Ника Марш
Империя порока. Блудницы, проститутки и содержанки в царской России
Ника Марш
Империя порока. Блудницы, проститутки и содержанки в царской России
© Ника Марш, текст, 2025
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025
* * *
Пролог
Знаменитый лейтенант Петр Шмидт, которого мы знаем по мятежу на крейсере «Очаков»[1], в юности взял в жены проститутку с Выборгской стороны. А ведь будучи офицером, он не имел права жениться на женщине такого низкого происхождения и столь сомнительных занятий. Почему же Шмидт решился на этот шаг? Просто он от всей своей широкой юной души пожалел несчастную.
Николай Платонович Огарев, друг и соратник Александра Герцена, закончил свои дни подле продажной женщины Мэри Сэтерленд из английских трущоб, вместе с которой воспитывал ее сына от другого человека. Критик Николай Добролюбов едва не женился на проститутке, и только вмешательство друзей остановило его. Что греха таить: в XIX столетии проституция стала обыденным явлением для русского человека. О нем знали, потому что оно нисколько не скрывалось. Сам император Николай I сделал продажную любовь частью повседневной жизни. По всей видимости, он руководствовался простым принципом: не можешь побороть явление – возглавь его!
Однако до Николая Павловича Романова с проституцией в России в основном пытались бороться. Причем порой очень жесткими методами! «Ночных бабочек» вывозили в далекий холодный Иркутск, понижали в правах, били и вырывали им ноздри. При Павле I их обязывали носить желтые платья – отличительную «униформу». Пойманных вторично наказывали кнутом.
Подпольные заведения, где предоставлялись интимные услуги, в XVIII веке закрывались, а женщин наивно пытались переучить на портних или горничных.
Но была и другая торговля женщинами, которая официально таковой не признавалась. Например, крестьянки из Валдая, прославленные Пушкиным, довольно длительное время считались легкодоступными девушками. Свои прелести они нередко меняли на деньги, что в трудную пору позволяло выжить их родным.
У податливых крестьянок (чем и славится Валдай)
К чаю прикупи баранок и скорее приезжай…[2]
Итак, и Пушкин, и его адресат отлично знали, о чем идет речь…
А владельцы крепостных красавиц? В материалах дела, посвященного помещику Льву Измайлову[3], прямо говорится, что он неоднократно предоставлял подневольных ему женщин и девушек в пользование друзьям или заезжим родственникам. Он был далеко не единственным, кто занимался такими вещами. И не единственным, кто собирал целые «серали» для собственных утех, причем попадали туда часто и совсем юные крестьянки, почти девочки. Даже тогда об этом явлении не говорили как о проституции. На самом же деле подобное положение вещей мало чем отличалось от выхода на панель. А забавы барчуков с молоденькими дворовыми считались рядовым положением вещей. Да что там! У солнца русской поэзии, у Александра Сергеевича Пушкина, была связь с дворовой. От Толстого прижила ребенка его же крепостная, и всякий раз, когда женщину звали в барский дом мыть полы, супруга Льва Николаевича, наслышанная о похождениях графа в юности, едва сдерживала свой гнев.
Была еще одна особенность общества того времени: представительницы вполне благопристойных профессий (в настоящее время никак не ассоциирующихся с продажной любовью) не имели шанса на достойную партию, потому что их воспринимали словно… падших. Ни одно благородное семейство не захотело бы породниться с балериной или актрисой, с танцовщицей или белошвейкой (впрочем, судьба часто бывает иронична, и, вопреки мнению людей, даже таких женщин брали в жены, причем великие князья).
Представительницы вышеупомянутых профессий нередко становились содержанками. Для них часто просто не оставалось другого пути. Проститутками их никто не называл, это слово не сразу прижилось в обиходе, но относились к ним ровно так же – с легким презрением и брезгливостью. Парадокс: легко парящим на сцене девушкам в тоненьких платьях с удовольствием аплодировали, воспевали в стихах их стройные ножки, дарили цветы и драгоценности… Но желающих взять их в жены, особенно среди представителей дворянства, обычно не находилось. Самая обычная двойная мораль!
