Виктор Ковригин
Махно. Полковая казна
Никита Суровцев.
Махно. Полковая казна.
Этой книгой автор начинает серию книг, под общим названием «Махно». В данной книге переплелась судьба героев двух поколений. герой старшего поколения, Владимир Махно, родственник знаменитого «Батьки» Махно, прошёл испытания голодомором, сталинскими лагерями, штрафными ротами , Колымой. Волею судьбы он стал свидетелем места схрона полковой казны Нестора Махно. В преклонном возрасте он делится своим секретом с молодым другом, Никитой Суровцевым, героем из современного времени. Молодой герой пускается на поиски этих кладов. Что из этого вышло, узнает читатель.
МАХНО
Полковая казна
Часть I
Посвящается моим родителям
Все события, описанные в этой книге, являются вымыслом автора. Любое совпадение имен и фамилий, являются случайным. Автор не несет ответственность, за совпадение ситуаций, описанных в этой книге с реальными событиями.
«О, бездна богатства и премудрости
и ведения Божия!
Как не постижимы судьбы Его
и неисповедимы пути Его!»
из Рим .11:33,
ПЕРМЬ 1980 год
I
Судьба свела меня с этим человеком зимой 1980года, года развитого социализма, года Московской олимпиады, года смерти Владимира Высоцкого и года убийства Джона Леннона.
Звали этого человека Владимир Леонтьевич Махно.
Было ему в то время пятьдесят восемь лет. Сейчас это возраст мужчины в полном расцвете сил, а тогда в далекие восьмидесятые это был возраст за гранью среднестатистической продолжительности жизни мужчин в Советском Союзе. Как было сказано в одном советском фильме тех времён: «…люди делятся на две категории: те, кто доживает до пенсии, и на остальных…». Но, не смотря на свой возраст, выглядел он весьма неординарно. Не высок. Рост до ста семидесяти сантиметров, сухощав и осанист. Очень напоминал Кларка Гейбела, такое же открытое лицо и слегка ироничная улыбка, которая почти не сходила с его лица. Чёрные с серебристыми висками волосы, зачёсанные на косой пробор. Тонкие усики. Не большие, чуть с прищуром, внимательно настороженные карие глаза. Пожалуй, только одно отличие от голливудского актера у него все же было – это зубы. У Кларка была ослепительная жемчужная улыбка, у Махно тоже была ослепительная улыбка, только не жемчужная, а золотая. Он улыбался открыто и искренне всем своим золотым «фасадом». Как он сам шутил: «это моё достояние, мой золотой запас». Ещё одна характерная примета выделяла его: он постоянно держал в зубах чёрный мундштук с сигаретой, которая не всегда была прикурена. Он и разговаривал порой, не выпуская изо рта мундштук. Одевался он тоже по-особенному, по крайней мере, его «прикид» выпадал из общей серо-буро-зелено-чёрной людской массы тех времён, которая перемещалась по улицам городов и называлась рабочим классом и трудовой интеллигенцией. Главная и узнаваемая деталь его гардероба была фетровая шляпа. Причём он ходил в ней почти круглый год, за исключением очень жарких дней. Шляпы были с широкими полями и каждому сезону и гардеробу соответствовала своя. Носил он их, с каким-то шиком, но это не были пижонские манеры. Шляпа была неотъемлемой частью его существа. Так непринужденно, но в тоже время, подчёркнуто интеллигентно не многие могли носить шляпы, в СССР. Он всегда был при галстуке или в бабочке, рубашки темных цветов в тонкую светлую полоску, жилетка или тонкий трикотажный кардиган и пиджак. Брюки были всегда идеально отглажены, как говорили в то время: «о стрелку можно порезаться». На ногах были туфли, начищенные до лакированного блеска, и у него всегда был при себе кусочек «бархотки», которым он протирал туфли, заходя в помещение с улицы. Пальто, и костюмы, которые он носил, были не ширпотребовского производства, а сшиты на заказ у хорошего портного.
