Никита Семин
Контролер
Глава 3
Октябрь – начало ноября 1930 года
– Ну чего молчишь? – не выдержала девушка. – Какой ты руководитель, если даже о такой мелочи подумать не можешь?
Я же в этот момент как раз размышлял, как мне организовать для Жени допуск. Но стоило мне услышать ее тон и слова, как все желание и дальше работать с девушкой у меня пропало. Уже не первый «звоночек» для меня, что с ней работать не стоит.
– Такой, которому не нужна столь дерзкая и наглая подчиненная, – огрызнулся я в ответ. – Спасибо, больше твоя помощь не требуется.
– Что? – не поверила Васюрина. – Но у нас же договор!
– О чем?
– Я выполняю твое «невыполнимое» задание, а ты в ответ даешь мне возможность проявить себя. Я свою часть честно выполнила!
– И тебя упомянули в популярном журнале, как соавтора статьи, – заметил я. – Но это не дает тебе права разговаривать со мной в таком тоне.
– Ну прости, – тут же сменила она свое поведение. – Этого больше не повторится. Но пойми меня – я прихожу такая, уверенная в себе, что сейчас смогу помочь в важном задании, а меня, как несмышленую девчонку пинком под зад! И из-за чего? Потому что ты забыл даже простейшую бумажку, что я твое доверительное лицо, написать! Конечно мне очень обидно. Комсорг целого института – а смотрели как на пустое место!
С одной стороны она права. Моя ошибка. Но с другой… Я поставил себя на ее место. Вот стал бы я так тому же товарищу Сталину заявлять? Обвинять его в чем-то? Верится с трудом. И если бы у Жени было ко мне уважение, она тоже не повела бы себя так. Поэтому…
– Да, я ошибся, – Женя довольно улыбнулась, услышав эти мои слова. – Особенно, когда поверил, что у нас могут быть спокойные ДОВЕРИТЕЛЬНЫЕ рабочие отношения. Увы, ты показала, как ты ко мне относишься.
– Сереж, ты чего? – напряглась Васюрина, почувствовал холод в моих словах и куда я клоню.
– Все, Жень. Тебя упомянули в статье. Причем, как соавтора, что можно было посчитать даже авансом. Все же ты для статьи не написала ни строчки – только отсортировала материал, какой я просил. Это – достаточная плата за твою помощь с телефоном. Ты правильно тогда заметила, мне гораздо проще было бы обратиться к товарищу Сталину. Он бы мне не отказал. На этом наше сотрудничество закончено.
Женя с возмущением и негодованием смотрела на меня.
– Ах так? – вскинулась она. – Ну и ладно! Еще посмотрим, как ты запоешь, когда у тебя закончится твоя «белая полоса». Приползешь, будешь просить о помощи – фига тебе!
И развернувшись, она выбежала из квартиры, громко хлопнув дверью.
Я стоял посреди комнаты и думал, правильно ли я поступил? Так-то девушка соблюдала наше соглашение. Но учитывая ее поведение, и особенно последнюю реплику – в будущем от нее будут только проблемы. Факт. Такая и подставить может. Не раз же об этом думал.
Постаравшись выкинуть мысли о Жене из головы, я вернулся к текущим проблемам. А они на лицо – контроль погрузки я не провел, и что из этого получится, непонятно. Надо срочно исправлять ситуацию!
Уже на следующий день сразу после пар я отправился на предприятие, указанное в списке Иосифа Виссарионовича. Как и говорила Женя, пускать меня туда не хотели. Лишь удостоверение члена ЦКК помогло. После чего меня «обрадовали» тем, что вся продукция уже погружена и отправлена адресату.
– Ну хоть адрес, куда вы ее отправили, вы дать можете? – раздраженно спросил я.
– Это можем, – кивнул мне директор.
Хоть в моем документе я упор делал на колхозы, первым предприятием в списке товарища Сталина значился завод по производству деталей для станков. Вот директор завода и дал мне целый список адресов – оказывается, отгрузка производилась сразу на несколько других предприятий и даже в машинно-тракторные станции.
