Ника Светлая
Неживая
Ви кивнула и приложила белую ткань к груди. Нагато отошел в сторону и, отвернувшись, продолжил читать инструкцию. Но больше не нашел ничего необычного: только технические параметры – и ничего насчет интеллектуальных способностей и набора программ. Один из последних пунктов гласил, что отключить робота можно, лишь подключив к зарядному устройству; также аппарат входит в спящий режим, если в течение часа поблизости нет источника света и звука или если зарядка на исходе. Сигнализировать о севшей батарее будет пульсирующий красный диод в запястье правой руки. Примерная продолжительность работы – двенадцать-четырнадцать часов, полная зарядка занимает около пяти часов. Активная работа продолжается после получаса зарядки.
Нагато хотел было в порыве ярости вышвырнуть бумагу, но из динамика раздался голос:
– Мистер Мори, время не ждет, приступайте к работе.
«Это уже не просто работа». – Нагато устало побрел к роботу. Ему не терпелось закончить, чтобы вернуться наверх и высказать этому человеку все, что он думает. Но сначала нужно провести осмотр. Он бросил быстрый взгляд на робота. Каштановые волосы роскошной волной прикрывают спину до лопаток, кожа цвета слоновой кости, точеные изгибы, тонкие запястья.
– Возьми себя в руки, – пробурчал он себе под нос, будто отдал приказ.
– Это вы мне? – подняла глаза Вита.
Нагато замотал головой и снова пробежался по тексту инструкции: распознает запахи, чувствует прикосновения, понимает мимику и жесты. «Они забыли добавить, что у нее совершенный слух», – усмехнулся он про себя.
– Я пытаюсь совладать с собой и хочу быть с тобой честным. Я впервые встречаю искусственный интеллект с таким набором параметров.
Девушка-робот спокойно улыбнулась, но ее пальцы слегка перебирали ткань халата. Волнение? Словно живой человек, она томилась в ожидании, переводя взгляд с мужчины на панорамное окно, где стояли трое незнакомцев. Сердце Нагато сжалось, нога предательски заныла.
– Сейчас мне нужно провести несколько тестов, понять… – Нагато подбирал слова, – как ты работаешь. Но для начала я просто осмотрю поверхность кожи. Ты не против? – Вита медленно покачала головой, Нагато, хромая, подошел ближе. – Тогда давай представим, что ты на приеме у врача. Я – врач, ты – пациент.
– Вас зовут мистер Мори? – спросила Ви, пока мужчина осматривал кисти рук. Он старался делать все быстро и почти не прикасаться к роботу.
– Можно просто Нагато.
– Ваша нога – вы нездоровы?
– Старая травма.
– Мне жаль, мне кажется, вам очень больно.
– С чего ты так решила? – Нагато отстранился от девушки-робота.
– Ваше лицо. Видно, что вы страдаете. – Она спокойно смотрела мужчине прямо в глаза, наклонив голову и печально улыбаясь.
– Это не из-за ноги, – задумчиво произнес Нагато и поторопился закончить дело. Он механически осматривал девушку-робота, а мысли его неслись вскачь: «Что это? Сочувствие? То глубокое, искреннее сочувствие, которого не дождешься от живых?». Тугой узел боли и беспомощности стянулся внутри и комом рвался наружу. Он быстро глянул на панорамное окно. Мистер Хэрриот скрылся из вида, оставив сторожевых псов.
Когда он попросил Ви лечь, чтобы проверить внутреннюю часть бедра, робот зажмурилась, отвернула лицо. Нагато не верил своим глазам. «Значит, заложенная программа заставляет изображать стыд или это новый навык, который появился после того, как я предложил ей халат и попросил прикрыть тело. Теперь уже не узнать наверняка. Она, будто чистый лист, впитывает, запоминает все, что с ней происходит, и выбирает соответствующую модель поведения», – заключил он.
– Повреждений на коже не обнаружено, – сделал он пометку и отвернулся. – Можешь надеть халат. После этого мы проверяем вестибулярный аппарат и работу суставов. Ты справишься с этим сама: просто встань, пройдись и сделай пару простых упражнений, если тебя не затруднит.
– Хорошо.
Нагато обернулся, когда Ви уже стояла на полу без движения, ожидая команды. «И все-таки она не человек», – пронеслось в голове у Нагато.