В то время он работал художником-оформителем в тресте ресторанов, в котором в то же самое время начинал свой трудовой путь и я, Никита Суровцев.
Отроду мне тогда было двадцать два года. Роста я был приличного (сто восемьдесят три сантиметра), темно-русые волосы с прической а-ля «the Beatles», серо-голубые глаза, нос с горбинкой, мушкетерские усики, губы, над волевым подбородком, всегда излучали добродушную улыбку. Многие считали, что я похож на молодого, сэра Пола Маккартни.
В меру накачан, но без фанатизма. Широкая грудь, шесть кубиков пресса, бицепс сорок пять сантиметров в обхвате, попа как орех (это чисто женское замечание), длинные, мощные ноги. На работу я, носил строгий костюм, обязательно при галстуке, в добротных импортных туфлях или ботинках. В нерабочее время в джинсах и адидасовских кроссовках. Из верхней одежды зимой югославская дубленка и мохеровый шарф, на голове шапка из крашеной ондатры, весной и осенью финский лайковый плащ или кожаная короткая куртка «Харрингтон». Вот такой типаж молодого человека того времени, который хотел и зарабатывал гораздо больше, чем ему могла предложить за работу любимая страна Советов. В духовном плане любил много читать не только беллетристику, но и научно-техническую литературу. Был фанатом «битлов» и имел на виниле все девятнадцать альбомов этой группы. Заслушивался роллингами, кридами, с удовольствием слушал Брауна и Эрика Клиптона. Сносно играл на гитаре (достаточно, чтоб покорять сердца юных дам), неплохо танцевал как современные, так и бальные танцы. Венцом всему был компанейский, добродушный характер без зависти и подлости, но в душе я все-таки был авантюристом.
II
Однако, вернёмся к нашему повествованию и перейдём к тому моменту, когда я познакомился с нашим главным героем. Восьмидесятый год был объявлен в СССР годом изобретателя и рационализатора. Да, да не годом культуры или спасения дальневосточного леопарда, а годом рационализатора. У каждого времени свои причуды: кто-то хочет запустить техническую революцию, которая в то время уже «свирепствовала» во всем капиталистическом мире, а кому-то надо спасать уссурийских тигров и учить журавлей летать. Так вот вызвал меня к себе наш шеф Гриншпук Ефим Клименьтьнвич. В кабинете у него уже сидели начальник отдела кадров Ванюшкин Николай Васильевич и заведующий подсобным хозяйством, а по-простому директор свинарника Фрункин Марк Осипович.
⁃ Так вот, молодые люди, – сказал шеф.
– Нашему тресту поручено ответственное задание: представлять Пермскую область (тогда это ещё была область, а не край) на всесоюзном конкурсе рационализаторов и изобретателей, мать их, – поперхнулся Ефим Климентьевич.
– Мало у меня головняков, так нет, на верху решили, что наш свинарник, и организация комплексного питания горячими обедами строителей, на стройплощадке, заслуживает того, чтобы высветить этот опыт на показ в Москве.– раздражённо завершил он.
Тут необходимы пояснения. Вам часто встречались директора свинарников евреи? Мне нет. На моей памяти Марик был единственным представителем потомков Моисея, который был начальником весьма не кошерной продукции. Но это было ещё не все. Марик закончил ППИ с красным дипломом по специальности инженер-проектировщик станков и оборудования. Вы скажете, что тут общего между свиньями и тяжелым машиностроением? А общее то, что только ум еврея мог соединить эти две абсолютно разные отрасли народного хозяйства. Не буду утомлять вас подробностями, попробую вкратце. Марик, по просьбе шефа спроектировал линию откорма поросят, которая работала на пищевых отходах (в то время в избытке имевшихся во всех предприятиях общепита). Отходы привозились на свинарник, сгружались в емкость, где измельчались и проходили тепловую обработку. Затем по трубопроводу поступали в откормочный цех, где дозировано, распределялись в кормушки поросят. Другая линия подавала в стойла тёплую воду под определенным давлением и направлением, что позволяло обмывать свиней и смывать из-под них продукты их жизнедеятельности. Нужно отдать должное, на свинарнике была показательная чистота, и почти отсутствовали фоновые запахи. Благодаря неординарному мышлению двух представителей учения Каббалы, данный проект давал неплохой гешефт. Питание обладателей круглых «пятачков» было практически бесплатным, хотя по отчетности поросята съедали, положенную норму комбикормов. А благодаря халявному питанию пищеотходами и соответствующему уходу, поросята давали средний прирост по отчетности один килограмм в сутки, а по факту – кило четыреста.
