… на него смотрит прошлое. Если в этом зрительном контакте и есть глубокий смысл, то Бэккер не может ни понять, ни распознать его. Минута за минутой, час за часом, он молча сидел и совершенно не двигался, забыв про голод и холод. Внезапный отрывистый стук развеял абсолютную тишину, испугав его больше, чем тьма. Аккуратный неспешный стук по двери повторился несколько раз. Это вмешательство в неожиданный контакт напомнило, что есть и другая тьма. Та, которая привычна всем и каждому, потому что солнечная система ИМБ так глубока во Вселенной, что звезды видны лишь через телескоп. А значит, он может просто сбежать. Бэккер вскочил с пола, переоделся, сменил напульсник и с особой ответственность запер шкафчик с одеждой.
Но, вопреки спасительному порыву покинуть эту ненавистную тесную комнату, внезапное оцепенение настигло его прямо перед дверью. Причина же этого ступора имела объяснение: немыслимое позволило ему оказаться здесь и сейчас, но вместо хоть какой-то благодарности внутри кричало твердое и небезосновательное: «Ты этого не заслужил!»
К удивлению, неприятный скрип створок и яркий свет из коридора не испортили встречу Бэккера и Анастасии. Молодая стройная девушка с немного бледноватой кожей хотела войти, как Бэккер резко преградил ей путь, перешагнул порог и сразу же запер вход.
– Эй, не спеши, все хорошо. – Сказала Настя с заботой, не поняв этого выпада, но стоило посмотреть на него внимательней, как былой легкости не осталось и следа. Неприкрытое переживание о его здоровье вылилось в быстрый и внимательный осмотр его медицинских показателей через напульсник с оглядыванием его самого.
– Небольшое смятение вполне ожидаемо в твоем состоянии. Я оттого и постучала, чтобы ты не испугался звонка, а то их громкость и для коренных‑то жителей чересчур. – В смятении Бэккер неловко молчал. – И, кстати, твои выпавшие волосы – довольно редкий побочный эффект, поздравляю. А вот истощение меня немного пугает. Ты вообще не ел эти два дня? – Молчание продолжалось – Бэккер, ты точно хорошо себя чувствуешь? Выглядишь… каким‑то изнеможенным… даже больным. Если что‑то беспокоит или болит…
– Нет. – Поспешно вырвалось. – Я в порядке.
Благодаря зачесанным назад длинным золотистым волосам смущение на лице Насти видело очень отчетливо.
– Твои показатели с тобой не согласны. Причем в хорошем смысле. Они слишком нормальные для…
– Я в порядке. Спасибо.
Чтобы не привлекать к себе излишнего внимания, Бэккер быстро ухватился за ту самую работу, ради которой проделал трехмесячный путь на космолете от родной планеты Опус до нынешней Комы.
– У тебя ведь есть список кандидатов?
На что Настя с кивком сказала протяжное:
– Даааа, а еще он есть и у тебя. – После чего указала на его правый напульсник со словами: – Вообще‑то я его тебе переслала по внутренней сети вместе с общими правилами и законами Монолита, которые, надеюсь, ты тщательно изучил.
Бэккер на мгновение показался рассеянным, но сразу же сориентировался и взглянул на тот самый напульсник, где на гибком, облегающем предплечье черном экране мигала маленькая белая точка от входящего сообщения. Сам этот инструмент имел виртуальный экран для коммуникаций, а также был и ключом доступа ко многим дверям. Обычно его прятали под одеждой, но Бэккер обернул двадцати сантиметровый почти прозрачный напульсник поверх рукава куртки, которую заправил в толстые перчатки. Настя лишь украдкой подметила такое странное решение, не придав этому большого значения.
– Они именные. Смотри не потеряй.
Бэккер никак не среагировал на ее слова. Быстро осмотрев список, он поднял глаза на Настю, удивив ее внезапной серьезностью.
– Ты можешь организовать мне встречу с Андреем Дикисяном?