Итальянская оперная дива Лина Кавальери[4] получила за свою жизнь 800 предложений руки и сердца. Она была настолько хороша собой, что ее портреты расходились огромными тиражами. Лина – одна из первых знаменитостей в истории, чей образ стали по-настоящему эксплуатировать в предтече глянца. Открытки, афиши, буклеты и просто фотоснимки – все это с успехом продавалось в европейских странах. Но русскому аристократу, влюбленному в красавицу князю Александру Барятинскому, не позволили жениться на ней. Лина – в глазах княжеской семьи – выглядела недостойной женщиной. Падшей. Петь позволялось и дворянкам, их специально обучали этому приглашенные учителя. Они могли выступать на домашних концертах, благотворительных вечерах и даже перед императорской семьей (таким образом концертировала, например, известная в XIX веке дворянка Прасковья Бартенева, а князь Николай Юсупов с радостью принимал участие в театральных постановках). Но петь на настоящей сцене – уже другая история. Пусть Кавальери и не называли проституткой, но Барятинские относились к ней именно так. К слову, Бартеневу превозносили при жизни, и сама признанная дива Генриетта Зонтаг[5] высоко ценила ее талант, да и называли Прасковью не иначе, как «московским соловьем»… Но она не вышла замуж.
Итак: принимать ухаживания богатого поклонника и его дары – недостойно для девушки. Подарки мог дарить только нареченный, жених или близкий родственник. Во всех прочих случаях от подношения следовало отказаться. Исключение – дар императора. При этом каждый прекрасно знал, что та или иная молодая особа была выдана семьей замуж только потому… что ее муж являлся обладателем огромного состояния. Юность и красота приобретались в обмен на дворцы и внушительный счет в банке. Вполне себе узаконенная проституция…
Изучая жизнь русского общества, крестьянства, дворянства и купечества, я поняла, что невозможно обойти стороной столь деликатную тему. Продажная любовь существовала, позже у нее даже появились собственные законы (и порой весьма жесткие). Николай I решил поставить на учет тех, кто торговал собой. Провозглашались принципы, которые в идеале могли спасти жизни многих женщин, обезопасить тех, кого вовлекали в проституцию против воли или эксплуатировали без зазрения совести. Но, как часто бывает, замысел разошелся с реализацией. Получилось, что, вскрыв ящик Пандоры, русское общество обрело язву, которая разрасталась, ширилась, гнила и поглощала огромные людские ресурсы. Проституция стала для императорской России одной из самых черных трагедий.
Многие изначально неодобрительно отнеслись к нововведению императора Николая I. Говорили, что своим решением он сделал возможным то, с чем долго (пусть и безрезультатно) боролись. Постепенно негатив нарастал, и дома терпимости стали закрывать во многих российских губерниях просто под давлением обывателей. Старались позабыть, что такое явление вообще когда-то процветало на улицах.
Нужно откровенно признаться: судьбы женщин, вовлеченных в проституцию, часто откровенно ужасные. Разбирая истории о том, как их сманивали, покупали, крали и буквально заставляли продавать свое тело, начинаешь испытывать чувство невероятного гнева: это действительно самая темная страница истории. Она намного страшнее и безумнее даже… крепостного права. И ее изучение дает ответ на вопрос: а нужно ли вообще когда-нибудь задумываться о легализации этого явления? Полагаю, вы легко найдете его в моей книге.
И наконец, процитирую посвящение, написанное Куприным в качестве эпиграфа к «Яме»:
«Знаю, что многие найдут эту повесть безнравственной и неприличной, тем не менее от всего сердца посвящаю ее матерям и юношеству».
Часть 1 От князя Владимира до Николая I
Глава 1. Распутство в Древней Руси
«Лучше смерть, чем долгая жизнь в нищете.
Как и Соломон сказал:
“Ни богатства, ни бедности, Господи, не дай мне.
Если буду богат – возгоржусь,
Если же буду беден – задумаю воровство и разбой,
Как женщины – распутство”».
Этим строкам около восьмисот лет. Их написал приблизительно в первой трети XIII века древнерусский автор Даниил Заточник. И вот что любопытно: средневековый мужчина всю ответственность за распутство смело возлагает исключительно на представительниц прекрасного пола. Главные мужские грехи, на его взгляд, совсем другие – это воровство и грабежи, убийства и измена князю. А вот красавицы явно вводят в искус. Распутничают. Получается, без женского внимания современник Заточника ни за что бы не прельстился на иную румяную прелестницу? Ну как тут не вспомнить Станиславского: «Не верю!»