Покряхтев, отправился по ближайшим адресам. Там вновь понадобилось мое удостоверение члена ЦКК. Смотрю, все больше порядка становится на местах. Уже каждому встречному узнать ничего не светит, корочка нужна.
Мне показали сами ящики, сорванные пломбы, отметки в ведомости приема продукции. Вроде все как положено. Сами детали тоже показали. Уже парочку успели в станки установить на замену.
Убедившись, что все идет-ка запланировано, я облегченно выдохнул.
До конца месяца ничего нового не произошло. Лагушкин приезжал за мной еще два раза. Один раз он меня не застал – я производил на проверку погрузки мяса в одном из колхозов. В обоих случаях мы ездили на допрос участников «контрреволюционной деятельности». Ее уже успели ОГПУшники окрестить между собой делом о «промпартии». Дополнительно я попросил дать мне материалы по предыдущим допросам. Хоть и с неохотой, это было видно по лицу Егорова, но мне их дали.
Все дела, особенно те, что были заведены до меня, объединяло одно – почти полное отсутствие описательной части. Она была, но очень краткая и не информативная. В ней не указывалось, по какому поводу возбуждено дело. Анонимка это была, или кто-то конкретно сделал донос. На каком основании вообще задержали человека. Только общая формулировка: по подозрению в контрреволюционной деятельности. Не было указания, как проверялись данные, получения как «со стороны», так и от обвиняемого. Проводилась ли вообще эта проверка. Просто запись: такой-то – такой-то задержан по подозрению. При допросе сознался (или нет). Следствие велось тем-то – тем-то. Это… у меня просто нет слов! Прав был Николай Николаевич, тут словно про закон и не слышали. А где конкретика? Как проверить – ложный донос был или нет? Оговорил себя человек, или реально его совесть замучила? Почему вообще он попал в поле зрения ОГПУ?!
Короче, чем больше я вникал в деятельность этой организации, тем больше у меня было вопросов, как у будущего юриста. А когда ко мне пришло осознание, что по вот таким бумажкам людей РАССТРЕЛИВАЮТ… У меня чуть волосы дыбом не встали.
Информация копилась, и смысла ждать следующего месяца я не видел. Только вот еще стоит разобраться с вопросом о своем «секретаре». Все же слова Сталина о том, что он может «помочь» в решении и этой проблемы я не забыл. А показаться совсем уж беспомощным даже в возможности подбора кадров перед человеком, который с этого начинал – хреновая «рекомендация». Но на кого я могу положиться в этом вопросе? Проблема очень серьезная на самом деле. Уж точно не на Женю. Эта карьеристка под себя все подомнет, как это сделал сам Иосиф Виссарионович, получив контроль над подбором кадров в партию. Кто еще? Борис? Точно нет. Он – конструктор до мозга костей. Ему и у Поликарпова хорошо. Катя? Не лучший вариант вмешивать в рабочий процесс человека, у которого есть романтические чувства к тебе. По той же причине отпадает Люда. И из знакомых у меня остались… только однокурсники. Все. Как-то грустно.
Но других кандидатур все равно нет. Я считаю, что на этом посту должен быть человек, которого я хоть немного знаю. Слишком ответственная должность.
Вот так я и оказался перед Андреем Кондрашевым.
– Привет, есть разговор, – сказал я, стоя перед партой, за которой сидел Андрей.
Серьезный, в круглых очках брюнет. На первом курсе выдвигал свою кандидатуру на пост комсорга, но его тогда пододвинул более харизматичный Рябинцев. Но Андрей не расстроился, а продолжил работать. Половина инициатив по линии комсомола – его. К тому же отличник, на хорошем счету у преподавателей и очень ответственный человек. Его мне порекомендовал наш декан, когда я подошел к Александру Александровичу посоветоваться, к кому из одногруппников можно подойти с «интересным и перспективным предложением».
– Слушаю тебя, – поправил очки Андрей и внимательно посмотрел на меня.
– Наедине.
– Хорошо.
Мы вышли из аудитории и отошли подальше от студентов, остановившись в полупустом коридоре.
