Наталья Тимошенко
Исчезающие в темноте – 2. Дар
Глава 5
Марк совершенно не помнил, о чем думал, когда заводил роман с женой родного брата. Впрочем, едва ли он вообще думал в тот момент. Ему было девятнадцать, он был молодым талантливым художником, у которого на горизонте маячила первая персональная выставка, которого неизменно хвалили критики, прочили большое будущее в искусстве, чьи картины охотно покупали, и ему казалось, что весь мир лежит у его ног. То, что он имеет право на самую красивую в мире женщину, не вызывало у него сомнений. Даже несмотря на то, что эта женщина замужем.
Точно так же он плохо помнил, о чем думал, когда очнулся в больнице после аварии и узнал, что мир больше не лежит у его ног, поскольку ноги эти переломаны во многих местах, и он едва ли когда-нибудь еще сможет стоять на них. Ему было больно, плохо и не хотелось жить. И тот факт, что лучшая в мире женщина ушла от него, выбрав мужа, в глубине души казался ему хоть и крайне обидным, но вполне закономерным. Кому нужен беспомощный инвалид, который даже в туалет сходить не может без посторонней помощи?
Он не помнил точно, о чем думал, когда все последующие восемь лет методично портил жизнь и этой женщине, и ее мужу, и остальной семье. Когда он, сначала шизофреник, а затем медиум – и еще неизвестно, к кому общество относится лояльнее – в обнимку с бутылкой виски сам оказался у подножия мира. Ему просто хотелось сделать больно всем вокруг, как было ему.
Еще четыре года, когда брат с женой уехали жить в Германию и не приезжали в гости, он вообще о них не думал. В его жизни снова появились любимая женщина, обожаемое искусство, вдохновение, а затем и самая необычная в мире дочь. Какое ему было дело до брата и его жены?
Зато он прекрасно знал, о чем думает сейчас, когда очередная встреча с этой женщиной и ее мужем стоит на повестке дня.
– Зря ты все это затеяла, – проворчал он, когда Рита уже въехала на территорию частного сектора, где жили его родители.
За прошедшую неделю ему так и не удалось придумать причину, по которой он не сможет прийти на ужин в сочельник к родителям. Его семья, свято чтившая свои немецкие корни, конечно же, считала себя католиками. Рождество они всегда праздновали двадцать пятого декабря. Правда, обычно это был просто торжественный ужин накануне, и лишь несколько лет назад, когда появилась причина обмениваться подарками именно на Рождество вместо Нового года, они радостно за нее ухватились. К его огромному сожалению, Франц и Белль тоже согласились приехать. От предстоящей встречи с ними в животе ворочалась огромная мерзкая жаба, начисто портившая все праздничное настроение. Марк даже пожалел, что больше не держит дома виски. С ним пережить этот дурацкий ужин было бы гораздо проще.
– Почему это? – поинтересовалась Рита, преувеличенно внимательно следя за дорогой.
– Потому что из этого ничего не выйдет.
– Так думаешь только ты.
– И скоро вы все убедитесь, что я был прав.
– Какая самоуверенность, – не могла не поддеть она.
Марк не сдержал ухмылку.
– Ты это уже говорила.
– С тех пор ничего не изменилось.
Рита тоже улыбнулась и сбросила скорость до нуля, дожидаясь, когда створки автоматических ворот разъедутся в стороны. В припорошенном снегом дворе было пусто, только сверкала огнями украшенная высокая ель. Его родители всегда украшали две елки: в доме и во дворе. Все окна и первого, и второго этажа особняка из красного кирпича светились огнями. В окне кухни мелькали тени: мать с бабушкой Риты и помощницей по хозяйству Галиной занимались приготовлением ужина с самого утра. Это тоже было традицией: Елизавета Дмитриевна Вебер, никогда не питавшая страсти к домашнему хозяйству и не появлявшаяся на кухне в обычные дни, в приготовлении всех праздничных ужинов всегда принимала активное участие. Марк едва ли мог по достоинству оценить ее кулинарные способности, но Галина, работавшая на их семью уже много лет, утверждала, что из нее получилась бы прекрасная хозяйка. А с тех пор, как Рита вместе со своей бабушкой вошли в их семью, эта троица готовила лучшие ужины в мире.
