Гамма-ритм, самый быстрый в головном мозге, охватывает от 30 до 100 электрических разрядов в секунду. Он может достигать 150 Гц. Это ритм, влияющий на внимание. Разница между выполнением задачи, связанной с вниманием, или выполнением того же с меньшими ресурсами внимания, или на автопилоте, заключается в количестве быстрых колебаний, которые мы задаем. Высокие гамма-ритмы, до 50 Гц, участвуют в процессах восприятия и памяти, в то время как очень высокие гамма-ритмы, близкие к 100 Гц, наблюдаются, когда мы обрабатываем информацию высокого уровня, такую как самонаблюдение или метапознание, эмпатия, сострадание. Интересно, что очень высокий гамма-ритм также является эпилептогенным, предшествующим эпилептическим припадкам. Основываясь на этой клинической взаимосвязи, некоторые авторы осмелились утверждать, что мистические переживания можно объяснить эпилептическими событиями. Помимо этого редукционизма, научная литература просит проявлять осторожность при практике медитации у людей, склонных к эпилепсии. Мозг при этом заболевании представляет собой систему, очень склонную к синхронизации, поэтому действия, способствующие возникновению сильных колебаний, нецелесообразны. Гамма-ритм также участвует в восприятии времени. Учитывая скорость его загрузки, он действует как часы с точным и правильным ходом времени. Те переживания, которые мы проживаем с полным вниманием, имеют большее присутствие гамма-волн, которые позволяют нам лучше оценивать время и с большей точностью или в деталях запоминать информацию. Учитывая его связь с тета-волнами гиппокампа, гамма-ритм также важен для памяти. Напротив, когда мы переживаем опыт в состоянии «автопилота» или не осознавая того, что мы пережили, происходит уменьшение гамма-волн, что затрудняет консолидацию памяти – это явление, известное как «автоматическая амнезия». Такие провалы в памяти в основном влияют на автобиографическую память, сильно зависящую от гамма-волн. По мнению профессора Шактера из Гарвардского университета, моменты забвения влияют больше на эпизодическую память, относящуюся к нашим переживаниям, чем на семантическую память. Вам будет легче вспомнить, где вы были, чем то, что вы там чувствовали.
Как странно бродить в туманной округе!
Замкнут каждый куст и цветок,
Стволы не ведают друг о друге,
Каждый из них – одинок.
Когда-то я стольких друзей обнимал,
И жизнь моя исходила светом,
А нынче сошел туман,
И все до единого скрылись при этом.
При свете не станешь умным,
Но будет сумрак пролит —
И вдруг струеньем бесшумным
Тебя ото всех отделит…
Как странно бродить в туманной округе!
Уединенность – наш рок,
Люди не ведают друг о друге,
Каждый из них – одинок.
«В тумане[4]», Герман Гессе
Когда Герман Гессе идет по лесу, я полагаю, по немецкому Сальва Негра, образ деревьев мимолетно движется к рецепторам сетчатки его глаз. Они являются первым препятствием между миром и нами. Так же, как кожа, слух, обоняние и вкусовые рецепторы. Дерево, уже преобразованное в глазу в биологическую электромагнитную волну, бесшумно движется по зрительному нерву, пока не достигает главного рецептора мозга – таламуса, расположенного в его центре. Оттуда информация распространяется через системы памяти в гиппокамп и в миндалевидное тело. Все эти структуры являются подкорковыми, то есть находятся глубже коры головного мозга и поэтому обрабатывают информацию, о которой мы не догадываемся. До сих пор общепризнано, что мы осознаем только ту информацию, которая достигает поверхностной части мозга, коры больших полушарий; остальное остается в тумане. В своем «путешествии» от рецепторов, например рецепторов глаз, к коре, такая информация не осознается нами. Большую часть времени все, что вокруг нас, остается в тумане. Прошло около 100 миллисекунд между моментом, когда изображение дерева достигло сетчатки Гессе, и его разрушением лимбическими системами. Восприятие начинает блуждать в тумане, который задерживает момент осознания. Продолжая оставаться в тумане, лимбическая, или эмоциональная, система информирует гипоталамус, чтобы тот передал свой вердикт телу, внутренним органам и ощущениям. Гессе, будучи чувствительным и чутким, будет ощущать на своей коже элегантность величественной ели, даже не осознавая еще, что уже видел ее. Жизнь и одиночество перепутаны. Ощущения тела предшествуют получению сознательного опыта. Тело уже знает то, что разум еще не осознал, я не перестану это повторять. Как только информация обрабатывается в бессознательных, или подкорковых, системах, знание о ели наконец достигает коры головного мозга. В это волшебное мгновение Гессе осознает елку почти через полсекунды после того, как его глаза увидели ее. Но для нас это мгновенное событие. Теперь, когда опускается туман, он стер их всех.