Не хилый гешефт получался, если взять в расчёт то, что свинарник был рассчитан на пятьсот голов. Стоимость одного килограмма мяса (в те годы, в общественном питании) за килограмм составляла три с половиной рубля. Если бы эти подсчеты производили сотрудники ОБХСС (отдел борьбы с хищением социалистической собственности), то вместо конкурса изобретателей и рационализаторов, наши два иудея попали бы на скамью подсудимых по ст. 89 прим (старого УК РСФСР), которая предусматривала наказание, вплоть до высшей меры социальной защиты. И наверняка попали бы в историю наравне с директором Елисеевского гастронома и « железной Беллой».
Так вот на этот симбиоз сельхоз производства и криминального мышления нужно было оформить грамотную и красочную, как сейчас говорят, презентацию. Руководителем проекта назначили меня, а в помощь дали Марика, художника Махно и сотрудницу планового отдела Марину Черкасскую. Николаю Васильевичу поручили контроль над этим проектом.
III
Хочу остановиться на описании начальника отдела кадров. Ванюшкин был добродушнейший человек, как и все остальные начальники отделов кадров (попадавшиеся мне на моем трудовом пути). Круглолицый, голубоглазый «пузырь», про которых говорят, «… а боком он ещё шире…». С огромным глянцевым «озером» на макушке, обрамлённым жиденькой порослью светло-русых волос. Ходил он точ в точ, как Винни-Пух из нашего мультика и даже чем то, но совсем чуть-чуть, был похож на артиста Леонова. Одет он был всегда в серый костюм, форму сотрудника милиции тех времён, оставшуюся у него с прежней работы, но без погон, петлиц и форменных пуговиц.
Попал он на работу в трест из РОВД Мотовилихинского района, кстати, там он тоже занимался кадрами и досидел бы до своей отставки, спокойно поклевывая носом в послеобеденной дреме. Но как говорится: «человек предполагает, а Бог располагает». Случилась эта оказия, аккурат, перед самым Днём милиции. Необходимо сказать, что день рожденья Николая Васильевича совпадал с днём его профессионального праздника. И в этот год ему исполнялось 45 лет.
Был у Николая Васильевича один грешок. Если он употреблял хотя бы 50 грамм алкоголя, то его было уже не остановить до тех пор, пока он не доходил до «кондиции», превращаясь в нечто не человекоподобное, хотя и был абсолютно безвредным.
Зная его слабинку к алкогольным напиткам, и зная последствия данного действия, двое молодых оперов из ОБХСС решили подшутить над ним. Накануне они «приняли» одного фарцовщика, и среди конфискованных вещей оказались майки с аппликациями голых фотомоделей на фоне авто и мотоциклов. Майки эти были из нейлона и практически безразмерные. Кому из них пришла идея подарить такую майку Николаю Васильевичу не суть, важны последствия.
