Фридрих Незнанский
Лекарство для покойника
Старший оперуполномоченный Виктор Солонин. Крым, Симферополь. 26 августа, 13.10
Они вырулили со стоянки, выбрались на шоссе и понеслись в направлении столицы республики Крым.
Так в Симферополь Солонин еще ни разу не попадал. Всегда путешествовал поездом, который приходил на железнодорожный вокзал прямо в город.
Водитель оказался разговорчивым, сразу предложил анекдот.
— Про ментов любишь? — поинтересовался он.
— Очень даже, — не соврал пассажир.
— Значит так, — начал парнишка. — Приехал парень из деревни в Москву и пошел в милицию. Заступил на первое дежурство в городском парке. Стемнело. Идет он по аллее, смотрит, рядом в кустах мужчина лежит. Подошел, посмотрел, не поймет — живой или мертвый. Растерялся, потом включил рацию и докладывает: «Пост парка, у аллеи в кустах обнаружено тело». А его спрашивают: «Пульс щупали?» Он проверил, отвечает: «Пульс есть». Ему: «А как органы?» А он: «Так они с вами и разговаривают».
Паренек рассмеялся. Солонин за компанию тоже.
— А вот еще один, — завелся рассказчик. — Подходит, значит, прохожий к постовому: «Скажите, а эта улица не сильно опасная?» А тот удивленно: «Была бы опасная, я бы здесь не стоял».
Снова посмеялись. Водитель начал притормаживать. На обочине голосовали двое.
— Возьмем? — он взглянул на Солонина.
Тот пожал плечами, мол, твое дело.
На заднее сиденье втиснулись два крепыша под тридцать, попросили подкинуть до города, и машина опять понеслась вперед.
Понесло и ее водителя. Он начал травить новый анекдот, на этот раз уже откровенно тупой.
— Подходит в темном переулке к спешащему прохожему мужик и спрашивает: «Послушай, приятель, ты тут поблизости наряд милиции не встречал?» — «Нет». «Тогда давай кошелек».
Сзади заржали как сивые мерины. И сразу же потная рука толкнула Солонина в шею.
— Ты что, братан, не слышал, о чем тебя шеф попросил?
Машина съехала на обочину и остановилась. Примерно такого поворота событий Солонин и ожидал, как только эти двое сели в машину. Старый, как мир, трюк. А потому и не любого застанет врасплох. Он зрительно сфотографировал этих двух красавцев еще до того, как они очутились в салоне. А сейчас оценивал обстановку, придумывая, как с ними лучше поступить.
Они подсказали сами.
— Оставляй сумку, придурок, и выметайся. Понял? — Тяжелый кулак надавил на скулу.
— Как скажете, — миролюбиво согласился Солонин и, открывая свою дверь, спросил: — А бить не будете?
Паренек-водитель заулыбался во весь рот, демонстрируя коричневые от табака зубы:
— Будешь послушным мальчиком — не тронут. Они ребята...
Договорить он не успел. Тычком большого пальца левой руки Солонин надавил ему пониже уха и ввел в глубокую отключку. Безвольное тело завалилось на бок. Виктор выкатился из машины.
Ошарашенные такой наглостью, попутчики выскочили за ним. У одного в руке оказалась маленькая аккуратная монтировочка. Видать, вынул из кармашка чехла сиденья предусмотрительного водителя.
— Ну, падла, не понял по-русски?! Сейчас попляшешь, — взревел вооруженный монтировкой и, обегая спереди автомобиль, явно намеревался отрезать жертве путь отступления к трассе. Его товарищ со сжатыми кулаками надвигался с фронта.
Солонин бросил взгляд на дорогу. В сторону города пронеслась маршрутка. Две легковушки проскочили мимо в противоположном направлении. Больше проезжающих не наблюдалось.
Руки у него были развязаны.
Расценив взгляды на трассу как ожидание помощи со стороны, парни рассмеялись.
— Не-а, козел вонючий, не жди. Хана тебе здесь пришла. Уроем. — Тот, что наступал спереди, взмахнул правой и попал в воздух.
Солонин легко ушел от удара, крутанулся на месте и с разворота влепил ему локтем в грудь так, что хрустнули кости. Нападавший громко выдохнул, сложился пополам и повалился на землю.
Второй автоматически занес над головой монтировку.
— Да ты, блин, кто? — Вид беспомощного товарища обескуражил его.
— Я — твое несчастье, — объяснила бывшая жертва и одним коротким ударом ноги сломала ему коленную чашечку.