– Итак? – поторопил меня Андрей.
– Ты знаешь, что я выполняю поручения товарища Сталина? – спросил я в лоб.
– Слышал, – осторожно ответил он.
– Нагрузка у меня увеличилась. Многое не успеваю и даже иногда забываю. Это становится проблемой. Мне нужен секретарь. Согласен стать им? Пока – неофициально.
Да, «в лоб». Зато никакой недосказанности и неправильно понятых слов. Либо «да», либо «нет».
– Что я с этого получу? – через минуту размышлений, спросил Кондрашев.
Вот! Как проще с парнями.
– Если себя хорошо покажешь, тебя обязательно заметят. Товарищ Сталин следит, что я делаю. Кто в моем окружении. И мимо тебя точно не пройдет.
Говорил это «наобум», но вряд ли я далек от истины.
– Кроме этого ты получишь новые знакомства. Тебя станут узнавать, как моего секретаря. Мне приходится много взаимодействовать с директорами разных заводов. Будешь хорошо работать, даже после окончания нашего сотрудничества без работы не останешься.
– Что нужно делать? – почти сразу спросил Андрей.
– Да как и большинство секретарей, – пожал я плечами, – вести мой ежедневник. Что запланировано, что выполнено. Договариваться о встречах, планировать мой день. Напоминать, какие у меня задачи и какие встречи назначены.
– Как это выполнить? – продолжил допытываться Кондрашев.
И что характерно – никаких взбрыков, просто деловой подход. То, что я хотел от Жени!
– У меня дома есть телефон. В определенные часы ты можешь быть у меня. Понимаю, пока это не очень удобно, но как есть. О звонках и планах уведомлять меня в конце дня или утром перед парами. Также, утром, напоминать, какие встречи у меня назначены. Платить тебе пока я не смогу, – признался я, – но этот вопрос решаем. Опять же, запишешь его в планы и напомнишь, перед моим визитом к товарищу Сталину. Ну как? Согласен?
Андрей погрузился в размышления, но ненадолго. Уже через минуту он согласно кивнул, и мы пожали руки. Уф! Неужели я и правда нашел себе секретаря? Конечно, к Андрею еще предстоит присмотреться, однако я никогда не замечал за ним подлости по отношению к кому-либо в группе. Да и со мной он всегда общался ровно. Даже в моменты, когда меня хотели из комсомола исключить и даже на пару дней добились этого. Тогда Кондрашев все равно со мной здоровался и ни словом, ни делом не показал мне, что это решение повлияло на наше общение.
После пар мы уже вместе пошли ко мне домой. Показал ему, где я живу, продиктовал свой номер телефона и ввел в курс моих текущих дел. Заодно написал бумагу от руки, что Андрею можно оставлять письма для передачи мне или через него передавать устные сообщения. На случай, если кто-то придет, пока меня нет, и упрется рогом – мол только мне лично может передать и все тут.
Андрей остался сидеть у меня до вечера. Нужно было его еще с родителями познакомить, да за это время он набросал черновой план моего дня, заодно найдя «узкие места». Такие как внеплановый звонок от Егорова – надо как-то с ним согласовать время моего посещения Бутырской тюрьмы. Сразу записал, что необходимо созвониться с Кольцовым и Алкснисом – уточнить, когда я в следующий раз им понадоблюсь. Короче, Андрей тут же включился в работу. Вообще замечательно!
С появлением Андрея мой рабочий день устаканился. Пропало чувство, что я всегда не успеваю. И до начала ноября все вошло в накатанную колею. Пусть товарищ Сталин в этом месяце обещал меня не вызывать, но тут уже я сам собирался его навестить. Обсудить зарплату для Кондрашева, да рассказать о первых впечатлениях и выводах по методам работы ОГПУ. Ну и за ввод в жизнь новой системы перевозок отчитаться. Первые результаты уже есть и они радуют. Удалось «на горячем» поймать трех воров, вскрывших ящики во время транспортировки.
