Наташа Эвс
Внук ведьмы
– И сейчас верят, – подтвердил наш художник, продолжая работать. – Знаю семьи, где до сих пор чашку молока вечером на столе оставляют. Для него. Угощения разные и всякие вкусности.
Витька обернулся на Потапова и оглядел с ног до головы:
– Да ты не так уж и пропащ, как я погляжу. Подкидываешь информацию понемногу.
В ответ Кир поднял глаза и с вызовом дернул головой, перестав рисовать.
– Работай-работай, – успокаивающе протянул мой друг. – Тебе нельзя отвлекаться, а то нарисуешь мне второй нос, а это, знаешь ли, некрасиво.
– Тебе второй мозг надо нарисовать, – огрызнулся тот. – Слишком умный.
Виктор усмехнулся:
– Ну, окей, тогда с тебя страшилка, многопрофильный чел.
Потапов снова поднял глаза и, одарив оппонента многозначительным взглядом, спокойно начал:
– Слышал такую историю. В соседнем селе «Нижний Лог» есть странное озеро, вода в нем меняет цвет и поет. В одну июльскую ночь на Ивана Купалу местная молодежь выбирала суженых. Девушки, как обычно, плели венки и опускали их в реку, так же молодые искали цветок папоротника, зажигали костры и прыгали через них парами. Но главное, нужно было искупаться до захода солнца. Так парень по имени Степан, красавец и удалой молодец, которого считали завидным женихом, отправился на то самое сельское озеро. В это время озерная вода стала молочной, по верху стелился белый туман, и слышалось пение. Степана отговаривали идти, пугали тем, что озеро многих забирает, но первого парня на деревне это не остановило. Он смело разделся и вошел в белую поющую воду, это видела Глаша, девушка, мечтавшая заполучить местного мачо. Она притаилась на берегу в надежде на эту волшебную ночь. В озере Степан вел себя странно, Глаша даже подумала, что ему стало плохо, но потом на поверхности вдруг показался огромный рыбий хвост, и парень с головой ушел под воду. Когда же Степан вышел на берег, он выглядел растерянным, все оглядывался на водную гладь и словно не знал, что делать дальше. Глаша забрала бедолагу и увела к костру, где они прыгнули через огонь и объединились в пару.
– А дальше все жили долго и счастливо, – с усмешкой констатировал Витька.
Кир бросил на него укоризненный взгляд и продолжил:
– Но волшебство ночи Ивана Купалы не принесло ожидаемого результата для девушки. Степана тянуло к озеру, он слышал шепот, пение, зов, все рвался к воде, говорил, что встретил там свою любовь и без нее не представляет жизни. Парень перестал есть, похудел и изменился, только твердил, что ему нужна она, а он ей. Начал пропадать на озере днем и ночью, часами смотрел на воду, разговаривал сам с собой.
– Вот к чему приводит встреча любви, – снова вклинился мой друг, театрально качая головой. – Есть о чем задуматься, а, Потап?
– Да замолчи ты! – возмутилась на него Анна. – Лёнь, подействуй на Симонова.
Я вздрогнул от обращения ко мне, но Виктор засмеялся и поднял руки в знак того, что будет молчать, после чего Кирилл продолжил:
– Ни Глаша, ни родственники, ни друзья не могли привести в чувства Степана. Он стал уходить на озеро для свидания со своей любовью. Каждую ночь входил в воду и пропадал из виду на какое-то время, после появлялся счастливым, но совершенно отрешенным. И однажды парень решил соединиться с той, что завладела его сердцем. Шепча какие-то слова любви, он утопился в поющем озере. Глаша рассказала, что часто следила за Степаном и видела страшное костлявое существо, выходившее на берег. Это существо походило на девушку, с длинными вьющимися волосами до земли, его руки были очень длинными и худыми с белыми ногтями, еще запомнились бесцветные застывшие глаза и фарфоровая кожа. Существо что-то шептало Степану на ухо, указывая на озеро, а потом раздавалось пение. Это пела возлюбленная, та, что манила Степана, та, что выходила к нему на берег каждую ночь, это странное существо с длинными волосами и застывшим взглядом. Так и пропал парень. Местные сказали потом, что это была русалка, коих много в том озере. Их голос кажется чарующим, а вид прекрасным, но только для тех, кто окунется в озере в ночь полнолуния. Степан вошел в воду именно в такую ночь. Эти существа поют, чтобы завлечь человека, и когда тот попадает на крючок, опутывают своими чарами.
