Никита Суровцев
Махно II. Пропавшая выставка
– Вечно ты подкидываешь нереальные задачки, которые решать приходится мне, – ворчливо проговорил «Школьник», но, тут же, хитро улыбнулся, и поинтересовался,
– А каков будет мой процент со сделки? -
– Значит, ты уже согласен? – рассмеялся я –
– Договоримся. -
– Какой идиот откажется от такого гешефта? Но, признаюсь честно, я реально не представляю с чего начать. Все, имеющиеся варианты, немного другой специфики. Здесь товар иного, более интеллектуального характера. Сколько времени у меня есть? – спросил он.
– Как сказал бы товарищ Саахов, из «Кавказской пленницы», «…Нет, нет, торопиться не надо, понимаешь…». Лёша, время работает на нас. Это перспектива нашего будущего. Здесь нельзя ошибиться. Нужно всё правильно рассчитать, и действовать наверняка. – подытожил я сложившуюся ситуацию.
II
– Какие у нас перспективы на сегодня? – поинтересовался Алексей.
– До следующего понедельника, я совершенно свободен. – отшутился я.
– Тогда на мое усмотрение. – сказал Лёша,
– Сегодня пятница, и у нас намечается культурная программа. Мы пойдем в Ленинградский рок-клуб, на улицу Рубинштейна, 13. Там с восемьдесят первого года выступает андеграунд ленинградского рока. Если нам повезет, то сможем услышать «Аквариум», «Алису» или «ДДТ». С некоторых пор, я стал фанатом русского рока, – воодушевленно заговорил Лёха,
– Но сначала, нам необходимо дойти «до определенной кондиции». – заметил он, и мы взяли еще по «соточке» коньячка и закуску, в виде всё тех же бутербродов.
– Кем ты стал? – удивился я.
– Да, фанатом, чего тут не понятно, поклонником, если тебе так удобнее, – пафосно начал Алексей,
– Я каждые выходные там зависаю, стараюсь не пропустить ни одного концерта. Довольно модное место, билеты на концерт, достать практически не возможно. С рук билет «пятерку» стоит. Скажу тебе по секрету, у меня туда свободный вход. – гордо сказал он.
По пути на Рубинштейна, мы увидели картину, как менты забирали с Невского проспекта молодежь, только потому, что они были в рваных джинсах и с фенечками на запястьях рук. Правда были там и панки с «ирокезами» и с серьгами в ушах, что в то время считалось явным вызовом обществу.
Улица Рубинштейна, тех времен не была еще, главной «пьяной» улицей города, но кафе и бары, там уже присутствовали. Возле некоторых из них кучковались молодые люди, по «прикиду», явно собирающиеся на концерт в рок-клуб. Лёха периодически здоровался с парнями, и между делом рассказывал, «Who is Who».
– А вот, смотри, это Эдмунд Шклярский, лидер «Пикника», он участвовал в самом первом концерте рок-клуба, позже признался журналистам, что испытал, от выступления на сцене, настоящий оргазм. – без умолку «трещал» «Школьник».
По прошествии многих лет, я с благодарностью к Лёхе, вспоминаю этот вечер. Тогда, я смог познакомиться с легендами нашего отечественного рока.
Зал был забит до отказа. На сцене появился Майк Науменко, очень интеллигентный человек. Для меня остается настоящей загадкой, как он затесался в рокеры. Этим вечером Майк исполнял роль конферансье. Он без обиняков выкрикнул в зал,
– На сцену выплывают рыбки из «Аквариума», – публика взревела, а на сцене появились музыканты, во главе с Борей Гребенщиковым, который всегда отличался хорошими манерами поведения, и был высоко порядочным человеком. Но не сегодня. Они решили представить публике, свою композицию, которая принесла им гран-при на рок-фестивале в Тбилиси.