Рита припарковала машину возле гаража, и Марк понял, что неизбежный момент все же настал. Он сам не знал, почему так нервничает. Ведь встречался же он как-то с братом восемь лет после того, как тот узнал о романе своей жены с ним. Язвил, хамил, но исправно встречался на традиционных пятничных ужинах у родителей, не испытывая особенной неловкости. Что же изменилось теперь?
В глубине души Марк знал ответ на этот вопрос, но озвучивать его сейчас не стал даже самому себе. И без того было тошно.
Заглушив машину и отстегнув ремень безопасности, Рита посмотрела на него, а затем наклонилась и быстро поцеловала в теплую и немного колючую щеку.
– Все будет нормально, – пообещала она.
– Но если что, я предупреждал, – проворчал Марк, не делая попытки выйти из машины.
– Ты уже большой мальчик, Марк. Такие отговорки не прокатят. Так что веди себя хорошо. Это давно надо было сделать.
– Кому надо было? – он искоса посмотрел на нее.
Рита ничуть не смутилась.
– Всем нам. Или ты думаешь, мне приятно, что Ирина до сих пор стоит между нами? – полушутливо усмехнулась Рита, но Марк понимал, что она не шутит.
– Она никогда между нами не стояла, – возразил он.
– Это не так, и мы оба это знаем.
На этот раз он промолчал. Потому что на самом деле знал. В начале их знакомства он был слишком откровенен с ней, и Рита не забыла его красочных рассказов. Похоже, вечер обещает быть долгим.
Он выбрался из машины и первым открыл заднюю дверь, чтобы взять Гретхен. Нога почти не болела, и он чувствовал в себе силы донести ее до дома, не опираясь на трость.
Гретхен, оправдывая свое официальное имя, спала. Уснула практически сразу после того, как они посадили ее в автокресло и выехали из дома. Марк аккуратно отстегнул ремни детского кресла и вытащил ее из машины. Почему-то с ней на руках ему стало спокойнее.
Рита с небольшой тревогой следила за ними, однако не возражала. Марк еще помнил, как она готова была каждый раз подставлять руки, когда он брал Гретхен, словно боялась, что он уронит ее. Он немного раздражался из-за этого, ведь немощными у него были вовсе не руки, однако понимал, что она имеет на это право. Она твердила ему о реабилитации полтора года, но он так и не удосужился заняться ногой. И только это тщательно скрываемое недоверие к нему наконец заставило его пойти в клинику. Он не хотел, чтобы она каждый раз переживала, оставляя Гретхен с ним. Правда, денег на реабилитацию уходило много, а эффекта от нее было мало, и все чаще он думал о том, что она не стоит его усилий.
Рита забрала из машины его трость, пакет с подарками под елку, которые они не успели отвезти к Веберам заранее, щелкнула брелоком, и они втроем отправились к дому. Сколько ночей подряд, когда Рита уже спала, Марк представлял себе эту встречу. Думал, что скажут ему, что скажет он. Вариантов находились тысячи: от громадного скандала с самого порога до дружеских посиделок, словно он не спал когда-то с этой женщиной, словно его брат не был при этом на ней женат. Словно они не растят его сына.
Однако как только Рита открыла дверь, и он вместе с Гретхен шагнул внутрь, все это перестало иметь значение.
Он сразу почувствовал запах: чуть сладковатый, с примесью горечи и чего-то настолько тошнотворного, что желудок мгновенно скрутился в узел. Марк дернулся назад и так крепко прижал к себе Гретхен, что она проснулась. Уже очень давно он не чувствовал подобного запаха.
