Никита Демидов
Крысолов
КРЫСОЛОВ
Глава 1
Всякое движение порождает своего рода инерцию. Мы в жизни многое теряем и столь же многое приобретаем, чуть ли не каждый день, едва заметно и неуловимо. Но иной раз потери наши столь велики и значимы, что невольно клокочет в голове, да отдается в сердце вопрос “Почему я?!”. Громом да криком, звоном звенит этот важный вопрос. Почему я? Но есть ли на него ответ, увы, не всегда. И в поисках его мы забиваемся в углы, в себя забиваемся, глубоко-глубоко, блуждаем, терзаем себя всячески, а ответа так и не находим. Нет его. Не “Почему?”, а “Вопреки”, вопреки здравой логике и всем устоявшимся законам, а порой и просто волею случая, вопреки общему течению событий. Ведь начало с концом не всегда между собой связаны, хоть одно из другого и вытекает.
Двадцать лет назад во время родов скончалась моя любимая супруга. Я помню все как будто это было вчера. С самого утра ярко светило солнце, весна уже уверенно вступила в свои права и согревала промозглые тротуары, да разрисовывала яркими красками ссутулившийся и посеревший за зиму город. Я дышал ароматами пробуждающейся природы и окрыленный носился по городу, делая последние приготовления к появлению нашего первенца.
И вот внезапно звонок. Ушатом холодной воды – смерть с того конца провода залилась мне прямо в уши и разлившись по всему телу тут же отравила его, целиком и полностью. Я без ума помчался в Родильный Дом, ничего не замечая, не слыша разрывавшегося телефона, не видя пешеходов, слабо помня светофоры и ничего уже о себе не зная. Почему я?! – эхом в никуда вопрос. Но где-то там в глубине уже зарождается что-то. Грязный и бесформенный ком, холодный и колючий, что-то похожее на чувство вины. За что себя винить, за что?!
Темнеет в глазах, там за туманом слышится грохот и скрежет металла. Тело невесомо болтается и трясется. Врезается во что-то, я слышу хруст костей, слышу, как бешено колотится сердце, слышу что все стихло и где-то там вдали гудит город миллионом машинных колес.
– Живой? – я открываю глаза и вижу какого-то неизвестного с расплывшимся лицом. Я что-то отвечаю.
– Легко отделался, – продолжает неизвестный – куда так мчал то?
– Жена рожает.
– Вдовой решил ее оставить?
– Она умерла.
И все эти двадцать лет в голове эхом “Она умерла”. Вижу себя со стороны всего в крови и осколках стекла, слушаю эти глухие слова и все не могу найти ответа на вопрос “Почему я? Почему она?”.
Я встал у обрыва и пытался рассмотреть воды залива, но было уже темно и ничего нельзя было разобрать, будто бы подо мной клокотала сама преисподняя. Камень был надежно схвачен веревкой, которая цепко обвилась вокруг моей шеи. Я делаю шаг и тут же чувствую невыносимый холод балтийских вод. Меня тянет вниз, но я не волнуюсь, просто иду ко дну и не сопротивляюсь. Я открываю глаза, в мутной и темной воде ничего не видно. Камень врезается в ил. Подвешенный между дном и небом, отделенный от поверхности метрами воды я практически готовлюсь умереть, но что-то во мне протестует. Не сейчас, не время! – кричит. Не помня себя, я начинаю бороться с веревкой. Узлы крепкие, не развязываются. Веревка прочная, не рвется. Я обнаруживаю в кармане ключ от машины и начинаю распиливать им веревку. Это длилось вечность. Я оторвался и устремился вверх.
Я выплыл на берег, лег на спину и уставился на звездное небо. В каждую звездочку вглядывался будто бы видел их впервые, с трепетом каким-то и любовью. Но я ведь не хочу жить, совсем не хочу. И звезды мне эти не нужны, и небо тоже. Что же тогда, почему выплыл, зачем сопротивлялся? Во мне начинала закипать злоба, но ни на кого-то или на что-то, а сама по себе и безо всякой причины, лежу на спине и хочу все вокруг себя сжечь и уничтожить.