В финале их композиции, флейтист Дюша Романов начал плеваться из флейты, во все стороны, в том числе и на публику, а виолончелист Сева Гаккель стал перепиливать своим смычком, лидера группы Борю Гребенщикова, который, (в свою очередь), кувыркался на сцене с чужой гитарой и в бороде, выкрашенной в зелёный цвет. Публика неистовствовала, и не хотела отпускать музыкантов со сцены но «Аквариуму» всё-же пришлось покинуть её.
А, появившийся на сцене Майкл, с присущим ему чувством такта, непринужденно объявил, что сейчас выступит молодая, но весьма прогрессивная группа «Младшие братья», и попросил зал, встретить их со всей рокерской теплотой. Зал взорвался рёвом, свистом, топотом ног, и прочими овациями.
– Они безбашенные типы. – попытался объяснить Лёха, перекрикивая всплеск восторга публики.
Но поначалу ничего не предвещало его предсказания. Это продолжалось не долго. Музыканты, буквально, с каждым аккордом «повышали градус» накала. В какой-то момент солист группы на мгновение пропал за кулисами. Через мгновение там раздался какой-то шум, и на сцену, кубарем выкатился музыкант. В руках у него был огнетушитель, который от удара о сцену, (при падении солиста), сработал и из него начала извергаться пена, причем ее струя вылетала под сильным давлением, и её брызги, грязно-жёлтого цвета, стали заливать передние ряды, на которых размещалась приглашенная VIP публика. Там были работники министерства культуры, комсомольские деятели, и конечно, представители МВД и КГБ.
Но, как оказалось, это была только увертюра.
Дело в том, что вслед за «Младшими братьями» должны были выступать сверхэпатажные «Автоматические удовлетворители», которые для поднятия имиджа, придумали жёсткий план. Музыканты, во главе с Андрюхой «Свином» (Пановым), решили удивить зрителей. Они, подготовили два ведра экскрементов. Предполагалось, что на финальной песне участники группы включат вентилятор, и запах этого «добра» понесёт ветром в зал, для того, чтобы все могли в полной мере насладиться «силой русского панк-рока».
Однако, экскременты, при падении солиста «Младших братьев», были перевернуты, вентилятор включился автоматически, и ощущение было такое, что из огнетушителя вырывается струя дерьма.
Паника началась неимоверная. Дамы, в вечерних туалетах, от шока, падали в обморок, особо нежных мужчин, рвало прямо на соседей. В общем, концерт был сорван.
Скандал был грандиозный.
III
По окончании концерта, небольшая компания музыкантов, в которой, Леха был своим человеком, потому, что частенько спонсировал тусовки рокеров, направилась отметить этот «исторический» концерт. В нашей компании, душой которой был Борис Гребенщиков, были будущие монстры отечественного рока, такие как, Юра Шевчук, солист «ДДТ». Тогда-то, я и узнал, что означает аббревиатура «ДДТ». Оказывается, так называлось химическое вещество «Дихлордифенилтрихлорэтан», а в просторечье просто «Дуст», порошок для борьбы с тараканами. Мне кажется, Шевчук с тех пор почти не изменился. Он всегда был рубаха-парнем, и так же курил папиросы «Беломор-канал». Такие люди, я думаю, с возрастом и статусом, не меняются.
В тот вечер с нами был, и Виктор Цой, Он был довольно закрытый человек. Не замкнутый, а именно закрытый. Но при этом он неплохо умел тусить, и веселиться. Это уже позже, в восемьдесят восьмом году, когда ребята начали собирать стадионы, стало понятно, что «Кино» – это «глыба» отечественного рока, а до этого, многие воспринимали их просто как еще одну группу из рок-клуба.
Конечной целью нашего вояжа, было заведение, в простонародье именуемое «Очки», выйдя с концерта, туда мы и направили наши натренированные тела.
Шумно беседуя, мы двигались по Невскому проспекту. Прошагали мимо «Катькиного садика», места встречи геев, «Колыбели Великой Октябрьской революции», облюбованного ими еще с девятнадцатого века. Несмотря на поздний час, представители «голубого» Ленинграда дефилировали по дорожкам парка, узнавая друг друга благодаря особой системе тайных знаков.