Информация о ели достигла первичной зрительной коры в задней, или затылочной, части мозга. В этой области мозга, одной из самых крупных, находятся нейронные цепи, обрабатывающие характеристики увиденного изображения. Одна рабочая группа нейронов будет обрабатывать форму, другая – цвет, третья – положение и так далее с бесконечным количеством деталей. В головном мозге, как и в кишечнике, все сгруппировано. Каждая группа нейронов, специализирующихся на каком-либо вопросе, хранит свою секретную тайну, дерево не видит других деревьев, пока это не дойдет до сознания.
У каждого человека в головном мозга в 12 раз больше нейронов, чем жителей на Земле. Однако, несмотря на столь многочисленное население, их взаимодействие столь высокоорганизовано, что это вызывает восхищение. Мозг вовсе не является скоплением клеток, он представляет собой систему, способную к самоорганизации и порождающую запутанное поведение. Принцип, управляющий этой организацией, – синхронность, то есть формирование групп или цепей нейронов, организованных для выполнения конкретной задачи. Мы говорим, что нейроны синхронизируются, когда они взаимодействуют друг с другом. В этом случае эти нейроны работают в одном ритме, и их электрическая активность связана. Дональд Хебб, пионер в области биопсихологии, зашел так далеко, что сказал, что «нейроны, которые выстреливают вместе, остаются вместе». Работа мозга основана на образовании и распаде указанных нейронных цепей, точно как синхронизация светлячков способствует спариванию насекомых леса Тласкала. В мозге нейронная синхронизация облегчает восприятие. Каждая нейронная цепь, обычно состоящая из миллионов нейронов, направлена на сбор информации, полученной в результате восприятия. Как мы уже говорили, в мозге Гессе одна нейронная цепь будет обрабатывать форму, другая – цвет, третья – положение и так далее с бесконечным количеством деталей. Информация должна быть разделена, прежде чем она будет интегрирована. Этот принцип восприятия, предложенный в 1990-х годах профессором Вольфом Зингером в Германии, до сих пор применяется и известен как теория «связывания», объединения, интеграции. Восприятие основано на дихотомии сегрегации и интеграции. Несколько лет назад я работала в лаборатории неврологии Института Макса Планка во Франкфурте под руководством Вольфа Зингера. Думая о тех днях, я с особым восхищением вспоминаю собрания по понедельникам, в девять часов утра. Профессор Зингер появлялся в комнате перед своими 50 работниками и спрашивал: «О чем вы хотите, чтобы я сегодня поговорил?». Профессор Зингер, мужчина лет семидесяти, высокий, всегда элегантный, с прямой спиной и неторопливым тоном, импровизировал изысканную лекцию, наполненную знаниями. Много лет спустя я снова встретила его на острове Фрауэн, на озере Кимзее в Южной Германии. Мы оба находились там, он как лектор, а я как студентка на конференции «Буддизм и Наука». В результате Вольф Зингер вместе с тибетским монахом Матье Рикаром написал книгу под названием «Мозг и медитация». Однажды мы с моим напарником Раулем, тоже испанцем, ехали вместе с ним в лифте. Выходя, профессор Зингер придержал ненадолго дверь, посмотрел на нас и на своем превосходном английском сказал: «Что бы вы ни делали, будьте счастливы». Мы пробормотали: «Оле».
Эти основные схемы дезинтеграции направляют свои данные в более сложную вторичную зрительную кору. Каждая рабочая группа нейронов, специализирующихся на определенном аспекте, незаметно сообщает свой вердикт. Отсюда зрительная информация разветвляется на два пути: вентральный и дорсальный. Вентральный путь, идущий от затылочной к височной коре, от затылка к лицу, представляет собой организованную последовательность нервных цепей, обрабатывающих характеристики объекта. Один нейронный контур будет сообщать, что ель зеленая, другой – что ее листья имеют игольчатую форму, третий – что ее крона широкая у основания и сужается кверху, еще один контур заметит ее густоту, а третий – отметит ее высоту.