Воздух прорезал нечеловеческий крик.
— Вредно тебе, дорогой, по земле ходить. Хороших людей пугаешь. — Солонин погладил травмированного по голове и, не обращая внимания на вой, мат и угрозы, двинулся к автомобилю.
Водитель был еще в отключке. Он начал приводить его в сознание. Когда тот наконец разлепил глаза и увидел склоненного над ним пассажира, то побелел, как альпийский снег.
— Что это было? — с трудом, полушепотом спросил паренек.
— Не что, а кто, — объяснил Солонин. — На мента ты нарвался. На живого, а не из анекдота. Хочешь на прощание бесплатный совет? — и, не дожидаясь ответа, прошелестел в самое ухо еще больше побелевшему водиле: — Не приставай к незнакомым людям. Нарвешься, говнюк, когда-нибудь. Это я такой добренький попался.
Затем он выкинул незадачливого дорожного рэкетира из кабины, а сам уселся на его место. На немой вопрос сидевшего на земле истуканом парня ответил, уже включив зажигание:
— Тачку забрешь в Ялтинском ГОВД. А пока позаботься о товарищах.
«Шестерка» не спеша выехала на трассу. Солонин обернулся. Три человеческие фигуры оставались все в тех же позах. Он надавил на газ. Можно считать, повезло. Теперь он в два раза быстрее доберется до места к Турецкому. И бесплатно. Что ни делается, все к лучшему.
Турецкий. Крым, Гурзуф. 26 августа, 12.40
Коренастый рыжеволосый парень лет двадцати пяти и маленькая шустрая девочка наперегонки гоняли на велосипедах. В качестве форы парень ездил с завязанными глазами и падал каждые десять метров. Девочка каждый раз при этом визжала от восторга. Судя по всему, это были Юля Богачева и ее персональный телохранитель Жора Мальцев. На веранде первого этажа читал газету Виктор Гукк.
Катя вышла из дома в белых обтягивающих джинсах и красной майке.
— Они купаются, — сказала она.
Турецкий подошел к обрыву и посмотрел вниз.
Лесенка была спущена. По пояс в воде стояли двое мужчин. Очевидно, они разговаривали. Поскольку были совершенно неподвижны и, похоже, море их не слишком интересовало.
— Интересно, а как вы вашу Юлю спускаете вниз? На плечах телохранителя?
— Она купается в бассейне.
— Понятно. Катя, а здесь есть какие-нибудь старые фотографии Леонида Георгиевича, еще с тех времен, когда вы не были женаты? Может, даже детские?
— Дайте подумать... Вообще-то большая часть — в Москве. Но кажется, что-то можно найти. Пойдемте вместе поищем. Хотите что-нибудь выпить?
Первое, что увидел Турецкий, зайдя в дом, была картина, изображавшая винтовку в вертикальном положении, стоящую в луже крови. Кровь, судя по всему, из нее и вытекла. Внизу была маленькая надпись: «Вернувшийся с войны». Небольшая картина была насыщена экспрессией и на первый взгляд производила сильное впечатление.
— Два дня назад этой картины здесь не было, — вскользь заметил Турецкий, поднимаясь вслед за Катей на второй этаж.
— Да, — согласилась она. — Я попыталась, что называется, «передвинуть мебель». Хочу что-нибудь здесь изменить. И потом, это Жорина картина. А он нам — не посторонний.
В просторной комнате был только черный беккеровский рояль и стенной шкаф, заполненный какими-то папками, возможно нотами.
— Здесь Юлька занимается музыкой, — объяснила Богачева.
— Простите. «Жорина картина»? Вы имеете в виду Мальцева? — удивился Турецкий.
— Ну да, а что такого? Он был неплохим художником. А эта картина просто блеск. Я ее купила за шесть тысяч долларов... Вот, смотрите ваши фотографии.
Шесть косых! Ай да Мальцев, ай да сукин сын. Тут есть над чем подумать. Почему она так раскошелилась? Возможно, «Вернувшийся с войны» того и стоил, но однако же при живом Богачеве мальцевская картина в доме не висела. И его единственного из всей команды секьюрити не уволили. Есть какая-то скрытая связь между Катей и Жорой?