"Катькин садик" – это еще и мир игр, где шахматисты, шашисты и доминошники, играли только на деньги. А вдоль ограды, напротив Александринки, в такси «шпилили» блатные, обыгрывая «краплеными стирами» заезжих лохов, после чего «каталы» провожали, облапошенных вахлаков шуточками, типа: «Денег нет – читай газету».
Проходя мимо крупнейшего ленинградского универмага № 1, больше известного, как «Гостиный двор». Четыре линии которого Невская, Садовая, Перинная и Зеркальная, образовывали единый огромный торговый комплекс, в котором всегда что-нибудь «выкидывали», Леха не громко мне сказал,
– Я недавно познакомился с директрисой «Гостинки», некоей Наталией, и если я её правильно понял, то при определенных условиях, я могу рассчитывать на «пригласительный» в «Голубую гостиную» -.
– Леха, ты меня пугаешь -, хохотнул я.
– Дурак, так называется зал в небольшом здании, во дворе универмага, в котором представлены все наименования товаров, естественно, в основном это дефицит. Туда попадают только дипломаты и прочая номенклатура, и то, только по специальным пропускам -, пояснил Алексей,
– А эта дама, пардон, слаба на передок. И о моих мужских достоинствах, ей кто-то уже успел шепнуть -, добавил он.
«Галера», была жерлом вулкана, вокруг которого, крутились фарцовщики, ломщики и воры. Лозунгом «центровых», стала фраза, не утратившая высшее метафорическое значение и сейчас: «Кто понял жизнь, работу бросил».
По пути, мы миновали еще одну «достопримечательность», это женский туалет на Думской, известное место встречи валютных проституток, которых тогда ещё не называли путанами. В этот поздний час, они продолжали нести свою не лёгкую трудовую вахту, дружелюбно улыбались и помахивали нам нежными ручками. Упирая изнутри язычок в свои намакияженные щёчки, они не двусмысленно показывали нам, на что они способны.
Угол перекрестка Невского и канала Грибоедова, с одной стороны являлся выходом из станции метро «Невский проспект», который был под открытой аркадой. Теплый воздух, выходящий из метро, создавал определенную атмосферу. Вследствие чего, на местном жаргоне, получил название «Климат», закрепившееся и до наших дней. Говорят, раньше тут можно было встретить Бродского или Довлатова. У них, практически, никогда не было денег, но валютчики, которые вряд ли их читали, угощали поэтов от души, особенно Довлатова, который был охоч до портвейна «777», или, как у нас называют «Три топора».
На перекрестке, мы свернули налево, по каналу Грибоедова, и не пройдя двадцати шагов, оказались у входа в огромное заведение, имеющее народное название «Очки». Данное название происходило, наверное, от того, что со стороны Невского проспекта, находился магазин с одноименным названием, да и в самом помещении, что-то напоминало очки. Было у этого кафе и другое название, «Конюшня», на мой взгляд, более подходящее, потому, что было поделено деревянными перегородками, отдаленно напоминавшими стойла для коней. Место было топовое, и всегда было заполнено посетителями. Вот в этом пристанище жаждущих веселья и развлечений, мы и расположились. Как потом выяснилось, основательно и надолго. Вино и песни лились рекой. Вскоре весь зал подпевал нашей компании. Как оказалось, публика, хотя и была разношерстная, но хорошо знала репертуар рок музыкантов. Эту знаменитую пирушку, наверное, не многие помнят, но те, кто помнит, подтвердят, что в эту ночь кафе так и не закрылось, а работало до самого утра.
На каком-то этапе, к нам присоединились представители ленинградского андеграунда, во главе с хозяином знаменитой галереи «АССА», Тимуром Новиковым, которого сопровождали его сподвижницы и постоянные модели скандальных показов и выставок Катя и Наташа. Новиков устроил у себя на квартире по улице Воинова, ныне Шпалерная, галерею стиляг и модников «АССА», в которой состоялись первые показы альтернативной моды и проходили репетиции «Нового театра», в котором, впоследствии играли музыканты группы «Кино», и пела начинающая, и ещё ни кому не известная певица Жанна Агузарова. Галерея занимала целый этаж здания, и досталась Новикову «на халяву». Дело в том, что дом поставили на капитальный ремонт, и всех жильцов расселили в другие дома. Но ремонт не состоялся, и Тимур «прихватизировал» весь этаж. Такие помещения в простонародии стали называть сквотами.