Двенадцать лет назад, очнувшись в больнице после аварии, он почувствовал его впервые, но тогда не придал значения. Он не мог ходить, не мог сам себя обслуживать, был вынужден во всем зависеть от других, и какой-то там запах его совершенно не волновал. Когда его наконец выписали, исчез и запах. А потом начали приходить они. Призраки. Он видел их, слышал, разговаривал с ними. Вместе с ними иногда приходил и этот запах. Тогда Марк считал это шизофренией после тяжелой черепно-мозговой травмы, лечился прописанными психиатром таблетками и исправно ложился в больницу. Мозг, задавленный лекарствами, переставал правильно осознавать реальность и видеть призраков, но их запах Марк все равно иногда чувствовал. Словно они все время были где-то рядом, просто он их не видел.
Осознав, что это никакая не шизофрения, Марк начал присматриваться, принюхиваться, анализировать и понял две вещи: во-первых, это запах разложения, во-вторых, так пахнут только «свежие» призраки, умершие не дольше сорока дней назад.
Четыре года назад, когда распался магический салон, в котором он работал, когда он перестал зарабатывать на жизнь общением с духами, когда прекратил звать их, они постепенно ушли, забрав с собой и запах. Иногда он видел их в толпе, на улице, в метро, пару раз даже в своей квартире, но они больше так не пахли. Наверное, в последний раз Марк чувствовал этот ни с чем не сравнимый аромат еще до рождения Гретхен, когда однажды пришел в больницу, где работала Рита. Уж там-то от свежих призраков было не спрятаться.
И вот теперь этот запах в доме его родителей.
– Марк, мы уже приехали, обратно не уедем, – раздался совсем рядом с его ухом шепот Риты.
Марк вздрогнул и рассеянно посмотрел на нее, уже успев забыть о том, что она тоже здесь.
– Раздевайся.
Рита затянула его в прихожую и захлопнула дверь. Наверное, поняла его заминку по-своему. Марку всегда нравилось быть особенным, в каком-то роде он даже гордился своим умением общаться с мертвыми, несмотря на то, сколько хлопот ему это принесло, но сейчас впервые позавидовал Рите, которая спокойно разматывала шарф, ощущая только ароматы запеченного мяса, специй и жженых бенгальских огней.
В доме было шумно. Из кухни доносились голоса его матери, Галины и Веры Никифоровны. Из гостиной – смех сестры Ани и голос отца. Наверное, Франц и Белль тоже там. Марк почти как наяву увидел невестку, сидящую на диване из белой кожи с видом скучающей королевы.
Эти мысли заставили его сильнее прижать Гретхен к себе, словно он хотел спрятаться за ней, дожидаясь, пока Рита разденется и сможет забрать у него ребенка. Гретхен немного удивленно посмотрела на него и коснулась теплой ладошкой его лица, как будто чувствовала его напряжение и хотела успокоить.
– А вот и младшенькие пожаловали, – раздался веселый голос матери, как раз появившейся в прихожей. – Я уж думала, он найдет причину не приехать, – подмигнула она Рите.
Та улыбнулась, а Марк постарался скрыть раздраженный вздох.
– Я искал, – честно признался он, отдавая Гретхен бабушке, – но не нашел.
Они втроем рассмеялись, хотя Марк поймал на себе немного тревожный взгляд Риты, как будто она пыталась понять, говорит ли он правду или стоит ждать подвоха. Наверное, она имела на это право, если вспомнить тот единственный ужин вместе со всей его семьей, включая Франца и Белль, на котором она присутствовала. И Марк неожиданно пообещал себе, что в этот раз все будет по-другому, даже если ему придется проглотить язык.
В большой светлой гостиной действительно было многолюдно. Аня привела на рождественский ужин своего парня, с которым жила уже около полугода. Марк почему-то никак не мог запомнить его имя. Там же находился и его отец, в честь семейного праздника сменивший деловой костюм на удобные джинсы и стильный пуловер. Они о чем-то весело болтали с Францем и Белль, которая, конечно же, разрядилась как принцесса на балу, и сразу же замолкли, едва вошли они. Марк видел, как мгновенно напряглись его брат с женой, как испуганно посмотрела на него Аня.