Вся информация будет сравниваться между собой, чтобы достичь слияния, которое позволит нейронным контурам заключить, в соответствии с теорией «связывания», или интеграции, разрозненной информации, что это елка. Возвращаясь к детству, можно было бы сказать, что мозг играет в «вижу, вижу», когда он узнает один за другим характеристики объекта, пока не «угадает его». В мозге именно мультимодальные области конвергенции отвечают за слияние каждой из характеристик и «угадывание» воображаемого объекта. Этими зонами интеграции являются зоны височной и лобной области. Таким образом, информация сравнивается с ранее сохраненной. Если Гессе увидит голубое дерево на прогулке в лесу, сработает сигнализация, потому что в его памяти нет елей такого цвета. Для распознавания мозг опирается на ассоциации, на уже увиденные образы, на накопленные знания, на уже прожитый опыт, на унаследованную культуру и, прежде всего, на ожидания. Восприятие – это всегда мимолетный обзор нашей истории и мимолетное путешествие в наше будущее.
Восприятие – это триединство вчера, завтра и сегодня. Память, ожидание и настоящее.
Второй путь, по которому распространяется информация, – это дорсальный путь, идущий от затылочной к теменной коре, от затылка к макушке. Там обрабатывается информация о движении и положении, чтобы направить тело в сторону того места, где находится объект. Приближение или удаление в случае опасности или предсказание его траектории, если оно уже находится в движении. Дорсальный путь мозга Гессе учитывает расположение елей, толщину их стволов, возможное падение ветвей и наличие препятствий для оформления шагов писателя. Информация от обоих путей, вентрального и дорсального, порождает опыт в реальном времени и, в свою очередь, формирует нашу биографию. Вентральный путь способствует памяти объектов, называемой семантической, а дорсальный путь – памяти опыта, называемой эпизодической. Как только ель воспринята, мы придаем ей смысл, логос. Слова только закрепляют то, что тело уже знает, говорит д’Орс.
Восприятие всегда включает в себя акт интерпретации, при котором характеристики увиденного объекта сравниваются с теми, которые мы приобретали на протяжении всей жизни. Ель для жителя Штутгарта означает не то же, что для жителя Гавайев. Поэтому системы восприятия зрительного и любого другого чувства всегда связаны с системами воспоминаний и ожиданий – у них общие нервные цепи, особенно в теменной коре.
Восприятие – это триединство вчера, завтра и сегодня. Память, ожидание и настоящее. В дополнение к памяти и ожиданиям восприятие использует контекст текущего момента для идентификации воспринимаемого объекта. Хотя это может показаться тривиальным, мозг часто сталкивается с дилеммой: он не знает, как с уверенностью различить два элемента, будь то зрительный, слуховой или любой другой. Распознавание – непростая задача; для этого необходим контекст. При помещении себя в текущий контекст, в данный момент, предполагается вмешательство префронтальной коры. Она действует как центр, помогающий предсказать идентичность объекта среди всех его возможностей.
Как только ставка сделана, префронтальная кора направляет свой вердикт системам памяти, которые, подчиняясь иерархии, рассматривают полученную информацию в приоритетном порядке. Например, такое происходит при использовании омонимов. «Доброе утро, я бы хотел купить мышь, пожалуйста». Это предложение будет по-разному интерпретировано префронтальной корой, если его услышит сотрудник компьютерного магазина или зоомагазина. Это простой пример, но есть слова, которые содержат большую субъективность, и в этих случаях префронтальной коре приходится выбирать между целым рядом возможностей.
Это происходит, когда мы спорим: тогда слова будут интерпретироваться в соответствии с нашей степенью гнева, в частности, в соответствии с влиянием миндалины, которая сообщает ей эмоциональный контекст. Перед лицом жаркого спора мы будем воспринимать менее дружелюбную сторону из всех тех, что могли бы услышать, потому что в этот момент префронтальная кора осознает, что контекст неблагоприятен и что мы должны сохранять свой гнев, несмотря ни на что. Контекст поддерживает нас, но если он делает это чрезмерно сильно, мы можем потерять свою свободу восприятия действительности.