Пять минут спустя Турецкий, сидя в беседке, разбирал ворох снимков, цветных и черно-белых, сделанных в самых разные годы. Самым интересным в Богачеве бесспорно были глаза. Они сохраняли чуть насмешливое выражение в самых разных ситуациях. От детского сада до защиты дипломной работы... Вот Леня сидит за роялем... А вот он с подбитым глазом... А вот, совсем юный, с незнакомой девушкой. Групповые снимки: с родителями, с коллегами по какому-то — судя по интерьерам и по одежде пятнадцатилетней давности — советскому учреждению... Вот снимок, сделанный на каком-то складе оргтехники: десятки, если не сотни ящиков с компьютерами и комплектующими... Но глаза изменились. Словно в них вставили цветные контактные линзы. Хотя чушь, конечно, на старом черно-белом снимке это не определишь. Да и какие тогда линзы. Но нет, что-то все же изменилось в лице. Словно оно вытянулось? Или просто морщины резче обозначились возле крыльев носа и на лбу? А ведь, судя по датам, разница между двумя последними фотографиями невелика. Да мало ли что может с человеком произойти. Да еще в нашей-то замечательной стране, где он, к слову сказать, так вольно дышит...
Наконец, через двадцать пять минут мужчинам, стоящим в море, кажется, надоело это занятие, и они поднялись наверх, на террасу. Мельком поздоровались и прошли в дом. Очевидно, приняли душ и переоделись. Вышли оттуда еще через пять минут в сопровождении Кати. У каждого в руках было по стакану. Один из них был поплотнее и постарше, примерно ровесник Турецкого, второй — соответственно постройней и моложе лет на десять. Но главное различие оказалось в шевелюрах. Молодой был значительно светлее и с большими залысинами. Ровесник Турецкого обладал копной темных волос, в которых значительно преобладала седина. У него было довольно живое лицо и взгляд, направленный точно на собеседника. Молодой был слегка отмороженный и во время беседы смотрел исключительно в землю.
Катя представила их в таком порядке:
— Лапин Петр Евдокимович, вице-президент концерна «Махаон». Римас Будвитис, пресс-секретарь. Сыщик Турецкий. Обещает воскресить моего мужа. Извините за черный юмор. Я вас оставлю.
Некоторое время после этого все молчали. Турецкому спешить было некуда, и он откровенно забавлялся, наблюдая, как его невольные собеседники постепенно начинают испытывать неловкость. Первым не выдержал вице-президент.
— Кажется, я видел вас как-то по телевизору, — сказал Лапин. — Это была какая-то пресс-конференция, если не ошибаюсь, по делу о коррупции среди спортивных функционеров.
— Сомневаюсь, — пробормотал Турецкий.
— Вы не занимались этим делом?
— Занимался. Но никакой пресс-конференции не помню.
— Хм... Странно. А по-моему, все-таки была. Ну да Бог с ней.
От Турецкого не укрылось, что после этого диалога во взгляде Будвитиса стала проскальзывать враждебность. Ну конечно, сообразил Турецкий, профессиональная ревность. Он же — пресс-секретарь, не привык, чтобы другие были в центре внимания. Но Лапин-то каков...
— Господа, — сказал Турецкий, — у меня пока нет к вам каких-то конкретных вопросов, они, несомненно, появятся позднее, когда у меня будет возможность и время, чтобы ознакомиться с профессиональной деятельностью и бизнесом Леонида Богачева. Просто я решил воспользоваться случаем и познакомиться с вами. Но если у вас есть какие-то соображения по поводу случившегося, подозрения или идеи относительно мотива убийства, я готов выслушать все это немедленно. А тем более какие-то сведения о последних днях или неделях жизни вашего шефа.
Будвитис откашлялся и официальным тоном заявил:
— Всему достигнутому в жизни Леонид Георгиевич Богачев был обязан в первую очередь самому себе. Положение в обществе, деньги не свалились на него с неба подарком судьбы, а были закономерным итогом многолетних трудов, упорного, энергичного характера. И не удивительно, что корни его успехов находились еще в далеком детстве...
— Это что, заявление для печати? — не выдержал Турецкий. — Римас, ради бога, здесь нет никаких камер и никаких журналистов. Вы умеете разговаривать нормальным языком?
Будвитис растерянно оглянулся на Лапина, и тот тихонько кивнул ему. Тогда Будвитис зло сплюнул и сказал:
— Да чего там говорить? Классный был мужик Леонид Георгиевич, и все дела.
— Слушайте, давайте начистоту, — начал злиться Турецкий. — Вы зачем приехали? Вы прекрасно знаете, что документы, связанные с вашим концерном, временно арестованы, то есть изъяты и отправлены в Москву, в ГУБОП. Там их хорошенько изучат на предмет поиска возможных недоброжелателей. Больше в этом доме для вас ничего интересного нет. Я его весь на карачках излазил и могу это авторитетно заявить.