В РОВД все знали супругу Ванюшкина, Альбину Эдуардовну, женщину приятную внешне, но по характеру сущая Мегера. Она была воспитана в строгости и пуританстве и не допускала у себя в семье, каких либо излишеств, в том числе и алкоголя, не говоря уже о прочих вольностях. Что бы Николая Васильевича не искушал соблазн «зеленого змия», за два дня до каждого предстоящего праздника она заступала на «боевое дежурство» и приходила встречать его за час до окончания рабочего дня. Тем самым, не давая возможности мужу (как она думала) усугубить горячительных напитков и пуститься во все тяжкие. Но, как сказал Высоцкий: «…Уж ежели я чего решил, я выпью обязательно, а к этим шуткам отношусь я очень отрицательно…». Бывало, что порой её тактика не срабатывала, и Ванюшкин все же вытекал из-под её опеки. А срывался он конкретно. Напивался до поросячьего визга. Он относился к той категории людей, которым нужно «пятьдесят грамм для запаха, а дури своей хватало». Что он выкинет, в таком состоянии, никто не мог предположить. Так получилось и в этот раз.
Два этих молоденьких опера купили бутылку коньяка, коробку конфет, поместили все это в фирменный пакет с рекламой сигарет «Marlboro» , туда же отправилась и майка с эротической, а в те времена это называлось порнографической, рекламой мотоцикла «Harley Davidson». Зайдя перед обедом в кабинет к Ванюшкину, они скороговоркой выговорили поздравления и вручили пакет. Николай Васильевич расплылся в улыбке от такого знака внимания, и хотел убрать пакет в ящик стола. Но «чёртик в коробочке» не дремал и соблазнил Ванюшкина потянуть за ниточку любопытства, которая натянулась до предела и лопнула, тем самым спровоцировав на соответствующие действия. А именно, заставила «пузыря» заглянуть внутрь пакета. Увидав содержимое пакета, внутри Ванюшкина щелкнул тумблер, отключающий инстинкт самосохранения и здравый смысл. Как писали наши классики: «…и тут Остапа понесло…».
В пакете он видел только одно: запретный плод. Его мозг лихорадочно начал работать. За доли секунды в его голове пронеслось все: и радость удовольствия, и эйфория, и блаженство, и расплата за содеянное, и наказание, и муки стыда и сожаления. Но чёртик уже потирал своими ручонками в предвкушении зрелища, которое не заставило себя долго ждать. Наш кадровик бережно извлёк из пакета бутылку трёхзвездочного армянского коньяка. В то время ни один, уважающий себя мужчина, не мог отказать себе в удовольствии, и не усугубить 100 грамм этого блаженного нектара. Кстати тогда этот напиток был действительно великолепен. Николай Васильевич с любовью осмотрел бутылку, легким, профессиональным движением снял с горлышка бутылки «бескозырку», так называли мягкую фольговую пробку с «хвостиком», которыми в те времена запечатывали бутылки со спиртным, и отмеренным движением налил в стакан золотистой жидкости с ароматом винограда, дуба, горного воздуха и кавказского гостеприимства. Напиток плавно влился, растекаясь внутри, и обволакивая все неповторимым теплом. Как истинный ценитель коньяка, Николай Васильевич, не стал перебивать вкус шоколадными конфетами Пермской шоколадной фабрики. Хотя нужно отдать должное качеству конфет, производимых на этой фабрике. Они были без преувеличения достойного качества, не зря наш, всеми любимый, «певчий соловей», Лев Валерьянович, после гастролей в Перми, непременно затоваривался продукцией этой фабрики, в неимоверных количествах. Дождавшись, когда жидкость и аромат полностью заполнят его существо, Ванюшкин улыбнулся сам себе и не стал заставлять свой организм ждать следующей порции нектара.
Он в точности повторил предыдущую процедуру. Немного попархав в облаках эйфории он решил полюбопытствовать остальным содержимым пакета и извлёк оттуда майку в фирменной упаковке. Вскрыв пакет, Ванюшкин, сначала бегло, а затем все более внимательно начал изучать этот шедевр империалистической развратной пропаганды. То ли коньяк на него подействовал, то ли внутри него были скрыты какие-то потайные желания и мысли, но наш «пузырь» решил примерить маячку на себя. Как говорится: «картина маслом».