Несколько долгих секунд в гостиной висела напряженная тишина. Марк понимал, что прервать ее следует именно ему, однако никак не мог заставить себя произнести хоть слово. Зря мать забрала у него Гретхен. И даже трость осталась в прихожей, занять руки оказалось совершенно нечем.
– Привет, – наконец произнес он. – Как долетели?
Эти слова разорвали прочные нити тревоги и напряжения, опутавшие всю гостиную невидимой паутиной. Марку даже показалось, что запах разложения чуть притупился.
– Прекрасно.
Франц поднялся с дивана и протянул ему руку для приветствия. Марк слышал, как рядом едва заметно выдохнула Рита. Процедура взаимного приветствия продолжилась, и все снова начали улыбаться. Одна только Белль сделала вид, что не заметила его, хотя с Ритой дежурными поцелуями в щеку они обменялись. Марк был рад и этому. В конце концов, Рита не сделала им ничего плохого. Наверное, она заслужила этот вечер. Правильная добрая Маргарита, у которой всю жизнь была только бабушка и которая мечтала о большой семье. Семье, где все собираются на Рождество, дарят друг другу подарки, шутят, не ругаются и не ненавидят друг друга.
– У нас есть маленькие подарки, – объявила она, вытаскивая два оранжевых шара, которые они привезли из Вены.
Один такой остался у них дома, второй уже красовался на елке в гостиной, хоть и совершенно не сочетался с ее сине-серебристым стилем. Однако у матери имелся один большой пунктик, который раздражал Марка, но так ценился всеми остальными: она всегда давала понять, что ценит подарки. Она надевала подаренные Францем и Белль сережки на каждый семейный праздник, носила отвратительно безвкусную заколку, которую Аня сделала в пятом классе, пока та не сломалась, даже красное вино всегда подавалось в бокалах, которые подарила ей на юбилей Галина. С недавних пор гостиную украшала и картина, написанная Марком. Вот и сейчас оранжевый Ритин шар висел на самом видном и почетном месте елки.
– Какая прелесть, – улыбнулась Аня, принимая из ее рук игрушку и вполне искренне изображая восхищение. Или же она ничего не изображала?
– Мы купили в Вене на ярмарке четыре таких, решили, что подарим каждому по одному, – пояснила Рита.
Она протянула последний шар Белль, и та на мгновение замялась. В это мгновение Марк вдруг решил, что заставит ее взять эту игрушку силой, если потребуется. Как будто услышав его мысли, Белль бросила на него быстрый взгляд, а затем взяла шар.
– Спасибо, – улыбнулась она Рите.
– Вот и прекрасно, – заявила Елизавета Дмитриевна, наблюдавшая за невесткой не менее внимательно, чем младший сын. И Марк мог бы поклясться, что думала она при этом так же, как и он. – Теперь у всей нашей семьи есть маленькая реликвия. А мы, наверное, пойдем познакомимся с нашей двоюродной сестричкой? – она посмотрела на сидящую у нее на руках Гретхен.
Марк уже знал, что у Франца и Белль три года назад родилась еще и дочь. Она была всего на пару месяцев старше Гретхен, и девочки вполне могли подружиться.
– Сабина не говорит по-русски, – тут же заявила Белль, напрягшись, словно Гретхен могла причинить ее дочери вред.
Марк испытал глухое раздражение.
– А Гретхен не говорит вообще, – язвительно заметил он, – так что, думаю, они найдут общий язык.
– Гретхен? – переспросила Белль, и в гостиной отчего-то повисла гробовая тишина.
Марк удивленно приподнял бровь.
– Что тебя удивляет?
– Насколько я помню, ты когда-то клялся, что не назовешь ребенка немецким именем.
– Насколько я помню, ты когда-то клялась…
– Ее зовут София, – поспешно перебила его Рита. – Но Марк упорно зовет ее Гретхен. – Рита посмотрела на него, взглядом обещая ему серьезный разговор, если он не начнет вести себя прилично.