– Не сезон еще для купаний, – откуда-то из темноты донесся мужской голос и в след за ним появился силуэт невысокого и коренастого мужика с простым и открытым лицом, и добрыми глазами. Сквозь темноту на меня своей добротой смотрели.
– Да, холодна водичка, ничего не скажешь, – ответил я и только после этого начал ощущать холод. Меня всего трясло. Злоба куда-то отступила.
– Ты самоубивец что ли? – спросил мужик, очерчивая дугу рукой вокруг своей шеи.
– Да это я так, круг спасательный к шее привязывал.
– Ай врешь, – укоризненно протянул мужик – не время тебе помирать, рано еще. Но ты не беспокойся, немного ждать осталось, освободишься скоро.
Он как-то нехотя развернулся и ушел в тьму, шаркая ленивыми ногами по гальке.
В темноте я еле-еле отыскал свою машину и поехал в город, весь трясясь от холода и необъяснимого чувства восторга.
В Петербург ехать не хотелось, и я решил остаться тут в Выборге. Летний сезон еще не начался и наверняка можно было снять номер в гостинице. Я поехал к той, где была сауна.
– Простите, а вам что нужно? – встревоженно спросила у меня девушка на ресепшн, разглядывая меня с ног до головы глазами, округлившимися от удивления и испуга. Действительно, зрелище было ужасное, натуральный леший, а не перспективный постоялец.
– У вас есть свободные номера? Не важно какие, мне очень нужен номер. Со мной приключилось несчастье, и я весь вымок на сквозь, мне нужно согреться и где-то переночевать! – выпалил я к своему удивлению скороговоркой, видимо максимально вживаясь в роль потерпевшего крушение человека.
– Номера есть. Вы бы какой хотели? – спросила она уже без страха, но все с таким же удивленным выражением лица.
– Есть с видом на драккар? Кажется, тринадцатый если мне память не изменяет. И еще я бы очень хотел в сауну попасть. Промок до нитки! Замерз как собака!
– Минуточку, – она деловито взяла в руки телефонную трубку и начала звонить – Вам на какое время сауну?
– На самое ближайшее. И подскажите бар работает еще?
Она одобрительно кивнула, работает значит.
– Вот ключ от вашего номера, – протянула она мне карточку – через час спускайтесь этажом ниже, сауна будет готова. Вам потребуются услуги прачечной?
– Это было бы просто замечательно, выгляжу ужасно, – я засмеялся, мой внешний вид действительно меня смешил.
– Хорошо, заселяйтесь, я попрошу, чтобы к вам в ближайшее время поднялась горничная.
По пути в номер я заглянул в бар и взял бутылку водки. Во мне снова начинала закипать злоба.
***
Неделю меня лихорадило, я только и делал, что сидел в сауне, да пил в своем номере, покидая отель лишь на некоторое время, для того чтобы мне обновили белье. Днем прогуливался по окрестностям, заглядывал на рынок, потом шел в уютное кафе рядом с памятником Кнутссону, брал глинтвейн и не спеша возвращался обратно. Я будто бы жил вне времени, ни дел, ни забот, ничего.
– Виктор Павлович, ну ты где? – услышал я нервный голос своей управляющей, когда мне совершенно надоело игнорировать и вызовы, и сообщения на телефоне.
– В Выборге, Алиса Сергеевна, завтра возвращаюсь.
– Слава Богу, а мы уж боялись случилось что.
– Все хорошо, просто я устал.
– Мы вас ждем, Виктор Павлович.
– До завтра, Алиса Сергеевна.
– Доброй ночи.
Прослушав несколько телефонных гудков, я стал собираться.