Так вот в это самое пространство, под названием сквот, или «флэт», как его называли хиппи, по настойчивому приглашению хозяина, и переместилась вся наша дружная компания, и наш праздник российского рока, продолжался.
В этом андеграундном пространстве было всё, что бы устроить целый рок концерт. Была сцена, аппаратура, световое оформление. Музыканты сменяли друг друга на сцене, как в калейдоскопе. Все старались выложиться по полной, без оглядки на представителей власти, которым здесь было не место.
IV
Со сцены хрипел, выплевывая куски гланд, Юра Шевчук, исполняя композицию «Они играют жесткий рок» (Монолог в Сайгоне).
Народ в сквоте, прибывал с каждым часом. Лёха, рассказывал о тех, кого знал,
– Это писаки, эссеист Костя Кузьминский, и поэт Олег Григорьев, у них тоже есть свой салон, только поэтический. А это художники Женя Юфит и Олег Котельников, у этих, флэт на улице Марата -, рассказывал Алексей, поражая своей осведомленностью.
Кого-то я запоминал, чьи-то имена просто в одно ухо залетали, в другое вылетали, поскольку, приходящих и уходящих было, как народу на демонстрации. У меня, от постоянной смены персонажей, уже начала кружиться голова.
В этот момент кто-то коснулся моего плеча.
– Привет -, прозвучал мелодичный женский голосок.
– Привет -, на автомате ответил я, и застыл от неожиданности.
Передо мной стояла Лика. Она засмеялась, и встряхнула своими шикарными волосами, цвета персидской хны, подстриженными под каре. Ее карие глаза, тонкие, сочно накрашенные темной помадой губы, прямой носик и немного вздернутые брови, как и при первой встрече, заворожили меня, и одурманили ароматом новомодных духов «MagieNoire».
Конечно, на её лице уже присутствовал тот, слегка заметный оттенок усталости и отрешённости, от бурной и насыщенной жизни, но тем не менее, она, как и раньше, была мила и привлекательна, и как раньше, её можно было спутать с Мирей Матье.
– Я соскучилась -, сказала она и без всякого перехода, страстно поцеловала меня в губы.
Я был немного обескуражен, но не подал вида, и попытался обнять ее за талию и притянуть к себе.
– «…Хо хо, парниша…» -, словами, из лексикона Эллочки «Людоедки» Щукиной, персонажа книги Ильфа и Петрова «Двенадцати стульев», проговорила она,
– Не торопи события, сначала мне надо обставить всё, как можно пристойнее. Я ведь здесь не одна, и к тому же я замужем за французским атташе по культуре -, уже шепотом проговорила она, немного удивив меня.
И действительно, она была здесь не одна. Их компания, выделяющаяся из общей картины своим снобизмом, была инопланетным элементом, этого карнавала андеграунда. Во главе компании выделялся высокий парень, с козлиной бородкой. На первый взгляд, мне показалось, что парень слишком флегматичный, но приглядевшись, я понял, в чем дело. Тип был под «кайфом», и созерцал на происходящее с высоты своего эйфорического полета. Я подошёл к Лёхе и спросил, знает ли он этого дылду, с козлиной бородой.
– Да, это Юра Циркуль. Кстати, Циркуль это его реальная фамилия, а не погоняло. Мерзкий, высокомерный тип, вечно под «кайфом" -, дал Лёха исчерпывающую характеристику этому бородачу.
В этот момент появилась Лика.
– Выходи на улицу через пять минут, я буду ждать тебя в машине -, не громко обронила она, проходя мимо меня.