Марк вздохнул и на секунду прикрыл глаза. Ведь он обещал себе. Однако раздражение от присутствия женщины, которая когда-то предала его, и мерзкий запах разложения не позволяли держать себя в руках.
– Потому что Гретхен – это сокращение от Маргариты, – старательно контролируя голос, произнес он. – Напоминаю тем, кто живет в Германии и этого не знает: Маргарет сокращается до Греты, «хен» – уменьшительно-ласкательный суффикс. Мне хотелось, чтобы у меня дома было две Маргариты – большая и маленькая.
– Значит, давать людям клички ты тоже не перестал, – съехидничала Белль.
– Мне кажется, нам пора за стол, – неожиданно вмешалась Аня, хотя раньше, когда все их ужины заканчивались подобными разговорами, она всегда молчала и делала вид, что ее это не касается. – Галина уже, должно быть, все подготовила. Не будем заставлять ее ждать. Да и Веру Никифоровну бросили на кухне.
Все дружно поднялись со своих мест, чтобы перейти в соседнюю комнату. Марк тоже обернулся, собираясь взять Риту за руку, но вдруг замер, почувствовав, как что-то прошелестело рядом, коснувшись его уха, и запах разложения усилился, неожиданно вызвав приступ тошноты. Это было странно, поскольку никогда раньше запах мертвецов так на него не действовал. Возможно, за несколько лет обычной жизни, без призраков, он совсем растерял навык.
Он нервно оглянулся, но так ничего и не увидел. Большая светлая гостиная была пуста и безмолвна, здесь находились только живые. Воздушные шторы на окне не шевелились, огонь в камине трещал спокойно, не дергаясь и не высыпая в воздух лишние искры. Только когда его взгляд скользнул по празднично украшенной елке, сердце сорвалось куда-то в живот и забилось сильнее: оранжевый шар Риты вращался против часовой стрелки, и в нем отражалось чужое лицо.
Сбросив с себя оцепенение, Марк резко шагнул к ели. Франц и Рита, которые еще не успели выйти из гостиной, остановились, удивленно глядя на него. Он наклонился к шару, разглядывая его. Тот вращался довольно быстро, и незнакомое лицо то появлялось, то исчезало, словно не отражалось в нем, а было нарисовано. Марк схватил шар и поднес его к глазам, медленно поворачивая вокруг своей оси, но теперь в нем отражался только он сам.
– Марк! – позвала его Рита. – В чем дело?
Он еще несколько секунд разглядывал свое отражение на оранжевой поверхности, а затем тряхнул головой, выпустил шар из рук и выпрямился.
– Нет… нет, ничего.
Он снова посмотрел на шар, но тот больше не вращался, лишь медленно покачивался из стороны в сторону, и в нем теперь отражалась только гостиная. Марк прошел мимо замерших на пороге жены и брата, хромая так, как не хромал уже очень давно. Нога, потревоженная воспоминаниями о призраках и прошлой жизни, непривычно разболелась. Трость стояла в прихожей, прислоненная к стене. Она удобно легла в руку, и Марк вдруг понял, что уже давно не ощущал с ней такого единства. Раньше он не мог пройти и двух метров без нее, сейчас же частенько забывал где-нибудь в квартире. Она больше не была для него такой острой необходимостью и вот вдруг так правильно и привычно легла в руку, словно только там ей было место.
– Вы ужинать-то идете? – поинтересовался Марк, обернувшись к гостиной.
* * *
Как всегда у Веберов, стол был накрыт по высшему разряду. Нет, здесь не лежала килограммами черная икра (хотя красная, конечно же, была, поскольку Елизавета Дмитриевна считала ее крайне полезной для маленькой бледной Гретхен), не лилось рекой дорогое шампанское. Но Галина, неизменная домработница и искусная повариха, умела готовить вкусно и красиво. Только ей удавалось приготовить ненавистную Соне брокколи так, что девочка съедала все и просила добавки.