Заточника часто называют главным женоненавистником русского Средневековья – дескать, слишком часто «проходился» по женским недостаткам. Обличал их, причем так яростно, что возникает вопрос: вероятно, сам сталкивался с женской изменой? Или был наслышан о ней? А возможно, впитал подобные взгляды в стенах монастыря? В целом с этой точкой зрения можно согласиться: средневековый писатель не единожды обращался к теме сомнительных качеств у прекрасного пола. В том же самом «Молении»[6], цитата из которого приведена выше, есть и такие слова: «Девица губит свою красоту распутством, а муж свое мужество – воровством». А потом можно прочесть следующее:
Не птица меж птиц летучая мышь,
Не муж среди мужей, над которым жена властвует,
Не жена среди жен, которая от своего мужа блудит,
Не работа среди работ – под началом женок повоз возить.
Что же за настойчивое упоминание разврата? Неужели в XIII веке этот вопрос стоял так остро, что древнерусский автор из раза в раз пишет об одном и том же? И насколько его точка зрения вообще отражает положение вещей? Был ли блуд столь распространенным явлением, что о нем приходилось говорить подробно и часто?
Принято считать, что в допетровские времена организованной проституции на Руси не существовало. В первую очередь имеются в виду публичные дома. Действительно, отыскать в старинных документах и летописях упоминания о «блудных пристанищах» не представляется возможным. Однако будем честны: за 600 лет человеческая сущность не слишком изменилась. И естественные потребности человека X или XII веков ничем не отличаются от тех, что мы испытываем сейчас. А когда есть спрос, то рождается и предложение.
Но есть нюансы. Безотносительно Руси, проституция «расцветала» там, где одновременно скапливалось множество здоровых мужчин детородного возраста. И конечно, при наличии у них свободных денег. И в X столетии, и в XIII, и позже таким нуждающимся в женской ласке сообществом было… воинство. Их семьи оставались далеко, а они оказывались в ситуации физиологического голода, который трудно было утолить.
В мирное время человек существовал в других условиях. Прежде всего он был скован нормами морали, законами общества и церковными правилами.
После крещения Руси заводить наложниц стало запрещено. Церковь освящала союз мужчины и женщины (и расторгнуть его было практически невозможно) и провозглашала единение двух сердец до конца дней. Все, что выходило за пределы такого союза, считалось блудом.
Более того, даже повторный брак был доступен не всем. Например, вдовый священник не мог рассчитывать на вторую женитьбу. Не разрешали жениться и тем, кто был виновен в доказанном прелюбодеянии…
Если князь Владимир до принятия христианства легко сожительствовал с разными женщинами, то после 988 года оказался лишен такой возможности. Муж порфирородной Анны Византийской просто не мог себе позволить прежних удовольствий, доступных язычнику. Ему пришлось пойти на это: брак с Анной являлся не просто союзом представителей двух правящих династий (причем не равных по своему значению и влиянию). Он позволял Владимиру примерить новый статус: русский князь превращался в родственника императоров Византии, вставал на одну ступень с базилевсом…[7]
По церковным канонам прелюбодейство считалось одним из самых греховных деяний. Седьмая заповедь гласила: «Не прелюбы сотвори». Поэтому человек, желавший для себя Царствия Небесного после смерти, не мог вести себя разнузданным образом…
На практике, разумеется, происходило всякое. Одно лишь принятие христианства не гарантировало, что новообращенные станут вести праведную жизнь (правда, с князей спрос иной! В ту переходную пору они были обязаны демонстрировать лучшие качества). Человек оставался человеком. Мужья утешались в объятиях холопок, а их жены не всегда проявляли покорность и смирение. Ох, как сокрушался наш средневековый автор по этому поводу!
Жены, стойте же в церкви и молитесь Богу
и святой Богородице;
А чему хотите учиться – учитесь дома у своих мужей.
А вы, мужья, по закону наставляйте жен своих,
Ибо нелегко найти добрую жену…
Можно подумать, что современник Заточника – человек исключительно мудрый, уравновешенный, достойный восхищения. Ведь: «Жены, учитесь у мужей!» Вне всякого сомнения, мужья в XIII веке не были поголовно идеальными. Князь Ярослав Владимирович Галицкий при живой супруге завел любовницу Настаску, что привело к мятежу в его землях. Разумеется, Настаска была только поводом – у князя не затухал застарелый конфликт с боярами, – но несчастную женщину выволокли из палат и сожгли заживо, обвиняя в колдовстве и блуде. Кстати, если вы прежде думали, что на Руси никогда не преследовали ведьм, то вы сильно заблуждаетесь. В Псковской второй летописи сохранились сведения о том, что в 1411 году «псковичи сожгоша 12 жонок вещих». А когда велась бескомпромиссная борьба против ереси жидовствующих, то обвиненных обряжали в колпаки с надписями «се есть сантониновое воинство», а потом поджигали прямо на них головные уборы… Таким образом, люди сгорали заживо.