Родители отнеслись к Андрею спокойно-настороженно. Все-таки новый человек будет каждый день по полдня находится в доме. Однако с отцом он вскоре нашел общий язык, а маме просто было не до этого – надо за Настей следить, да попробуй наготовь еды для такой оравы с нынешними-то печками! Я всерьез задумался о том, где бы достать газовую плиту с баллоном, чтобы облегчить ее труд.
К товарищу Сталину я записался на прием второго ноября. Но до этого момента произошло еще одно событие, виновником которого являлась моя деятельность.
Тридцать первого октября, когда я вернулся из Бутырской тюрьмы, Андрей сообщил мне о звонке от Говорина. Я сначала даже не сразу вспомнил, что это фамилия отца Люды.
– И что он сказал? – спросил я Андрея.
– Просил встречи. Сказал, что это касается его просьбы и того, что вышло в итоге.
Я удивленно покрутил головой. Вышло в итоге? То есть, товарищ Сталин все же как-то применил те мои измышления по цензуре, которые забрал себе? Вроде и в этом месяце это было, а кажется, будто год прошел. Вообще у меня октябрь очень насыщенный на события выдался.
– Хорошо. Когда у меня там «окно» есть?
– У нас завтра нет последней пары, – посмотрел в мой ежедневник Андрей. – Если сразу к нему поедешь, можешь успеть. Потом у тебя посещение соболевского колхоза. Это в двух часах от Москвы на паровозе.
– Ага. Ну хорошо, попробую успеть, – протяжно выдохнул я.
Ехать особо не хотелось. Замотался я, надо бы выделить денек на отдых. Но интересно же, о чем мне Илья Романович скажет.
В доме Говориных меня уже ждали. Не иначе Андрей предупредил о моем визите. Илья Романович проводил меня к себе в кабинет, пару минут развлекал разговором «ни о чем», а когда заметил, что мне это не особо интересно, наконец перешел к делу.
– Я тут одну статью прочитал, – взял он со своего стола газету. – Скажи, ты что-то об этом слышал?
Я взял протянутую газету и вчитался в текст. Там говорилось о назначении Жданова Андрея Александровича на пост руководителя Главлита. Отмечались заслуги Жданова при работе в Нижегородском крайкоме партии, его содействии автомобильной промышленности в области. Также упоминалось, что Андрей Александрович уже имеет опыт работы в писательской отрасли – тут и его работа преподавателем политграмоты в РККА, и редакция газеты «Вестник коммунизма» в Тверской области, и заведование агитационно-пропагандистским отделом в Нижегородской тогда еще губернии. Короче, человека расписывали как профессионала, способного навести порядок в такой структуре, как Главное управление по делам литературы и издательства.
– Вижу, не слышал, – заметил мое выражение лица Илья Романович.
– И что? Разве это не хорошо? Погодите-ка, – вспомнил я наш последний разговор. – Получается, структура по цензуре уже существует? А вы мне говорили, что еще ничего не создано и только ожидается, что партия начнет вмешиваться в дела писателей! – я с возмущением посмотрел на прячущего глаза Говорина.
– Я не врал, когда сказал, что партия начала вмешиваться в дела писателей, – все же начал доказывать свою правоту Илья Романович. – Просто Главлит раньше занимался этим не системно. К тому же там люди сами не знают толком, на что обращать внимание, а что нужно зарубить и не допустить к печати.
– Но вы то мне говорили, что нужно создавать новый орган регулирования, – заметил я. – Про уже имеющийся даже не упомянули!
– Потому что в любой среде должна быть конкуренция, – упрямо заявил мужчина. – Монополия до добра не доводит. А я знал, как у нас власть любит монополии, вот и не стал тебе говорить о Главлите. Иначе бы ты даже думать не стал в этом направлении.
Понятно. Илья Романович же как-то заикался, что союз писателей – это серпентарий. И он похоже набрался там их «уловок и привычек» по манипулированию. Стало противно. Почему нельзя было прямо и честно все рассказать? А сейчас он чего от меня ждет? Примерно это я у него и спросил. На что получил обескураживший меня ответ.
– Ты можешь помочь мне вступить в эту организацию?