В нейронауке постоянно растет понимание того, что мозг работает целостно, как сложная сеть. Такие сложные функции, как память или внимание, или какие-то на первый взгляд простые, например, осязание, всегда связаны с деятельностью группы областей мозга, хотя считается, что при выполнении этих функций работа одной области мозга выделяется на фоне других. По этой причине мы размещаем память, например, в гиппокампе. Зная, что это самая важная область для реализации этой функции, но не единственная. Когда мы измеряем активность мозга в лабораториях, мы используем, в соответствии с договором, карту, разработанную Гарвардским университетом, которая называется AAL, Automated Anatomical Labeling. Она позволяет нам локализовать на карте мозга области, участвующие в задаче, выполняемой добровольцами эксперимента.
Мы кратко рассмотрим самые известные структуры познания и эмоций, а также те, с которыми мы собираемся познакомиться в этом путешествии, посвященном влиянию организма на мозг. Прежде всего мы должны подчеркнуть, что, несмотря на то что нейронаукой принято называть области мозга в единственном числе, у нас есть дублирующие системы в обоих полушариях. Как зеркальные образы. Когда мы говорим о гиппокампе, мы говорим об обоих гиппокампах, расположенных в гомологичных положениях с обеих сторон головного мозга. Наш мозг, как и сердце, разделен. Два больших полушария разделены, их соединяет только пучок волокон, расположенный в их центре и называемый мозолистым телом, которое обеспечивает взаимодействие полушарий посредством 200 млн нервных волокон. Кроме того, в мозге есть четыре полых полости, называемых желудочками, через которые циркулирует спинномозговая жидкость, помогающая поддерживать амортизацию мозга.
В общем, мы называем мозг органом, находящимся в голове, хотя было бы более точно называть его головным мозгом. Головной мозг состоит из ствола, больших полушарий и мозжечка.
Важно помнить, что мозг представляет собой систему систем. Поскольку информация доходит до наших органов чувств через рецепторы, она обрабатывается разными станциями. Информация из окружающего мира совершает паломничество, которое преображает паломника на каждой остановке, пока он не достигнет своей цели, сознания. Как всякий уважающий себя путник, он не суетлив, он медленен. С того момента, как окружающий мир достигает наших глаз, до момента, когда мы осознаем его, может пройти до полсекунды. Ничто не мгновенно. Восприятию требуется время, чтобы прийти, но также нужно время, чтобы уйти. Несколько лет назад я присутствовала на конференции в Каса де Америка в Мадриде, которую проводила ученая Сюзанна Мартинес-Конде. Уроженка Галисии, проживающая в США, она является одной из величайших знатоков оптических иллюзий, искусным разгадывателем секретов фокусников. На этой авторитетной конференции Сюзанна на мгновение показала фотографию актера Брэда Питта. Когда большая часть аудитории признала его привлекательность, Сюзанна показала более или менее быструю серию фотографий одинаково красивых актеров и актрис. Теперь они все казались нам какими-то не такими! Когда мы видим изображение, мозг обрабатывает его и остается привязанным к этому восприятию в течение нескольких секунд. Все оставляет свой след, который со временем тускнеет. Следующее поступившее изображение будет обработано мозгом, продолжающим обрабатывать предыдущую информацию; поэтому новое восприятие всегда будет сравнением с предыдущим. Чем быстрее происходят события, тем нагляднее будет след. Джордж Клуни очень соблазнителен, но, если мозг сравнит его нос с носом Брэда Питта… даже мистер Бин может быть красивее. В японском языке есть термин мару, который относится к волнениям, оставляемым кораблями на своем пути. Мару буквально означает «круг», поскольку по традиции корабли считались замками, а волны, которые они поднимают во время плавания, – это защитные круги, защищающие крепости. Восприятие также имеет свои мару, нарушения в нейронной активности, которые защищают восприятие. Подобно тому, как в море приближение движущегося корабля мешает навигации человека, так и в мозге восприятие прокладывает себе путь через нервное море, полное предшествующих переживаний. Иногда нервная инерция или сопротивление предыдущему стимулу вызывает так называемую нейрональную слепоту – состояние, при котором мозг не может обработать будущий стимул, потому что он чрезмерно вовлечен в обработку предыдущего. Это случается с нами чаще, чем мы думаем. Например, стрессовые состояния повышают вязкость и, следовательно, препятствуют гибкости, с которой мозг должен реагировать на постоянно меняющийся мир. Лионский университет измерил продолжительность нейронной слепоты у медитирующих и заметил, что их мозг все равно обрабатывает всю поступающую информацию и, вскоре после того, как «слепота» исчезает, позволяет ее воспринимать. В диалогах между буддийским монахом Рикардом и профессором Зингером оба признали, что медитация может уменьшить нервную привязанность. Контекст всегда оказывает влияние; восприятие не есть последовательность независимых друг от друга актов, оно зависит от того, куда оно идет и откуда приходит. Нейронная динамика – это океан мару.
