Бесцеремонность Марты была не от невоспитанности, а от любопытства. Опять она ввалилась без стука. Сука! Надо закрывать дверь. Я переодевалась. Увидела мой рубец поперек живота.
– У тебя что, дети есть? Ты не рассказывала.
– …был. Сын. Отдала на перевоспитание.
Равенсбрюк, июнь 44 г.
Только что прибывшие раздеваются, их осматривают, бреют. Вши, блохи. Вонь. Морщим с Удо носы. Марта зверствует:
– Животные! Проклятые суки!
Колошматит, подгоняет. Жара. Мухи.
Раньше Марта с удовольствием разглядывала тела, несмотря на жару или мороз, тщательно осматривала прибывших, особенно молодых. На глаз и нюх выбирала тех, кто потом пойдет работать в бордели – их не брили и не били. Сначала. И сначала их это радовало.
Сейчас эта масса немытых тел ее злит, и тоже возбуждает, но теперь не в эротическом плане, а в садистском. Выбешивает до пены у рта, визгливой брани и бесконечного битья палкой.