– Эм, да. Но я его первый и, как это ни странно, единственный заместитель, так что если тебе что‑то нужно, то…
– Отведи меня к нему. – Слова Бэккера прозвучали достаточно холодно и требовательно, дабы на лице Насти проявилось смятение, что, уже в свою очередь, подтолкнуло его ослабить тон и срезать углы. – Пожалуйста. Заодно у нас будет время на экскурсию. Можешь рассказать мне, чем живет великий индустриальный Монолит.
– Сомневаюсь, что есть что‑то, чего ты еще не знаешь.
– Можешь рассказать о себе.
Смятение в ее больших зеленых глазах оказалось достаточно ярким, чтобы создать неловкое молчание. Подобное состояние имело свои неприятные корни, ведь Бэккер умудрился забыть, как за две недели до прилета на Кому она позвонила ему по видеосвязи для курирования. Обычное знакомство плавно переросло в непривычную для обоих симпатию, где простая дружба перестала подходить под критерий их быстро развивающихся отношений. Они общались каждый день по много часов вплоть до приземления космолета, где, прежде чем получить доступ к городу Монолит, ему необходимо было провести два дня в изоляции, пока тело не без помощи стимуляторов привыкнет к новой для него планете.
– Извини, – поспешил он объяснить свое поведение. – Спиши на побочный эффект мою… некомпетентность, хорошо?
Не проронив и слова, Настя пошла вперед. Бэккер не просто последовал за ней – он держался за свое упрямство, чтобы смотреть вперед и ни в коем случае не оборачиваться. К его несчастью, сочетание тяжелого воздуха, неоднородного запаха то ли серы, то ли гари, да еще и однотонные тесные стены коридора с холодным светом создали очередное испытание на пути адаптации. Значительную долю трезвости принесла охрана в бронированных черно‑серых скафандрах, чьи лица закрыты под цельным шлемом. Сначала двое с оружием встретили их на выходе в общий зал с таким же низким потолком, что и в коридоре с комнатой. Потом был еще один то ли солдат, то ли охранник, но уже почему‑то без тяжелого оружия. Он спешно двигался куда‑то по своим делам к лифтам справа. Несмотря на полное отсутствие глазных прорезей, Бэккер почти уверен, что на какое‑то мгновение смог наладить зрительный контакт в момент пересечения траекторий. Это излишнее внимание одинокого охранник и помогло чуть‑чуть забыть о дискомфорте Монолита, где даже окружающая пустота не избавляет от чувства давления этого огромного государственного блока, печально заключил Бэккер. К счастью, задерживаться надолго он тут не планирует.
– Заходи, Андрей написал, что скоро будет.
Не успел Бэккер заметить, как Настя привела его в переговорную. Три физических монитора на стене, круглый сенсорный стол в центре с шестью стульями. Не прошло и пары минут, как через противоположную входу дверь ворвался Дикисян. Высокий, худой, с коротко подстриженными светлыми волосами и гладко выбритый сильным лицом с добрыми глазами. Этот вдумчивый взрослый мужчина сразу же обратился к гостю:
– Так, Настя – мой прямой заместитель, доверяю ей безотлагательно. Собирайте команду, летите на Целестин и изучайте этот спутник, сколь нужно. Ресурс есть, связь есть, Эфир осведомлен и поможет, Настя будет курировать вашу экспедицию отсюда, как и отвечать за обеспечение всего необходимого для успешности этого задания. – Дикисян говорил быстро и четко, стараясь отстреляться и закрыть все вопросы, дабы скорей вернуться к своим явно безотлагательным делам. Подобная, неестественная для начальника расторопность зародила в Насте нешуточную тревожность, только вот сделать она с этим ничего не успела. Бэккер внезапно заявил требование:
– Планы поменялись. Сначала я встречусь с Петром Грантом.
Андрей и Настя кратко переглянулись.
– Кандидаты готовы. Выбирай лучших и лети на Целестин. Условия изменения не предусмотрены.
– Теперь предусмотрены!
Это бескомпромиссное самонадеянное заявление было произнесено с завидным бесстрашием перед значительно более взрослым человеком, не имеющим в привычке сносить наглость.
– Ты не у себя дома на Опусе с прислугой. Здесь…
– Как и ты, Андрей. Я не хуже тебя знаю, как и что здесь происходит. Ты отведешь меня к Петру, хочешь ты этого или нет.