Но была ли продажная любовь на Руси в то время, когда писал Заточник? Очень интересный вопрос!
Русь на протяжении столетий поддерживала тесные отношения с Византией. А там, как известно, проституция существовала с незапамятных времен и была чрезвычайно распространена. Торговые люди наверняка слышали о заведениях, где девушки за деньги предавались разврату. Пускай самый известный лупанарий при императоре Феофиле[8] передали в ведение госпиталя, работали и другие дома. Как писал русский историк Александр Рудаков: «Это была настоящая язва… которая сопровождала старую, утонченную культуру, с ее пониженным моральным чувством, хотя порою и экзальтированными периодами раскаяния»[9].
В Византии существовали несколько возможностей для занятий проституцией – были специальные заведения, предоставляющие подобные услуги, была театральная проституция, а были и питейные с женской прислугой, где интим не являлся основным видом заработка, но нисколько не порицался.
Если говорить начистоту, то византийская императрица Феофано, прежде чем вознестись на самую вершину, работала в корчме. Звали ее тогда Анастасо, и наследника престола она увлекла не одними только красивыми речами. А Феофано, между прочим, стала матерью той самой багрянородной принцессы Анны, которая впоследствии вышла замуж за князя Владимира Святого… Колода тасуется всегда очень причудливо, как верно заметил Булгаков!
То, что история византийской проституции на Феофано не завершилась, косвенно подтверждает византийский монах Михаил Пселл. Согласно его записям, император Михаил IV Пафлагон[10] построил в столице империи большой приют для нищих, а еще специальный монастырь для бывших проституток (соответственно, этим ремеслом продолжали заниматься и при Михаиле IV). Правитель занимался благодеяниями, поскольку нередко испытывал безумные страдания – он был подвержен эпилепсии, и во время важных приемов по обоим бокам от его трона развешивали специальные занавесы на случай, если приступ случится в неподходящий момент. Тогда его смогли бы укрыть от посторонних глаз. А когда Михаил IV почувствовал приближение смерти, то предпочел постричься в монахи.
Могли ли русские путешественники и купцы, посещавшие Византию, захаживать в лупанарии? Теоретически такое вполне возможно. Однако записей об этом они нам не оставили!
История проституции тех времен вообще собирается буквально по крупицам! На Руси и термина-то такого не было – только в XVIII столетии, в правление Екатерины II, употребили слово «проститутка». До того все сношения вне брака назывались блудом, и за него, повторюсь, следовало наказание.
Чтобы ступить на скользкую дорожку продажной любви, женщина должна была в первую очередь отбросить внушаемые ей с детства правила «доброй жизни».
Речь идет не только о десяти христианских заповедях, но и о собственных нравственных устоях русского общества.
Во-вторых, она должна была бы получить возможность для свободного перемещения и действий.
И в-третьих, у нее должна была сложиться жизненная ситуация, при которой торговлю собой она считала единственным выходом.
Итак, устои. Человек из русского Средневековья жил по правилам, установленным церковью и согласно законам, продиктованным князем.
Блуд не разрешался (ибо князь так же, как и простой смертный, прислушивался к мнению священников).
Девушка из русского средневекового города жила в атмосфере, в которой тема свободной продажи тела просто не возникала. Продавались пленники – о чем знали все (как и о том, что пленницы иногда превращались в наложниц). Весьма преуспели в этом ордынцы.
Но интимные услуги в обмен на золото не считались частью нашей культуры. В отличие от той же Византии, Древнего Рима или Венеции в эпоху Ренессанса.
Глава 2. Блуд в «грозные» времена
На протяжении веков сам уклад жизни был выстроен таким образом, что свободное перемещение женщины – без сопровождения прислуги или родственников – оказывалось возможным крайне редко. Отцы и братья следили за нравственностью дочерей и сестер, жены занимали в доме определенную половину, попасть куда посторонним было практически невозможно. Знатную девушку ограждали от общения с мужчинами с ее рождения до момента замужества. Знатная женщина легко поддерживала связь с родственницами и подругами, но ей было крайне затруднительно выстроить отношения с посторонними лицами мужского пола. Означало ли это, что их не существовало вовсе? Конечно нет. Иногда такое случалось.