– Поэтому озеро называли поющим? – поинтересовалась Анна.
Кирилл кивнул:
– Да, и для русалки важно, чтобы человек утопился по своей воле. Говорят, водяные существа это девушки-утопленницы, покончившие с жизнью из-за несчастной любви, и поэтому мстят каждому представителю мужского пола.
– Не хотел бы я влюбиться в такое существо, – брезгливо вздрогнул Виктор. – Ну, Потап! Ну, молодец! Можешь же, когда хочешь. И мускулы отрастил, и рисовать умеешь, и напугать мастак.
Тем временем наш костер почти прогорел, комары и мошки начали атаковать все чаще, и, убедившись, что наши портреты готовы, мы начали собираться домой. Байки у костра были закончены.
Глава 3. Тайное происшествие
Мне не давало покоя увиденное у дома Агафьи тем поздним вечером. Что за вещи там творятся? Ведь я своими глазами видел странные тени, яркое свечение и слышал злобное рычание. Кто на самом деле эта старушка? Чем занимается? Неужели, правда, ведьма? Жители в поселке уверены в этом. И почему-то тянет возвратиться к ней.
Мне казалось, что Агафья Подгорная живет в своем доме на окраине – вечно. Словно до моего рождения она уже века провела в своей избушке, которую так и тянуло назвать «на курьих ножках».
Однажды ноги снова понесли меня к дому местной ведьмы. Зачем? Для чего? Ответа не было. Обычным летним вечером, когда ночная прохлада опускается на землю, я шел по улице, низко опустив голову в капюшоне, потому что не хотел быть замеченным соседями или друзьями. Спрашивал себя: что мне нужно в том странном месте – и не находил ответа, но не мог остановиться и будто сомнамбула продолжал двигаться дальше.
Поздний вечер. Жители поселка уже удобно укладываются спать, скотина накормлена, пастухи отдыхают, ставни прикрыты. Теплый желтый свет из окон все чаще гаснет, убаюкивая даже ночных птиц. И только я, как неупокоенный дух, бреду по темной длинной улице, как вор пробираюсь сквозь жесткие ветки кустарника, желая как можно ближе подобраться к заветному дому, к маленьким полукруглым окнам с теплым желтым светом и непременно узнать истину. Да, мне нужна истина.
Что-то хрустнуло неподалеку, заставив меня очнуться. Я у дома Агафьи, снова держусь за старый деревянный штакетник, тот самый, занозы от которого еще долго нарывали в моих пальцах в прошлый раз. Уже точно за полночь. Фонари в нашем поселке давно не работают, так что ночное освещение единственной главной улицы осуществлялось редкими горящими окнами. Жилище Подгорных находилось на окраине села, на приличном расстоянии от основного поселения, поэтому света там не было вовсе.
Всматриваясь в полуприкрытые занавесками окна, я всем существом тянулся по ту сторону, мечтая оказаться там и все понять. Но в то же время было не по себе, вдруг меня заметит Ефим, как тогда оправдываться? Ведь старая женщина это не одно и то же что мой сверстник.
Пока я так размышлял, почувствовал что-то давящее, будто взгляд со спины, и стало жутко. Обернуться было страшно. В этой стороне поселка больше никого не встретишь, кроме Агафьи, но хозяйка дома внутри него, а не снаружи. Я тяжело сглотнул, почувствовав ползущий по спине холод, и начал медленно оборачиваться, но вдруг мое тело перестало слушаться, и я замер. Про такое говорят: как парализованный. Тем временем страх рос и опутывал мое сознание все больше, позволяя, тем не менее, проклянуть и этот вечер, и решение прийти сюда, и странное безвольное состояние. Онемение всего тела напугало меня, хотелось вырваться и бежать подальше что есть силы, но мои попытки были схожи с мухой, попавшей на липкую ленту, тщетно пытающейся спастись.