***
“Папа, не ищи меня. Не ищи, так будет лучше. Люблю тебя” – красивыми завитками расчертили лист бумаги буквы, старательно выведенные рукой моей дочери. Руки тряслись, она волновалась, торопилась, ей было страшно. И кто только пишет письма на бумаге сейчас. Квартира была пуста, я сам стал этой квартирой, ощутив всю эту пустоту своим нутром. Гнетущая, жалобная и тоскливая тишина. Повсюду на стенах движущиеся изображения прошедших дней и лет, минувших слез и улыбок. Все застывает и рассыпается. Я открываю окно и впускаю шум Невского в квартиру. Сквозняки разносят пыль прошлого, она вихрями кружит в комнатах и вылетает прочь. Злоба разрасталась, пронизывая меня на сквозь, она уже стекала с кончиков моих пальцев и прожигала пол. Я снова терял, я снова был проклят и по инерции хотел отречься от всего что у меня было. Злоба полыхала, я горел в ней и сгорал дотла. Как было раньше больше быть не может.
Глава 2
– Виктор Павлович, что это значит вы выходите из дела?! Как?! Что это означает для нас? – руки Алисы Сергеевны делали нечто невообразимое в воздухе, а голос срывался, она очень нервничала, и поразительно, что это очень ей шло. Есть люди которым нервозность придает некоторый комичный шарм.
– Я продаю ресторан, Алиса Сергеевна, потому что больше не испытываю к этому делу ничего кроме отвращения. Такой специалист как вы без работы точно не останется, так же как и Сергей. С вашим умением управлять и его умением готовить, вас оторвут с руками и ногами.
– Но как, кому, когда? Что изменилось? Еще вчера вы были так счастливы и увлечены.
– Ничто не вечно под луной. Кому не знаю, но постараюсь все уладить в ближайшее время. А вы, Алиса Сергеевна, успокойтесь, а то я совсем скоро перестану понимать, что вы хотите мне сказать.
Она села за рабочий стол, налила себе воды и одним глотком выпила содержимое. Жадно втянув воздух, Алиса Сергеевна глубоко выдохнула.
– Может быть мы сможем купить ваш ресторан? – спросила она и голос ее звучал уже намного ровнее и спокойнее.
– Вам стоит обсудить это с Сергеем. Сумма внушительная и я не думаю, что вы осилите ее без кредита, а брать деньги в долг не самая разумная идея.
– Вздор! Если мы сохраним сотрудников, то сохраним и прибыль, а значит и деньги вернем достаточно скоро. Меня просто трясет от мысли, что это место достанется какому-нибудь идиоту с деньгами и он его похоронит. Я не могу этого позволить!
– Дело ваше. За 10 миллионов отдам все с оборудованием и посудой.
– Виктор Павлович, ваш ресторан стоит не меньше 20, вы сильно продешевите, продав его за 10.
– А вы плохо торгуетесь, Алиса Сергеевна. Давайте лучше подготовим документы.
– И куда вы теперь, Виктор Павлович? – спросила Алиса Сергеевна, когда мы закончили с документами.
– Куплю себе домик под Выборгом, буду выращивать картофель и кататься на лодке по заливу.
– Это на вас не похоже, куда же делась ваша воля к жизни?
– Была, да вся вышла. Да и кто говорит, что за пределами этой беготни и суеты жизни нет? Есть и еще какая! А природа там какая, Алиса Сергеевна, сказка! Уж неужто вы не были в тех краях?
– Была, конечно, но мне кажется это такое место, в котором хорошо провести пару дней и желательно летом. Страшно представить какая там тоска зимой.
– Значит истосковался я по тоске, простите мой каламбур. Я и квартиру с дачей уже на продажу выставил.
Алиса Сергеевна пристально всматривалась в меня во все время нашего разговора и будто бы решала в голове какую-то неразрешимую задачу. Что с этим человеком не так? – верно думала она и не могла найти ответа. Впрочем, спроси она у меня об этом напрямую я вряд ли бы нашел что ей ответить. Я и сам не знал, а только чувствовал, что теперь все будет по-другому, и от этой догадки было и страшно, и приятно.