Не обладая возможностью говорить, она при этом умудрялась очень понятно показывать, что ей нужно, а иногда просто смотрела на предмет таким внимательным взглядом, каким не каждый биолог-экспериментатор следит за делением клетки, и все понимали, что он ее заинтересовал. Ни отец, ни бабушка, ни прабабушка, ни даже дед не могли ей отказать. Поэтому вся их квартира была завалена игрушками, а Рита периодически лечила ей аллергию.
Блюда на столе были не только вкусные, но и мастерски украшенные на рождественскую тематику. Большие красные салфетки со снеговиками, стаканы со «снежным» напылением, блюда с зимними рисунками – все это было интересно разглядывать даже взрослым, не говоря уже о детях, которые опустошали тарелки на скорость, чтобы быстрее снова добраться до рисунков.
Разговор за столом тек плавно и так дружелюбно, словно все здесь любили друг друга и виделись каждые выходные. В отличие от Марка, родители и сестра, конечно же, продолжали общаться с Францем, некоторые новости доходили и до Риты. Только Ирина – Рита поклялась себе даже в мыслях называть Белль именно так – и Марк участия в разговоре не принимали. Ирина делала вид, что занята исключительно дочерью, хотя по лицу Сабины было заметно, что ей надоело внимание матери и общение с Соней доставляет гораздо большее удовольствие. Как и предсказывал Марк, девочки нашли общий язык. Сабина что-то болтала по-немецки, Соня лишь важно кивала и иногда что-то показывала.
– Положим их вместе спать, – воодушевленно заявила Елизавета Дмитриевна, видя такую внезапную дружбу двух внучек. – У нашей Гретхен есть отдельная комната, и кровать там достаточно широка для двоих.
Ирина если и была недовольна таким решением, то промолчала.
Марк же мыслями был вообще не здесь. Рита несколько раз бросала на него настороженные взгляды, однако ничего не спрашивала. Возможно, его молчание – лучшее, что он мог предложить для сегодняшнего вечера. Она была рада и ему. После сцены в гостиной Рита подумала, что, возможно, на самом деле зря все это затеяла.
И все же ужин проходил в теплой дружеской атмосфере, именно такой, о которой она мечтала, только задумывая его. Ей всегда хотелось большую семью. Шумную, дружную. Которая собиралась бы по выходным и праздникам, обсуждала последние новости, делилась событиями из жизни, иногда о чем-то спорила, быстро мирилась, вместе радовалась достижениям друг друга и поддерживала каждого в случае необходимости. С семи лет она росла с одной только бабушкой и часто думала, что, если бы родители были живы, у нее наверняка родился бы брат или сестра. Она почти не ездила к родителям мамы, те жили далеко и с каждым годом становились ей все более чужими. С ними она не чувствовала родства.
Такая семья появилась у нее, когда они поженились с Марком. К ее удивлению, ее хорошо приняли, хотя она категорически не вписывалась в нее по социальному статусу. Отец Марка был уважаемым адвокатом, мать – известным искусствоведом, сестра – балериной. Они жили в большом доме, держали домработницу и гордились своим происхождением от какой-то там фрейлины императрицы. Однако даже бабушка быстро подружилась с матерью Марка. Вера Никифоровна, большая поклонница искусства, легко находила общие темы с Елизаветой Дмитриевной, вместе они посещали выставки и концерты. Их разговоров иногда не понимал даже Марк, что уж говорить о Рите.
Соня стала любимой внучкой, потому что Анна, всю жизнь изводившая себя диетами и голодовками, то ли не могла, то ли не хотела заводить детей, чтобы не испортить фигуру. Дети Франца и Ирины росли в другой стране и никогда не приезжали. Наверное, они были для Веберов такими же внуками, как она для родителей своей мамы. Родными, но абсолютно далекими. За них не волновались, когда у них что-то случалось, не носили на руках ночь напролет, когда они болели, не радовались, когда получали хорошие оценки. Глядя на то, как Елизавета Дмитриевна и Гедеон Александрович воркуют с маленькой Гретхен, Рита часто вспоминала выражение «не плюй в колодец». Интересно, если бы они знали, что именно Марк – гадкий утенок, бунтарь, не желающий подчиняться семейным традициям, рьяно отстаивающий свои права на искусство в семье, где мужчины должны делать карьеру в юриспруденции, поменявший фамилию в восемнадцать лет из чистого упрямства – даст им то, чего они хотят, изменили бы они что-то в своем отношении к нему раньше?