Что я делаю? Что делаю здесь? В такое время мог бы удобно устроиться в кровати своей уютной спальни, подбирая под пятки край махрового одеяла, и мечтать о времени после школы. А может быть, даже спать и видеть сон о моей счастливой взрослой жизни. Но я торчу здесь, у забора дома местной ведьмы, и хочу узнать что-то большее. На что я надеюсь? Мое тело уже не слушается, а что ей стоит сделать из меня основу для пугала, посадить на кол и воткнуть посреди огорода. Может, повезет, и я умру быстро?
В этот момент к моей голове кто-то прикоснулся, и это весьма напрягло меня, потому что обернуться я не мог. После со стороны спины послышалось рычание, звук приближался и даже как-то сгущался, а потом я увидел темные тени, они плыли к дому, рыча и окружая меня с обеих сторон, как бы обтекая, после чего входили в окна и крышу. При этом я не мог шевельнуться и стоял, крепко вцепившись в деревянные рейки, замирая от леденящего ужаса. В доме вдруг послышались голоса и даже выкрики, замигал свет, и кто-то выглянул в окно. Какой позор… Сейчас Ефим увидит меня в таком жалком положении, и мне придется объясняться.
Внезапно из окна напротив вылетела тень и бросилась в мою сторону, неся перед собой голову Агафьи. Лицо старухи оскалилось прямо передо мной, собирая дряблую кожу в складки, и вдруг ушло вверх и скрылось в темноте. От неожиданности я вскрикнул и как ошпаренный отскочил от забора, помчавшись в противоположную сторону, куда-то через бревна и груду сухих веток. Но через мгновение понял, что не могу бежать, потому что не чувствую ног. Тяжело завалившись за пригорок, поросший густой травой, я продолжал ползти, оглядываясь на зловещий дом, пока силы не оставили меня.
Перебирая пальцами поросль холодной травы, добрался до какой-то стены и посветил фонариком. Стеной оказался колодец, тот самый, в который Аня уронила браслет. Раньше об этом колодце ходили мистические слухи, но сейчас меня это не волновало, внимание было приковано к жилищу напротив. А там снова появился яркий свет над крышей, послышался вой и скрежет. Темные фигуры влетали и вылетали сквозь стены без труда, кружась над крышей и злобно рыча. Помимо ночной прохлады меня накрыло особым холодом, от которого стало трясти все тело.
Вдруг одна из фигур отделилась от общей массы и двинулась в мою сторону, неожиданно быстро появившись передо мной. Я мог поклясться, что увидел нечто страшное, после чего наступила полная темнота.
«Леонид… Лёня…» – слышалось над моей головой. Вот лицо Ефима, он что-то спрашивает, склоняется. Я как в бреду, ничего не слышу и мало что понимаю. Хочу сосредоточиться и объясниться, но у меня не получается. Затем снова темнота.
Открыв глаза, я увидел звездное небо и не сразу сообразил, что со мной. Оглядевшись, понял, что лежу у старого колодца, когда-то названого «черным», и вспомнил, что пришел к Агафье. У ее дома все было спокойно, никаких звуков и сияний, никаких движений. Ночь, уже слышен сверчок, и только я нахожусь на краю села, где обнимаю стену колодца в страхе. Но повода для страха уже нет, нужно заставить себя подняться и уйти.
Из-за сильной боли в ногах пришлось использовать кривую корягу для опоры, чтобы двигаться. Что со мной случилось, понятия не имел, но имел большое желание вернуться домой.
Торопливо ковыляя по дороге, я оглядывался назад, боясь быть замеченным Агафьей или ее внуком. Но Ефим видел меня у колодца, и это повисло грузом стыда в сердце. Только почему он меня оставил? А может быть, это привиделось? Как все странно. Будто сон, в который я вхожу по своему желанию уже не первый раз, а после страдаю от этого.