На его глобусовидном животе, стройная блондинка превратилась в «кустодиевскую барышню» с размерами женских прелестей XXL. Вид сверху не давал ему возможности увидеть всей полноты определившегося шедевра, но интуитивно он ему уже нравился и мысли «мужчины в полном расцвете сил», потекли в определенном физиологией направлении. Рука сама потянулась к заветной бутылке, стакан наполнился на треть и коньяк, все так же божественно одурманивая, влился в него маленькими глотками. Николаю Васильевичу вдруг захотелось общения и желания с кем-нибудь поделиться красотой своего наряда. Этому способствовало и то, что он вдруг, не без помощи уже подействовавшего на его психику божественного напитка, вдруг представил себя молодым и стройным юношей с кудрявыми русыми волосами, безумно похожего на молодого Есенина. В супермодной майке, сводящейся с ума, как ему казалось, всех женщин. Ему вспомнились стихи про хулигана, всплыл в памяти романс, про «клён заледенелый» и ему захотелось простого человеческого общения.
С этой мыслью, и уже в голос, напевая про клён опавший, он вышел из своего кабинета и пошёл по коридору РОВД в поисках родственной души. Как будто чёртик подглядывал за ним, и на его беду дверь отдела дознавателей открылась, и в коридор выпорхнула Лизочка, стажёр-дознаватель, поступившая на службу всего неделю назад. Увидев юное создание, наш «пузырь» подпрыгнул от радости, и покатился своей неподражаемой походкой, к жертве случайного обстоятельства. Лизочка не успела, и пикнуть, как оказалась в объятиях Ванюшкина и была прижата к глобусообразному животу намертво.
Вот такую мизансцену увидали с одной стороны коридора Альбина Эдуардовна, жена Николая Васильевича, а с другой стороны коридора начальник РОВД, идущий вместе с заместителем начальника областного УВД по политической части. А дальше все пошло, вернее, просто вышло из-под контроля. Альбина Эдуардовна дикой кошкой кинулась на своего мужа, Лизочка от таких неприемлемых для себя «ласковых» объятий упала в обморок. Начальник РОВД дико зарычал, схватившись обеими руками за голову, а заместитель начальника областного УВД замер, открыв свой рот на максимально возможную ширину, и выронил из рук красную папку. Кстати в этой папке был приказ о присвоении Ванюшкину Николаю Васильевичу очередного звания подполковника, по случаю дня милиции и его сорокапятилетния.
Что было дальше, я думаю рассказывать не надо, потому что это было бы настоящее издевательство над личностью нашего кадровика. Констатирую лишь итог этого инцидента. Конечно же, приказ о присвоении очередного звания был аннулирован, и Николаю Васильевичу было предложено исполнить рапорт. Раны, полученные от острых коготков его супруги, зажили, он был в очередной раз прощён. А злополучная майка, вернее те клочки, что от неё остались, были выброшены на помойку.
Вот после вышеуказанных событий и попал наш Николай Васильевич на работу в трест ресторанов. О чем, кстати, и не жалел. Здесь он был уважаемым человеком и получал от директоров ресторанов и заведующих производством небольшие подарки в виде деликатесов, что в те времена было немаловажным обстоятельством, поскольку в стране наблюдался дефицит не только деликатесов, а вообще продуктов питания.
IV
Вернёмся к сути повествования. Николай Васильевич вызвался познакомить меня с другими участниками проекта, и мы отправились в мастерскую художника.