И все же теперь у нее была большая семья, о которой она мечтала, любимый муж и ребенок. Не хватало только маленькой детальки, чтобы счастье стало полным. Поэтому она и задумала этот ужин.
Сначала обсуждение крутилось исключительно вокруг неожиданно завязавшейся дружбы Сони и Сабины, а затем плавно перешло на старшего сына Франца и Ирины – Алекса. О его успехах в школе, увлечениях, друзьях. Алекс смущался, отвечал что-то невнятное. Когда они уехали, ему было всего семь, и за четыре года он успел отвыкнуть от внимания большой семьи. И хоть старшие Веберы периодически ездили к ним в Германию, ни Анну с ее парнем, ни Марка с Ритой он не знал или почти не помнил.
Рита старалась часто не смотреть в его сторону, но взгляд сам искал в нем схожесть с отцом. Франц и Марк были очень похожи: оба высокие, светловолосые, с похожими чертами лица. Отличались лишь цветом глаз: у Марка были карие, материнские, у Франца – отцовские голубые. И Алекс тоже пошел в деда. Поэтому любой человек со стороны сказал бы, что Алекс похож на Франца, но Рите казалось, что она прекрасно видит в нем черты Марка. Только сейчас она поняла слова, которые когда-то давно сказал ей Марк: никто из них не хочет, чтобы отцом Алекса был он. И только сейчас поняла причину.
Рита тряхнула головой, прогоняя из нее посторонние мысли, и попыталась включиться в разговор за столом.
– …А завтра с утра все будем разворачивать подарки, – как раз объявила Елизавета Дмитриевна девочкам.
– Кстати, я что-то не припомню у нас традиции дарить подарки на Рождество, – заметил Франц, и по его улыбке Рита поняла, что до этого они обсуждали что-то веселое.
– Так ведь наша Гретхен родилась первого января, – Елизавета Дмитриевна с любовью посмотрела на младшую внучку. – Вот мы и решили, что этот день должен быть ее днем рождения – и только. Раз уж мы все равно празднуем Рождество, будем и новогодние подарки дарить на него.
– У Марка все не как у людей, – хмыкнула Ирина, заставив всех посмотреть на нее, но Елизавета Дмитриевна тут же продолжила что-то рассказывать, переключив внимание на себя.
Только Рита продолжала сверлить взглядом Ирину. Она думала, что основная проблема придет со стороны Марка. Оказалось, ошибалась.
Однако никто, кроме нее, не придавал этому такое значение. Веселый разговор за столом продолжался. Маленькая Гретхен действительно родилась первого января. Более того, в самую новогоднюю ночь, через пять минут после полуночи. Всему медицинскому персоналу пришлось встретить бой курантов за работой, и все время пребывания Риты в роддоме они шутили, что только коллега может так испортить Новый год всей дежурной бригаде.
Рита перевела взгляд на дочь, чтобы в очередной взгляд полюбоваться пшеничными кудряшками, схваченными по случаю праздника большой серебристой заколкой в цвет пышного платья принцессы, и нахмурилась. Сабина все еще что-то рассказывала, но Соня больше не слушала ее. Она замерла с вилкой, не донесенной до рта, и заинтересованно смотрела в совершенно пустой проход из столовой на кухню. Даже Галина уже закончила хлопотать вокруг стола и присела за его краешек, поэтому на кухне никого не могло быть.
Рита повернулась к Марку, чтобы обратить на это его внимание, но он смотрел в тот же пустой проем.
– Марк? – тихо позвала Рита. Он не отозвался. Она протянула к нему руку и легонько сжала ладонь. – Марк? Что происходит?