Через пять минут, я вышел на улицу, и, увидев красную «шестёрку», сел в неё. Машина плавно тронулась с места, и мы покатили по вечернему Ленинграду. Да, да, уже по вечернему. Сутки пролетели как стрела, выпущенная Иваном-царевичем из сказки, про лягушку-царевну, почему-то подумалось мне. Лишь бы эта стрела не упала в болото, продолжил я, логический ряд, своих умозаключений. Видимо, сутки беспробудного пьянства и веселья, давали о себе знать. Но долго размышлять мне не пришлось, буквально через пять минут, мы свернули на Садовую улицу, и въехали во двор знакомого дома. Затем вошли в ближайшую парадную, и поднялись на первый этаж. Лика открыла дверь, в уже знакомую мне квартиру, обставленную просто, но со вкусом.
Не став бросаться в объятия друг друга прямо в прихожей, хотя, это было моим первым желанием, мы спокойно вошли в гостиную, и под классическую музыку, не торопясь стали освобождать друг друга от ненужной, в данной обстановке, одежды, любуясь и лаская друг дружку. Лика, эта совершеннейшая копия Мирей Матье, была прекрасна. Упругие сосочки, аккуратных грудей, «лисьими ушками» торчали в стороны, притягивая к себе, как магниты. Тонкая талия и сексуальные бедра, были безупречны. А место их слияния, украшало сердечко, коротко стриженых волос, что было необычно для того времени, и тоже являлось своеобразным андеграундом. Пройдя в ванную, мы приняли душ, где Анжелика, исполнила превосходную «увертюру» перед первым актом. Затем, уже в спальне, не спешно, но с чувством, толком, расстановкой, не экономя сил, и отпустив поводья безудержной страсти, мы предались плотским утехам, и отыграли первое отделение этого эротического спектакля, под бурные овации, звучавшие в моих ушах, с каждым тактом все сильнее взвинчивая темп, и достигнув максимума в момент апогея.
В антракте, на кухне, мы утолили жажду шампанским, а голод ананасом, который Лика изящно нарезала треугольными ломтиками. До кровати мы не дошли, поскольку, не преодолимое желание, заняться любовью на массивном, круглом обеденном столе, взяло верх над другими эротическими фантазиями. Оказалось, что стол не менее удобен, чем огромная кровать, и на нем можно исполнить массу сексуальных желаний. Анжелика была великолепна. Она исполняла свою партию, в этом любовном балете, под названием «Безумная страсть», как прима-балерина из «Мариинки». Апофеозом нашего «представления» стало нежнейшее соитие двух тел в бурном экстазе бесконечного танца ласк и поцелуев.
Нежнейший «французский поцелуй», сначала вернул меня в реальность из объятий Морфея, а затем отправил в небесную высь, и там разложил на атомы феерического наслаждения. Таким, весьма не тривиальным способом, Лика разбудила меня, и пожелала, доброго утра. В довершение всех удовольствий, напоила меня великолепным кофе, и приготовила воздушный омлет.
– Никита, чем ты на этот раз занимаешься в Ленинграде? -, решив удовлетворить свое женское любопытство, поинтересовалась она.
– Приехал оформить на себя кое-какую недвижимость, доставшуюся мне в наследство, и ещё, меня теперь зовут Наум Хартман -, коротко ответил я на ее вопрос.
– Ух ты. Ну и как, классно быть евреем? -, смеясь, спросила она.
– Еще не понял, я недавно стал иудеем, наверно заметила, что следы от циркумцизио, ещё свежи -, то же пошутил я, не собираясь продолжать разговор на эту тему,
– Что это мы все обо мне? Расскажи о себе -, попросил я.
– А что я? В том же году, когда мы познакомились, моя семья эмигрировала, и обосновались во Франции. Там я, удачно вышла замуж, за французского дворянина, по фамилии Селин. Теперь он атташе по культуре, при консульстве Франции в Ленинграде -, обыденно, как о самом себе разумеющемся, рассказала свою историю «Маркиза ангелов», как я назвал ее про себя,
– Вот, опять в Совдепию пришлось ехать -, уже с неудовольствием, закончила она.