По пути мы заглянули в плановый отдел. Это была оранжерея самых ярких и экзотических «цветочков и ягодок», радующих взгляд и будоражащих мужское воображение. Действительно коллектив планового отдела состоял из очаровательных девушек и женщин, для которых подиум был бы более подходящим местом работы. Я застыл на пороге, оловянным солдатиком, наверное, даже приоткрыл рот, потому что в «груди дыханье сперло». В ответ, на меня устремились взгляды «анютиных глазок» и «очей чёрных и страстных». Наш кадровик, не обращая внимания на этот цветник, направился прямиком к столу начальника отдела Софьи Борисовны, женщины в возрасте, но от этого не менее привлекательной и я сказал бы, не задумываясь, желанной. Ознакомив её с приказом, они немного переговорили, и Софья Борисовна своим бархатисто-грудным голосом произнесла,
–Черкасская. Вы поступаете во временное подчинение к руководителю группы проекта Суровцеву Никите Никитичу
Со всех сторон послышалось чирикание: «вся?», «навсегда?», «везет же некоторым», «а я, то же не замужем», «а можно мы вдвоем, мы вместе учились и подруги». Всё это чириканье сопровождал девичий смех. Софья Борисовна обвела всех строгим и властным взглядом и в отделе тут же наступила тишина. Из-за своего стола поднялась девушка с русыми волосами. Сказать, что она была просто симпатична, это тоже, что сказать про картину Леонарда да Винчи «Джоконда» – это просто картина. Марина, на мой взгляд, была самым нежным цветком в этом роскошном букете женского великолепия. Она изящно повернула свою русую головку в мою сторону и как говорят классики: «Наши взгляды встретились», встретились посредине разделяющего нас пространства, встретились и взорвались яркой вспышкой- молнией, которая, как мне показалось, озарила всё вокруг. Её зелено-серые глаза обозначал чуть раскосый азиатский разрез. Аккуратный носик имел профиль греческих богинь. Чуть припухлые губы манили своей свежестью, из-под них светились перламутровые, ровные зубки. Невесомый, точеный подбородок выгодно оттенял нежную, бархатистую, шею. Легкий, естественный румянец дополнял описание её портрета.
Одета она была в свитер из тонкой ангорской шерсти черного цвета с высоким воротом, и юбку шотландку цветов клана Маккуин. Ножки были запакованы в чёрные из тонкого трикотажа гамаши, в те времена ни лосины, ни легенцы, тогдашняя мода ещё не знала. На ногах были австрийские зимние сапожки из чёрной замши на высоком каблуке. На тонкой талии к месту был широкий пояс из чёрной замши с причудливой пряжкой цвета антрацит. От моего взора не ускользнула и та часть женской фигуры, которая всегда привлекает настоящих мужчин. Её грудь эффектно выделялась на фоне черного свитера и имела весьма рельефную форму. В те времена ещё не было лифчиков «пушат», по этому, с уверенностью можно было утверждать, что её грудь была реально третьего размера.
Прервал моё оцепенение Николай Васильевич,
– Ну что, дети мои, попрошу на выход. Нас ждут великие дела!– и мы отправились к художнику.
V
Владимир Леонтьевич встретил нас в своей мастерской с неизменным мундштуком в зубах. Он поднялся со своего крутящегося стула, и вынул изо рта сигарету. После короткого знакомства и озвучивания сути нашего визита официальная часть была окончена. Махно бережно, по-отцовски, взял руку Марины и с поклоном, как истинный джентльмен, поцеловал её запястье. Мы немного потрепались ни о чем, после чего Махно предложил за знакомство выпить по пятьдесят грамм коньячку. Наш кадровик замахал рученьками,
– Не обессудьте друзья, но это не про меня. Дал зарок себе и своей половинке, после определенных событий, приведших к плачевным последствиям, что больше ни грамма в рот, ни сантиметра…, – чем вызвал дружный смех.
⁃ Ну, на нет и суда нет, – проговорил художник, улыбнувшись,
– Прошу прощенья, милая барышня, – тогда я впервые услышал такое обращение к девушке и оно мне очень понравилось,
–Составьте нам компанию, скрасьте наше мужское общество.
Марина кротко и в то же время немного кокетливо взглянула на него из под пушистых ресничек, улыбнулась и нежно выдохнула,
– Попробую -
⁃ Ну, а Вы, мой юный друг, не откажетесь поддержать компанию?,– даже не вопросом, а скорее утверждением обратился он ко мне.
⁃ Нет,– произнёс я, и сделал театральную паузу,
– Не откажусь,– и то же расплылся в улыбке.