– Согни руки в локтях. – Робот четко выполняла инструкции. – Теперь подними руки вверх. Согни колени по очереди. Теперь пройдись, пожалуйста. Хорошо. Поверни голову направо, теперь – налево. Отлично. – Нагато сделал еще одну пометку. – Осталось самое сложное. Мне нужно понять, как работают программы, но я даже не знаю, какие загружены.
– Я знаю. Загружено 1684 приложения, с какого начнем проверку?
– Сколько же ты всего умеешь, уму непостижимо. – Нагато провел рукой по волосам и устало опустился на стул.
– Мистер Мори, пора завершать процедуру, – раздался голос из динамика.
– Программ слишком много, мы не сможем проверить их все. Ты уже продемонстрировала умение поддерживать беседу, задавать вопросы и отвечать на них. Нет смысла продолжать. Остался вопрос, который меня интересует. Можешь ли ты причинить вред человеку?
– Человеческая жизнь священна, как и любая жизнь на земле. Я не могу причинять вред любым существам или бездействовать, когда кому-то грозит опасность.
Кто бы мог подумать, что законы робототехники из научной фантастики когда-нибудь будут звучать из уст робота?
– Тогда на этом все. Я попрошу тебя снять халат и лечь обратно.
Ви выполнила все молча и быстро.
– Что со мной будет дальше? – спросила Ви до того, как Нагато успел ее подключить к зарядному устройству. Она пристально смотрела в его глаза. Тестировщику показалось, что она чуть хмурит брови и вот-вот заплачет. Он понадеялся, что это фантазия разыгралась. Мимика была поразительно настоящей.
– Мне это неизвестно, – скупо ответил он: ногу пронзила резкая колющая боль. Японец скривил лицо на секунду. – Ты отправишься к своему хозяину, и я не знаю, кто он. Мне остается только верить, что все будет хорошо. – Не дожидаясь ответа, он подключил зарядное устройство, веки робота дрогнули и закрылись.
Нагато поспешил наверх, клокоча от ярости. Впервые со дня смерти сестры в нем бушевала буря.
– Мистер Хэрриот! – воскликнул он, распахнув дверь.
– Впечатлены, да? – Мужчина в костюме не спеша встал с кресла, поправляя запонки на рубашке.
– Ее нельзя продавать как обычного робота, нельзя отдавать на растерзание не пойми кому. Она словно живая и требует бережного обращения. Это возмутительно! Такого не должно происходить. Она – вершина технического прогресса в области робототехники, ее нужно явить миру и… я не знаю… дать статус живого существа.
Вместо ответа мужчина картинно расхохотался и хлопнул в ладоши.
– Может, выдадим ей паспорт и разрешим голосовать?
Нагато растерял былой запал, нога разболелась так, что он больше не мог стоять. Инженер медленно поплелся к креслу. Мистер Хэрриот, возвышаясь над ним, медленно наклонился. Он смотрел ему прямо в глаза и, злорадно улыбаясь, тихо заговорил:
– Вы быстро бегаете, мистер Мори? Как далеко вы сбежите, если откроете свой рот? – Мужчина выпрямился и сунул руки в карманы. – Все, что вы должны знать, – так это то, что заказчик оплатил все исследования, которые предшествовали ее созданию. И первый экземпляр достанется ему. А уж потом мы явим миру новое поколение роботов корпорации, об этом вы можете не переживать. И тогда, возможно, к вашей и к моей зарплате прибавится еще один нолик. А пока – этой ночи не было, мистер Мори.
Мужчина быстрым шагом направился к выходу, за ним последовали охранники.
– А что будет с Ви? – не сдержался Нагато.
– Кто такая Ви? Не понимаю, о чем вы говорите, мистер Мори. – И Дуглас Хэрриот скрылся за дверью.
Нагато не помнил, как на рассвете вернулся домой. Не раздеваясь, рухнул на кровать. Перед тем как заснуть, он взмолился богам, чтобы они вырвали душу из его тела и заключили в каменную глыбу. Там ей и место.
Скоро наступило утро, а значит, нужно было вставать с кровати и возвращаться на работу.