– Все, что не делается – к лучшему -, философски изрек я, думая о своем, и достал из кармана список художников-графиков, чьи произведения пропали вместе с передвижной выставкой в Сталино.
– Попробуй осторожно, поинтересоваться у мужа, что ему известно об этих авторах. Только не показывай весь список, а назови выборочно, несколько фамилий -, обезоруживающе улыбаясь, протянул я ей листок бумаги.
– Никита, что ты задумал? -, смотря на меня с прищуром, спросила Лика.
– Всему свое время -, шепотом сказал я и поцеловал ее.
– Мы еще увидимся? -, спросила Анжелика, не поднимая глаз.
– Если дашь номер телефончика, то я, обязательно тебе позвоню. Только не обещаю, что это будет в ближайшие дни. У меня много дел -, не обнадежив, но и не разочаровав её, ответил я.
Она моментально написала номер телефона на листке, вырванном из записной книжки, который я убрал в карман батника. На прощанье она прильнула ко мне всем телом, и нежно проговорила мне в самое ухо,
– Мне было хорошо с тобой. Позвони мне -.
Где-то я уже это слышал, подумалось мне, но я уверенно шагнул за порог.
С удовольствием, я прогулялся пешком по Невскому проспекту, дошел до Литейного, и повернул налево, дойдя до улицы Жуковского, повернул направо, продолжив путь по направлению к улице Чехова. Весь путь, занял у меня не более получаса. Дома меня встретила Елизавета Николаевна, она была одна. Чета Махно, не жалея своих ног, продолжала «марафонский забег» по достопримечательностям «Северной пальмиры».
– Добрый день, Никита. Где был, что видел? -, добродушно поинтересовалась бабушка Лиза.
– «Видели ночь,
Гуляли всю ночь,
До утра…» -, нараспев ответил я,
– А если серьезно, то приобщался к современной субкультуре -.
– И что же из себя представляет современное культурное общество? -, заинтересованная моим ответом, спросила Елизавета.
– Я встречался с представителями ленинградского андеграунда -, ответил я,
– Слушал российский рок, был на показе модной одежды в галерее «Асса», познакомился с представителями современной живописи, и послушал, о чем пишут эссеисты -, как мне показалось, исчерпывающе ответил я на поставленный вопрос.
– Хоть я и отношу себя к образованным и интеллигентным ленинградцам, но не слышала о том, что у нас есть такие представители современной интеллигенции. Хотя, и в наше время были талантливые, инакомыслящие и творческие люди -, задумчиво и с нескрываемым сожалением, сказала она, и как мне показалось, ответ был скорее адресован самой себе, чем мне,
– Да и Бог с ними. Никита, нам с тобой, завтра предстоит заняться твоей пропиской и переоформлением квартиры на тебя, по этому не планируй на завтра ни каких дел, хотя бы на первую половину дня -, вежливо, но безапелляционно сказала она.
Я, в знак согласия, кивнул головой.
На следующий день, все юридические вопросы были решены, и моя фамилия была вписана в ордер на квартиру. Все формальности были улажены, и отъезд в Геленджик, был запланирован на выходные.
ВОЛГОДОНСК
Ударные стройки сталинской индустриализации
1948-1952 года
I
Скорый поезд «Ленинград-Новороссийск» отошел от перрона Московского вокзала по расписанию. Мы разместились в купе четвертого вагона. Решение ехать поездом, а не лететь самолетом, имело строго рациональный характер. Как не старалась бабушка Лиза избавиться от лишнего скарба, все равно, ее пожитки потянули на восемь мест багажа, да и дорога на авто от Новороссийска до Геленджика, составляла всего 36 километров (это в то время), а не 180, как из Краснодара.
Женщины, по-хозяйски, стали располагаться в купе, а мы с Владимиром Леонтьевичем, решили не мешать им, и отправились в вагон-ресторан. Там, заказав бутылочку коньяка и легкую закуску, мы погрузились в воспоминания Махно.