В общем Махно достал початую бутылку коньяка, Николай Васильевич сходил к себе в кабинет за шоколадом и лимоном, и мы приступили к решению «производственных вопросов». Забегая вперёд скажу, благодаря нашей дружной команде, и под моим чутким руководством, наш трест занял третье место на всесоюзном конкурсе. Коллектив был премирован автомобилем ВАЗ-21013, который получил Марик. В поощрение входила и денежная премия, в размере десяти тысяч рублей, которую поделили по справедливости: шеф получил пять тысяч, главбух три тысячи, а оставшиеся, равными частями были распределены между мной, кадровиком, художником и Мариной. Мы были не в обиде.
Но вечер был ещё не закончен. Николай Васильевич, чтобы не искушать себя, потихоньку слился. Почти одновременно с уходом кадровика, позвонила по внутренней связи секретарь шефа и сообщила, что Махно уже ждут в ресторане «Аэлита», для обсуждения деталей дизайна банкетного зала. Мы с Мариной то же собрались уходить, но Владимир Леонтьевич предложил,
– Не торопитесь, я буквально через полчаса освобожусь, и мы продолжим наше приятное общение. -
Возражений не последовало, и мы остались вдвоём.
VI
Едва за Махно захлопнулась дверь, как мы с Мариной оказались в объятиях друг друга. Легкий кайф от коньяка и аромат духов «Estee Lauder», буквально свели меня с ума. Мы с жадным наслаждением целовали друг друга. В какой-то момент моя рука скользнула по телу Марины, собираясь произвести манёвр захода под юбочку, с целью попытаться освободить её от лишних предметов её гардероба. Но Марина тихонько прошептала на ухо,
– Не сейчас и не здесь. -
В голове промелькнула мысль, что я пролетаю, как «фанера над Парижем». Но оказалось, что такие мысли преждевременны.
– Возможны и другие варианты, познакомиться поближе, – прошептала она.
Марина неторопливо опустилась на колени. Не спеша расстегнула молнию на моих брюках, и все так же неторопливо, но нежно и уверенно, довела меня до состояния, близкого к эйфории, эффект от которого, сравнить ни с чем невозможно.
Вот так, в один день, в моей жизни появились два человека, которые стали на много лет для меня близкими людьми и сыграли в моей жизни немаловажную роль. С Мариной у нас завязались отношения, которые с годами становились все крепче. А с Махно наше знакомство переросло в настоящую мужскую дружбу, не смотря на огромную разницу в нашем возрасте.
УКРАИНА
1931-1933 года
Село Лютенька, Александровск
I
Мы сидели с Владимиром Леонтьевичем у него в мастерской. Был конец рабочего дня. За полчаса до этого приходила Вероника, заведующая кондитерским цехом кафе «Мечта”. Она принесла чудесные пирожные «буше» и бутылку молдавского коньяка «Белый аист». Накануне Махно расписал траурные ленты на погребальные венки для сотрудницы кафе, безвременно ушедшей в мир иной. Ленты у него шикарно получалось, весь трест обращался к нему, если была такая печальная необходимость. Мы попивали коньячок, закусывая пирожными.
Набравшись смелости, я спросил – Фамилия у Вас звучная. Вы случайно не состоите в родстве с небезызвестным Нестором Ивановичем?
⁃ Как ни странно, но состою, – сказал Владимир Леонтьевич,
– Он был двоюродным братом моего отца. И, кстати, фамилия наша не Махно, как большинство полагают, а Михненко. И с этой фамилией я и прожил большую часть своей жизни. И родители мои тоже жили с этой фамилией-.
Немного погодя, медленно и осторожно, как будто перешагивая через бурелом лет и событий, начал он свой рассказ. Сначала не торопливо, как будто подбирая слова, а затем более уверенно, но с чуствувшейся сквозь повествование болью, все говорил и говорил…
– Это было летом одна тысяча девятьсот тридцать первого года, мне тогда шёл десятый год. Все население села Лютенька, где мы тогда жили, собралось на площади возле сельсовета. Мы, пацаны и девчонки, родившиеся уже при Советской власти, радовались больше всех. А повод был: в нашем селе устанавливали репродуктор – это чёрное «слуховое окно», являвшееся «рупором прогресса и советской пропаганды».