В обычные дни Нагато просыпался задолго до будильника и, один из самых исполнительных и ответственных сотрудников, никогда не опаздывал на работу. Его часы шли верно, его рубашки выглядели идеально. Нагато заботился о безукоризненной белизне хлопковых сорочек, даже несмотря на то что их никто не видел под белым халатом. Но сейчас он был не в состоянии подняться с кровати, принять душ и как ни в чем не бывало сидеть в своем кабинете, разговаривать, идти на обед. Настроения не улучшало и то, что ему битый час названивал Николас.
– Дружище, ну где ты?
– Дома.
– Стоило мне один раз вытащить тебя в бар, и вот, на следующий день ты прогуливаешь работу, – скрипуче рассмеялся напарник и продолжил шепотом: – Ты же знаешь, как здесь не любят опоздания. Тебя уже дважды вызывали к начальству, боюсь, что дело плохо, раз ты не пришел на работу и никого не предупредил. Тебя ждет выговор, приятель, поэтому поторопись, выпей обезболивающее и бегом сюда. – Николас сделал паузу. – Ну, в смысле, иди скорее.
Нагато напрягся всем телом; спина вытянулась словно струна, нога заныла сильнее. Обезболивающее – не такая плохая идея. Он быстро принял душ, выпил таблетку, запив стаканом воды, и поспешил на работу. Японец пытался успокоиться, но вчерашняя ночь не давала покоя. И тревожила его не собственная судьба.
В кабинете его ждал уже знакомый мужчина, один из вчерашних охранников мистера Хэрриота. Рядом крутился Николас, не находя себе места. Он сделал пару шагов навстречу коллеге, потом сел в кресло, снова вскочил, поправив стопку бумаг на столе, опять сел и повернулся спиной к двери, будто занялся делом.
– Опаздываете, мистер Мори. Мы уже собирались отправиться к вам домой; переживали, что вам нездоровится.
– Здравствуйте, чем обязан? – В родных стенах Нагато собрался с духом. Он спокойно надел халат и застегнул его на все пуговицы.
– Мистер Брэм, не оставите ли вы нас наедине? – Мужчина говорил вежливо, но в голосе звучала сталь, а от взгляда и напряженной позы веяло холодом. Николас обернулся, изобразив, будто его отвлекли. Здоровяк закивал и не торопясь вышел, бросив пытливый взгляд на коллегу.
– Утром звонил заказчик, он остался недоволен товаром. Речь о второй модели. Мистер Хэрриот отправил меня узнать, есть ли какие-то идеи на этот счет?
– Ни единой.
Нагато сел в кресло и включил планшет, сохраняя внешнее равнодушие, хотя его сердце билось, как во время поездки по американским горкам. Они выставили на продажу разумный искусственный интеллект, и возникли проблемы. Что же могло пойти не так? Да абсолютно все.
Лёша
Когда ты третий ребенок в семье, то все с тобой будто не так. Ты не такой долгожданный, поэтому не такой любимый, не такой нужный, не такой важный. Особенно если у твоих родителей уже есть и сын, и дочь.
Алексей Белов часто вспоминал рассказ матери про врача, которая предлагала сделать аборт.
«После двух абортов делать третий уже не страшно, – аргументировала она, – а вот рожать – страшно. Могут быть осложнения. Да и зачем вам третий ребенок? Дочь есть, сын есть – полный комплект». Но что-то в женском сердце екнуло – и родился Леша.
«Лучше бы не родился», – думал он каждый раз, когда сталкивался с трудностями. А став старше, начал мыслить совсем по-другому. Теперь он размышлял не о том, почему мать не сделала аборт, а почему вообще рассказала ему об этом. «Хорошие матери так не поступают», – теперь был уверен он.
Мать всегда говорила, что от того врача бежала без оглядки, обнимая живот, потому что в нем был ее желанный малыш. Он не должен был испытывать нехватку любви, тепла или нежности. Мать всегда говорила, что любит всех детей одинаково, но порой, когда было тяжело, он видел в ее глазах мысль: «Без тебя было бы легче».
А тяжело было часто. И разве могло быть иначе в лихие девяностые? Алексей взрослел под русский рок, взрывы террористов, громкие речи политиков по телевизору. Его отец работал на заводе и часто попивал. Леша всегда употреблял фразу «часто попивал», чтобы чуть приукрасить действительность. Отец откровенно бухал, как и все его коллеги, соседи, одноклассники, братья, бывшие сослуживцы.