Разговор зашёл о его послевоенном жизнеописании. А было оно, как и вся его не лёгкая жизнь, как грозовая туча, которая застилала половину небосвода, и извергала жуткие, пронизывающие все небо, сверкающие молнии, при этом издавая оглушительные раскаты грома, которые сотрясали всё вокруг.
– Из фильтрационного лагеря, размещавшегося на территории Чехословакии, нас, фронтовиков, этапировали в Калачевский ИТЛ, располагавшийся на моей родине, в Сталинской области. «Все возвращается на круги своя», как сказано в Ветхом Завете -, грустно начал свой рассказ ветеран.
Для осуществления грандиозного проекта, строительства Волго-Донского комплекса, из Варнавинского, Калачевского, Цимлянского и Мартыновского ИТЛ, были этапированы заключенные общим количеством до пятидесяти тысяч человек. В эти годы, теневой мир сталинской «индустриальной цивилизации», достиг наибольшего расцвета. В это время в Советском Союзе более двух с половиной миллионов человек находились на положении принудительных рабочих. Это соответствовало примерно четырем процентам всего трудоспособного населения страны.
Еще в фильтрационном лагере я сдружился с такими же фронтовиками, попавшими в заключение по разным обстоятельствам. Люди были разные по возрасту, национальности, званию. Но одно нас отличало, чувство фронтовой дружбы, и то, что почти все мы ушли на фронт из лагерей и тюрем. Народу нас подобралось на несколько отрядов. Бригадиром в нашем отряде был Герой Советского Союза, Рамзес Атикян. Армянин лет сорока, с глубоко посаженными карими глазами, которые были в тени черных густых бровей и глядели внимательно, замечая абсолютно все. Орлиный нос и как будто вырубленный из камня подбородок, безапелляционно подтверждали его кавказское происхождение. Высокий, широкоплечий со статной осанкой. Своей не подражаемой походкой он подчеркивал то, что он сын гор. Воевал он во фронтовой разведке, и звание героя получил за спецоперацию на территории Венгрии. В чем заключалась суть операции, он не рассказывал, а просто ссылался, на то, что это все ещё государственная тайна. Срок ему дали за убийство в Берлине двух советских офицеров. Он застал их, когда они насиловали малолетних немецких детей, брата и сестру, причем девочке было не больше десяти лет. Сидельцы относились к нему с почтением, и уважительно называли его Георгий Павлович.
Когда мы прибыли на стройку канала, то там вместо бараков, стояли какие-то ветхие сараи и лачуги, даже по сравнению с УхтПечЛагом, здесь реально был Ад. Жить в этих сараях не представлялось возможным ещё и по тому, что в бараки загоняли сразу по три отряда, и получалось, что на одного человека приходилось не более полутора метров жилого пространства. В женских бараках эта норма была и того меньше. Но хуже было то, что в начале строительства, из-за нехватки помещений, случалось женщин поселяли в мужских бараках.
«Вертухаи» были безразличны к тяготам сидельцев. Надлежащие требования к охране заключенных не соблюдались. Учёт заключенных практически не вёлся. Вследствие чего в первый же месяц сбежало семнадцать человек, а поймали только девять. Остальных «не нашли».
В бараках содержались все, без разбора и рецидивисты-уголовники, и убийцы, и насильники. Вместе с ними содержались крестьяне, унесшие с колхозных полей горсть пшеницы для своих голодных детей, и «каэровцы» (ст.58 УК РСФСР), явные и мнимые, члены семей «врагов народа.
Там же находились и немецкие прислужники, полицаи, старосты, информаторы, каратели, западно-украинские националисты, «бандеровцы», «лесные братья», «власовцы».
Был один фронтовик-сиделец, которого в 1949 году по доносу отправили в лагерь за «…восхваление капиталистическими порядками и преклонением перед Западом…».