Начнем с того, что посмотрим на мозг снизу, ведь он находится на вершине тела. Это самый близкий к небу и самый далекий от земли орган. Следуя за спинным мозгом, через верхние шейные позвонки, мы увидим ствол головного мозга как первую станцию, мост между спинным мозгом и периферическими нервами – и головным мозгом. Ствол мозга имеет цилиндрическую форму, и на него опираются другие структуры мозга. Ствол отвечает за самые примитивные, или древние, функции с эволюционной точки зрения, и по этой причине его также называли «рептильным мозгом» в теории триединого мозга Маклина. Одна из основных его функций – висцеральный контроль, автоматическая регуляция деятельности органов, на которую мы не можем влиять произвольно. Различные ядра ствола головного мозга управляют поддержанием жизненно важных показателей, таких как частота сердечных сокращений или частота дыхания. Ствол мозга также участвует в чередовании состояний сна и бодрствования через хорошо известную ретикулярную формацию. Эта структура вмешивается непосредственно в сознание, подготавливая активацию следующих систем к восприятию.
Как только информация извне достигает нашего организма, она инкорпорируется: через рецепторы передается по соответствующим нервам в мозг. Например, шепот активирует ушные рецепторы, и, уже преобразованный в электромагнитное поле, он передается по слуховым нервам, пока не достигнет головного мозга. Областью приема информации, которую мы воспринимаем через органы чувств, является таламус, что означает «внутренняя камера». Таламус – это резервуар, через который внешняя информация проходит в наш мозг, источник, который прекращает свой поток во время сна. Все чувства проходят через него, кроме обоняния, которое имеет свои собственные пути, свой собственный источник. Таламус представляет собой овальную структуру, размером около 3 см у взрослого человека, расположенную чуть ниже коры головного мозга, ниже желудочков. Среди его функций – классификация информации, поступающей через органы чувств. Если импульс поступает от зрительного нерва, он активирует пути обработки зрительного сигнала. Благодаря свом специализированным ядрам таламус является крупным распространителем сенсорной информации. Хотя он также задействован при работе с памятью, эмоциями и движением. Никакая область мозга не является простым промежуточным пунктом: информация обрабатывается на каждом этапе. Каждый компонент выполняет свою функцию.
После того как информация классифицирована между органами чувств, она должна быть распознана и оценена. Мы по-прежнему находимся в тумане, информация по-прежнему бессознательна для наблюдателя.
Говорить о памяти, а точнее, о способностях к узнаванию и запоминанию, означает говорить о гиппокампе. Эта подозрительно похожая на морского конька структура является областью, наиболее вовлеченной в обучение, торможение и память. Гиппокамп относится к лимбической системе и архикортексу и расположен чуть ниже височной доли. В 1960-х годах была популярна теория о том, что изменения гиппокампа, например из-за тревоги, связаны с гиперактивностью. Этот вывод был основан на исследованиях Джеффри Грея и его команды, которые заметили, что гиппокамп участвует в подавлении или прекращении повторяющихся реакций. Однако наиболее заметная роль гиппокампа связана с памятью. Шекспир сказал, что память – это страж мозга. Идея, которая, казалось, укрепилась благодаря изучению пациента Х. М., человека с самым известным гиппокампом в истории. В 1980-е годы пациент Х.М. перенес операцию по хирургическому удалению гиппокампа. С тех пор у него не получалось формировать новые воспоминания, все попытки к обучению были напрасны, он страдал тяжелой антероградной и ретроградной амнезией. Однако он вспомнил свою жизнь до операции. Мозг Х.М. стал предметом изучения во всех университетах психологии и медицины мира. Мы все будем помнить его жизнь, кроме него самого. Эксперименты, проведенные на сегодняшний день, показывают, что в гиппокампе формируется ряд нейронных цепей, связанных с каждым процессом обучения. Таким образом, эти строки в данный момент организуют в читателе команду, состоящую из миллионов нейронов, которые, активированные благодаря пластичности нейронов, собирают информацию о том, как те же самые нейроны могут запоминать информацию. Каждый раз, когда читатель вспоминает, что гиппокамп управляет нейронными цепями, которые кодируют или хранят информацию, в гиппокампе активируется нейронная цепь, которая кодирует или хранит эту информацию. Артюр Рембо задавался вопросом, знает ли кусок дерева, что он скрипка.