Ночная прохлада зябко окутала меня с головы до ног. Дорога домой казалась бесконечной. Высокие серебристые тополя шумели листвой на самых макушках, соседские собаки притихли, а в воздухе уже пахло росой.
Что со мной происходит? Что заставляет торчать у дома Подгорных ночами? Какую истину мне хочется узнать? И почему вдруг все это стало посещать мою голову?
Ефим видел меня. Как теперь оправдываться? Какую небылицу сочинить? Я разбит. Мои ноги страшно болят, а в теле гигантская усталость. Но меня ведь никто не гнал в это странное место.
Сам виноват.
Добравшись наконец до своего дома, я тихо пробрался в спальню и совершенно без сил упал на кровать.
Мне снился сон о детстве. Вот я маленький разворачиваю шоколадную конфету и радуюсь, рядом кто-то стоит, это женщина, потому что запомнилась темная длинная юбка в мелкий цветочек. А я настолько мал, что для того, чтобы посмотреть на взрослого, мне нужно высоко поднять голову. Женщина снова дает конфету, гладит по волосам и уходит за деревянную калитку, и я наконец поднимаю голову и смотрю ей вслед. Это дом Агафьи Подгорной.
– Эй, братан, хорош лежбище устраивать, – послышался голос моего друга.
Я вздрогнул и открыл глаза. Моя спальня, напротив стоит Витька и, качая головой, улыбается.
– Который час? – пришлось отозваться мне и приподняться, хотя ощущения были такими, будто мне сломали все кости.
– Время хватит спать, – с усмешкой бросил мой друг. – Что с тобой вообще? Весь в царапинах, спишь до обеда. Мы же хотели на озеро.
Все, что я смог сделать, это подняться и сесть на кровати, после чего понял: никуда не пойду.
– Слушай, Вить, давайте сегодня без меня…
– Чего?
– Понимаешь, мне еще вчера нездоровилось, – соврал я. – Надо отлежаться.
– Хрыч старый, – хохотнул Витька. – Ладно, потоми свои косточки на печке, а молодежь пошла купаться, день-то какой хороший.
День может быть и хороший, подумал я, когда остался один, да вот ночь у меня была кошмарная: сморщенное лицо Агафьи, рычащие тени, свечение и страх. Такого ужаса я не испытывал в своей жизни. В прошлый раз было то же ощущение, и все же меня потянуло туда снова. Не исключено, что я отправлюсь к этому дому опять. Такое решение будто извне меня, и ручаться за что-то уже не приходится.
На следующий день Витька снова пришел ко мне, но желания куда-то идти у меня не было никакого.
– Мы ведь с тобой как муж с женой, столько лет вместе, – в своей манере произнес мой закадычный друг. – И я нуждаюсь в тебе каждый день. А ты меня кидаешь.
Но все слова были впустую. Я не мог поддержать друзей физически, потому что боль в теле еще не прошла, и морально не мог, потому что не имел желания. В итоге, провалялся в кровати три дня. Мама предлагала поехать к врачу в областной центр, или хотя бы вызвать местного фельдшера, но я уверил ее, что мне уже намного лучше.
Как оказалось, мое тело исцарапано, а местами расплылись синяки, что от мамы я, конечно же, скрыл. Было больно, но молодой организм взял свое, и после третьего дня мне удалось выйти из дома. Делиться ночным происшествием с кем-либо совсем не хотелось, и я решил действовать по ситуации.
Ребята встретились мне на спортивной площадке, которую соорудили из подручных средств местные бодибилдеры. Витька с Кириллом играли в настольный теннис, а Ефим и Анна сидели неподалеку и о чем-то разговаривали, на что Кир реагировал нерадостно.
Увидев Фиму, мне захотелось провалиться на месте, но ноги сами подвели к парочке.
– Привет, – через силу улыбнулся я, ожидая от внука Подгорной разоблачения. – Как вы тут без меня?
– А как ты там без нас? – тяжело дыша и помахивая ракеткой, отозвался приближающийся к нам Витька. – Признайся, без нас ведь плохо?