Установить репродуктор вызвался наш школьный учитель Шариацкий Василий Михайлович, он же по совместительству сельский электрик. Вообще Василий Михайлович был человеком активным и идейным. Год тому назад, сельская партячейка постановила снять с храма колокола, а наш учитель решил проявить инициативу, предложив снять ещё и распятие Иисуса, висевшее в храме с XVII века. Колокола мужики сняли, а вот на распятие у них рука не поднялась ни за какие коврижки, ни за угрозы наказания за неповиновение Советской власти, они не соглашались снять распятие. Тогда наш председатель Фома Кожин, руководивший антицерковным беспределом, подозвал к себе Шариацкого и безапелляционно изрёк,
– Ты, Василь, предложил, ты и сымай -
Василий Михайлович даже обрадовался такому доверию, поскольку в душе был ярым атеистом и анархистом (не зря воевал под началом Махно и вдобавок был с ним из одного села). Распятие он снял, но проклятий в свой адрес услышал не меньше чем та проститутка, заразившая триппером половину казачьей сотни.
Необходимо описать нашего учителя, поскольку он будет играть не последнюю роль в нашем повествовании. Лет ему было около сорока. Довольно высокого роста, наверное, от этого он постоянно сутулился. Темноволосый, кареглазый мужчина, с вытянутым по лошадиному лицом, с широким, волевым подбородком, широкоплечий и с непропорционально длинными руками. Одет он был как многие в те годы: галифе, заправленные в сапоги, гимнастерка, подпоясанная офицерским ремнём, пиджак и на голове картуз. Отличительной особенностью его было то, что он постоянно употреблял нюхательный табак. Делал он это забавно, наверное, ещё и потому, что на левой руке, которой он нюхал табак, у него не было среднего пальца. Палец он потерял в двадцатом году на фронте, сражаясь в рядах армии Махно против Деникина.
Но вернёмся к основной теме общего сбора сельчан. После торжественной речи председателя о всеобщей коллективизации и необходимости политической грамотности по средствам информационной революции при помощи репродуктора. Сельский духовой оркестр, состоявший из трубы, тромбона, тубы и барабана, трижды отыграл туш, и наш учитель, по совместительству электрик, в полном снаряжении полез на столб, прихватив и репродуктор. Добравшись до верха, он сноровисто закрепил на столбе «квадратный чёрный тюльпан», именуемый громкоговоритель и принялся подключать его к проводам. Необходимо заметить, что репродуктор работал от 220V. В общем, провода оказались под напряжением, и когда он подсоединял к ним громкоговоритель, Владимира Михайловича так «долбануло» током, что никакие страховочные пояса и «когти» для подъема на столб не удержали его на высоте. Летел он со столба быстро, успел только пару раз взмахнуть руками. Он ударился о землю, с каким-то утробно-хрюкающим звуком и замер. Замерли и все зрители этого представления. Тишина стояла полная, слышно было, как жужжат оводы и вдалеке пофыркивают лошади. Но продолжалось это секунд десять, пока горе электрик не издал жалобный стон. И тут бабка Акменина громко проронила,
– Ни хрена этого антихриста не берет, – сплюнула она, и пошла проч.
А толпа вдруг взорвалась истеричным хохотом. Но хохот этот продолжался не долго, потому что из репродуктора сначала пошёл треск, потом хрип, а затем полилась мелодия вальса «амурские волны». Наверно это было самое яркое положительное событие в моем детстве. Я имею ввиду, установку репродуктора, а ни коим образом не падение нашего учителя.
После столь серьезного падения у Василия Михайловича перестала двигаться левая рука. Нет, он не сломал её, а повредил то ли сухожилие, то ли ещё что то. В итоге, после вышеупомянутого происшествия рука учителя висела плетью и чтобы она не мешала, он постоянно засовывал её за спину, под ремень гимнастерки.