Глава 4
Ноябрь 1930 года
– И зачем мне это? – спросил я Илью Романовича. – Вы попытались меня обмануть. А когда не получилось, как вы хотели, просите вам помочь?
Илья Романович тяжело вздохнул, словно приходится объяснять прописные истины ребенку.
– За то, что ввел тебя в заблуждение, приношу свои извинения. А насчет того, зачем это тебе – тут все просто. Я буду тебе обязан. Лично. И вспомни тот наш разговор – если я буду состоять в такой организации, тебе будет проще влиять на нее, если у тебя появится такое желание. Да и ты сам сможешь без проблем издать свою книгу, если у тебя возникнет желание написать еще одну. Я ведь правильно понимаю, что к назначению Жданова ты не имеешь никакого отношения?
Я лишь машинально кивнул, задумавшись над его словами. Вот вроде он все и верно говорит. Но в который раз я сталкиваюсь с тем, что меня хотят использовать, часто «втемную», и даже не стесняются этого! Неужели со мной что-то не так, что я воспринимаю такие действия столь болезненно?
Обдумав эту мысль, я понял, что дело не в том, что меня «хотят использовать». Меня коробило, что это делали тайком, исподволь. Не прямо говорили: давай ты сделаешь для меня то, а я взамен – это. Хотя вот Илья Романович-то как раз почти в таком стиле и «работает» со мной. С той лишь оговоркой, что умолчал о Главлите. Ну и его «взамен» расплывчатое. Захочешь – получишь, не понадобиться – ну и ладно. И откуда у меня может быть уверенность, что он меня не «кинет», когда мне реально потребуется от него помощь на этом посту? Снова все упирается в вопрос доверия! Как я сейчас понимаю товарища Сталина. И даже зауважал его еще больше. Возле него-то подобных «Говориных» и «Жень» крутится на порядок больше. И ему приходится им поручать дела, потому что кто-то все равно должен их выполнять.
И вот что мне делать? Принять его предложение или послать? Эх, как просто и легко было, когда я был младше и не имел тех возможностей, что сейчас. Ко мне никто и не обращался с подобными просьбами, воспринимая как положено – обычным подростком.
– Я подумаю, – так и не смог я дать четкого ответа.
– Как долго? – нахмурился Илья Романович. – Я готов подождать, но хотелось бы конкретики.
– Два дня, – сказал я.
Как раз встречусь с товарищем Сталиным, если не забуду, спрошу и про этого Жданова. Нужны ли ему помощники из писательской среды. А то может там уже все решено, а тут я – с предложением взять в эту структуру Илью Романовича.
Мужчина кивнул, после чего мы попрощались. Мне еще в колхоз ехать надо, время итак поджимало.
Так как к товарищу Сталину на прием я записался сам, то и Савинков за мной не заезжал. Но мне до Кремля и идти – всего ничего. Еще бы не университет, в котором пришлось отучиться полдня. Но ничего, еще два года осталось и уже в тридцать втором году получу диплом! Однако успел я к назначенному времени вовремя.
Иосиф Виссарионович встретил меня как обычно, сидя за столом с кипой документов перед ним. Я его в этом кабинете уже другим и не представляю.
– Здравствуйте, товарищ Огнев. Что-то случилось?
– Хотел отчитаться об уже проведенной работе. Есть кое-какие моменты, что желательно рассказать сразу.
– Вот как? Что ж, я вас слушаю.
Сталин откинулся на спинку стула и достал свою трубку. Похоже, ничего хорошего от моего отчета он не ждет. Или у меня мнительность разыгралась?
– Начну с перевозок, – решил я порадовать для начала Иосифа Виссарионовича. – По вашему списку мной проверено семнадцать маршрутов. Какие выводы можно сделать предварительно: скорость доставки увеличилась в среднем на десять-пятнадцать процентов. При более длительных маршрутах, где предполагается частая перекладка груза с одного транспорта на другой, скорость доставки должна увеличиться еще на какой-то процент – тут будет зависеть от маршрута и частоты смены транспорта.