– Конечно, плохо, – кивнула Анна, ответив за меня. – Правда, Лёнь?
Улучив момент, Потап подсел к своей пассии и стал понуро смотреть на ракетку.
– Плохо, – шутливо согласился я, украдкой поглядывая на Ефима.
– Плохо, но твое сердце было с нами! – театрально произнес мой друг.
– Как тебя угораздило так оцарапаться? – удивилась Аня, разглядывая меня, отчего я сконфузился, но быстро нашелся:
– Да курица в ежевике застряла. А потом, не знаю… Что-то съел не то… Поэтому выпал из жизни.
Так мне удалось выйти из позорной ситуации. Еще немного поболтав ни о чем, Виктор, Анна и Кирилл пошли играть в «четыре руки» с соседской девушкой, а мы с Ефимом остались на трибуне.
Какое-то время между нами царило молчание, после чего Фима как бы невзначай оглядел меня и продолжил наблюдать за игрой.
– Как ты себя чувствуешь? – вдруг спросил он.
Вопрос словно зажал меня в тиски, не позволяя среагировать.
– Уже лучше, – тихо ответил я.
– Это хорошо. Береги себя.
Последняя фраза напрягла, но мне не хотелось выдавать своего волнения, пришлось молча кивнуть, продолжая смотреть на игру ребят.
Некая недосказанность с Ефимом повисла на моей шее тяжелым камнем. Не раз я порывался поговорить с ним о том случае, но все время отказывался от этой затеи. Мы продолжали жить, как прежде: купаться, бродить по лесу, кататься на великах. Но в нашей компании рос еще один напряженный момент: Аня все чаще подсаживалась к Ефиму, все больше общалась с ним, уделяя свое внимание приезжему темноволосому красавцу с задумчивым взглядом. Кирилл выглядел подавленным, и мы опасались, что вскоре назреет скандальная ситуация.
Договорившись однажды печь картошку, мы отправились за село, обошли озеро с другой стороны и расположились на берегу метрах в ста от водоема.
Вечерний воздух был особенно свежим, дымок от тлеющих углей уютно щекотал ноздри, и уже слышалось редкое пение сверчков. Мой закадычный друг, закинув ногу на ногу, деловито перебирал струны гитары и тихо напевал песню, Потап следил за готовностью картошки, спрятанной в горячей золе, а я контролировал горение углей. Анна сидела рядом с Фимой и что-то ему рассказывала, и это, мог поклясться, не нравилось Кириллу.
Сколько помню, Кир всегда торчал возле нашей красивой русоволосой Анюты. И в последнее время она как бы принимала его ухаживания. Не отвергала общества, счастливо улыбалась букетам цветов и вообще, рядом с Потапом как-то расцветала. А теперь все изменилось, взгляд Ани все чаще был направлен на чужого приезжего парня, а Кириллу доставались редкие фразы.
Долгое время после того как Александра Мазурина увезли из дома в наручниках, Аня ходила заплаканная. Она замкнулась, не общалась с нами, подолгу смотрела в одну точку. И только Кирилл Потапов бродил рядом с ней, словно тень. Тоже молча и незаметно. И хотя он был еще ребенком, переживал как взрослый. Так продолжалось долгое время, наши попытки разговорить подружку почти никогда не увенчивались успехом, но Кир продолжал быть рядом с Аней, и позже она мне призналась, что его присутствие очень помогло. Ведь в поселке хоть открыто не обвиняли Александра, но шептались и изредка показывали пальцем. От этого матери Анюты было еще хуже, в их дом часто прибегал фельдшер, помогал предупредить сердечный приступ, и маленькая Аня была напугана вдвойне. Семья Мазуриных чувствовала себя прокаженными, а Кирилл, несмотря на ситуацию, оставался рядом, что разрывало ощущение отверженности.
– Чем займемся, состоятельные кроты? – начал мой друг фразой из известного мультфильма «Дюймовочка». – Поедим картоху! Потап, насыпай.