Правительница Елена Глинская, мать Ивана Грозного, приблизила к себе князя Ивана Федоровича Овчину Телепнева-Оболенского. Боярин, воевода, по свидетельствам современников был невероятно хорош собой. Глинская доверяла ему и опиралась на него. Однако в ту пору она вдовствовала! Могла ли такая женщина завести любовника при жизни великого князя? Очень сомнительно, учитывая само положение Елены. Девушка из не самого влиятельного рода была выбрана для роли матери престолонаследника. Рисковать потерей такого статуса она бы не стала – как показывает история ее правления, Елена Глинская была весьма умной и прозорливой.
Царевна Софья, правившая в годы малолетства Петра I и его брата Иоанна V, питала нежные чувства к князю Василию Голицыну (официально женатому). Сохранились письма, в которых она обращается к нему совсем не как государыня, а как влюбленная женщина. Но надо понимать – Софья в ту пору обладала почти беспредельной властью. Она оказалась в исключительной ситуации. Большинство женщин ее положения в предыдущие столетия не имели таких возможностей.
Иное дело – простолюдинки. Конечно, они существовали в иной обстановке, и встретить мужчину им было гораздо проще, ведь в теремах их не запирали. Но даже рядовые крестьянки воспитывались в духе почитания старших, уважения к мнению родителей, которые старались выдать их замуж по достижении детородного возраста…
Оставались самые бедные.
Как раз они ступали на путь блуда, если у них не оставалось других возможностей обеспечить самих себя. И тут им в помощь появлялись сводни… Они выступали в качестве связующего звена между мужчиной, который испытывал потребность в общении с женщиной, и той, что с готовностью продала бы свое тело.
Насколько распространенной была такая ситуация? По всей видимости, о «массовом характере» говорить не приходится. Иначе мы больше знали бы об этой стороне средневековой жизни. Кроме того, учитывая особенности общества, подобные моменты приходилось тщательно скрывать. Значит, единичные случаи?
Но возникали и другие ситуации:
«Нелюбящая мужа жена увлекается преступной любовью посторонних, нравящихся ей мужчин, нередко поступая так по одному только желанию отомстить мужу или за его неосновательную ревность, или за свою унизительную неволю, – писал этнограф Серафим Шашков в своем труде «Исторические судьбы женщины, детоубийство и проституция», опубликованном в Санкт-Петербурге в 1871 году, – дочь, желающая выйти замуж и не допускаемая до этого родителями или обстоятельствами, будучи не в силах удержать порывы своей страстной натуры, отдается секретно любовнику»[11].
Внебрачная связь с холопкой обществом серьезно не порицалась, как и позже – связь с крепостной. Молодые барчуки спокойно заводили отношения с дворовыми девками, пробуя на них собственную мужскую силу. Наличие этого зависимого сословия, вполне возможно, и поспособствовало тому, что на Руси долгое время не было надобности создавать лупанарии. Плотность населения оставалась невысокой, вступать в брак старались пораньше. Во-первых, чтобы успеть обзавестись как можно большим числом наследников (при высокой младенческой смертности хорошо если выживала треть из рожденных детей), во-вторых, брак являлся единственным принимаемым церковью и обществом способом поддерживать интимные отношения между мужчиной и женщиной. Когда пятидесятилетний поэт Гавриил Романович Державин внезапно овдовел, он принял решение поскорее вступить во второй брак, о причинах которого предельно откровенно написал в записках: «Не могши быть спокойным о домашних недостатках и по службе неприятностях, чтобы от скуки не уклониться в какой разврат, женился генваря 31 дня 1795 года на другой жене, девице Дарье Алексеевне Дьяковой»[12]. Литератор предпочел оформить все по закону, чем прослыть любителем молодого тела вне брачных уз!
Распутство на Руси принимало другие формы, нежели в Европе. Вполне обычным считалось растить одновременно детей законной жены и прижитых «воспитанников» – отпрысков крепостных или плоды случайных связей. Отношения вспыхивали сиюминутно, а иногда и подолгу продолжались. Но торговля женскими прелестями, когда каждый, у кого были средства, мог овладеть ими, в допетровское время не была распространена.