Попивали все, но кто-то – меньше, а кто-то – больше. Леша с друзьями однажды избили пацана, чей отец не пил. Они лупили его по ногам, рукам и пинали в живот. Потом им всем досталось от того самого непьющего отца, и они перестали бить мальчишку, но продолжали смеяться и измываться над ним, будто он какой-то уродец. На самом деле они завидовали ему, потому что каждый хотел, чтобы в доме был не алкоголик, а вот такой надежный отец, который придет и заступится за тебя. Потом этот мальчишка переехал в другой город. И они стали завидовать ему еще сильнее.
Отец Леши пил запоями. Когда он уходил в загул, дети скрывались у бабушки, а мать боролась: гонялась за ним, дралась, получала от него по лицу, била в ответ домашней утварью, потом пила с ним вместе, умоляла, плакала: «У нас же дети, трое!» – и отец завязывал на месяц, два, три, но чем больше он держался, тем страшнее были срывы.
Временами семья жила хорошо. Отец купил машину, и они успевали поймать теплые норильские деньки: мотались по округе, рыбачили, загорали, купались, смеялись. Но даже в таких поездках, когда все были в сборе, Леша чувствовал себя одиноко. Он замечал, как мать занималась сестрой, учила ее женским премудростям, сплетничала и обсуждала с ней вязание. Отец давал брату поручения, для которых Леша был вечно мал. «Пока пойди, побегай», – слышал он. Тяжело соревноваться в силе и умениях, когда на семь лет младше брата, а тот еще и спортсмен, чемпион округа по карате, а ты – всего лишь худой мальчишка с голубыми глазами и горькой обидой в сердце, которая зародилась еще где-то в утробе.
Поначалу Леша возмущался, бил себя пяткой в грудь: мол, он тоже чего-то стоит, а потом нашел плюсы своего положения. Ни за что не отвечать – отличная возможность вырасти бестолочью. Так и получилось. На фоне сестры-отличницы он рос откровенным балбесом. Болтался без дела, таскался с пацанами по району, курил и пил. Учеба казалась скучной, поэтому он даже не старался. Тройки ему всегда было достаточно. Жизненно необходимы Леше были только сигареты и музыка в наушниках. Однажды летом он подрабатывал на складе: таскал старые палеты, разбирал их, складывал доски, а гвозди скидывал в большую жестяную банку. Так он накопил на плеер и наушники. С тех пор музыка стала отдельным миром, в который он сбегал. Он часто сидел на крыше, держал сигарету между худыми пальцами, прикрыв глаза. Вены на руках были раздуты после тяжелого дня на стройке, спину ломило, а желудок сводило от голода. Но он не хотел идти домой, тело насыщалось музыкой, а ветер на крыше дарил ощущение полета. В ряд стояли разноцветные дома, небо казалось низким, а лето – сгоревшей искрой. Леша будет приходить сюда снова и снова, пока первая метель не прогонит его до весны.
Отца не стало рано, и жить стало еще тяжелее. Мать в больнице получала копейки, поэтому устроилась на еще одну работу. Она постоянно писала письма родственникам отца, чтобы те послали денег. Они долго не отвечали, но когда пришло время поступать сестре, то выслали какую-то сумму. Мать собрала дочь и отправила учиться в Красноярск. Через год в армию ушел брат, а оттуда – в военное училище. Они остались с матерью вдвоем, но легче не стало, и тогда слегка попивать начала мать. Но запойной она не была, вспоминала: «У меня же дети! Трое».
Порой пацаны говорили Лехе, что у подворотни стоит его мать и не может двинуться с места. Над ним смеялись всей школой. В такие дни парень думал, что раствориться на двенадцатой неделе развития в утробе – лучший для него конец, чем такое вот существование. Но оставить мать он не мог; представлял, что без него она так и будет стоять в подворотне, опершись на забор, пока не замерзнет насмерть и не исчезнет под снежными сугробами.
Бо́льшую часть времени мать пропадала на работе, чтобы заработать больше денег и отправить дочери в Красноярск и сыну в Питер. Мать выкормила, вырастила старших детей, поставила на ноги, дала образование. Сестра стала бухгалтером, брат получил звание лейтенанта. Ну а чего еще можно ожидать от отличницы и спортсмена? Мамина гордость – Ирина и Станислав.