Изначально формальное знакомство преобразилось в конфликт характеров. Причем все понимали: разница в возрасте подпитывает борьбу не меньше, чем пропасть между должностями.
– Ты либо работаешь с тем, что дают, либо…
– Я знаю, что вы расконсервировали Аврору не просто так.
Мрачный взгляд Андрея искал объяснений от Насти, но та лишь медленно и кратко помотала головой в знак отрицания. Шокированная поведением Бэккера, особенно тем, как он уже два раза нагло прервал Андрея, Настя сказала в защиту:
– У тебя нет доказательств. Твое слово против нашего.
– Ты права. Но, как сказал твой начальник, здесь не Опус. К научным достижениям тут относятся с опаской, не в последнюю очередь из‑за чрезмерных трагедий. С учетом здешней религиозной идеологии лишнюю панику состряпать проще некуда. Козырев и так еле справляется с руководством этого отсталого места. Не хочется наводить шумиху известиями, что вы нашли артефакт неизвестного происхождения и проводите с ним эксперименты в святом городе Аврора.
То было скорее повествовательное сказание, будто бы он просто подводил печальный и разочаровывающий итог.
– И какова же воля Опуса? – Спросил Андрей сдержанно.
– Никакая. Лишь мы четверо знаем про Осколок. Не стоит это менять.
Тишина начинала давить. Даже Бэккер ощутил неприятный осадок от этой встречи, разделив с остальными разочарование от собственной роли в их глазах. Андрей адаптировался с опозданием, что выражалось в сложных мыслях под завесой молчания, результатом чего стал с трудом произнесенный вопрос:
– Ты прибыл сюда, чтобы забрать Осколок на Целестин. Зачем?
– Я не хочу конфликта столь же сильно, сколь вы не хотите и дальше рисковать с чуждым камешкем. Будет лучше, если мы оставим формальность. Просто сделаем то, что должны, ради безопасности маленького Монолита и большого Опуса. – Только Бэккер подвел итог, как вышел за дверь, вновь удивив своей раздражающей властностью и заразив неприятной интригой.
Путь до поезда прошел безмолвно, а редкие пересечения взглядов лишь нагнетали и без того напряженную атмосферу. Пожалуй, думала Настя, высказывания ее коллег о слишком юном возрасте для должности заместителя все же возымели доказательную базу. Ибо как же так она смогла столь слепо довериться некогда добренькому, веселому и в меру дерзкому Бэккеру, что… а вот что? Вина есть, только вот в чем? Про Аврору и Осколок она не могла проболтаться, как и дать доступ к внутренней сети Техгруппы. Значит, утечка была в другом месте. Но зачем тогда Бэккер был так добр с ней, так общителен – и да, влечение присутствует, но ведь то было взаимным. А было ли? Ей хочется выругаться, но воспитание не позволяло такую слабость на людях, особенно рядом с Андреем. Его тяжелый, полный опыта и мудрости взгляд выдавал работу мысли столь громко, сколь она и представить не могла. Когда Бэккер занял одно из мест по правой стороне среднего из трех вагонов, Настя хотела было уже выкроить время и извиниться перед начальником за потерю контроля над заданием, но Андрей внезапно оказался метрах в пяти позади. Только она сделала шаг к нему, как он отключил напульсник и, направляясь к поезду, сказал тихо: «Я запущу».
Уже внутри она села рядом с Андреем на скамье спиной к левому окну, дабы держать Бэккера в зрительной доступности. Его взгляд то ли что‑то искал в открывшейся каменисто‑песочной равнине, где лишь на горизонте виднеются небольшие возвышенности, то ли боролся с чарующим оранжево‑черным оттенком безжизненной окрестности тридцати километров между огромным Монолитом справа и маленькой Авророй слева.
– Я ничего ему не говорила. – Произнесла Настя тише обычного, ведь сам поезд в магнитном тоннеле издавал мало шумов, лишь пару каких‑то скрипов в хвостовой части отвлекли ее, да и то, скорее, как она решила, вновь показалось, после чего продолжила: – Как бы он ни выведал про Осколок, я узнаю и докажу, что…
– Это не важно. – Андрей все размышлял о своем.
