог Юльке не подняться.
Порывшись в карманах, я выудила мобильный телефон и включила фонарик. На всякий случай щелкнула и выключателем, но свет в коридоре не зажегся: как я и предполагала, во флигелях электричества не было. Аккуратно заглядывая в каждую комнату, я медленно двинулась вперед, начисто забыв о том, что собиралась осмотреть портреты в гостиной.
Комнаты здесь были совсем заброшенными, выглядели гораздо хуже, чем в основном здании, даже угадать их предназначение не представлялось возможным. В них не осталось ни мебели, ни даже обоев на стенах. Очевидно, ими не пользовались уже много-много лет, даже не заходили сюда, не убирались и не проветривали. В каждой стоял спертый запах старины и забвения. Ни жизни, ни воспоминаний.
Я уже собиралась возвращаться, когда за очередной дверью моим глазам внезапно предстала не комната, а лестница вниз. Здесь есть подвал? Вообще, конечно, логично, что есть, в старых замках, к коим я уже почти готова была отнести этот дом, всегда есть подвалы. Не обязательно с мертвецами, но те же продукты хранить где-то надо. В маленькую кладовку возле кухни много не поместится. Наверняка бывшие хозяева увлекались охотой, а вместо холодильников пользовались погребами и подвалами. И потом, надо же где-то прятать сокровища!
Нога уже ступила на первую ступеньку, когда я вслух спросила у себя:
– Ты всерьез собираешься спуститься в подвал незнакомого дома? Именно с этого и начинаются все беды у героинь ужастиков!
Правда, я терпеть не могу ужастики, не верю в призраков и неупокоенных духов, так что едва ли мне там что-то угрожает. Как говорит моя тетя Аня, бояться надо живых, а не мертвых. А если там и были какие-то живые маньяки, то давно умерли. Перехватив телефон покрепче, чтобы нечаянно не оступиться и не выронить его, я уже собралась было спуститься, в последний момент на всякий случай щелкнула выключателем. Щелкнула, ничего не ожидая, но внизу загорелся свет. Тусклый, почти не разгоняющий темноту здесь, наверху, но хорошо освещающий помещение внизу.
Почему в коридоре и комнатах света нет, а в подвале есть?
Только теперь я заметила, что лестницей пользовались. Не много лет назад, а совсем недавно. Стены здесь были темными и обшарпанными, но под ногами не перекатывались клубы пыли, ступеньки казались отполированными сотнями тысяч шагов. Уж не бабка ли Агата постоянно спускалась в подвал? Или Вера? Кирилл?
Любопытство было таким сильным, что я не могла ждать. Оно дышало мне в затылок, подталкивало в спину, и я поддалась ему. Все еще не выключая фонарь в телефоне, медленно спустилась вниз. Едва только моя нога коснулась пола, это случилось снова: мир на мгновение подернулся белесой пеленой, и через нее я увидела собственную руку, украшенную перстнями, которых у меня не было, держащуюся за перила, и услышала голос, который почему-то исходил из моего рта:
– Агния?
Мир снова кувыркнулся, пелена спала. Я опять была собой, стояла у подножия лестницы, а передо мной раскинулся темный подвал с низким потолком. Мрачный и безлюдный.
Снова эта Агния! Кто такая Агния? Откуда это имя у меня в голове?
Захотелось вернуться наверх, выбежать на улицу, вдохнуть свежий воздух, который выгнал бы из моей головы глупые приступы. Но я осталась. На воздух мне все равно нельзя, и я даже не знаю, почему.
Помещение подвала оказалось не таким уж большим. Комната метров тридцать квадратных, с низким потолком, которого я едва не касалась головой, а росту во мне было чуть меньше метра семидесяти. Если сюда постоянно ходил Кирилл, то ему приходилось сильно сутулиться.
Комната не была пустой. Вдоль стен стояли стеллажи, достающие до самого потолка, на полках лежало что-то, завернутое в бумагу, стояли коробки и даже книги. Я осторожно взяла в руки одну. Книга выглядела очень старой, переплетенной в кожу, надеюсь, что какого-то животного, а не человека. Надписи на обложке не было, а листать ее на весу было проблематично: весила она килограмма три, не меньше. Быстро оглядевшись, я увидела посреди комнаты стол, заваленный сухоцветами. Разгребла на нем немного места, положила книгу и осторожно открыла. На титульном листе было написано что-то вроде «Обитатели болот. Составлял Андрей Милевский». Что-то вроде, потому что буквы были латинскими, но совершенно точно не английскими. По крайней мере, я не помню в английском алфавите букв ń или ł, а тут они были. Язык напоминал беларусский или польский, но если деда Кастуся я хорошо понимала, то тут продраться через текст не смогла, знаний не хватило. Я вернулась к стеллажам, рассмотрела другие книги. Все они были такими же старыми, написанные таким же алфавитом. Значит, Агата была весьма образованной дамой. Я так и предполагала, теперь только убедилась. Сюда ходили не Кирилл и не Вера, а Агата. Но что она делала в этой комнате? Чем занималась?