— Ну ладно, — сдался Лапин. — Мы ведь похоронили его только два дня назад и...
— Послушайте, — перебил Турецкий; он только сейчас сообразил, что во всей этой истории ему здорово не хватало трупа: ведь он прилетел в Крым через три дня после убийства, и преступление за это время уже стало несколько абстрактным. — Послушайте, а где его похоронили?
— Как это где? — удивился Будвитис. — На Ваганьковском кладбище, разумеется.
— Н-да, — посочувствовал Турецкий, — как-то это не очень, конечно, вышло...
— Почему «не очень»? — снова переглянулись Лапин с Будвитисом. — Вроде бы все по высшему разряду.
— Ну... похороны без вдовы.
— Да что это вы такое несете?! — возмутился Лапин. — Катя была на похоронах.
— Как... Когда?
— Утром 22-го мы похоронили Леонида Георгиевича, и она сразу уехала в аэропорт.
— Ну и ну, — покрутил носом Турецкий. — Вот это скорости. А когда же она приехала в Москву?!
— 21 августа тело позволили забрать, а я к этому времени был уже здесь, — сказал Лапин. — И мы перевезли Леонида в Москву.
— С вами был кто-нибудь из телохранителей?
— Нет, Катя запретила им ездить. Кажется, она недолюбливала всю эту компанию, — предположил Лапин.
— Почему вы так думаете?
— Никаких конкретных сведений у меня на этот счет не имеется... — начал было Лапин.
В этот момент Будвитис засунул руку в карман и там чем-то щелкнул.
— Что это вы делаете? — спросил Турецкий.
— Записываю наш разговор.
— Зачем?!
— Не знаю. На всякий случай. А вдруг вы потом обвините нас в чем-то, чего мы не говорили? — с энтузиазмом предположил Будвитис.
— Не злите меня лучше, — предупредил Турецкий. — И держите свой карман от меня подальше. — Так зачем вы приехали?
— К сожалению... только не принимайте это непосредственно на свой счет, так вот, к сожалению, у нас есть серьезные сомнения относительно эффективности государственного расследования. И мы хотим предпринять собственное. У нас в «Махаоне» приличная служба безопасности, которая в состоянии...
— У Богачева тоже здесь была приличная команда, — зло сказал Турецкий. Еще одно расследование. Плюс к страховой компании! — Не очень-то они ему помогли. Делайте, что хотите, но пусть ваши детективы ко мне под ноги не лезут. Однако я не понял, почему вы сами-то приехали?
— Мы приехали, — честно сказал Лапин, — чтобы уговорить Катю отдать кассеты со съемкой всех гостей за последнее время. Это может здорово помочь нашему расследованию.
— Ясно. Забудьте об этом. Вы их не получите. Что еще?
Лапин с Будвитисом растерянно посмотрели друг на друга.
— А где же ваши детективы, как они собираются расследование проводить, из Москвы, что ли?
— Ну... — со вздохом признался Будвитис, — они отказались ехать, когда узнали, что здесь расследование проводите именно вы.
Турецкий криво усмехнулся и ничего на это не сказал. Если про него в частных агентствах идет такая дурная слава следователя, с которым лучше не встречаться, — тем хуже для них. А ему плевать. Вот с этого утеса. И теперь понятна осведомленность Лапина о деле спортивных коррупционеров — перед тем как выехать сюда он наводил о нем (о Турецком) справки. Только с пресс-конференцией прокололся. Ладно, будем посмотреть.
Генеральная прокуратура — старшему следователю по особо важным делам Турецкому А. Б.
СПЕЦСООБЩЕНИЕ
На ваше отдельное требование с целью выявления установочных данных на гражданскую жену Трофимова Д. В. сообщаем.
Воскресенская Зоя Федоровна. 1975 года рождения. Студентка Московской медицинской академии им. Сеченова.
Сведения о каком-либо отношении ее к кодовым системам безопасности и средствам спецнаблюдения отсутствуют.
Воскресенская — племянница Томского А. В.
Наружное наблюдение за Воскресенской проводится начиная с 26 августа службой наружного наблюдения.
Виктор Солонин. Крым, Ялта. 26 августа, 17.05
— Ну, так что за кино ты мне хочешь показать? — спросил Солонин, когда они вошли в апартаменты Турецкого.
— Презанятный детективчик с многими неизвестными, — ответил хозяин номера с самым загадочным видом, на какой только был способен.