Ира возвращаться в Норильск не захотела. Сначала работала в Красноярске, а при первой возможности умчала покорять столицу. А там такой ритм жизни, что вырваться домой никак не получается, говорила она каждое лето. Стас мотался по военным частям, поднимался по карьерной лестнице, звезд на его погонах становилось больше. Но он хотя бы приезжал, помогал делать ремонт, радовал мать. После его визитов она еще месяц ходила окрыленная, а потом снова медленно увядала.
Однажды Ира забрала маму на неделю к себе, в Москву. Мать купила новое платье, накрасила красным цветом ногти. На бледных морщинистых руках ярко-красный смотрелся дешево и вульгарно. В один чемодан она сложила удавшиеся соленья и варенья, во второй – лучшие наряды. Леша проводил ее на вокзал и встретил через полторы недели. Мать вернулась смурная, лак сильно облез и выглядел как кровоподтеки.
– Ну как там Ирка?
– Хорошо, ей там хорошо, – ответила мать коротко, и больше ничего вытянуть из нее Леша не смог. Они никогда не разговаривали про эту поездку, но с тех пор седая уставшая женщина перестала ждать, что дочь приедет на праздники или в отпуск. И попивать она стала чаще, и перестала подкрашивать седину. И единственный лак для ногтей высох, но продолжал стоять на пыльной полке шифоньера.
Станислав колесил по стране: то учения на полигоне, то переброски военной техники. Он побывал во всех крупных городах, регулярно отправлял немного денег и красивые фотооткрытки по почте, которые потом красовались на самом видном месте.
«Леша, может, и ты в армию пойдешь», – радовалась она, глядя на старшего сына в военной форме. И, возможно, парень тоже пошел бы по стопам брата, потому что очень хотел, чтобы мать гордилась им и воспряла духом. Леша просто желал, чтобы она опять радовалась жизни, красила ногти в безвкусный красный. Но его самого не хватало, чтобы сделать ее счастливой. Мать не замечала в нем перемен: ни хороших, ни плохих. Она привыкла не ждать от него многого и почти не говорила с ним, пока классный руководитель или директор не вызывали ее в школу.
– Тамара Семеновна, ваш сын опять подрался. А оценки его вы видели? Он же у вас школу не окончит!
Тогда мать либо заводила бессмысленный серьезный разговор, вести который не умела, либо просто устало плакала, держала его за руку и причитала, что он сведет ее в могилу. Оба варианта были для Леши невыносимы. Он предпочитал оставаться для матери фоном. В итоге они жили каждый в своем мире; у нее – горькое вино по пятничным вечерам, а у него – музыка в наушниках и клубы дыма под потолком.
Леша чудом окончил школу, а потом кое-как поступил в институт в Норильске. Он никогда не питал тяги к точным наукам, и если бы у него была возможность выбирать, то он подался бы в рекламу или торговлю. Но надежнее было получить такую специальность, чтобы попасть на завод. Списывать, врать, юлить он научился еще в младших классах, а позже отточил мастерство и получил диплом инженера по автоматизации технологических процессов и производств. Он разбирался в профессии так же плохо, как в длительных отношениях с девушками.
За пять лет в институте он попробовал все виды алкоголя, которые можно было найти в маленьком городе под светом северного сияния, и научился смешивать и делать термоядерные коктейли. С первого курса он работал барменом и откладывал деньги, чтобы уехать из Норильска. Он проносил на работу дешевый алкоголь и тайком угощал одногруппников в единственном районном ночном клубе, за что ему охотно помогали с экзаменами и дипломной работой. Но, когда заветная синяя корочка с тройками в столбик оказалась в руках, он понял, что все зря. Работать по специальности он никогда не будет. Но тут его друг предложил попытать счастье в Америке.
Бывший одноклассник Игорь с детства был авантюристом, в любой дурной затее участвовал первым. Курчавый и большеглазый, смуглый, будто только с моря, хотя ни разу не покидал Норильска, он где-то узнал, что появился огромный завод по производству роботов, на который требовались инженеры и простые рабочие. Они с Лешей дружили с первого класса, поэтому и в дальнее путешествие он позвал закадычного друга.
Леша вдруг поверил, что может стать частью корпорации по производству роботов для личного пользования. В мечтах он создавал роботов, проектировал новые модели, делал жизнь людей лучше и проще. Он даже до конца не понимал, на какой завод мечтает попасть. На сайте AI03-Corporation все было на английском, а Леша, кроме фразы London is the capital of Great Britain, ничего не знал.