– Виктор Павлович, так что все-таки случилось? – спросила она наконец, видимо устав мучать себя этим вопросом.
– Честно? Не знаю, но чувствую, что так более нельзя. Надоело мне все до чертиков, Петербург этот тесный, все эти хлопоты и тревоги, натурально тошнит от всего.
– А вы не боитесь, что это временно? Время нынче не спокойное, может у вас просто нервишки шалят, а потом жалеть будете.
– С одной стороны не жалеют только глупцы, а с другой, раз сам решил, то для чего жалеть. Мне порой кажется, что в наших порывах куда больше смысла и правды чем в долгосрочном планировании и тщательном обдумывании. Не знаю как объяснить, да и вряд ли смогу, мы с вами на разных языках сейчас поговорим и все равно друг друга не поймем.
***
Спустя полтора месяца Алиса Сергеевна стала новой владелицей моего ресторана. Даже трогательно, что она так прикипела к этому месту, что в каком-то смысле решила рискнуть ради его сохранения. А я продав всю свою недвижимость и прочий хлам, напоминавший о прошлой жизни, уехал жить в глухую деревню под Выборгом, где приобрел ветхий домик.
Вычеркнул все что мог, все эти квартиры, которыми владел сам и которые перешли мне в наследство от родителей. Собрал в горсть все воспоминания от малых лет и до того самого вечера как прочел письмо дочери, взял этот ворох и швырнул его в огонь, наблюдая как в языках его горит моя фигура, корчась и крича от страха и боли.
Но я уже знал, что будет впереди, знал к чему идти и поверьте, нет страшнее человека увидевшего цель и устремившегося к ней.
Глава 3
Первые полгода ушли на обустройство нового жилища, а если быть совсем уж честным, то на полное создания его, так как от старого дома осталась лишь земля на которой он стоял. Деревня, в которой я жил называлась Похьелла и была практически безлюдной, лишь на въезде в нее жила еще престарелая пара, которая, впрочем, довольно скоро ее покинула. Петр Борисович глава семейства приболел, и дети отвезли его в город. Так я остался в Похьелле совсем один. Другого мне и не нужно было, соседи лишь подозрительно меня изучали, чем сильно действовали мне на нервы. Бывало выходишь на разбитое крыльцо дома, а Петр Борисович стоит за изгородью и смотрит, чуть ли не на корточках стоит.
– Чего вам, Петр Борисович? – спрашиваешь его и улыбаешься.
– Да я ничего, я ничего, – недовольно кряхтел он и спешно удалялся на сколько позволяла его старческая немощь, бурча себе под нос – занесло же его в нашу глушь. Дурной человек, ой дурной человек!
И супруга его была такой же мнительной женщиной, единственное возле дома моего не стояла и не выжидала ничего, но при встрече со мной чуть ли не плевалась всегда.
– Мado! – фыркала она и удалялась.
Вечерами в Похьелле было совсем тоскливо и я часто уезжал в Выборг. Я любил этот город в прошлой жизни, полюбил и сейчас. Маленькие, тихие улочки, стены домов дышащих стариной и безумно красивый Монрепо – парк в котором я мог пропадать часами, прогуливаясь по утесам среди сосен. В этой скупости северной природы сосредоточено столько молчаливого достоинства, что ты невольно чувствуешь себя невероятно маленьким. Но я был здесь на своем месте. Я со своей жизнью внезапно вытянувшейся в одну простую линию, сливался с линиями скал и стволов и тихо стремясь к своей цели плескался волнами Финского залива.
Но злоба, кипящая внутри отравляла этот праздник тишины и созерцания, запрещала его и подгоняла меня к работе. Впереди были долгие месяца кропотливого и мучительного труда, изнурительного и в конечном счете совершенно бессмысленного. Я понимал, где-то там глубоко в подсознании, что все это время я упорно и скрупулёзно буду рыть себе могилу, глубокую и комфортную.