Кир разложил черные обугленные клубни на импровизированном столе в виде старого деревянного ящика и отряхнул ладони со словами:
– Осторожно, горячая. Кому надо, соль в коробке от спичек.
Витька оглядел трапезу, отставляя гитару в сторону и качая головой:
– Ну, Потап, ну, Сорока, мастера, не иначе! Дамы и кавалеры, к столу!
Аня потерла ладони, выбирая взглядом клубень.
– Анют, давай, почищу тебе, вдруг обожжешься, – предложил Кирилл.
– Не надо, спасибо, – улыбнулась наша дама. – Самой интереснее.
– Это же самый кайф! – вскинул руки Витька. – А ты ей этот кайф хочешь сломать.
Конечно, очищать печеный картофель от обугленной кожуры, слегка обжигая пальцы, было здорово. И прав был мой друг: это самое интересное в процессе. Запах костра, угля и горячей разломленной картофелины при вечерней прохладе были незабываемы.
– А помнишь, как мы с тобой познакомились? – вдруг спросил меня Витя, попеременно перекидывая с руки на руку дымящуюся половину картошки. – Помнишь, как я тебя сделал на заплыве в озере? А?
Мне вспомнился тот летний день, когда еще совсем пацанами мы группами болтались у озера, и как-то вышел спор, кто вперед доплывет до ивовой коряги в воде. Так вышло, что в школе, где мы учились, был бассейн на две дорожки. Это большая редкость для сельских школ, но нам повезло. Учитель плавания попался отличный, и с первого класса на уроках физкультуры школьники получали знания по технике плавания.
В тот день мы с Витькой встали в пару и по свисту соседского пацана бросились к той самой коряге. Сначала я плыл первым, потому что был на год старше и крупнее, а после мои ноги скрутила судорога, но все старания расслабить икры не принесли результат. Витька же, увидев мое замешательство, вчистил к коряге, как турбо ускоритель. И несмотря на то, что он был ростом совсем мал и размах рук имел мелкий, доплыл до пункта назначения, сильно обогнав меня. После этого на берегу мы немного подрались за справедливость первенства, а затем познакомились и подружились. С тех пор и дружим, вроде бы недолго, а кажется, всю жизнь.
– Конечно, помню, – заулыбался я. – Но если бы не судорога…
– Мне было около восьми! – шутливо возмутился мой друг. – А ты почти девятилетний лоб в два раза больше меня – проиграл. Правда, мы еще начистили друг другу физиономии, когда вышли из воды, – добавил Виктор, обращаясь к Ефиму. – Но это еще более скрепило нашу дружбу.
Фима понимающе улыбнулся, глядя на тлеющие угли, и ничего не сказал. Что кроется в его голове? Этот парень отличался от всех нас, казалось, что он какой-то далекий, недосягаемый, хоть и находился рядом с нами почти каждый день. Как бы мне хотелось залезть ему в голову и узнать секреты его бабки, понять, видел ли он меня в ту ночь, потому что чем больше я узнавал Ефима, тем больше чувствовал: он прячет какую-то тайну.
– Конечно, так и скрепляют свою дружбу, – усмехнулась Аня, макая кусок картофелины в коробок с солью. – Как же без мордобоя? Это уже не дружба.
– Много ты понимаешь в мужских отношениях, – отмахнулся Витька. – Это нормально.
– А у тебя есть друзья? – вдруг спросил я Ефима.
– Есть, – спокойно ответил тот, подняв на меня большие глаза, словно два бездонных озера. – Много друзей, они очень хорошие.
– Хороших друзей много не бывает, – скептически заметил Витька. – Хорошие друзья на вес золота, я о тех, с которыми в разведку, ну, ты понимаешь.
– Бывает, – задумчиво улыбнулся Ефим. – И это бесценно.
Тут мне вспомнилось, как в нашей компании появился Кирилл. Пришел-то он не к нам, а за Аней, и на бесконечное изгнание Виктором не отвечал никак. Так продолжалось достаточно долго. Но однажды на очередную браваду неприятия от моего друга, Кир крепко стукнул его в лоб. Витька упал и завалился за куст, после чего в нашей компании воцарился мир.