– Эй, я понимаю и принимаю свою вину. Позволила этому выскочке выйти из‑под контроля, но, раз ему известно, значит, среди нас…
– Уже не важно.
– Тогда объяснишь, где твои мысли витают? Извини, конечно, но я тебя таким не видела уже… да и не вспомню, если честно.
Упрямый взгляд Насти все же возымел влияние.
– Я думаю, никакой утечки нет. – Настя нахмурилась. – Это Опус приказал лезть в Аврору, забыла? Мы здесь двенадцать лет, и лишь в прошлом году они дали приказ изучить старый город. Восемь месяцев работы, как мы чудом находим Осколок, и вот появляется он и знает про него, хотя даже Козырев не в курсе. Цепочка слишком последовательная для совпадения.
– И что нам делать? Просто отдать?
– Я вот тут думаю: а почему нет?
Настя ожидала уточнения.
– Сама посуди: Опус славится своевольностью, чуть ли не каждые полтора года придумывая новый проект исследования, требуя забыть старый, при этом, как мы с тобой знаем не без плачевного опыта, последствия и человеческие жертвы их совершенно не волнуют.
Настя видела в этом человеке осадок прожитых лет слишком отчетливо, что не могло не вызвать сопереживание с тяжелым смирением перед несправедливой реальностью, где научная группа Андрея изначально была между двух огней: технократичный и всемогущий Опус с одной стороны и религиозный индустриальный Монолит с другой. Но было в его жизни кое‑что еще, куда более личное и от того не менее сложное.
– Давно разговаривал с Родой?
Удивление от этого вопроса быстро сменилось желанием тактично пресечь его, да вот только не успел он и слова сказать, как у Насти случилось разочаровывающее осознание очевидного:
– О нет! Когда я тебя позвала утром, ты общался с ней, да? Прости, моя ошибка, я виновата. Должна была догадаться, что если и есть кто‑то, ради кого ты бы так торопился вопреки работе, то это Рода.
– Все‑все, хватит, успокойся. Ты не знала, а я мог и отказаться.
– Как она там?
– Она… она нормально.
У Насти с Родой всегда были сложные отношения, как девочки‑одногодки, они соревновались почти во всем, но проблемы с родителями были лишь у одной. Когда появился шанс, Рода ушла в археологию и при первой же возможности устроилась в команду Копателей, став первой женщиной в суровом ремесле по изучению Комы на практике. Сейчас они исследовали пещеры в паре сотен километров от Монолита, на северо‑востоке – работа долгая, грязная и опасная. Не сложно догадаться, как отец‑одиночка отнесся к такому решению непростого характера единственной дочери.
– А мы… – Настя осмотрела вокруг и тихо спросила: – Как быстро едем?
– В половину обычной скорости, – с хитрой улыбкой сказал Андрей от удовольствия, что она наконец‑то заметила и ждала продолжения. – Ты помнишь, что он сказал: лишь мы четверо знаем про Осколок. Но ведь это не так.
Настя с трудом сдержала приятное чувство от возвращения контроля над ситуацией и того, что начальник умеет держать удар.
– Я им написал: Осколок спрячут, Петя включит дурака. Посмотрим за реакцией пацана, там и решим, какую карту разыграть. Но сдается мне… – Голос его сменился на тяжелое смирение с грядущими проблемами. – Все далеко не просто так.
– Может, все же предупредить Козырева? Генерал вряд ли обрадуется скрытому от него конфликту между столицей и колонией.
– Пока не стоит. Ты видела дополнительную охрану в нашем блоке – ему бы гражданский конфликт разрешить мирно.
Настя чуть откинулась назад, события были для нее слишком скоротечными.
– До сих пор не верю, что все так плохо. Казалось, вот‑вот – и первый полет на спутник Комы знаменует новый этап сотрудничества, дак еще и на столетие Монолита – это же лучший момент забыть старые обиды. Но нет, мы идем на уступки Бэккеру, еще и рискуем…
– Ты давно читала Наставление?