Товарищ Сталин довольно кивнул, и принялся разжигать трубку.
– При перевозке было три случая попыток кражи. Во всех трех случаях воры пойманы по горячим следам буквально в течение суток. В одном из них был вооруженный грабеж с запугиванием. Как выяснила милиция – уже не в первый раз грабители такое практикуют. Вот только раньше скрыть пропажу части продукции перевозчику было легко, а сейчас – невозможно. Вот он и оказался меж двух огней: или продолжить покрывать грабителей, которые были с ним из одной деревни и угрожали расправой над его семьей, и самому сесть в тюрьму. Или же сдать их, надеясь, что наша милиция сработает быстро. Он выбрал второй вариант. В остальных случаях был сговор воров с перевозчиком. Попытались просто перерезать веревки, не трогая пломбу, а затем завязать разрезанную часть и списать на нерадивость проводивших укладку груза. Не получилось.
Я прервался, ожидая каких-либо комментариев со стороны Иосифа Виссарионовича. Но он пока молчал, лишь трубкой попыхивал. Тогда я перешел к другой, уже не столь радужной и оптимистичной теме.
– Начал работать с сотрудниками ОГПУ в качестве наблюдателя. Тут порадовать мне вас нечем.
– Вот как? – сделал вид, что удивился, товарищ Сталин. – Ну так вы не радовать меня туда отправились, а узнать, как ведутся дела. Так что не стесняйтесь, товарищ Огнев, продолжайте.
– Выводы пока делать рано, только промежуточные, – медленно начал я. – Однако и они говорят о том, что сотрудники ОГПУ – не компетентны в качестве следователей. Как аппарат принуждения или запугивания – да, они работают на «отлично». Но вот как таковых расследований они не ведут. Я поднял материалы по ранее возбужденным делам и даже не понял, за что и на каком основании задерживаются люди. Точнее, за что – это есть. Как под копирку. Либо контрреволюцию, либо воровство, либо саботаж им вменяют. Но откуда были получены сведения? Этого нет. Как проводилось следствие? Кого, кроме обвиняемого, опрашивали? Обычно таких или нет, или они тут же присоединяются к делу, как новые подозреваемые. Вы знаете, я учусь на юридическом, и как будущий юрист просто в шоке от этого. По сути получается, что людей просто хватают и заставляют признаваться в том, чего они может даже не совершали!
– Ну, это вы перегибаете, товарищ Огнев, – впервые не удержался от реплики Сталин.
– Если бы! При мне опрашивали четырех подозреваемых в контрреволюционной деятельности. Из того, что я услышал на допросе, имеет место быть неразбериха на местах, самоуправство, даже воровство было. Но вот именно контрреволюционной деятельности – нет. При этом на моих глазах следователь давит только на это. Чтобы человек признался в том, чего не совершал. Не ловит на не состыковках. Не приводит неопровержимых улик. Лишь упоминает показания свидетелей, при этом даже не устраивая им очной ставки. Не делает НИ-ЧЕ-ГО, что можно было бы отнести к ведению следствия!
– Хорошо, – хмуро кивнул Иосиф Виссарионович. – Я вас услышал, товарищ Огнев. Продолжайте наблюдать. Не все же в ОГПУ так ведут дела? Найдется хоть один, кто делает это ПРАВИЛЬНО?
Намек был более чем понятным, и я кивнул, принимая к сведению новое указание.
– Еще что-то?
– Да, товарищ Сталин, – я вздохнул. – Я вам уже упоминал, что из-за большой нагрузки мне нужен секретарь…
– Да, помню. Вы так его и не нашли? – хмыкнул генсек.
– Нашел, – удивил я его. – Но ведь человеку нужно платить. Да и его должность как-то оформить. А то он и время тратит и свои силы.
Я замолчал, ожидая ответа.
– Хорошо. Передайте товарищу Агапенко, – назвал он фамилию своего нового секретаря, – чтобы он подготовил документы на…
– Андрей Кондрашев.
–… на товарища Кондрашева. Это все?