Солонин добился все же своего, когда завалился к Турецкому. Пренебрегая положенным после дороги отдыхом и отговорками коллеги, утащил-таки его на пляж, где они и провели остаток дня. Он сообщил Турецкому, что морская вода влила в него новые силы, очистила тело и дух, и теперь он с удвоенной энергией, бодрый и помолодевший, готов приступить к расследованию.
Сразу после городского пляжа приступить не удалось. По пути в гостиницу приятели приговорили по шашлычку, к которому приложилась бутылка марочной «Массандры». Сопротивление Турецкого на этот счет (от шашлычка-то он не отказался) было сломлено веским аргументом, что шашлык без красного вина — это не шашлык, а перевод продуктов. И вообще, как он встречает дорогого гостя? Которого, между прочим, сам из Москвы и выписал. А посему должен ублажать, развлекать и ни в чем не отказывать. Хотя бы в первый день. А потом уж пусть эксплуатирует на всю катушку.
Культурная программа на этом не закончилась. Уже у входа в гостиницу заглянули в летнее кафе откушать местного разливного пива. Под него просто необходимо было взять и местных креветочек. Пиво не понравилось, поэтому повторять не стали и твердо решили приступить к работе.
Турецкий, правда, отлучился на пару минут по какой-то надобности, вернулся с бумажным свертком в руке и, таинственно подмигнув Солонину, зашагал впереди.
— Давай, Сан Борисыч, крути свое кино, — Солонин вытянулся в кресле напротив телевизора.
Спрятав предварительно сверток в холодильник, Турецкий вставил в видеомагнитофон кассету.
— Хроника делового съезда у Богачева, запечатленная для истории и потомков его службой безопасности, — начал Турецкий маленький экскурс к фильму. — Хочу заметить, и не без пользы для нас, то есть для следствия.
На экране солидные кавказцы за руку здоровались с хозяином дома, хвалили его шикарные, по их мнению, крымские владения, улыбались, переговаривались между собой. Появилась и супруга хозяина, Катя Богачева, собственной персоной. В декольтированном длинном платье, с богатым ожерельем на шее и увесистыми серьгами в ушах. Все куда-то дружно направились.
— Сейчас начнут, — констатировал Турецкий. — Я эту ленту в десятый раз смотрю.
— Тогда и мы продолжим. — Солонин жестом фокусника достал из своей сумки бутылку коньяка «Юбилейный».
— От Славки! — догадался Турецкий, не зная, радоваться или нет, и с сомнением посмотрел на холодильник.
— От него. На добрый почин. — Солонин вскрыл пробку.
Турецкий с не меньшим волшебством водрузил на стол уже порезанный лимон, персики, виноград.
— Шикарно живешь, — заметил коллега и на всякий случай присовокупил к южным яствам плитку шоколада. — «Рот фронт».
— И но пасаран. Набираюсь витаминов. Пока есть возможность. — Турецкий разлил по граненым стаканам золотисто-коричневую жидкость. — За почин, что ли?
— За него.
Приятели вдумчиво выпили, прислушиваясь к коньяку.
В дверь постучали, и появился Аркаша.
— Аркан, очень кстати, что это ты. У меня есть для тебя задание, — хмуро сказал ему Турецкий, не желая, чтобы кто-то наблюдал их импровизированное застолье.
— Опасное? — загорелся водитель-стажер. — Рисковое?
— Ужасно. Сходи в библиотеку, возьми там Мифологический словарь и выпиши мне справку по слову «Махаон». Что это значит, черт побери?
— Кажется, есть такой эротический журнал, — припомнил Аркаша и исчез.
На экране тем временем какой-то лихой сын гор закончил длинный тост и осушил бокал вина. К нему присоединились остальные.
— Опаздывают за нами-то, — сказал Солонин, пережевывая дольку лимона.
Налили по второй. Выпили. Телевизор демонстрировал жареных куропаток и сомов, шашлыки и маринованные грибочки, обилие всякой зелени и разнообразных закусок.
Турецкий с сожалением посмотрел на собственный скромный стол.
— Саша, не принимай близко к сердцу, — успокоил товарища Солонин. — Лучше объясни мне это кино. Ты же не ради того меня сюда вызвал, чтобы показать, как они чревоугодничали.
— Сейчас. — Турецкий плеснул в стаканы еще коньяку. Собрался с духом и, не дожидаясь Солонина, выпил до дна. — Все присутствующие на приеме гости — чеченцы. Это утверждает Богачева и подтверждает охрана. Сечешь?