На самом деле, нам хорошо вместе. Мы друг друга дополняем. Потапов – наша сила, я вроде как отблеск разума, Виктор остроумие и праздник, а Аня наша красота и вообще, украшение мира. Иногда некоторые недоумевали, что нас держит вместе, ведь мы такие разные. И я подумал, быть может, это самое и держит, мы как пазлы одного целого, просто сложились вместе – и картинка целая.
После своеобразного вкусного ужина нам предстояло возвращаться по той же дороге, но там на тропинку свалили спиленные деревья, стояла какая-то техника, собрались люди, и мы решили обойти с другой стороны села. А это как раз через дом Подгорных.
Шагая за огородами вдоль лесной полосы, ребята устало о чем-то болтали, и только я шел в напряжении, почему-то боялся встретиться с Агафьей. В памяти сразу оживились картинки моих ночных визитов, тени, завывания и страх, отчего стало не по себе. И я не сразу заметил, что Анюта плачет.
Дело в том, что наш путь проходил по задним дворам поселения, и один из дворов относился к дому Светланы Ивановой, той несчастной, что оказалась последней жертвой маньяка «цепочника». Дочь Светланы так и не смогла продать дом, изредка приезжала проверить замки, на этом все. А наша Аня, проходя мимо дома погибшей, вспомнила об отце, обо всей этой ситуации и разрыдалась. И я, погруженный в свои неприятные воспоминания, не сразу заметил, что происходит.
– Это не он… Не он… – глухо отзывалась Аня, пряча лицо в ладонях. – Я видела его глаза, это не он…
Кир обнимал свою хрупкую возлюбленную, словно ограждая от невзгод, и что-то шептал ей на ухо. А мы беспомощно брели рядом, не находя слов поддержки.
Когда на нашем пути показался колодец, тот самый, что напротив дома Подгорной, Аня стала жаловаться, что и браслет, как память отца, она не уберегла, а оставила на дне. Кирилл начал чесать макушку, соображая, что придумать в этом случае, как вдруг отозвался Ефим:
– Можно спуститься и поднять браслет.
– Ага, резкий какой, – усмехнулся Витька. – Каким образом?
– Я знаю как. Это просто, – спокойно ответил Фима.
– А вдруг там вода? – не унимался мой друг.
– Вода скорее уже болотная, – добавил Кирилл, – но можно попробовать.
Ефим качнул головой:
– Нет там воды. Давно нет.
– Откуда ты знаешь? – с вызовом кивнул Витька.
– Знаю. Поверьте.
Аня перестала плакать и подняла голову:
– А что для этого надо?
– Просто решиться, – улыбнулся Ефим.
Решение спуститься в колодец сразу поддержал только Кирилл, мы с Витькой поморгали и ответили, что это надо обдумать. Потом Фима остался у колодца, а мы отправились дальше по домам. Я оглянулся пару раз и увидел, как внук Агафьи провожает нас взглядом, после чего он исчез, вероятно, ушел домой.
Спускаться в колодец, прозванный в селе «черным», не очень хотелось. Раньше сельчане слышали оттуда вой, стоны и замечали вспышки света. Некоторые видели какие-то тени, то ли опускающиеся в колодец, то ли поднимающиеся из него, но люди перестали ходить тем путем, тем более что через дорогу находился дом Агафьи, который тоже обходили стороной. Так и сложилось: в сторону дома Подгорной без надобности не ходить.
Связи у нас не было для такого «путешествия». Телефоны сотовые мы имели, но колодец находился в низине, и соединение срабатывало, если подняться по дороге в поселок. Такая была связь. А мы собирались провести какое-то время в самом жутком месте села. И не просто постоять, а спуститься на дно. Это сумасшествие. Но Ефим отнесся к этой затее легко, более того, уверил, что знает, как. Нам следует хорошо обдумать такой шаг, и хотя это кажется опасным занятием, где-то в глубине моей души родилось желание сделать этот шаг непременно.