Можно было бы подумать, что Иосиф Виссарионович меня поторапливает, но вопрос был задан спокойно, без недовольных ноток в голосе. Поэтому я все же решился спросить еще об одном деле.
– Я тут в газете статью прочитал о назначении товарища Жданова главой Главлита. Можно узнать – это реакция на то, что я вам рассказал о положении дел в литературе?
Иосиф Виссарионович добродушно хмыкнул.
– Да. Только не загордитесь, товарищ Огнев.
– С чего бы? – удивился я.
– Ну как же. Ваши слова влияют на смену людей на важных должностях в стране.
– Мне важно иное. Что товарищ Жданов планирует предпринять на этом посту? Закрутит «гайки», или подойдет к вопросу взвешено, учитывая всю сложность работы с творческими людьми?
– Вот вы о чем, – выпустил колечко дыма Сталин. – Не переживайте. Андрей Александрович печатное дело знает. Дров не наломает.
– Может ему кого консультантом дать? Из писателей?
Да, я все же решил попробовать протолкнуть Илью Романовича в Главлит. Те мои размышления по поводу дел товарища Сталина и что необходимо учиться доверять хоть в какой-то степени людям не прошли для меня даром. А то я уже каким-то параноиком становлюсь.
– И у вас есть на примете кто-то конкретный? – с понимающей улыбкой спросил генеральный секретарь.
– Скорее человек, который и поднял изначально эту тему. Я подумал, раз уж он так радеет за нее, то пусть и дальше помогает по мере сил.
– Это правильно, – неожиданно согласился со мной Иосиф Виссарионович. – И как его зовут?
– Говорин Илья Романович.
– Я передам товарищу Жданову, чтобы он встретился с этим писателем. Это же писатель, я верно понял?
– Да, все верно.
– Хорошо.
На этом собственно вопросы и отчеты у меня закончились, и товарищ Сталин меня отпустил. В приемной я передал секретарю генсека данные на Кондрашева и получил заверение, что в течение двух дней его оформят. Ну и отлично! Полностью довольный прошедшей встречей, я отправился домой.
***
После ухода Сергея, Иосиф Виссарионович сделал еще одну глубокую затяжку и задумался. В прошлый раз, когда парень только поднял эту тему, Сталин затребовал все материалы по поводу работы ОГПУ. Проблемы в этом ведомстве ему были известны, особенно прокуратура старалась, всячески очерняя ведомство Менжинского. Но их разногласия были понятны. Вопрос подчинения: прокуратуре не нравилось, что ОГПУ лично проводит суды, а не отдает дела им. Поэтому генеральный секретарь смотрел на доклады Винокурова через призму этой борьбы. Но когда примерно с тем же к нему пришел Огнев, вот тут Иосиф Виссарионович, что называется «сделал стойку».
Все, что сказал сейчас Сергей, подтверждали и доклады прокуратуры. Да и Сталин лично почитал некоторые материалы, поданные ему Ягодой. К сожалению, Вячеслав Рудольфович не мог держать руку на пульсе своей службы и за него все чаще ходил на доклад его заместитель.
Сейчас, после разговора с Огневым, генеральный секретарь понял, что материалы ему дали изрядно «причесанные». И уж если молодой парень, которого пока все эти подковерные игры не задели, говорит то же, что и доклады прокуратуры, то есть смысл серьезно вникнуть в дела ОГПУ. Конечно роль «пугала» для такой структуры очень важна. Но пугать она должна в первую очередь истинных врагов революции и страны, а не простой народ.
– Сергей Леонидович, – вызвал Сталин своего секретаря. – А назначьте мне встречу с товарищами Менжинским и Ягодой. В ближайшее время.