— Допустим, ну и что? — Коллега еще не сек.
— Выпей! — указал Турецкий на не тронутую Солониным порцию коньяка. Тот повиновался, и только после этого «важняк» Генпрокуратуры начал ему разъяснять: — Мы не знаем, по какому поводу они собирались, что обсуждали — это раз. Какие интересы могут быть у Богачева в Чечне и, наоборот, у чеченцев к Богачеву. Это два. Насколько они дружественно или враждебно настроены друг к другу. Это три. То, что они развлекаются и едят вместе, еще ни о чем не говорит. Сегодня в твою честь тост говорит, а завтра — нож в спину. Доходит?
Солонин кивнул.
— Ты допускаешь, что Богачева могли убрать чеченцы, возможно, кто-то из гостей с этой записи, если они не пришли к согласию.
— Во всяком случае, не сбрасываю эту версию со счетов. Поскольку с другими пока — не очень. Кто-либо из них вполне мог стать если не прямым исполнителем, то организатором.
— Зная этот упорный народец, очень даже с тобой согласен.
Между тем застолье на экране вошло в полную силу. Гости непринужденно болтали. Степенный, с обильной сединой бородач что-то шептал на ушко Кате Богачевой. Та кокетливо пожимала плечами и заразительно хихикала. Звук практично отсутствовал, долетали отдельные обрывки фраз и общий шум.
— Ты обратил внимание, — спросил Солонин, — что она все время в таком ракурсе, что разглядеть эти чертовы подвески как следует совершенно невозможно?
— Ты мне еще будешь об этом рассказывать, — обиделся Турецкий. — Я уже задолбался делать стоп-кадр получше. Но это теперь не моя проблема. Так что пленочку я уже в Москву отправил...
Солонин непонимающе уставился на него. Потом снова перевел взгляд на экран и поморгал глазами.
— Мы сейчас с тобой копию смотрим.
— Оперативно, — одобрительно прищелкнул языком Солонин.
— Обижаешь. Ну так вот. Пусть теперь в столице эксперты ракурс получше находят и крутым ювелирам показывают. А мне только ждать остается.
Турецкий поднял бутылку и обнаружил, что ее содержимое катастрофически быстро сократилось до ничтожных количеств. Это его не остановило, и он безжалостно вылил остатки коньяка в опустевшие емкости.
— Тост! — провозгласил он не совсем уверенным голосом и поднял свой стакан. — За рабочую версию «Орлы», которой будешь заниматься ты.
На экране Богачев проходил в дом с двумя из гостей, в том числе и с бородачом, развлекавшим Катю.
Турецкий последовал его примеру. Нетвердой походкой подошел к холодильнику, достал загадочный пакет и победно его развернул.
В руках у него появилась бутылка с красно-коричневой этикеткой «Teqila Anejo Jalisco» и интригующей жидкостью бледно-соломенного цвета внутри.
— С текилой меня познакомил Слава, — предался воспоминаниям Турецкий. — Ее делают из какой-то там агавы, которая произрастает в мексиканских пустынях. Из кактуса, короче. Лучшие сорта производят в штате Джа... лиско? Судя по надписи на этикетке «anejo», эта трехлетней выдержки, а больше и не бывает. Вот ты, Витька, попробуй и сам оценишь.
Они продегустировали текилу три раза и пришли к обоюдному согласию, что мексиканские кактусы вполне годятся для употребления внутрь, а не только для цветочных горшков. Турецкого опять понесло по волнам памяти:
— Мы с Грязновым этой текилой запивали коньяк. Думал — помру. Оказалось — выжил. Сейчас тот же сценарий.
— За исключением разминки портвейном и пивом, — напомнил Солонин, которого после всех событий этого дня закономерно потянуло в сон.
— Ах, да, — смутно что-то припомнил Турецкий, автоматически отключая видеомагнитофон с давно остановившейся кассетой и впадая в состояние прострации. — Вечером посмотрю.
Солонин не отозвался. Его несколько раз перевернуло в пространстве и накрыло черным одеялом.
Вечер затянулся до утра. Очнулись в тех же позах, в каких вчера потеряли друг друга из виду. С час приходили в себя с помощью холодного душа, минеральной воды и остатков лимона.
Затем Солонин приступил к активным действиям. В первую очередь послал запрос в Москву в свою контору на чеченцев, снятых на видео в доме Богачева. Список их чудесным образом оказался у предусмотрительного Турецкого, который полностью взвалил версию «Орлы» на плечи своего коллеги.
Ответ пришел на следующий день.