Он зачем-то кивнул, выдавая, что не услышал ее вопрос, просто среагировал на имя, но голову к ней не повернул, прислушиваясь к чему-то на кухне, и только крепко сжал ее ладонь.
– Все нормально, – невпопад ответил он. – Нога немного болит.
Рита хотела спросить, что такого он видит, но он вдруг выпустил ее ладонь и вскочил с места так резко, что опрокинул стул, на котором сидел. Испугавшись грохота, Сабина заплакала, и Ирина, мгновенно потеряв интерес к происходящему, принялась ее успокаивать. Марк же сделал несколько шагов назад, упершись спиной в стену и все еще глядя в сторону кухни. Рита перевела взгляд на дочь, теперь отчетливо понимая, что смотрят они на одно и то же.
– Что вы видите? – испуганно спросила она, но вместо ответа Марк вдруг сорвался с места и, чуть прихрамывая, бросился к выходу.
Соня лишь проводила его удивленным взглядом и снова повернулась к Сабине, тронув ту за руку и предлагая продолжить прерванный разговор. Рита, извинившись, поднялась из-за стола и последовала за Марком. Его отец пошел за ней.
Марк стоял на крыльце, облокотившись о перила и низко склонив голову над руками, и тяжело дышал.
– Марк, что случилось? – испуганно спросила Рита, положив ладонь ему на плечо, но он лишь помотал головой, не желая отвечать.
– Нужна помощь? Может быть, принести куртку? – более обстоятельно поинтересовался его отец, хотя и в его голосе слышалась неподдельная тревога.
– Лучше стакан виски, – хмыкнул Марк.
– Пожалуйста, Гедеон Александрович, оставьте нас на минуту, – попросила Рита, – мы скоро вернемся.
Тот лишь коротко кивнул и скрылся за дверью, а Рита наклонилась ниже, пытаясь заглянуть Марку в лицо. Он стоял в одной лишь рубашке и джинсах, но, казалось, не чувствовал холода. Даже волосы на затылке были чуть влажными. Рита в легком вечернем платье с открытыми плечами и тонких матерчатых туфельках, в отличие от него, уже мелко тряслась от холода, кожа на руках покрылась мурашками, но уходить, не выяснив, что случилось, не собиралась.
– Марк, да скажи же наконец, в чем дело, – попросила она.
Он повернул голову в ее сторону, посмотрел на посиневшие губы.
– Иди в дом, Рита, – велел он, но она упрямо замотала головой.
– Ты что-то увидел, да?
Он кивнул.
– Всего лишь призрак, ничего такого.
– Ничего такого? – Рита обхватила себя руками за плечи, пытаясь унять дрожь, но ледяные ладони лишь усиливали ее. – Ты сам был похож на призрак.
– Просто давно не видел, – он попытался улыбнуться. – Испугался как девчонка, только никому не говори.
Рита не ответила на улыбку, глядя на него исключительно серьезно. Марк вздохнул и выпрямился, обняв ее за плечи, чтобы немного согреть.
– Он был свежим, поэтому отвратительно вонял, – признался он.
– Кажется, Соня тоже его видела.
– Что? – он даже чуть отстранил ее от себя, чтобы лучше видеть лицо.
– Соня тоже его видела, – повторила Рита. – Вы смотрели в одну точку, только она, кажется, совсем не испугалась.
Марк отрицательно покачал головой.
– Соня не могла его видеть. Она не видит призраков.
– Может быть, мы ошибались, так думая? И она тоже медиум?
– Нет, – Марк снова упрямо качнул головой. – У нее наверняка есть твой дар, потому что вы передаете его всем в семье, но я свой получил не при рождении, а после клинической смерти. Я не могу его передать по наследству.
– С чего ты это взял?
– Ксения говорила.
– Ксения могла ошибаться.
Марк замолчал, снова прижав ее к себе и о чем-то думая.
– Пойдем в дом, – через несколько секунд сказал он. – Ты совсем замерзла.