Мрачные легенды ходили вокруг питейных заведений в Александровской слободе, где жили и гуляли опричники. Огромное количество сплетен связано с их деяниями – говорили про умыкание чужих жен и невинных дев, про жестокие убийства тех, кто оказывал им сопротивление… Демонизированный образ опричника, как человека, лишенного всяческих моральных принципов, был известен еще во времена правления Ивана Грозного. Оттого так трудно отделить правду от вымысла! Вот описание, которое можно встретить у историка XIX века, Николая Костомарова:
«Им даже вменялось в долг, как говорили летописцы, насиловать, предавать смерти земских людей, грабить их дома. Современники иноземцы пишут, что символом опричников было изображение собачьей головы и метлы в знак того, что они кусаются, как собаки, оберегая царское здравие, и выметают всех лиходеев»[13].
Историк Лев Гумилев называл опричников людьми, одержимыми ненавистью ко всему миру. Одним словом, воплощенные мрак и ужас. Отсюда страшные разговоры о погубленных девушках, чьей невинностью воспользовались против воли, или о растерзанных неприступных красавицах, о повешенных родных, вступившихся за их честь.
А вот иноземное свидетельство о бесчинствах опричников. Написано Альбертом Шлихтингом в Литве, в 1571 году и называется «Краткое сказание о характере и жестоком правлении Московского тирана Васильевича»:
«В крепости Коломна, которую несколько ранее тиран дал воеводе Иоанну, было много чужеземных граждан; всех их, а их было более трехсот, тиран приказал утопить в реке, считая их участниками замысла воеводы Иоанна, между тем как тот не повинен был даже в дурном подозрении, а явили себя и верным гражданином отечеству и слугою тирану.
Умертвив, таким образом, воеводу Иоанна, его семейство и всех граждан, тиран, сев на коня, почти год объезжал с толпой убийц его поместья, деревни и крепости, производя повсюду истребление, опустошение и убийства. Захватив в плен некоторых воинов и данников, тиран велел обнажить их, запереть в клетку или маленький домик, и, насыпав туда серы и пороху, зажечь, так что трупы несчастных… казались летающими в воздухе… Он приказывал убийцам насиловать у него на глазах жен и детей тех, кого он убивал, и обращаться с ними по своему произволу, а затем умерщвлять. Что же касается жен поселян, то он приказал обнажать их и угонять в леса, как скот, причем тайно были расположены засады из убийц, чтобы мучить, убивать и рассекать этих женщин, бродивших по лесам. Такого рода жестокость проявил тиран при опустошении деревень и поместьев Иоанна, воеводы Московского, а жену его приказал постричь и удалить в монастырь, где она и умерла»[14].
Нужно ли верить всему, что описал Шлихтинг? И насколько правдоподобно он говорил о событиях? Вот тут любопытный момент. Сам дворянин был по рождению померанцем и попал в плен в битве при крепости Озерище в 1564 году. Впоследствии пристроился переводчиком при царском медикусе Арнольде Линзее и в 1570-м бежал в Литву. Вот там-то он и написал два сочинения, пройдясь толстым слоем черной краски по личности русского государя. Польская шляхта, воспринявшая каждое слово за чистую монету, с удовольствием цитировала рассказы о зверствах. А ведь Шлихтинг не участвовал в Новгородских погромах, о которых писал. Он передавал чужие «впечатления», и есть основание считать, что многое выдумал.
В том же самом произведении Шлихтинг не раз говорит о насилии над русскими женщинами как о совершенно обыденной истории во времена Ивана Грозного:
«У этого тирана есть много тайных доносчиков, которые доносят, если какая женщина худо говорит о великом князе-тиране. Он тотчас велит всех хватать и приводить к себе даже из спальни мужей; приведенных, если понравится, он удерживает у себя, пока хочет; если же не понравится, то велит своим стрельцам насиловать ее у себя на глазах и таким образом изнасилованную вернуть мужу. Если же у него есть решение убить мужа этой женщины, то он тотчас велит утопить ее в реке. Так поступил он год тому назад с одним из своих секретарей. Именно, похитив жену с ее служанкой, он держал ее долгое время. Затем обеих изнасилованных он велит повесить перед дверями мужа, и они висели так долго… Так же поступил с одним из своих придворных. Именно, захватив его жену, он хранил ее у себя, и после обладания ею до пресыщения, отсылает обратно мужу, а потом велит повесить на балке над столом… Висела она там долго, пока это было угодно тирану.