Следует еще раз подчеркнуть, что память – это не тот ящик или компьютер, где хранятся воспоминания, остающиеся неизменными при повторном обращении к ним. При входе на Венецианскую биеннале современного искусства мне удалось прочитать одно из лучших определений, написанное Умберто Эко: «Мы всегда переделываем историю. Наша память – это всегда интерпретируемая реконструкция прошлого, то же самое относится и к перспективе». Гениально, Эко. Память перекраивает старую информацию. Когда мы вспоминаем факт или данные, мы активируем нейронную цепь, которая их кодирует. Когда мы этого не помним, нейронная цепь просто не существует. Где хранится то, что не запоминается?
Память – не комод, где хранятся неизменные воспоминания. Это реконструкция прошлого, перекраивание и новое построение цепочки событий.
Как говорит Эко, воспоминание – это живое действие. И поэтому зависит от человека, который его вспоминает, причем этот человек не всегда совпадает с тем, который когда-то прожил событие. Сейчас я могу вспомнить свою поездку в Китай с моим дядей, но человек, которым я являюсь сегодня, помнит эту поездку, итоги ее и многих других поездок. Физик Эрвин Шредингер в своем эссе «Разум и материя» пишет: «Для разума действительно не существует ни «до», ни «после». Есть только сейчас, которое включает в себя наши воспоминания и ожидания. Опыт, переживаемый в данный момент, зависит от текущего состояния организма, состояния, сотканного из нитей прошлого и иглы будущего. В этой книге мы увидим, что память связана не только с мозгом. Мы убедимся, что она зависит и от внутренних органов. Райнер Мария Рильке напоминает нам: «Воспоминания сами по себе не важны. Они таковы только тогда, когда они стали нашей собственной кровью, взглядом и жестом, и у них нет имени, когда их уже нельзя отделить от нас». Именно одним из свойств памяти является предрасположенность, на которую влияет текущее состояние вызывающего ее тела. Одно и то же событие, вспоминаемое в момент радости, не очень похоже на то, что вспоминается в гневе. Каждое состояние выберет грань одной и той же призмы.
Потому что, вспоминая, мы всегда выбираем, что нужно вспомнить, одна интерпретация всегда предпочтительнее другой. Марк Аврелий советовал нам: «Не позволяйте памяти отчуждаться от того, что у нас есть, как и от того, что нам нужно». Эта связь особенно важна при травме, когда разрыв между телом и психикой более очевиден. Тело помнит эпизоды, которые не всегда приятно вспоминать и от которых мы отворачиваемся. Но что интересно, исследования показывают, что память благоприятствует приятным воспоминаниям.
Когда мы сталкиваемся с шокирующими или неудобными ситуациями, высвобождается связанный со стрессом гормон кортизол. Этот гормон действует на гиппокамп, затрудняя кодирование воспоминаний, так что пережитая ситуация не регистрируется правильно в то время, когда мы ее переживаем. Эти результаты особенно показательны для психиатрии, где такие фигуры, как Элизабет Лофтус, борются за сохранение благоразумия при оценке показаний свидетелей несчастного случая или эпизода насилия. Травма, хотя она всегда присутствует, часто, как это ни парадоксально, связана с забывчивостью. Мы склонны забывать или не запоминать неприятные ситуации. На более умеренном уровне ссора или конфликт, пережитый на фоне стресса, – это фильм, снятый поврежденной камерой. Забвение этой предвзятости приводит нас к иллюзорному чувству безопасности, когда мы утверждаем, что мы с уверенностью помним то, что мы испытали. Благоразумно. Однако приятные воспоминания и особенно те, в которых аплодировали нашей личности, зафиксированы полностью. Проекции миндалевидного тела на гиппокамп усиливают эти цепи. Эта склонность запоминать положительные события больше, чем отрицательные, увеличивается с возрастом и становится более очевидной в пожилом возрасте. В этот период наблюдается вмешательство лобной коры в память, связанное в данном случае с конфабуляциями[5]. Писатель Хосе Сарамаго сказал: «Память избирательна и имеет тенденцию стирать дурные ее части, она собирает воспоминания, основываясь только на самом приятном. Но надо постараться быть честным перед самим собой.».