Лицо Насти выразило объемное удивление таким вопросом от такого человека.
– Не смотри так, ты здесь коренная, данная религия лежит в основе Монолита, вам ее с пеленок преподают.
– Вообще‑то, она пришла сюда с Опуса, если ты забыл.
– Как раз таки Опус ее и забыл. Но я про другое. Не помню, есть ли там что‑то конкретное насчет возвращения Матери и Отца, но ведь многие Монолитовцы всерьез верят, что на столетие должна вернуться наша прародительница, что «создала нас в мире тьмы для…» и дальше по цитате.
– Андрей? – Настя все еще удивлялась столь расстилающейся мысли по поводу Наставления. – Ты на старости лет решил приобщиться к Церкви?
– Я рад, что тебе весело. Но скажи мне, каковы шансы, что прагматичный до невозможности Опус отправил Бэккера именно на годовщину Монолита ради древнего артефакта, который был найден в развалинах Авроры, которая, в свою очередь, является святым местом для жителей религиозного Монолита?
Андрей так и не дождался ответа.
Последние несколько часов перед получением предупредительного сообщения от Андрея Клот находился в одном из верхних помещений Авроры, чьи окна как раз выходили в сторону Монолита. Вид был завораживающим: в ночное время огни города выступали чарующим маяком среди угольной черноты, придавая этому примитивному дизайну интриги. Четыре квадратных блока: северный, южный, западный и восточный. По двести этажей каждый, они находились на одинаковом расстоянии, а пространство между ними заполнилось строениями лишь до высоты пятнадцатого этажа, центральным из которых была большая больница крестовидной формы. Правда, отсюда видны лишь четыре основных блока с тонкими линиями окон, ведь массивная оборонительная стена по периметру поднималась до высоты двадцатого этажа. Все было окружено шестидесятиметровой стеной с воротами для поездов, большая часть которых отправлялась на северо‑восток, туда, где проходили работы по добыче полезных ископаемых.
Возведенный город был окружен равниной со всех сторон по нескольким причинам: равная доступность до самых важных на данный момент областей планеты, отличный запас для будущего расширения, и, что не менее важно, само плато было выбрано из‑за высокой прочности плиты. Этот вопрос был поставлен первым после того, как половина Авроры провалилась под землю из‑за землетрясения, ознаменовав окончание первого колониального города. А оставшаяся половина кольца Авроры удачно сохранилась именно со стороны Монолита, став памятником первых людей на Коме. Клот любил это тихое, полное исторических предметов место, где, вопреки воспитанию и образованию, все же доверился веянию Наставления. Он долго игнорировал хоть какую‑то ценность древнего писания, но многие строки здесь каким‑то образом нашли свой отклик и стали складывать в нечто осмысленное.
Клот всмотрелся вдаль, увидел поезд и моментально выбежал из импровизированного кабинета, где занимался архивированием артефактов. Спустился на уже современном лифте с пятого этажа прямо во двор, половина которого превращена в месиво камней и остатков строения. Там, прямо по центру завала, уже была раскопана и укреплена шахта, откуда как раз и получилось достать Осколок. Внутри шахты, где потолок был укреплен под специально расчищенной площадкой, стояло несколько двух с половиной метровых экзокостюмов, причем некоторые были разобраны, дабы укрепить другие, тем самым скрывая человека внутри оборудования еще лучше, чем обычно. Клот не особо любил эти цельные железные костюмы и экзоскелеты для работы в шахтах. Как‑то уж слишком они забирают часть человечности, по его все более популярному среди граждан мнению.
Сам Петр проводил исследования в возведенной в ранней столовой Авроры лаборатории, которую они так и называли: «Столовая». Когда Клот вошел в Столовую, Петр сидел на стуле за пустым столом и активно записывал что‑то ручкой в большой дневник с толстой обложкой и ремешком. Внутри набито много дополнительных листов и парочка конвертов. Ныне, как и всегда, Петя так ушел в эти научные записи, что не замечал всего вокруг. Сам Осколок был закреплен на манипуляторах внутри прозрачного куба два на два метра в центре Столовой.