Когда он опустошал владения воеводы Ивана Петровича, то в лагере у него были отборнейшие женщины, выдающейся красоты, приблизительно в количестве 50, которые передвигались на носилках… Этими женщинами он злоупотреблял для своей похоти. Которая ему нравилась, ту он удерживал, а которая переставала нравиться, ту приказывал бросить в реку».
В другом отрывке Шлихтинг фантазирует на тему, как женщин, чьих мужей подозревали в государевой измене, заставляли поднимать юбки и прилюдно показывать «срамные места». Немыслимое унижение для женщины XVI века. Особенно знатной. Холопки не считались достойными снисхождения, с ними мало считались. Но поступить подобным образом с представительницей древней фамилии… В то же самое время, в 1569 году по приказу Ивана Грозного расправились – после доноса – с семьей князя Владимира Старицкого. И мать, и жена его, и дети, и он сам были отравлены или расстреляны (версии разнятся), и в некоторых источниках возникает та же тема – якобы женщин предварительно раздели донага. Таким образом подвергнув унижению, от которого невозможно было отмыться. Если бы княгиня Старицкая осталась жива, с большей долей вероятности наложила бы на себя руки. И снова возникает вопрос: где же правда? Факт смерти княгини и ее семьи непреложен, но было ли то самое унижение или его придумали, чтобы образ Ивана Грозного стал еще более грозным?
С тем же царем связывают еще одну трагическую историю – Василисы Мелентьевой. Николай Карамзин в XIX веке уверенно писал, будто то была прекрасная вдова, которую правитель возжелал и сделал наложницей без церковных обрядов…
Однако Василиса не оценила в должной мере оказанную ей милость и стала привечать другого. За что – по разным данным – была то ли сослана, то ли утоплена… Однако современные историки в этом рассказе видят множество нестыковок и вообще подвергают сомнению существование Василисы. Впрочем, ее имя связано с одним из предков великого поэта, Гаврилой Пушкиным, но сведения о женщине все равно обрывочны. Есть основание считать, что «сказку» придумали с целью очернить личность Ивана Грозного (рядовое явление при каждой новой династии – сказать как можно хуже о предыдущей). Поэтому достоверно о Мелентьевой говорить невозможно. Только с оговоркой: «По версии Карамзина…»
Но даже если случаи насилия и принудительного сожительства были, это вовсе не то явление, которое мы подразумеваем под проституцией. Надобности в регулярной покупке женского тела попросту не существовало. Юнцы рано обзаводились супругами или же могли испытать себя с холопками. А затем жизнь женатых мужчин подчинялась строгому следованию церковным канонам, разрешавшим плотские отношения не каждый день! Соблюдались не только посты, но и постные дни между ними. После кончины жены муж имел право жениться повторно. Ну а если жена оказывалась ему не люба, то с такой супругой имелась возможность расстаться через монашеский постриг. Известно, что князь Владимир Старицкий, тот самый, что был убит в октябре 1569 года, успел жениться дважды. Первый раз – на Евдокии Нагой, с которой обвенчался в 1550 году. Пятью годами позже, разлюбив ее, князь сопроводил женщину в Покровский монастырь, где та приняла постриг. Удивительно, но это и спасло ей жизнь! Знала бы отверженная супруга, что ждет князя, не роняла бы слез по дороге в Покровский монастырь. Евдокия прожила в обители до 1597 года! Ее не коснулась расправа над Старицкими! А вот вторая жена князя, Евдокия Одоевская, была предана смерти одновременно с мужем.
Когда говорят о самом Иване Грозном, то частенько ссылаются на данные иностранных послов и путешественников. Например, Джером Горсей, представлявший на Руси королеву Елизавету I Тюдор, утверждал, что половые органы государя были сильно увеличены в размерах. И связывал это явление с безудержным блудом, которому тот предавался. В антропологическом исследовании, которое было произведено сотни лет спустя над останками правителя, есть указания на содержание ртути. А ее применяли при лечении венерических заболеваний… Однако сифилис производил разрушительное воздействие на кости, и при детальном анализе скелета Ивана Грозного его следы наверняка были бы обнаружены. Но этого медицинские светила не утверждают! Значит, никакого сифилиса не было? И история о распухших половых органах и тысяче растленных дев – плод воображения Горсея?