Вдоль и поперек изучил карту технопарка и сайт. По заглавной странице было не совсем понятно, что именно будет производить завод. Для Леши было главное, что на странице «Вакансии» оставались объявления о поиске рабочих и инженеров. Работодатель предлагал зарплату, которую в пересчете на рубли парень в Норильске мог получить разве что за полгода, да и то при очень хороших чаевых. А кроме зарплаты предоставлял жилье, страховку, бесплатное посещение спортзала, столовую с разнообразным меню, в том числе халяльным, кошерным и вегетарианским. Леша подумал, улыбнувшись: «Главное – чтобы по вечерам было где выпить пива». Еда его не волновала, он привык есть что дают.
Идея изначально была сомнительная. Леша копил деньги на переезд в Москву, но жизнь за границей казалась сладким сном. Поэтому он слишком быстро сдался под напором друга. Казалось, что у Игоря все схвачено, он много и убедительно говорил про типы виз и разрешение на работу. Они попросили бывшую одноклассницу составить резюме и отправили письма на завод, но им никто не ответил. Игорь не унывал, он предложил рвануть в Штаты без приглашения на работу:
– Туда приедем, нас сразу возьмут, дешевая рабочая сила всегда нужна, а нам с тобой много и не надо. А не получится, так хоть на мир поглядим. В крайнем случае останемся там нелегалами; знаешь, сколько там наших работают, живут, и никаких проблем. Да не переживай ты так, прорвемся. Главное – на собеседовании в посольстве про работу не говори. Мы просто хотим отдохнуть в Калифорнии, будем заниматься серфингом и пить коктейли. Понял?
Сердце подсказывало Леше, что эта авантюра добром не кончится, но что криминального в том, чтобы просто отправиться в путешествие на честно заработанные деньги? Так они оказались в Москве, обратились в визовый центр, в котором им помогли с документами и обещали стопроцентный результат. Парни из провинции сидели в светлом просторном офисе с окнами от пола до потолка, с водопадом в стене и мягкими кожаными креслами. Никогда они еще не видели такой красоты.
– То ли еще будет, – подмигнул Игорь. И фантазия уносила двух молодых инженеров в далекую красивую страну, но билет через океан получил только Леша.
– Ничего! Через год попробую, а ты поезжай, потом меня встретишь, – бодрился друг, но в глазах уже не было огня. Игорь вернется в Норильск и никуда больше не поедет. Спустя время Леша тоже будет мечтать вернуться в родной город, наблюдать за плясками зеленых волн северного сияния на черном небе, немея от холода, выпуская пушистые клубы пара. Но новая жизнь будет держать его слишком крепко. Работу на заводе парень из Норильска не получил, даже в собеседовании ему отказали. Он просрочил визу, стал называть себя Алексом и превратился в настоящего нелегала.
Свою американскую мечту он обрел в небольшом баре на окраине технопарка и оказался в своей стихии. Он разливал шоты, поджигал коктейли, мастерски украшал бокалы и успевал заигрывать с женщинами. Легко было влюбиться в его улыбку и глаза, бесконечно синие в полумраке бара, в которых будто блестел лед норильской мерзлоты.
Он часто вспоминал первый день за стойкой бара. Как даме в красном смешал «секс на пляже», женщине в черном – «маргариту», мужчине в ковбойской шляпе налил темное пиво, а клиенту в дорогом костюме с запонками на белых манжетах плеснул премиального виски. Он часто угадывал желания посетителей по внешнему виду, жестам, взгляду: будто видел людей насквозь. Потом мужчина попросил торфяного скотча Talisker. Леша о таком слышал, но ни разу не пробовал. Он откупорил бутылку и быстро вдохнул аромат. В нос ударил сильный дымный запах с тонкой нотой спелых груш. Соленый оттенок водорослей и свежести морского воздуха нарисовали в его воображении тлеющий костер на берегу холодного моря. Новоиспеченный бармен поставил пустой шот перед посетителем и аккуратно налил янтарную жидкость. На горлышке осталась капля, которая налилась будто спелая ягода, а потом в одно мгновение соскользнула. Алекс ловко подхватил ее в полете, подставив запястье. Он представил, что это дорогие духи, чуть запрокинул голову, оголив жилистую шею и приложил запястье. Он сам был слаще шотландского скотча.