***
Неделя пролетела незаметно. Я все же попросил Андрея выделить в моем графике мне выходной. А то даже в воскресенье катаюсь на проверки погрузки-разгрузки. Проблемы там возникают редко. Хотя и бывают курьезные случаи. Например, в один из ящиков уложили выловленную рыбу, перед этим не укрыв ее даже бумагой. В итоге на месте выгрузки из щелей ящика сочилась вода, и вокруг него стояло сильное амбре подтухшей рыбы. Это один «умник» решил себя проявить и вместо положенной для транспортировки цистерны, использовал «новейший и передовой метод». Я на момент укладки не попал, зато нанюхался этой его «инициативы» во время выгрузки по самое не балуй. В итоге сделал себе пометку, четче прописать – какие товары и в каком виде необходимо транспортировать. А также прописать меры наказания в случае отхождения от порядка укладки товара в не подходящую тару.
Но это мелочи. Зато наконец-то у меня свободный день! Можно выдохнуть. Да и Андрей уже с непривычки уставать начал. Он хоть и не ноет и после получения корочек о том, что теперь он состоит в аппарате ЦК на должности секретаря референта (прямо как я) и ему положен оклад, вообще ведет себя как примерный работник. Но уж лучше и ему давать отдыхать. Хотя бы чтобы на работе не сказалось, а то и вообще – зло затаит. Сатрапом и деспотом еще меня посчитает. Хотя и вряд ли. Сейчас в этом времени переработка не считается чем-то плохим, если по собственному желанию. Наоборот, соцсоревнования в чести. Да и начинает появляться такое понятие, как «ударник». То есть человек, отдающий себя работе со всем напряжением сил. Никакого звания еще нет, но словечко уже периодически ходит в народе, запущенное через какую-то статью.
Кроме этого в это воскресенье у меня назначена встреча. Увы, не с девушкой.
– Привет, Сергей, – махнул мне рукой Илья Романович.
– Здравствуйте, – подошел я к нему и пожал руку.
– Спасибо, – с широкой улыбкой на лице сказал он.
– Приняли?
– Да, – кивнул мужчина и достал из портфеля, который нес в руке, бумажный сверток.
В нос сразу ударил запах копченого мяса. Ммм… Шашлычок! Большая редкость для нынешнего времени. Все же мясо сейчас дорого, а тут еще не поленились и закоптили.
– Вот, – протянул он мне сверток. – Не знал, чем отдариться, и решил хоть такой презент сделать.
– Но ведь остальной уговор в силе? – уточнил я, принимая подарок.
– Конечно!
Да, Говорина все же приняли в Главлит. На должность специалиста по проверке художественной ценности литературных произведений. Как я понял, в случае спорного мнения он должен дать оценку – является ли книга или статья ценной в «духовном» плане и обогатит ли она список советской литературы новым шедевром. Оценивать литературу на наличие антисоветской пропаганды будут другие люди. И только когда у них возникнут сомнения, можно ли считать тот или иной отрывок или предложение антисоветской пропагандой, они могут «скинуть ответственность» на Илью Романовича. Ага, «козлом отпущения» если что он будет. Но как я понял, Говорин был искренне рад даже такому назначению.
И сегодня он как раз и позвал меня в парк культуры и отдыха на встречу. Как вижу – показать, что ценит мои старания и не забывает, кому обязан новой должностью.
– Заходи как-нибудь в гости. Расскажу, что у нас творится, – сказал он мне на прощание.
Сначала хотел отказаться, все же с Людой встречаться мне не хотелось. А с другой стороны – в последние разы, когда был у Говориных, ее или вообще не было, или она особо не стремилась со мной заговорить. Да и что это такое – бояться встречи с бывшей девушкой? Мужик я или нет? Поэтому в итоге ответил ему, что если появится время, обязательно зайду.
С шашлыком особо не погуляешь, поэтому домой я вернулся раньше, чем планировал. Но ничуть не пожалел об этом. Родители и Настя очень обрадовались нежданному подарку к столу. Отец даже достал бутылку и мне хотел налить немного. Но я отказался. Еще не стерлось из памяти, как я из-за пьянки оказался в этом времени. А ну как повторится? И закинет меня еще дальше в прошлое? Ну нафиг такие эксперименты!
Посмотрев, как мама снова тратит время на растопку печи для того, чтобы вскипятить чайник, я пошел и записал себе в запланированные дела обзвонить предприятия города. Узнать, на каком из них производят газовые плитки. Хватит откладывать!