Почва в Похьелле была ужасной – сплошь камни да валуны. И сперва, как только начал рыть землю, я не верил, что в конце концов добьюсь конченой цели, проклинал свою одержимость, но понятное дело не мог остановиться. Но потом дело пошло на лад. Весь день я рыл, ломом дробил камни, а ночью вывозил мусор на побережье и скидывал его в залив. В этой работе я совершенно потерял себя и все что происходило вокруг, моей реальностью были лом, лопата и земля. Каждый день я сантиметр за сантиметром углублялся в эту ужасную каменистую почву, приближаясь к своей цели настойчиво и упорно. Я не обращал внимания ни на разбитые руки, ни на голод и жажду, я мог только рыть и желал только этого.
Спустя какое-то время, не знаю сколько прошло дней, недель или месяцев, я совершенно случайно обнаружил в отражении ужасающего своей худобой человека, совершенно обросшего, в грязной одежде и с растрёпанной в разные стороны бородой. Нельзя так, – промелькнуло в голове. Как будто пробудившись ото сна я пошел к яме, которую рыл и измерил ее рулеткой. 3 метра вглубь и 3 метра вширь. Удивительно, как много я уже выкопал.
Я подошел к окну. С неба сыпал снег, впереди зима, она пахнула на меня сквозь стекло своим ледяным дыханием. Долгая и холодная зима. Время, когда мне совсем будем нечем заняться, возможно даже копать нельзя будет если почва промерзнет, но это нужно проверять, я уже ушел довольно глубоко. Сколько времени?
Я собрался и поехал в Выборг. В моей скромной лачуге совсем ничего не было, ни еды, ни даже куска мыла. Я настолько увлекся выкапыванием земли, что совсем забыл про обустройство своего жилища. Было еще не очень поздно, когда я приехал в город и мне удалось заселиться в гостиницу. Я принял горячую ванную и побрился, посмотрел в зеркало и стало как-то спокойнее на душе.
– Простите, – окликнула меня девушка на ресепшн – когда я собирался выйти и прогуляться по ночному городу. Я подошел к ней.
– Я хотела сказать, что мы не сможем вас разместить дольше чем до завтрашнего дня. Бронь, о которой я вам говорила при вашем заезде, подтвердилась и у нас совсем не остается свободных номеров.
– Ничего страшного, я как раз собираюсь завтра уезжать.
Я вышел к набережной и закурил. Надо мною растянулось темное северное небо с далекими и холодными звездами. Обреюсь завтра наголо и поеду обратно, зима совсем близко, а я с ума сойду если не смогу зимой работать, не от скуки, а от нетерпения.
Я поужинал в ресторане и пошел в свой номер. С непривычки заныло в животе, давно я не ел так много. В одержимости своей я забыл про пищу и сон, обо всем на свете забыл, а сейчас получив эти простые земные блага уснул как убитый.
По утру меня разбудили, пора было выселяться. Я как и хотел обрился наголо, набрал бритвенных принадлежностей, зашел на рынок за вкусным финским сыром, которым торговали из-под прилавка и поехал в Похьеллу. Снег бил в лобовое стекло, нужно было торопиться.
***
Необходимо уйти вглубь еще на три метра и потом пойти вширь. Сейчас не было никакого смысла расширять уже готовый участок, возможно в будущем при оформлении спуска. Когда я пройду еще три метра вглубь мне необходимо будет пойти в стороны и обозначить площадку прямоугольником. Пятнадцать метров в длину, шесть в ширину и два в высоту. Думаю, мне должно хватить. Самым сложным будет монтирование вентиляционных путей, чтобы в помещении всегда было достаточное количества воздуха. Впрочем, то обстоятельство, что я был в Похьелле совсем один немного облегчало эту задачу.
Еще три метра вглубь. Я взял инструменты и спустился в яму.