Если важно запоминать, то забывать не менее важно. Плиний Старший, римский писатель I века, писал в своем труде «Естественная история»: «Нет ничего более хрупкого в человеке, чем память, поскольку она может быть поражена болезнью, травмой и даже страхом. Воспоминания часто пытаются ускользнуть от нас, даже когда тело спокойно и совершенно здорово.». Вдохновленный рассказами Плиния о людях с потрясающей памятью, Хосе Луис Борхес в своих произведениях рассказывает нам историю «Фунес запоминающий», молодого уругвайца, который после несчастного случая не может ничего забыть. Он помнит абсолютно каждую деталь, каждое переживание, каждое слово всех разговоров, которые он вел в своей жизни. Он изучает языки, просто листая словарь, и описывает каждое из облаков, проплывших над его головой. Эта невыносимая способность запоминать делает беднягу Фунеса человеком, неспособным к воображению, неспособным абстрагироваться, неспособным к обобщению. Борхес завершает свой рассказ фразой: «Правда в том, что мы все живем, забывая что-то». Обобщая: чтобы узнать что-то, вы должны что-то забыть. «Условие памяти состоит в том, что мы должны забывать», – уже указывал Уильям Джеймс. К счастью, мозг забывает, и делает это экспоненциально. В течение 15 минут после того, как мы что-то выучили, мы забудем 40 % его содержания. Если бы мы жили невнимательно, гильотина забвения активизировалась бы быстрее. Стресс – еще один ускоритель забывчивости. Но основной движущей силой забвения является течение времени; как сказал Кальдерон де ла Барка: «Память обычно умирает от руки времени». Одна из самых увлекательных тем в последних научных исследованиях – это вопрос о том, почему мы знаем, как запоминать, но не знаем, как забывать.
Память всегда связана с эмоциями. То, что мы находим эмоционально неприятным, имеет тенденцию разрушаться по сравнению с приятной эмоцией, которая имеет тенденцию выделяться. То, что мы изучаем с мотивацией, запоминается быстрее, скучное обучение ведет к сложному запоминанию. Гиппокамп анатомически тесно связан с миндалевидным телом, структурой, в наибольшей степени отвечающей за эмоции. Эта небольшая зона размером с миндальный орех является одной из частей мозга, обладающей наибольшим количеством связей. Миндалевидное тело получает и отправляет информацию в разветвленную сеть областей мозга, включая таламус, гиппокамп, сенсорные системы и префронтальную кору. Ученый из Нью-Йоркского университета Джозеф Ле Ду впервые связал гемодинамическую и электрическую активность миндалевидного тела с эмоциями. В этой книге мы увидим, что информация, поступающая от внутренних органов, напрямую влияет на миндалевидное тело. Мы будем обсуждать это понемногу в нашем путешествии, так как нельзя говорить об эмоциях, не говоря о телесных ощущениях, организме.
Прямо под таламусом, как следует из названия, находится гипоталамус. Эта структура размером с пятиграммовую горошину играет важную эндокринную роль и регулирует висцеральные функции. Это один из важнейших центров связи между мозгом и телом, один из важнейших компонентов лимбической или эмоциональной системы. Он синтезирует знаменитый гормон окситоцин, активно участвующий в регуляции самочувствия, и вырабатывает известные «гипоталамические факторы», гормоны, регулирующие центр управления эндокринной системой. Среди его телесных функций – регулирование температуры тела, частоты сердечных сокращений, артериального давления, полового влечения, жажды, голода и сокращения мочевого пузыря. Благодаря своему влиянию на ствол мозга гипоталамус является основным регулирующим центром телесного выражения восприятия. Без ощущений эмоции были бы тщетными абстрактными понятиями. Нет эмоции без телесной реакции, заявил Уильям Джеймс в XIX веке. Хотя мы этого и не осознаем, каждое восприятие, каким бы нейтральным оно ни казалось на наш взгляд, влечет за собой изменения в функционировании организма. В Токийском университете измерили кардиореспираторную динамику группы добровольцев в разных условиях. Некоторые условия были более захватывающие, другие – более пресные и скучные. Наблюдения за кардиореспираторной динамикой показали, что все сценарии резонируют с органической активностью и, конечно же, с активностью гипоталамуса. Очевидно, что испуг производит более явный внутренний шум, чем пассивное приветствие на улице, но ничто не остается незамеченным. Тело – это инструмент, постоянно воспроизводящий мелодию; если он перестанет играть, концерт заканчивается.