– Ты читал сообщение? – Клот говорил, как всегда, быстро и уверенно. Когда Петр наконец поднял голову, тот уже доставал специальный чемодан со стеллажа по левой руке.
– Нет. – Петя был высоким и тучным, немного сутулым и неповоротливым, но при этом с добрым детским лицом, чей характер когда‑то славился оптимизмом с правильным идеализмом. – Что ты делаешь?!
– Забираю Осколок и прячу его – на время. И пока ты не начал меня пилить, дружище, знай, что к нам едут Андрей и Настя, а с ними сам чужеземец Бэккер!
Поставив чемодан на стол и открыв его, Клот взглянул на сильное сомнение друга и, положив руку на плечо, с заботой произнес:
– Он пришел не из‑за тебя. Чужеземец как‑то узнал про наш камешек. Он знает, что ты здесь с ним, но не знает про меня, так что я спрячу его, пока они не пришли, что случится уже с минуты на минуту.
Клот нажал на панель управления, стекло поднялось, и еще пара кнопок заставила манипуляторы опустить артефакт внутрь чемодана.
– Я не понимаю, почему Андрей вообще ведет его сюда, если хочет скрыть Осколок?
– Аналогично, друг мой. Аналогично.
Петр не сводил глаз с этого очень деликатного процесса, борясь с желанием прервать деликатный процесс. Осколок был важен для него больше, чем кто‑либо мог представить. Казалось, все в нем создано специально для него: черно‑фиолетовый прямоугольник в тридцать сантиметров длиной и двадцать шириной. Чуть ли не брусок, он был тяжелым и неровным, словно его спрессовали из мелких камней с разными краями, которые торчали во все стороны. Замок кейса щелкнул при герметизации. Не успел Клот забрать его и сделать шаг, как Петя вновь поддался недовольству происходящим.
– И что мы делаем? Ты просто уйдешь на часок‑другой, а они разыграют спектакль? Что за чушь!
Клот остановился и взглянул Петру прямо в глаза, сказав настойчиво и чуть ли не по‑родительски строго:
– Восьми себя уже в руки! Сейчас они придут, и ты должен будешь прикрыть нас всех, ясно? Верь, что все получится, и так оно и будет.
– Это ты у нас свернул на тропу Наставления, я же остаюсь прагматиком, и я говорю тебе, что раз этот Бэккер знает, значит, спрятать его не получится. Ложью мы лишь все усугубим.
– Во‑первых, пошел ты, Наставление тебе куда полезнее, чем мне. Во‑вторых, я не прошу верить в Мать и Отца, лучше верь в Андрея и его план!
– И куда ты пойдешь? К Катарине на Тишь?
Клот хотел было дать положительный ответ, но осекся.
– Нет. – Он бегло осмотрелся, ища, на что переключить внимание, и сразу же нашел: – Я надену скафандр, уйду к восточному входу, там, где мы оставили один из джипов, и если что, то спокойно смогу убраться отсюда своим ходом.
– Заодно сможешь спрятаться в Монолите прямо на виду.
– Хах, хорошая мысль, солдаты и охрана ныне теперь носят эти скафандры поголовно, так что воспользуемся шансом, если что.
– Эй, – серьезнее заговорил Петр, пока Клот надевал громоздкий костюм и уже собрался накинуть цельный шлем. – Если со мной что‑то случится или я… – Клот специально не подавал виду. – Скажи Ингрид, что я… Я сожалею. Всегда сожалел. И я благодарю ее за то… ну, что она была рядом.
Клот надел шлем, зафиксировал его и, взяв кейс, сказал:
– Дневник бы свой спрятал лучше, чем драму нагонял, ага!
– Тут много личного. Думаешь, могут изъять?
– Если нет результатов исследования, то… Короче, убери его к моим, все равно обложки общие, да и партию заказывал я, так что на тебя не подумают.
В этот момент пришло сообщение: «Пять минут». Клот с ящиком ушел в противоположную сторону от Столовой, прямо через большой двор, мимо шахт и модифицированных экзоскелетов. Петр же быстро отключил компьютеры и защитный бокс, но сам дневник спрятать в комнате Клота среди десятков его личных писем так и не успел.