А дело было так. Уже в конце войны, он с группой разведчиков из пяти человек получил задание проверить небольшой немецкий городок на наличие или отсутствие там войск. В итоге, немцев не обнаружили, а волею случая попали они в публичный дом, где их встретили, как триумфаторов, с положенными почестями и привилегиями. Там-то наш вояка и вкусил всю прелесть «продажной любви». Так бы всё и осталось «под покровом ночи», но уже после войны, он не переставал рассказывать мужикам и восхищаться немками-проститутками, восхваляя их умение доставлять удовольствие. За что и получил 10 лет лагерей.
Руководству лагеря не удавалось искоренить проявления лагерного бандитизма, хулиганства, поножовщины, краж, пьянства, азартных игр, убийств заключённых заключёнными.
Это был первый круг ада, в котором жили «строители коммунизма», низведённые до скотского состояния советской системой наказания.
Вторым кругом ада была промзона.
Не смотря на отсутствие условий для жизни, планы, поставленные руководством страны, по строительству Волго-Донского пути никто не отменял. Было организовано две смены по десять часов. На работы выходили практически в любую погоду. Исключительной поблажкой в зимний период было то, что при температуре ниже – 15 градусов, выдавали солидол, для смазки открытых участков лица и рук.
С питанием дела обстояли не лучше, чем с проживанием, и это был третий круг ада. Человеческая жизнь стоила дешево. Вороватые интенданты практически никогда не интересовались положением дел с питанием в лагере, не контролировали обстановку. На самом деле они просто расхищали продукты. Только за 1949 год они украли более 150 тонн продуктов «…на сумму 10 млн. рублей, из них незаконных расходов на руководящий состав – 3 250 тысяч рублей…». Все отдавалось на откуп лагерной обслуге. Заключённые умирали от недоедания, поскольку банды из числа уголовников и матерых убийц враждовали между собой из-за передела сфер влияния в том числе и за продуктами питания в зоне. В результате между бандами возникали поножовщина и побоища, часто заканчивавшиеся многочисленными человеческими жертвами.
Жизнь заключённых, в советских зонах, всегда была связана с риском быть убитым, изнасилованным или избитым, ограбленным или униженным. Все были безлики, всё было общее, не было ничего святого, кроме дня освобождения.
Неизвестно, сколько погибло людей, на строительстве Волго-Донского пути. Кто-то долгие годы числился в бегах, хотя, возможно, давно уже был закатан в асфальт, замурован в бетон, или зарыт на дне Цимлянского водохранилища.
В четвертом круге этого Ада были женщины. Более бесправных сидельцев, чем женщины, на строительстве соединительного канала не было. Мало того, что условия содержания их были хуже, чем мужчин, так ещё и пайку они получали урезанную, а нормы выработки были не по-женски высоки, да и продолжительность смены была наравне с мужской.
Лагерное начальство открыто издевалось над ними. Заключенных, которые работали на восстановлении поверхности откосов канала, для смачивания грунта, могли заставить таскать мисками воду из котлована, и все это из-за того, что они попросили дать им немного мыла, для гигиенических нужд.
Если женщина беременела, то она ходила на работы наравне с остальными, вплоть до самых родов. Дети, рожденные в зоне, жили там же в лагере, вплоть до освобождения матери, или передавались в детские дома.
●
Относительный «порядок» образовался с приходом нового этапа, в котором был и известный «ссучившийся» вор «Черкес», получивший во время войны звание Героя Советского Союза.
В криминальной среде он запомнится, как человек, предложивший в восьмидесятые годы авторитетам перейти на «крышевание» цеховиков. Именно поэтому, впоследствии, его называли «отцом рэкета».
Лагерному начальству это было на руку, поскольку в войне «правильных авторитетов» и «автоматчиков» (воров-фронтовиков), они поддерживали сторону последних. На какое-то время беспредел прекратился. Но это было затишье перед бурей. «Ссучившиеся» прибирали к рукам всё больше сфер влияния, а «законники» группировались и набирали сил, хотя их было гораздо меньше.
Ко всему прочему в бараках продолжали храниться рабочие инструменты лопаты, топоры, кирки, ломы, ножи, железные прутья, которые можно было использовать как оружие в случае разборок.